355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Карен Рэнни » Гобелен » Текст книги (страница 5)
Гобелен
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 23:37

Текст книги "Гобелен"


Автор книги: Карен Рэнни



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 9

Однако на следующий день ничто не изменилось. Поднимаясь вечером в Орлиную башню с подносом в руках – ужином для графа Кардиффа, – Лаура чувствовала себя скорее перепуганной девочкой, чем женщиной, полной решимости осуществить свой хитроумный план. Тот самый, который до сих пор оставался неосуществленным.

Время утекало в песок.

Времени у нее оставалось слишком мало – не более двух-трех дней. Если она не вернется домой к сроку, дядюшки и няня поднимут шум на всю округу. Джейн согласилась держать язык за зубами только неделю. Дядюшки, столь любезно позволившие ей навестить школьную подругу, конечно, даже не подозревали о том, что она на самом деле затевает.

Лаура прекрасно знала, как отреагировали бы дядюшки, если бы узнали, что именно она намечала совершить этой ночью. Да и Джейн, наверное, не согласилась бы ей помогать, если бы знала, что она решила соблазнить графа. Впрочем, дядя Персиваль, может, и усмехнулся бы незаметно, после чего запер бы ее в комнате, а вот с дядей Бевилом состоялся бы очень неприятный разговор.

Но ведь она не так уж глупа – просто влюблена… Наверное, сэр Уолтер Рэли испытывал те же чувства, когда писал: «Но истинная любовь подобна незатухающему костру, она вечно горит в душе». Вот такая же ее любовь к Алексу – костер, тщательно поддерживаемый все эти годы. Костер, который не смоги затушить ни насмешки дядюшек, ни уговоры няни, ни расстояние, разделявшее ее и Алекса, ни само время. Это пламя постоянно горело в ее сердце – иногда слабее, иногда жарче, но сейчас оно превратилось в настоящий пожар.

Прошедшей ночью Лаура долго не могла уснуть – все думала о причинах своей неудачи. Казалось бы, она сделала нее, что в ее силах, разве что не разделась перед ним и не Оросилась ему на шею.

У нее появилась ужасная мысль: а вдруг его ранило… и туда? Вдруг он – о Боже! – стал скопцом?

В таком случае понятно, почему он сделался отшельником. И понятно, почему избегает прикасаться к ней, почему не приблизится.

Дядя Персиваль просветил Лауру, объяснил, как устроен мужчина. Джейн, узнай она об этом, непременно пришла бы м ужас, но факт остается фактом: объяснения были даны во всех подробностях и снабжены соответствующими рисунками из анатомического атласа.

В конце концов, разве они не живут в век просвещения?

Разве она сама не читала в школе Аристотеля? Она, конечно, прятала его под матрасом. Да и сведений в той книге содержалось не больше, чем в некоторых из любовных романов.

Лаура ударила кулаком подушку. Алекс ведь сам говорил, что опыт – главный источник знаний. Так почему же он не хотел поделиться с ней этим опытом?

Дело, конечно, не в том, что он теперь стал графом.

Герцог Девоншир имел троих детей от герцогини и двоих – от Элизабет Фостер, которая жила с ними под одной крышей!

Разве не правду говорят о том, что горничные часто становятся сожительницами своих хозяев? Ведь для джентльмена соблазнить девушку – самое обычное дело. Потому что в случае нужды порядочный человек непременно позаботится о своем внебрачном отпрыске.

Тогда почему с Алексом ничего не получалось?

Как склонить его к близости?

Вероятно, надо действовать решительнее.

При мысли о том, что она собиралась предпринять, Лаура в ужасе замирала, но прекрасно понимала, что боится лишь одного – боится, что Алекс ее отвергнет.

Устроить так, чтобы поднос с ужином выпало нести ей, труда не составило. Лаура просто сказала миссис Седдон, что граф желает поработать за ужином. Да, именно за ужином, при свечах – ведь днем, при ярком свете солнца, она бы на такое не решилась.

