Текст книги "Признания повесы"

Автор книги: Карен Хокинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 2

К несчастью, женщины, украшающие собой бальные залы Лондона, не идут ни в какое сравнение с теми, которых можно встретить в самых дешевых притонах. Тем больше я ценю мою Лайзу.

Сэр Ройс Пемберли, пытаясь ободрить своего друга, мистера Скроупа Дейвиса, когда означенный джентльмен мрачно рассматривал новый выводок девиц брачного возраста, выстроившихся вдоль стены в «Олмаке»

– Сыграй хотя бы одну партию. Это поможет сохранить ловкость пальцев.

Леди Верена Уэстфорт посмотрела на карты, которые ее брат тасовал с таким искусством, и ощутила легкое покалывание в ладонях. Она сжала кулаки, чтобы унять знакомое ощущение, и слабо улыбнулась.

– Ты проделал весь этот путь из Италии только для того, чтобы подбивать меня на дурные поступки?

Джеймс усмехнулся, его золотистые волосы поблескивали в утреннем свете.

– То, чем ты обладаешь, – талант, а вовсе не «дурные поступки». Отец говорит...

– Избавь меня от высказываний отца. Он считает, что любой порок – это дар до тех пор, пока не доставляет неприятностей.

Джеймс усмехнулся еще шире:

– Другого такого человека нет, правда?

– Нет, и, слава Богу. Еще один такой же человек – и наступил бы конец света.

– Ты говоришь как мама. – Джеймс с любовью посмотрел на сестру. – Как я рад видеть тебя, Верена. Мы слишком долго находились в разлуке.

Она улыбнулась в ответ. Между ней и Джеймсом существовала связь более глубокая, чем можно было себе представить. Связь, которая протянулась через расстояние, отделявшее Верену от ее родных.

Возможно, так получилось потому, что они с Джеймсом – двойняшки, хотя, глядя на них, в это трудно поверить. Да, у обоих светлые волосы, но у Верены цвета чистого золота, а у брата – темно-русые.

Даже глаза у них разные: фиалковые у Верены и карие у Джеймса. Зато одинаковый разрез глаз – миндалевидный и брови вразлет, унаследованные от какого-то предка-славянина.

Отец всегда говорил, что они ведут свой род от русской царской фамилии. Или кого-то в этом роде. Верена встретилась с вопросительным взглядом брата и улыбнулась.

– Я тоже очень рада тебя видеть, хотя ты и приехал среди ночи.

– Ну, не среди ночи.

– Почти на рассвете. И поскольку уже много месяцев я не получала от тебя вестей, не могу не спросить, не приключилось ли с тобой какой беды.

Лицо Джеймса застыло, потом он улыбнулся, в уголках глаз собрались морщинки.

– У меня всегда какая-нибудь беда. Но не волнуйся. Ланздауны родились под счастливой звездой. Невзирая ни на что, наши пути уже предначертаны.

И хотя Верена ни на мгновение не поверила его браваде, она улыбнулась в ответ. Она знала недостатки брата – большинством из них обладала и сама. Нетерпеливость, неутомимая жажда приключений и глубоко укоренившаяся неприязнь к любым приказам.

– Может, ты хотя бы поселишься у меня в комнате для гостей?

– Никто не знает, что я твой брат, пусть так и будет. Для твоего же блага.

– Если бы мне нужно было блюсти свою репутацию, я бы с тобой согласилась. Но мне не нужно – спасибо отцу Эндрю.

Улыбка Джеймса померкла при упоминании графа Ратленда.

– Он никак не угомонится? По-прежнему нарушает твой покой?

– Он использует для этого любую возможность, – легко ответила Верена, хотя эта легкость далась ей с трудом. Она знала, что отец Эндрю не любит ее, но не представляла, до какой степени, пока не умер муж. Втайне от Верены Эндрю защищал ее от оскорбительных замечаний, диких слухов и многого другого.

Как только его не стало, свекор пустился во все тяжкие, чтобы превратить Верену в отверженную, которую нигде не принимают.

Он хотел выжить ее из города, выгнать из Уэстфорт-Хауса. Но тут уж Верена уперлась и вместо того, чтобы сбежать, постаралась укрепить свое положение в лондонском полусвете и превратила Уэстфорт-Хаус в дом, которого у нее никогда не было.

– Проклятый Ратленд, – проговорил Джеймс. – Так бы и проткнул его шпагой, если б это помогло. – Он рассеянно сдал карты для четверых игроков. – Верена... ты счастлива?

– Конечно. Почему ты спрашиваешь?

– Не знаю. Мне просто показалось, что ты... ну, что ты слишком одинока. – Джеймс вздохнул и положил карты на стол. – Ты все еще тоскуешь по Эндрю?

– Каждый день. – Она произнесла эти слова без надрыва и с удовольствием отметила, что они вызвали у нее лишь легкий укол грусти. Жизнь Эндрю была короткой и яркой – звезда, мелькнувшая на небе и исчезнувшая за горизонтом. После своей смерти он оставил ей очень немного – прекрасные воспоминания и бумаги на владение Уэстфорт-Хаусом. – Наверное, больше всего мне не хватает его смеха.

– Да, в этом я отдаю должное твоему покойному мужу, – согласился Джеймс с ноткой зависти в голосе. – Он наслаждался каждой минутой своей жизни. Надеюсь, то же можно будет сказать и обо мне, когда я уйду.

В голосе Джеймса прозвучали нотки печали, и Верена пристально посмотрела на брата.

– Ну-ка, выкладывай, что случилось.

– Верена, не надо...

– Сейчас же, Джеймс. Не то я напишу отцу, что ты неважно себя чувствуешь и что неплохо бы вам повидаться.

– Ты этого не сделаешь! – сверкнул глазами Джеймс.

– Еще как сделаю.

Он потер подбородок, как делал обычно, когда обдумывал весьма щекотливый вопрос.

– Скажем, я просто приехал проведать тебя.

– И скажем, наш отец действительно русский великий князь, как он любит всем говорить.

– Я не обязан ничего рассказывать, благодарю, – отозвался Джеймс и сунул руку в карман, видимо собираясь достать часы. – Есть у нас время, чтобы сыграть партию до того, как подадут карету? – Нахмурившись, он вытащил руку из кармана. – Проклятие!

– Что такое?

– Мои часы. Они пропали. Они были при мне, когда я выходил из кареты, хорошо помню, что посмотрел, который час, и...

– Негодник, – пробормотала Верена и, подойдя к сонетке, дернула ее сильнее, чем требовалось.

– Верена, что ты...

– Подожди. – Она сложила руки на груди и уставилась на дверь.

Через несколько секунд в нее просунулось высокое бледное существо.

– Звонили?

– Да. Зайди, пожалуйста.

Мужчина вошел в комнату и улыбнулся. Широкую улыбку оттенил неправдоподобно яркий золотой зуб.

– Чего изволите, миледи?

– Гербертс, мистер Ланздаун потерял свои часы.

– Вот жалость.

Джеймс нахмурился:

– Верена, я не понимаю, почему ты говоришь об этом со своим дворецким. Он же не может знать...

– Неужели? – Она метнула в сторону Гербертса гневный взгляд. – Ну?

Дворецкий фыркнул:

– Может, я и знаю, где часики господина. А может, и нет. – Сунув руки в карманы, он качнулся на каблуках. – Может, парень оставил их в своей карете.

– Часы мистера Ланздауна не в карете, и ты это знаешь.

– Миледи, – оскорбленным тоном заявил дворецкий. – Надеюсь, вы не собираетесь возвести на меня напраслину?

Джеймс подавил смешок.

Не обратив на него внимания, Верена сказала, только на этот раз уже громче:

– Гербертс, верни их. Немедленно.

Гербертс покачал головой, его длинное, худое лицо выражало неодобрение.

– Вы прям как собака на сене. Леди так себя не ведут.

Верена лишь вскинула бровь.

Дворецкий тяжко вздохнул:

– Ну ладно, ладно. Я стянул их. Но парень это заслужил, он дал мне всего лишь пенни за то, что я открыл ему дверь. Мог бы дать монетку и покрупней.

– Что? – воскликнул Джеймс, которого эта ситуация перестала забавлять. – Ты ждешь награды за то, что открываешь дверь?

Дворецкий невозмутимо скользнул взглядом по идеально отутюженному вечернему костюму Джеймса.

– Именно так поступают настоящие господа.

Джеймс открыл было рот, чтобы возразить, но Вверена опередила его.