Сегодня после полудня граф позволил ей отдохнуть, и Лаура воспользовалась случаем, чтобы искупаться и напудриться – Джейн подарила ей на день рождения пудру с запахом роз. Увы, переодеться было не во что, но, если все пойдет по плану, ей в сером платье оставаться недолго.

Лаура водила по волосам щеткой до тех пор, пока они не засверкали, точно золото. Поднимаясь по лестнице, она то и дело облизывала губы, чтобы придать им яркость.

Поставив поднос на столик у двери, она осторожно постучала. Услышав крик «войдите!», улыбнулась и, переступив порог, ногой прикрыла за собой дверь.

В комнате царил полумрак, горела лишь тонкая восковая свеча на тумбочке у кровати. Там же Лаура заметила бутылку с шерри – рубиновым в свете свечи. И почти сразу же уловила густой аромат цветов, струившийся с лоджии – импровизированной оранжереи. Было довольно тепло, так как за день комната успела хорошо прогреться.

К вечеру пошел дождь, и капли стучали в оконные стекла – то был единственный звук, которым встретила Лауру темнота.

Поставив поднос на стол, она вопросительно взглянула на графа.

Он окинул ее взглядом и отвернулся к окну.

– Я принесла вам ужин, милорд, – сказала девушка.

– А теперь уходите, – ответил он, даже не повернувшись к ней.

Он боялся повернуться, боялся взглянуть на нее еще раз, по ее образ – волшебное видение – по-прежнему стоял перед ним. Невинная девочка, такая юная и начитанная, но пока несведущая в жизни, она ничего не знала о стихиях, которые разбудила своим появлением, не знала, чем рискует, оставаясь здесь.

– Вы действительно хотите, чтобы я ушла? – спросила Лаура, сделав шаг в его сторону.

Немного помедлив, она сделала еще один шаг и осторожно прикоснулась к плечу Алекса. Почувствовав сквозь тонкий шелк рубашки тепло ее пальцев, он замер на мгновение. Затем, сделав над собой усилие, отстранил руку. Ему очень ее не хватало сегодня… Он даже спросил у миссис Седдон, где она. Думал, что она могла пойти погулять с кем-нибудь – может, с кем-то из слуг? А может, ей уже сделали предложение? Может, она целуется со своим кавалером или занята еще менее невинным делом?

– Уходите, – повторил граф.

Неужели она и в самом деле слаба разумом? Неужели не понимает, что играет с огнем?

Он указал на дверь, давая понять, что не желает ее видеть.

Но Лаура чувствовала: ему ужасно тяжело в одиночестве. Он казался таким неприступным, этот высокомерный и надменный граф, но все-таки он оставался таким же, каким был прежде.

Сделав вид, что не заметила жеста Алекса, она прижалась щекой к его спине. Сквозь шелк рубашки Лаура почувствовала тепло его тела. И почувствовала, как напряглись мышцы графа. Значит, он понимает, что происходит…

Ей отчаянно хотелось обнять его, хотелось откинуть его волосы и поцеловать в лоб – сделать то, что когда-то не раз делал он, успокаивая ее. Да, только Алекс мог успокоить ее, и только к нему она всегда могла прийти, зная, что он сумеет найти для нее и нужные слова, и ласку.

Лаура вновь положила руку ему на плечо. Затем принялась легонько поглаживать по спине.

Граф стиснул зубы и зажмурился. Кулаки его судорожно сжались. Ему казалось, маска давит на лицо и он вот-вот задохнется… Хотелось сорвать ее, хотелось освободиться от этого проклятия – ведь все остальные наслаждались светом и солнцем!

Но он не шевельнулся.

Лаура по– прежнему поглаживала его по спине. Кончики ее пальцев скользили по шелку рубашки, словно она что-то рисовала. Она не знала, что граф едва сдерживается, не знала, что ее дыхание, ее запах, тепло ее тела сводят его с ума.

Сделав еще полшага, Лаура прижалась грудью к его спине.

– Уходите, – снова повторил граф.