– Гербертс, даже если бы мистер Ланздаун и должен был тебя вознаградить – в чем я сомневаюсь, – ты не имел права обворовывать одного из моих гостей. – Она подошла к столику у двери и отодвинула его от стены. – Выкладывай все из карманов.

Дворецкий со скорбным видом приблизился к столику. Печально качая головой, он извлек из глубоких карманов пригоршню разных вещиц и сложил на столике блестящей кучкой.

– Вот это да! – Джеймс поднялся из своего кресла, чтобы взглянуть на добычу. На столике лежали четыре кольца, два брелока с цепочки для часов, узорчатая табакерка, часы и не менее семи булавок для галстука.

Джеймс восхищенно поглядел на Гербертса.

– А ты ловкий малый. Ты никогда не думал о... Ой! – Джеймс потер бок, куда сестра ткнула его локтем. – А это за что?

– За то, что ты собирался сказать. – Верена повернулась к Гербертсу: – Ты знаешь правила. У моих гостей ты не крадешь. В качестве наказания почисти все серебро в буфетной. Дважды.

Дворецкий часто заморгал:

– Дважды? А что, одного раза не хватит?

– Дважды, – приказала Верена. – Или можешь немедленно увольняться, а я найму вместо тебя другого дворецкого.

Гербертс расправил плечи, на его худом лице отразилось выражение благородного страдания.

– Очень хорошо. Я начищу все серебро в этой дурацкой буфетной. Дважды.

– Спасибо, – сказала Верена. – Это все.

– Да, миледи. – Дворецкий повернулся было к двери, но спохватился. – Фу ты, чуть не забыл! – Почти безупречно поклонившись, он одарил Верену веселой улыбкой. – Теперь все правильно, да, миледи? – И, довольно прищелкнув языком, дворецкий покинул комнату.

Джеймс подождал, пока дверь закроется, и расхохотался.

– Боже мой, где ты откопала этого типа?

– В Обществе для сбившейся с пути прислуги для женщин. Им управляет виконтесса Хантерстон, и цены очень разумные. – Верена подавила вздох. Независимость требует больших расходов, хотя именно независимости она жаждала с самого начала. Но Верена вынуждена была признать, что в иные моменты эта самая независимость становилась чуточку утомительной. Моменты, когда... да всегда, если быть честной.

За то, что ей удалось добиться независимости, она должна была благодарить отца, несмотря на его неодобрение и планы. Ратленд разрушил доверие к Верене со стороны общества и банков, когда после смерти Эндрю она переехала в Уэстфорт-Хаус. Преисполненный решимости отобрать у нее дом, старый граф нанял целую армию адвокатов, чтобы превратить жизнь Верены в ад.

Она осталась без средств к существованию, за исключением того, чему научил ее отец, – она вошла в мир полусвета и там, за зелеными карточными столами самых лучших игорных домов Лондона, Верена зарабатывала себе на жизнь, осторожно побеждая только один раз за вечер.

Она не была азартным игроком, выигрывала ровно столько, сколько необходимо, чтобы выжить в этом мире. Ей не нужно было внимание, которое привлекает к себе лихорадочно играющий человек, и ничего не нужно было доказывать. Больше не нужно. И, тем не менее Верене до невозможности хотелось испытать свои таланты.

Джеймс убрал свои часы в карман, затем наметанным взглядом осмотрел табакерку.

– Я-то думал, ты превратилась в святую, а ты на самом деле нашла для себя игру получше.

Верена взяла у брата табакерку и положила на столик.

– Я наняла Гербертса, чтобы он выполнял обязанности дворецкого – и ничего больше. Если хочешь знать правду, я могу позволить себе только его. Поэтому и потому еще, что виконтесса Хантерстон особо попросила меня взять его, поскольку на своем последнем месте он не удержался.

– Вот интересно, почему? – Джеймс подвинул к себе булавку с особенно большим рубином. – А это чья, кстати?

– Понятия не имею. – Она сгребла украшения в кучу. – Гербертс служит у меня всего месяц. Со временем, я уверена, мне удастся отучить его от вредных привычек.

– Ты не сможешь преодолеть его порочные склонности.

– Нет, смогу. Любой человек может измениться. – Она перенесла добычу Гербертса на свой стол, отперла верхний ящик и все туда спрятала. – Сколько хлопот! Ведь надо подумать, как вернуть вещи их владельцам.

– Если хочешь, я мог бы тебе помочь...