Как утопающий он хватался за соломинку. Запах, исходивший от Лауры, притягивал его, и он в эти мгновения желал лишь одного – прижаться к ней, слиться воедино с этой глупой девчонкой с замашками распутницы и улыбкой младенца.

Однако она не уходила.

Но разве кто-нибудь принуждал его терпеть эти муки? Ведь он по-прежнему мужчина! Пусть и в образе чудовища. Неужели она настолько несведуща, что не знает, как ее прикосновения отзываются в нем? Неужели не может понять, что ее запах – запах роз и женщины – кружит ему голову? Бедняжка, она не осознает грозящую ей опасность, не чувствует, что гордость его вот-вот падет под напором инстинкта…

Нет, следует взять себя в руки. Если ему когда-нибудь и случится сблизиться с женщиной, то с одной лишь целью – во имя рождения наследника.

Ушло то время, когда он мог валяться в траве у реки с какой-нибудь красоткой. Ушло то время, когда он мог смотреть в глаза возлюбленной при ярком свете солнца и беззаботно смеяться. Не будет больше и романтических ужинов при свечах, когда красноватые отблески пламени играют на исполненных красоты и грации телах…

Увы, все в прошлом.

Теперь он приговорен к вечному мраку, он как демон в ночи, ибо лишь полный мрак может скрыть от него ужас и вращение в глазах той, которая будет рядом с ним.

Почувствовав, что Лаура отошла, граф вздохнул с облегчением – казалось, его освободили от непосильной ноши.

Он по– прежнему стоял к ней спиной, стоял, ожидая, когда захлопнется дверь. Но вдруг послышался шорох платья.

– Оставь меня! – крикнул граф.

Если бы он мог, то позвал бы Симонса. Он проклинал маску, не позволявшую ей увидеть его гнев.

Наконец граф обернулся – и невольно отпрянул.

Она стояла перед ним совершенно обнаженная. Стояла и смотрела на него с вызовом. Она желала проверить, осмелится ли он теперь прогнать ее.

Алекс видел ее налитые груди с чуть приподнятыми коралловыми сосками, видел изящные точеные лодыжки, он смотрел на нее и не мог насмотреться.

Она не отводила глаз от черной маски, вглядывалась в единственный глаз графа, будто пыталась прочесть его сокровенные мысли. Однако сердце ее бешено колотилось – то ли от страха, то ли от предвкушения триумфа.

Наконец граф шагнул к ней, и Лаура поняла: он не отвергнет ее.

Да, не отвергнет. Она ему этого не позволит.

По– прежнему не отрывая взгляда от маски, она принялась вытаскивать шпильки из волос. Одна за другой они падали на ковер -каждая как перчатка, как вызов на поединок.

Граф как зачарованный смотрел на падающие шпильки. Вот одна упала у его ног, вот еще одна – на холодный камин… Вот она тряхнула золотистыми волосами и вспыхнула, словно вся объятая пламенем…

И тут она вдруг потупилась, очевидно, скрывая страх, промелькнувший в ее зеленых глазах. Если бы он не наблюдал за ней столь пристально в течение последних нескольких дней, то, возможно, и не заметил бы ее испуга. Но он видел, как она прикусила нижнюю губу. Так что же скрывает эта соблазнительница? Может, действительно боится? Или просто нервничает?

Сказать, что она нервничала, значит ничего не сказать. Ведь Алекс сделал к ней всего лишь один робкий шаг – и все! А если он все-таки ее отвергнет? Что тогда? Она и раздевалась-то, не чувствуя рук. Конечно, она так смело смотрела на него, стоя перед ним обнаженная, но это для того, чтобы придать себе уверенности.

Теперь же от ее уверенности и следа не осталось.