– Нет. – Она заперла ящик и положила ключ в карман. – Я сама этим займусь.

Ухмыльнувшись, Джеймс вернулся на свое место и взялся за карты. Верена наблюдала, как ловко двигаются его пальцы, перемещаются карты, заменяя одна другую. Он поднял на сестру взгляд и улыбнулся белозубой улыбкой. Не знай она его так хорошо, не догадалась бы, что за его беспечностью кроется отчаяние.

Взяв стул, Верена села напротив.

– Это женщина?

Его пальцы замерли, и он уронил на пол две карты. Джеймс покраснел, поднял их и положил на стол.

– Я никогда не мог ничего от тебя скрыть.

– Знаю. Глупо было даже пытаться. А теперь выкладывай. Джеймс перестал улыбаться. Немного помолчав, со вздохом сказал:

– Верена, меня шантажируют.

– Кто?

– Не знаю. Знаю только, что в Италии я совершил ошибку, которая может стоить кое-кому жизни.

– Кое-кому?

Щеки Джеймса побагровели.

– Мне лучше не называть имен.

Верена так и думала.

– Видимо, она замужем.

Напряжение на лице Джеймса сменилось тревогой.

– Я попал в переплет, Верена. Ума не приложу, что делать.

– Сколько они хотят?

– Пока не знаю. Мне было велено приехать в Лондон, где они со мной свяжутся, но я думаю, что не менее пяти тысяч фунтов. Возможно, больше.

– Боже мой! Это же целое состояние.

Джеймс скривился:

– Муж Сабрины... он очень ревнив.

– И видимо, у него есть для этого все основания.

Джеймс вспыхнул:

– Все было не так!

– У тебя вечно не так.

– Ты несправедлива.

– Хм. Попробую угадать... она несчастна и одинока, муж совсем не обращает на нее внимания. Осмелюсь предположить, она сказала тебе, что в первый раз изменяет мужу, и ты, будучи донкихотом и романтичным дураком, поверил ей.

Джеймс провел ладонью по лицу.

– Когда у нас был роман, мне казалось, что Сабрина... в общем, теперь я знаю, что ошибался. Но я в ловушке. Ее муж догадывается о том, что произошло. И если узнает, что речь обо мне, я пропал.

– Не возвращайся. Держись подальше от Италии, пока вся эта история не уляжется.

– Не могу. Слишком многое поставлено на карту. У меня там в разгаре один проект. Я потеряю гораздо больше пяти тысяч, если задержусь больше чем на несколько недель.

– Какие улики есть у шантажиста против тебя?

– Письма. Ну, не совсем письма. Стихи.

Верена округлила глаза:

– Любовные?

Джеймс снова вымученно улыбнулся.

– Как шантажист их нашел?

– Месяц назад кто-то залез в комнату Сабрины и украл шкатулку, где она хранила эти стихи.

– Украли что-нибудь еще?

Он покачал головой:

– Ни единой булавки. Кто бы это ни был, он точно знал, что искал.

– А ты уверен, что они хотят денег? Довольно странно, что они послали тебя сюда, если деньги – единственное, что им нужно.

Джеймс в тревоге наморщил лоб:

– Знаю. Мне самому интересно, не... нет, не знаю. Должно быть, это деньги. А что еще им может понадобиться?

Он был прав.

– Остается вопрос – сколько. Как по-твоему, они знали, что ты придешь сюда, в мой дом?

– Конечно, нет. Никто не знает, что я твой брат.

– Как все это неприятно!

– Да, знаю. Если я не заплачу требуемую сумму, этот бандит все расскажет мужу Сабрины. Скрыться будет негде, и вся моя работа... – Облокотившись на стол, он спрятал лицо в ладонях. – Все пойдет прахом. Я буду опозорен.

– Позор не самое страшное, если этот человек так опасен, как ты предполагаешь.

– Он убил троих, чья вина гораздо меньше моей. Беда в том, что я вложил в дело весь свой капитал. Верена, если они потребуют денег, я пойду на дно. Все мои средства в деле.

– Как скоро они с тобой свяжутся?

– Теперь уже в любой день. – Он судорожно сглотнул. – Что нам делать?

– Найти правильный выход, – ответила она с уверенностью, которой совсем не чувствовала. – Возможно, если мне очень, очень повезет, я найду богатого поклонника, который женится на мне и преподнесет крупную сумму в качестве свадебного подарка.