Он осмелился лишь помечтать о том, как поцелует ее. Ему хотелось погрузить руки в эти шелковистые волосы, хотелось прижаться губами к ее губам, прикоснуться языком к ровным белым зубам. Но он даже еще не поцеловал ее, а она уже стоит перед ним обнаженная, стоит в первозданной красоте девственницы, готовой принести себя в жертву. Вот она протягивает к нему руки – они чуть дрожат. Но он и сам чувствует, как по телу его пробегает дрожь…

– Почему? – с трудом выдохнул граф, нарушив напряженную тишину. Нелепый вопрос, но не менее нелепый, чем все то, что происходило сейчас. – Мне не нужна ваша жалость, – прохрипел он.

Лаура опустила руки и подняла голову. Если она и испытывала страх, то умело его скрывала. Она засмеялась, и смех ее звучал чрезвычайно соблазнительно.

– У меня нет к вам жалости, – сказала она. Затем, покачивая бедрами, подошла к кровати и задула свечу…

Перед тем как комната погрузилась во тьму, Алекс еще ушел заметить округлые ягодицы девушки, и ему вдруг подумалось, что он видел ее во сне.

Но вот она медленно подошла к нему в темноте и взяла за руки – даже за изуродованную клешню взяла без отвращения. Он чувствовал, как из кончиков ее пальцев исходит жар, пронизывающий его насквозь.

– Пойдем, – сказала она, увлекая его к постели.

Но он по– прежнему не прикасался к ней. Тогда она пнула его к самой кровати, и Алекс почувствовал, что готов ей подчиниться, почувствовал, что не сможет не подчиниться.

В следующее мгновение Лаура раскинулась перед ним на постели и обняла одной рукой. Уткнувшись лицом в грудь Алекса, она услышала, как бьется его сердце, – оно билось так же отчаянно, как и ее собственное.

Он по– прежнему молчал и не прикасался к ней.

Ей казалось, что она уже пролежала целую вечность, обнимая его, проникаясь его теплом. Ей не приходило в голову, что она богохульствует, вознося к небу в эти мгновения самые горячие молитвы. Она молилась, чтобы Алекс не прогнал ее и чтобы потом простил за это распутство. Молилась о том, чтобы инстинкт не подвел ее и чтобы одной лишь любви оказалось достаточно – чтобы любовь возместила недостаток опыта.

От него пахло так же, как всегда. Тем же мылом, тем же одному ему присущим запахом. Она потерлась щекой о его широкую грудь, как игривый котенок. Она дрожала, но не от холода, а от собственной дерзости и страха неизвестности, дрожала потому, что была так близка к своей цели.

А Алекс – почему же он молчит?…

– Чего вы хотите? – Его шепот походил на шелест.

– Тепла и мягкой постели, милорд. Уверена, вы не осудите меня за это.

– Я сказал, что не нуждаюсь в вашей жалости, – сказал он, но уже без прежней уверенности.

Тут ладонь его легла ей на плечо, затем переместилась на грудь – и он тотчас же отдернул руку.

– Мы не могли бы хотя бы на одну ночь притвориться, что вы не носите маску, а я – не ваша служанка? – с дрожью в голосе проговорила Лаура. – Только на одну ночь…

Он не ответил.

Тогда она обвила руками его шею и прижалась к мускулистой груди. Потом, чуть отстранившись, провела пальцами по кожаной маске, но граф тотчас же отвел ее руку.

Тихонько вздохнув, Лаура прошептала:

– Я не могу целоваться, когда на вас маска, милорд. Вы не могли бы снять ее?

Граф молча покачал головой – он боялся говорить. И боялся, что в конце концов не сдержится и овладеет лежавшей перед ним девушкой. Но может быть, это – его единственный шанс прервать заклятие целомудрия!

Слишком долго он не испытывал близости с женщиной.

Но ведь она – наивная молоденькая девушка…

С замашками опытной обольстительницы.

Она получила хорошее образование.

И сейчас лежит нагая в его постели.

Она – служанка в его доме…

Но на одну ночь пожелала притвориться, что это не так.

– Прошу вас, милорд, снимите маску, – прошептала Лаура.

– Алекс… Если уж мы решили притворяться, называй меня по имени, – прохрипел граф.