Она шутила, пытаясь разрядить обстановку, но Джеймс тут же просиял:

– Великолепно! У тебя есть на примете какой-нибудь богач? Кто-нибудь, кого тебе удастся заманить в брачные сети?

Верена засмеялась:

– Джеймс! У меня нет ни малейшего желания продавать свою свободу за несколько гиней. Даже ради тебя.

Он постарался скрыть разочарование.

– Ну конечно, нет. Хотя... знаешь, тебе не обязательно на самом деле за кого-то выходить. Просто искушай и дразни. Раззадорь его, а потом скажи, что тебе нужны деньги оплатить счет от модистки или на какую-нибудь другую ерунду, и...

Заметив поднятые брови сестры, он выдавил улыбку:

– Знаю, знаю. Я просто шучу. Отец всегда говорил, что ты не выйдешь вторично замуж до греческих календ.

Он говорил правду. У Верены было немало воздыхателей, однако никому из них она не отдавала предпочтения. Даже красивому и галантному Чейзу Сент-Джону. Не прошло и нескольких минут после ее знакомства с молодым пэром, как стало совершенно ясно, что у них схожее чувство юмора. Они прекрасно ладили, и только потому, что Чейз очень напоминал ей Джеймса, у нее не хватало сил оттолкнуть его.

– Верена, что же мне делать? Я знаю, что они потребуют больше, чем я смогу достать. Я обречен.

Верена закусила губу. Как помочь Джеймсу? Ее, так сказать, казна редко бывала полна. Она устремила взгляд на стол. Есть один способ помочь брату.

Коснувшись пальцами карт, она улыбнулась, ощутив пробежавший по спине холодок. Она устала скрываться, устала едва сводить концы с концами, устала быть осторожной. Настало время для решительных действий. Верена взяла карты, перетасовала их, за движениями пальцев едва можно было уследить.

Она сдала карты на четверых.

– Переверни верхние карты.

Джеймс повиновался. Верхней в каждой кучке лежала дама. Он улыбнулся сестре, поняв, что происходит.

– Ты – лучшая.

Эти слова согрели ей сердце. Она скучала по своим родным. О, она хотела возместить этот недостаток дружескими связями, но кончила тем, что уклонилась от большинства попыток завязать с ней дружбу – печальный результат ее воспитания. Она не раз думала, что девизом их семьи должны быть не слова «Всегда бесстрашен», а слова «Не доверяй никому».

И тем не менее... необходимо иметь хотя бы приятелей. Поэтому Верена начала давать званые обеды в первый вторник каждого месяца. Она приглашала самых разных людей, большинство из них принадлежало к наиболее остроумным представителям полусвета. Они ели, пили, смеялись, разговаривали, и Верена всегда старалась, чтобы еда была восхитительной, вино необыкновенным, а беседа не скучной. И вскоре приглашения на ее вечера стали цениться на вес золота. Последний такой званый обед она дала не далее как две недели назад. Среди ее постоянных гостей был новый поклонник леди Джессап – лорд Хамфорд, который, по слухам, неожиданно исчез. Поговаривали, будто он задолжал огромную сумму в результате своего безрассудства за карточным столом и вынужден был бежать из страны, чтобы не оказаться в долговой тюрьме. Верена не сомневалась, что тоже предпочла бы увлекательное путешествие тюрьме.

Она поймала взгляд Джеймса и похлопала его по руке.

– Не тревожься насчет денег, сколько бы они ни запросили. Мы найдем способ их собрать. Но моим способом и на моих условиях или вообще никак.

– Верена, спасибо тебе! А ты уверена, что это не навлечет на тебя неприятности?

– Я считаю, что даже Ланздаун заслуживает небольшого выигрыша. Только одного, разумеется. Но одного будет достаточно.

Улыбаясь про себя, она принялась за игру с Джеймсом.

Глава 3

В году 365 дней, а грехов echoсемь. Это означает, что за год человек может совершить каждый из семи грехов 51 раз, и все равно у него еще останется целая неделя для их искупления. Разумеется, в том случае, если вы совершаете только один грех в день; по-настоящему решительный человек может достичь гораздо большего.

Мистер Скроуп Дейвис – Эдмунду Вэлмонту, наблюдая за боксерским поединком в салоне Джексона

Перед узким зданием на Кингз-стрит остановился черный с желтым фаэтон, прекрасно подобранные серые кони изящно переступали ногами. Подтянутый грум в сине-желтой ливрее Сент-Джонов спрыгнул на землю и бросился к лошадям взять их под уздцы.

Брэнд поднял мрачный взор к серому небу. Мерзкий дождь. Только его не хватало, чтобы окончательно и бесповоротно испортить этот день.

Он посмотрел на грума.

– Прогуляй лошадей. Я задержусь здесь минут на десять, не больше.

Грум повел лошадей, а Брэндон направился к парадному крыльцу. Поставив ногу на первую ступеньку, он помедлил, чтобы снять перчатки. Ветер нещадно рвал с Сент-Джона длинное пальто.

Дом оказался на удивление презентабельным, учитывая тип женщины, которую обожал Чейз. Брэндон легко представил таинственную леди Уэстфорт – он ничуть не сомневался, что она красится и носит платья с неприлично глубоким вырезом, если вообще давала себе труд одеться.

В прошлом году, когда Маркус послал Девона откупиться от одной из чаровниц Чейза, означенная леди провела всю беседу прикрытая лишь простыней. На Девона это произвело большое впечатление.

Возможно, Брэнд и сам получил бы удовольствие от этой небольшой драмы, если бы только не болела шея и не горели глаза, словно в них насыпали песка. Если уж ничего другого не получится, то выйдет хотя бы забавная история, которую можно будет рассказать у «Уайтса».

Загрохотал гром. Брэндон сунул перчатки в карман пальто. Все пройдет сравнительно гладко. Ему-то и нужно лишь убедить леди Уэстфорт, что в ее же интересах на несколько недель оставить Чейза в покое, и его увлечение пройдет, как всегда бывало. Брэндон мрачно усмехнулся. До полудня он разделается с этим небольшим поручением.

Брэндон поднялся по ступенькам к широкой дубовой двери и негромко постучал. Ветер срывал с деревьев листья и закручивал их на земле в золотисто-коричневые водовороты. Брэндон переступил с ноги на ногу – холод проникал даже сквозь подошвы сапог.

В небе снова загрохотало, ветер усилился, холодя непокрытую голову. Почему никто не открывает? Схватившись за латунное кольцо, он стукнул им посильнее.

Прошло еще какое-то время. Наконец послышались шаркающие шаги. Дверь открылась, и в проеме показался высокий, бледный тип. Нос у него был подозрительно красный, в воздухе витал слабый аромат бренди.

Мужчина подтянул штаны и, оглядев Брэнда с головы до ног, снисходительно проговорил:

– Да здесь я, чего зря стучать-то?

Брэнд почувствовал легкое раздражение.

– Да, я стучал в дверь. А как еще ты узнаешь, что надо ее открыть?

Мужчина почесал нос, словно обдумывая слова Сент-Джона.

– Да знал я, что вы здесь, потому что слыхал, как подъехал ваш экипаж. – Он просиял, словно сумел объяснить сложную теорему. – Вы ведь об этом не подумали, а?

Брэндон сделал вдох, чтобы успокоиться, его раздражение нарастало.

– Леди Уэстфорт дома? Я хотел бы поговорить с ней немедленно, если это возможно.

– Да ладно, сударь! Не стоит так волноваться. Я прекрасно вас слышу, не надо вопить, как ошпаренная кошка.

Боже всемогущий, он и так-то не горел желанием улаживать дела с этой дамочкой Уэстфорт, но общаться еще и с дурно воспитанной прислугой – это уже слишком, особенно сегодня.

Чтоб он еще раз пропустил хоть одну встречу, назначенную Маркусом! Никогда. Черт, может, даже стоит переехать в Треймаунт-Хаус и приходить на эти встречи первым.

Он потер лоб, в голове зарождалась головная боль.

– Леди Уэстфорт принимает?

– Может быть. – Мужчина утер нос тыльной стороной ладони и смачно шмыгнул носом. – А может, и не принимает. Вам-то что за дело?

Если по слугам можно судить о хозяевах, то работа Брэндону предстояла нетрудная.

– Доложи леди Уэстфорт, что я здесь. – Он достал из кармана визитную карточку из плотной веленевой бумаги. – Меня зовут Брэндон Сент-Джон. Я отниму у леди Уэстфорт не больше двух минут. – Пожалуй, даже меньше, если она так нуждается в средствах, судя по разряду ее дворецкого.