Он закинул руки за голову и ослабил один из узлов, державших маску. Он понимал, что поступает глупо, но решил, что в комнате достаточно темно.

Вот развязан еще один узел – и маска упала на покрывало. Граф хотел убрать ее под подушку, но передумал.

Тут Лаура положила руки ему на плечи и потянулась к его губам. Он невольно отпрянул, но она привлекла его к себе.

В следующее мгновение он коснулся ее лица, коснулся ее губ своими – и едва не застонал от испытанного ощущения. Губы у нее были влажными – она успела облизать их – I чуть припухлыми, словно он уже не раз целовал их.

И вкус у них был слаще, чем у персика.

Они имели вкус женщины – женщины желанной и желавшей, ласковой и прелестной, нежной… и любящей.

Он провел по ее губам языком, а потом впился в них поцелуем.

Боже, какими они оказались сладкими.

Тут губы ее раздвинулись, и он почувствовал, что она целует его в ответ. Ее язык коснулся его языка, и ему показалось, что ощущение удивило ее, возможно, чуть напугало, потому что она на мгновение прервала поцелуй, но лишь на мгновение.

Когда она тихонько застонала, Алекс вздрогнул от неожиданности, он вдруг понял, что чувствует каждое ее движение, вернее, предчувствует до того, как она совершает его.

Лаура хотела прикоснуться к его лицу, но граф, отстранив ее руку, прошептал:

– Прошу, не надо. Она поняла.

Он осторожно уложил ее на спину. Темнота скрывала его лицо, но лишала возможности видеть… Что ж, тогда руки должны стать его глазами.

Его чуткие пальцы скользили по ее плечам, по бедрам, по животу и по груди. Он ощупывал ее колени и изящные лодыжки…

И вдруг она чуть приподнялась и с дрожью в голосе проговорила:

– Алекс, ты не разденешься?

На этот раз граф колебался гораздо дольше. Наконец снял рубашку.

Лаура провела ладонью по его обнаженной груди и на несколько мгновений замерла. Ей не надо было видеть шрамы, чтобы понять, насколько они ужасны.

Алекс был потрясен, когда она вдруг прикоснулась губами к его жутким рубцам, оставшимся там, где раскаленное железо выжгло плоть. Выскользнув из ее объятий, он быстро скинул с себя остальную одежду.

Потом они долго лежали, обнимая друг друга. Она крепко прижималась к его обнаженному телу, а он наслаждался ароматом ее волос – они пахли розами и чем-то пряным, как будто росли в саду.

Чуть– чуть приподнявшись, он снова принялся целовать ее и ласкать. Когда его ладони накрыли ее груди, из горла Лауры вырвался тихий стон.

Алекс на мгновение замер, затаил дыхание.

Он никогда не сможет ее забыть.

Никогда не сможет забыть эту ночь.

Граф склонился над девушкой и прикоснулся губами к ее груди. Он слышал гулкий стук ее сердца. Когда язык его коснулся набухших розовых сосков, она громко вскрикнула и судорожно вцепилась в простыню.

Алекс едва сдерживался – ему хотелось наброситься на нее и тотчас же овладеть ею. Но он все-таки взял себя в руки; он решил, что будет ласкать ее долго и терпеливо, будет ласкать до тех пор, пока она не выкрикнет его имя, умоляя не медлить дольше.

Он целовал ее груди, и она стонала под ним, выгибаясь дугой ему навстречу. Он слышал – нет, скорее чувствовал – ее вздохи и стоны.

Алекс осторожно сдавил губами ее сосок, ощущение тут же словно эхо отозвалось внизу живота, ей казалось, там возникла и разрасталась пульсация, будто кто-то отбивал в ее лоне древний, как сама жизнь, ритм.

Лаура снова вскрикнула – ей казалось, что она тонет… Если в ней до этого и оставались крупицы страха, то сейчас они исчезли, утонули в горячей волне, захлестнувшей ее. Кожа ее горела под прикосновениями Алекса. Она облизывала пересохшие губы, пыталась охладить их, но он тотчас же целовал ее, вновь вызывая жажду и жар.