Дворецкий взял карточку двумя пальцами и, прищурившись, прочел имя.

– Мистер Сент-Джон, да? Я скажу, что вы здесь.

Дворецкий посмотрел на Брэндона поверх карточки и одарил его последним подозрительным взглядом. Затем, к вящему изумлению Брэндона, отступил и захлопнул дверь перед носом посетителя.

Ни разу в жизни Брэндона не оставляли мерзнуть на крыльце, словно торговца, который ошибся дверью. Это было унизительно. Закипая, Брэндон собрался снова постучать. Но не успел хлопнуть по двери латунным кольцом, как она снова распахнулась.

Дворецкий сконфуженно улыбнулся, блеснув золотым зубом.

– Хозяйка сказала, что я не должен был оставлять вас на крыльце. – Он посторонился и жестом предложил Брэндону войти. – Я провожу вас в гостиную. Вам повезло.

Брэндон досадовал, что не может просто повернуться и уйти, потому что это лишь отсрочит неизбежное. Поэтому он сдержал свой гнев и прошел в холл. Он ждал, что дворецкий предложит взять пальто, но тот лишь стоял и глупо улыбался.

– Понимаете, я работаю первую неделю. Не все правила еще выучил.

Брэндон не собирался это оспаривать. Он скинул пальто и отдал дворецкому.

– Ух! Вы не должны этого делать. Я бы с радостью принял его, но моя хозяйка уволит меня, если я приму такой дорогой подарок, – неохотно вернул пальто Брэндону, который был настолько поражен, что не мог вымолвить ни слова.

– Ну вот, сударь! Если хотите меня наградить, дайте шиллинг.

– Шиллинг?

– За то, что открыл вам дверь...

– Гербертс! – донесся с лестницы женский голос.

Дворецкий немедленно обратился в слух.

– Да, хозяйка?

Самое время. Брэндон проследил взгляд дворецкого, загодя приготовив полуулыбку. Но едва он увидел женщину, стоявшую у подножия лестницы, как его улыбка стала сползать с лица и исчезла.

Девон ошибся – леди Уэстфорт была отнюдь не красива. Слишком короткая нижняя губа, слишком резко очерченный подбородок, и фигура не худощавая, не гибкая, как предпочитал свет. Ее волосы цвета спелой пшеницы были густыми и прямыми, а не волнистыми, которым отдают предпочтение женщины из высшего общества.

Настроение у Брэндона улучшилось. Возможно, Маркус ошибся. Чейз просто не мог влюбиться в такую женщину. Брэндон подумал о том, что скорее всего вообще напрасно пришел сюда. В этот момент женщина повернула голову, и ее вопросительный взгляд встретился со взглядом Брэнда.

Глаза у нее были темно-фиалковые, опушенные длинными, густыми ресницами; кожа кремовая, чуть розоватая. Но дыхание у Брэнда перехватило от ее улыбки.

Он не смог бы объяснить, в чем тут дело, но когда она вот так посмотрела на него, с юмором, когда ее губы изогнулись в улыбке, Брэнд отозвался всем своим существом. Словно он уже знал ее. Знал в интимном смысле этого слова.

Она грациозно кивнула:

– Мистер Сент-Джон. Надеюсь, вы простите Гербертса. Он новичок и еще не знаком со всеми своими обязанностями.

Брэндон постарался собрать разбегающиеся мысли. Что там Пул намешал в свой напиток сегодня утром? Он чувствовал себя одурманенным, словно все еще был пьян.

– Леди Уэстфорт. Надеюсь, я вам не помешал?

– Разумеется, нет! Гербертс, возьми у мистера Сент-Джона пальто и почисти его. Подашь ему пальто, когда он будет уходить.

– Да, хозяйка, – ответил безутешный дворецкий, принимая у Брэндона пальто. Гербертс провел ладонью по ткани и немного приободрился. – Может, я пока немного его поношу, чтобы представить, каково это в такой-то одежке?

– Нет! – Леди Уэстфорт решительно покачала головой. – Дворецкие не носят пальто, которые чистят.

У Гербертса вытянулось лицо.

– Вы уверены?

– Абсолютно. – Обращаясь к Брэндону, она указала на двустворчатые двери. – Прошу сюда. Там мы сможем поговорить.

Брэндон последовал в гостиную за этой мягко-округлой дамой. Он не мог не смотреть, как она идет, как покачиваются ее бедра под шелком платья. Женщина была ниже, чем Брэндону показалось сначала, и чуть пышнее, чем считалось привлекательным в свете.

Разумеется, общество редко бывает право в отношении подобных вещей. Селест считалась идеальной женщиной – все заискивали перед ней, женщины добивались ее дружбы, мужчины слагали сонеты, воспевая ее глаза. А Брэндон едва сдерживал зевоту при мысли о двухминутной беседе с Селест.

Леди Уэстфорт опустилась в кресло и указала на кресло напротив:

– Прошу садиться.

Брэндон стал было отказываться, потому что не собирался задерживаться здесь надолго, но, видя приветливое выражение ее лица, морщинки в уголках глаз, когда она улыбалась, он вдруг обнаружил, что едва сдерживает ответную улыбку.

Черт, что это с ним? Предполагалось, что он заплатит этой женщине, чтобы она исчезла из жизни Чейза, и, уж конечно, не станет с ней разводить церемонии. Он бегло окинул комнату взглядом, с удивлением обнаружив, что гостиная, хоть и небольшая, выглядит элегантно. Кресла стояли так близко, что его колени почти касались колен леди Уэстфорт.

Она пристально, не отводя глаз, смотрела на Брэндона.

– Вы очень похожи на своего брата, только... – Она наклонила голову набок, густая прядь волос легла ей на плечо. – Только выше ростом.

– Я еще и старше Чейза. – «И меня никто больше не одурачит. Особенно такие распутницы, как ты».

Она покраснела, словно прочла его мысли:

– Он часто о вас говорил. Я знаю, что он обожает вас и братьев.

Значит, Чейз рассказывал ей о семье. И о чем только думает его братец? Эта женщина олицетворяет собой все, чего должен избегать состоятельный человек, потому что единственный доступный ей способ содержать себя – найти человека, готового платить за удовольствие наслаждаться ее обществом. Она не лучше этих пустышек, которые каждый год наводняют ярмарку невест, бороздя холостяцкие воды в поисках ничего не подозревающих мужчин, способных без конца тратить деньги на булавки и на время сезона содержать дом в Лондоне.

Об алчности женщин Брэндон знал все. Едва поселившись в городе, он увлекся такой же наивной с виду, невинной девушкой. Он был очарован ею. Она – его банковским счетом и именем.

К тому моменту, когда Брэнд осознал свою ошибку, она чуть было уже не захомутала его. Если бы не его приятель Роджер Каррингтон, виконт Уичэм, Брэнд обвенчался бы с девицей. Он, можно сказать, чудом спасся. После этого неприятного случая Брэндон стал осторожен в отношении девиц, незамужних женщин и любых других особ женского пола, которые могли нуждаться в средствах. Именно поэтому Селест могла бы стать приятной подругой – ей не нужны были ни его имя, ни его деньги. Жаль, что она оказалась недостаточно интересной, чтобы удержать его после первого же интимного свидания.

Леди Уэстфорт сложила руки на коленях.

– Мистер Сент-Джон, чем я могу вам помочь? – Она поудобнее уселась в кресле. – Я должна извиниться за Гербертса. Надеюсь, его нерасторопность не испортила вам настроения?

– Ну что вы.

– Я рада. По-моему, он будет неплохо справляться, когда заучит все правила. Частично это моя вина. Мне не пришло в голову объяснить ему, что нельзя оставлять посетителей ждать на улице. – Она сокрушенно покачала головой, ее фиалковые глаза заискрились. – Ведь то, что очевидно для меня, может не быть очевидным для него.

Брэндон ответил слабой улыбкой, сознавая, что испытывает странное желание согласиться с ней. Согласиться со всем, что она скажет.

Что в этой женщине с первых же минут позволяет сразу чувствовать себя непринужденно в ее обществе? Доверительная манера разговора – словно она уже хорошо знает его, Брэндона, и принимает таким, как он есть? Или то, как она встретила его взгляд – открыто, не отводя глаз, без всякого смущения? Или же чувство юмора, которое смягчает выражение ее лица, или чувственная линия рта? Что бы это ни было, оно казалось невероятно привлекательным, и Брэндон внезапно понял, в какой опасности находится Чейз.