Та, которая начинала игру в обольщение, теперь сама оказалась обольщенной.

Вся она преобразилась, растворившись в мощном потоке неведомых ей прежде ощущений. Алекс по-прежнему целовал ее и ласкал, и под его ласками, в его руках она превращалась в какую-то… другую, новую Лауру. Но ей хотелось быть еще ближе к нему, хотелось слиться с ним воедино. Она чувствовала его возбуждение, но никакого девичьего стыда не испытывала, лишь изредка замирала на мгновение в ожидании чуда.

Благодарю тебя, Господи.

Оба возносили одну благодарственную молитву.

Она – потому что он был Алексом и она любила его.

Он – потому что она преподнесла ему подарок, о котором он не смел мечтать.

Язык его проложил влажную тропку в ложбинке меж ее грудей. Почувствовав на губах острый вкус ароматического масла, граф невольно улыбнулся. Вот, оказывается, где находился источник запаха.

Затем он принялся целовать ее живот и бедра, и Лаура, тихонько застонав, сжала пальцами его плечи.

– Ты такая чудесная, – прошептал он, и она снова застонала.

Тут пальцы его коснулись ее лона, и Лаура, непроизвольно раздвинув ноги, вновь выгнулась дугой, требуя ласки – ласки более смелой. Желание было столь острым, что превратилось в пытку. Она чувствовала тепло его тела и слышала его прерывистое дыхание. Она видела его руки, по-прежнему ласкавшие ее.

Но вот, более не в силах терпеть, он приподнялся на локтях и тотчас же вошел в нее. Лаура вскрикнула от неожиданности и от резкой боли.

– Так почему же? – прошептал он.

– Я люблю тебя, – ответила она, и эти слова едва не избавили его от желания, дотоле невыносимого.

Однако природа взяла свое – он слишком долго хранил целомудрие.

В конце концов, все происходило по обоюдному согласию.

Алекс старался проявлять осторожность, но, когда она уловила ритм его движений и застонала, он забыл о том, что не должен причинить ей боль.

Она стонала оттого, что они наконец-то стали единым целым, слились воедино. И они прекрасно дополняли друг друга – как день и ночь. Что же до боли, то она была непродолжительная, и неприятные ощущения почти тотчас же сменились новыми, прежде ей незнакомыми. А тот ритм, что она уже почувствовала в себе, – он становился все более настойчивым, все более захватывающим.

Тут Алекс вдруг приподнялся на локтях и отстранился. Лаура, разочарованная, застонала, но он тотчас склонился над ней и стал покрывать поцелуями ее тело, стал снова стал ласкать ее. Лаура стонала и всхлипывала, голова ее металась на подушке, а ногти вонзились в широкую спину графа.

– Сейчас, потерпи, моя милая, – проговорил он хриплым шепотом, едва удерживаясь от стона.

Тут она вскрикнула и, обхватив руками его бедра, привлекла к себе, чтобы он вошел в нее как можно глубже. А в следующий момент случилось чудо – что-то волшебное подхватило ее и закружило вихрем.

Она снова застонала, и ее стоны слились с его стонами.

Алекс был в ней, они стали единым целым, и это было чудесно.

…А потом он лежал на ней, тяжело дыша, и Лаура крепко прижимала его к себе, не желая избавляться от тяжести его веса.

– Восторгом тел, восторгом чувств рожденный… – прошептала она неожиданно, и он засмеялся – впервые искренне и весело за столько долгих месяцев.

– Ты собираешься цитировать Лукреция, Джейн? Полагаю, что от своего отца ты такого не слышала.

– Не слышала, – согласилась она. Ей показалось не совсем уместным сообщать сейчас о том, что ее зовут не Джейн.

Лаура решила, что полежит еще несколько минут и уйдет. Но минуты превратились в часы. Перед рассветом Алекс разбудил ее поцелуем.

– Ты помнишь продолжение поэмы? Любовники не остановились на достигнутом.

И все повторилось вновь.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю