Текст книги "Иванушка Первый, или Время чародея"

Автор книги: Карен Арутюнянц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 9
Свет мой, зеркальце, скажи…

Вечером я всё-таки взялся за говорящее зеркало, правда, мне эта идея уже казалась глупой. Но не люблю я незаконченных дел. Нет, бывает, конечно, могу тянуть-откладывать, но потом всё-таки доделываю, если уж начал. Это меня мама научила. Любит она повторять, что «нельзя на полуслове бросать», мол, сказал «а», говори и «б».

Посидел я над зеркалом, покумекал, что к чему, наковырял из старого ноутбука кое-какую начинку для моего волшебства. Подпаял кое-где. Про микрофончик-диктофончик не забыл. Аккуратно привинтил-приклеил всё это добро к зеркальцу с обратной стороны. Про батарейку вовремя вспомнил, сверху прикрыл крышкой от пластмассовой шкатулки, которая валялась без пользы, а тут в самый раз подошла. Дунул-плюнул для верности, произнёс заклинание, типа «Абракадабра!» и пожелал себе удачи:

– Поехали, товарищ Гагарин! С Богом! – я это всегда говорю, тогда на сто процентов верняк!

Мама только что вернулась с дежурства, я её редко тормошу, ведь она уставшая, поужинает и сразу ложится спать. Но тут я не сдержался, присел к ней на кровать, всё равно она ещё не уснула, и шепнул на ухо:

– Мам, а попроси зеркало…

– Что, сыночек? – мама всё-таки задремала, я её разбудил.

– Извини, мамуль, – я смутился. – Глупость это… Потом… завтра.

Я хотел встать, но мама улыбнулась и погладила меня по щеке.

– Взрослеешь ты, Вань, не по дням, а по часам… Что, сыночек, я не поняла?

– Я тут кое-что изобрёл, – я показал зеркало. – Помнишь, как в сказке Пушкина? Свет мой, зеркальце! Скажи да всю правду доложи. Ну, повторяй за мной. Свет мой…

Мама недоверчиво посмотрела на меня, потом на зеркало и осторожно произнесла:

– Свет мой, зеркальце! Скажи… да всю правду доложи… я ль на свете… всех милее… Ой, Вань, подсказывай!

– Мам, да чего ты так волнуешься? – успокоил я её и тихонько прошептал, чтобы зеркало не отреагировало на мои слова: Всех румяней и белее… Не бойся, повтори!

Мама села на кровати, откашлялась и сказала уже увереннее, но всё равно волнуясь:

– Свет мой, зеркальце! Скажи да всю правду доложи: я ль на свете всех милее, всех румяней и… белее!

– Ты, конечно, спору нет! – задорно ответило зеркальце. – Ты, царица, всех милее, всех румяней и белее!

– Ой! – на глазах у мамы заблестели слёзы. – Ванюшка! Да ты даже не представляешь!..

– Получилось, мам!!! – я спрыгнул с кровати и исполнил танец маленьких лебедей.

– Какая же я счастливая! – мама тоже спрыгнула и присоединилась ко мне.

Когда мы плюхнулись назад на кровать, мама обняла меня, и мы посидели так, а потом она поцеловала меня в макушку и предложила:

– Вань, а давай чаю попьём с вареньем?

– А ты спать не хочешь? – обрадовался я.

– Не-а, – ответила мама и радостно рассмеялась. – Я чаю хочу! С черничным вареньем! Осталось? Или ты всё подчистил ещё летом?

– Да осталось! Я сейчас! Ты отдыхай! – я побежал на кухню, зажёг газ и поставил чайник.

– А давай телевизор посмотрим? – крикнула мама из комнаты. – Или книжку почитаем? Давай?

– Давай! – я достал с полки банку с черничным вареньем, там ещё немного бултыхалось. – Мам! А какие чашки нести?

– С гусями! – попросила мама. – Из них вкуснее пить!

Чайник вскипел, я заварил чай, перелил в вазочку варенье, разлил заварку по чашкам с нарисованными гусями, достал две розетки и кофейные ложки – ими веселее есть варенье – всё это разложил и расставил на подносе и пошёл к маме в комнату, там уже бубнил телевизор.

А мама уснула. В нашем старом кресле. Во сне она улыбалась.

Я осторожно укрыл её пледом, налил себе чаю, положил в розетку варенья и стал смотреть телик. Давно я его не смотрел, может, с Нового года. Я в основном в Интернете пропадаю или на чердаке.

Да нет, вру, я телик ещё пятнадцатого мая смотрел. Передачу про японских макак. Эти макаки из Японии – самые северные обезьяны в мире. Зимой живут в озере с горячими источниками. Но в нём они обитали не всегда. Как-то раз одна макака уронила в воду бобы. Полезла за ними да так там и осталась. Очень ей понравилось принимать тёплую ванну. Она и других своих сородичей к этому приучила. Одна беда: в холодные дни, когда макаки вылезают из озера за едой, их мокрая шерсть покрывается корочкой льда. Но обезьянки нашли выход. Две макаки с сухой шерстью сидят на берегу и подносят еду тем, кто греется в озере. А потом меняются местами. Такие вот умные существа.

В тот вечер по телевизору показывали передачу про говорящих попугаев. Но я сделал звук потише, чтобы не разбудить маму, поэтому не очень-то и слышал, о чём говорят какаду. Да это и неважно. Мне было уютно, и мама рядом, и зеркало говорящее я всё-таки изобрёл!

Утром я вскочил ни свет ни заря: меня разбудила кукушка из часов. Мамы уже не было, на столе она оставила завтрак – кисель, два яйца всмятку и бутерброд с сыром.

Я умылся-оделся, обернул зеркало цветной бумагой с красными розами, которая осталась после дня рождения, быстро собрал рюкзак, вспомнил про велосипед, достал из чулана насос, подкачал камеры, протёр тряпкой велик и помчался в школу.

Настроение у меня было отличное, давно такого не было. Нет, ещё вчера было, когда я нарисовал в выставочном зале портрет девочки. Значит, не так уж и давно я радовался жизни.

Вообще, у меня редко бывает плохое настроение. А с чего ему быть? Главное – никогда не портить его самому себе, а если кто и испортит, всегда можно подойти к зеркалу и улыбнуться. Подействует обязательно. Попробуйте – убедитесь сами. Даже если не хочешь улыбаться, всё равно улыбайся! Даже если губы не растягиваются, растяни их пальцами. И от плохого настроения ничего не останется. И улыбаться захочется, и смеяться, и вообще станет ясно, что жизнь не просто чудесная штука, а суперчудесная!

Словом, доехал я до школы быстро, минуты за три, пристегнул велик к ограде. Здесь уже стояло несколько велосипедов, и баба Шура махала метлой – наводила порядок.

Через минуту я влетел в класс. Поэт бы сказал – на крыльях любви.

До урока оставалось минут пять. Кто-то из ребят носился между партами, Горохова стукала брата учебником по голове, Горбуньков жевал яблоко, Василиса что-то писала в тетрадке, а Лена спокойно сидела за своей партой и листала журнал мод. Она была в длинном платье «под пантеру», в белых носочках и чёрных туфельках.

Я подошёл к ней и выпалил как-то глупо, писклявым голосочком:

– Приветик, Лен! А у меня для тебя подарок!..

Я долго тренировался вчера перед сном и раз сто повторил эти слова, пока не уснул.

Мне приснился сундук. Он открылся, и из него вылез я собственной персоной. Видно было, что я хочу что-то сказать, но не могу. Только и получается пропищать: «Приветик!..» Тут появился Кощей и щёлкнул меня по лбу.

– Вань! Я тебе чё говорил? Если рядом с Ленкой увижу, котлету сделаю! Из обоих! – напомнил он. – Придётся держать слово! Ты погоди, я за мясорубкой сбегаю…

Лёха исчез, а я остался один, сидел и ждал, когда он вернётся.

Вдруг откуда-то возник весёлый молодой человек, который насвистывал что-то очень забавное, а я не мог вспомнить, где же я его видел раньше, и уже почти вспомнил: кажется, в ту ночь, когда нашёл… а что же я нашёл?

Такой я увидел странный сон. Интересно, к добру это или к чему вообще?

Я откашлялся и повторил нормальным голосом:

– У меня для тебя подарок, Лена!

Елена Прекрасная подняла на меня синие глаза и, словно ждала моего подарка сто лет – наконец-то я его принёс, – устало произнесла:

– Ну так давай свой подарок, сколько можно ждать?

Видно, настроение у неё было не очень.

«Ну ничего, – подумал я, – сейчас исправим».

Я достал из рюкзака зеркало и протянул его Лене.

Она подержала его в руке, зачем-то взвесила на ладони и спросила:

– Что это?

– А ты разверни, – предложил я каким-то уж слишком заискивающим тоном, мне самому это ужасно не понравилось.

Она развернула, увидела и скривила губы:

– Зеркала дарить нельзя! Это плохая примета!

Она глядела на меня своими огромными синими глазами очень недовольно, и я вдруг разразился очередной тирадой:

– Лен! – затараторил я. – Зеркала можно дарить! Ты не думай! Это устаревшая примета! Ничего с твоей душой и с твоим телом не будет, не волнуйся! В это зеркало, кроме моей мамы, больше никто не смотрел, ты не бойся! У меня мама очень добрая! И зеркало это не простое!

– Золотое, что ли? – Лена, как ни странно, смягчилась. – Или, может быть, волшебное?

– Волшебное! – обрадовался я, так громко обрадовался, что к нам начали подтягиваться остальные, и первым делом любопытные Гороховы, только Василиса осталась сидеть на своём месте.

– Ну и что мне с ним делать? – спросила Лена.

– А ты попроси, чтоб оно всю правду сказало! – встрял Горохов, и ведь угадал.

– Помнишь? – кивнул я. – Из сказки Пушкина?

– Помню, конечно, – ответила Лена. – Я много чего помню. Куда говорить-то?

– Ты его прямо перед собой держи, – подсказал я. – Оно и ответит.

И Лена продекламировала, как всегда, очень торжественно:

– Свет мой, зеркальце! Скажи да всю правду доложи: я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?

Зеркальце щёлкнуло, зашипело и выдавило из себя два ужасных слова:

– Не…ты!..

Из всей фразы, которую должно было произнести зеркальце, нашпигованное электроникой, оно выбрало только «нет» и «ты», да и то как исказило!

Все вокруг засмеялись, кроме Василисы, а Лена холодно произнесла:

– Не я, значит? Это всё?

– Лен, – пролепетал я, – оно говорило! Ещё вчера! Повтори, пожалуйста, ещё раз!

– Дурачок ты, Иванушка, – внятно произнесла Лена и вернула мне зеркало.

Я уже и не слышал больше ничего. В глазах у меня потемнело, и я тихо вышел из класса.

Как я оказался на улице, не помню. Я брёл по Синеграду и думал о том, что я неудачник. Наконец я остановился. Зеркало всё ещё было у меня в руках.

Я посмотрел на него и хотел было зашвырнуть в кусты, но тут из-за кустов появился Кощей. Только его мне не хватало! Но, если честно, я обрадовался бывшему боксёру.

– Здорово! – поприветствовал он меня. – Ты куда?

В горле у меня стоял ком, и я не смог ответить.

– Ты чё? – хмыкнул Кощей. – Язык проглотил?

Я мотнул головой, а Кощей вдруг спросил:

– Вань, ты чего? Кто тебя обидел? – так спросил, словно он мне старший брат.

Я махнул рукой, мол, не смогу всего объяснить.

– Может, на речку? – Лёха заглянул мне в глаза: – Ты чего, братишка?

Я не отвечал. Вот если бы сейчас пошёл разговор о каких-нибудь моржах или перепёлках, я бы разговорился, не задумываясь.

– Слушай! – судя по всему, Кощея осенила удачная мысль. – Пошли к Нельке! Отпросим её у бати, у Эрнесто! Махнём на Синее! У меня там лодка! Порыбачим, а?!

Я улыбнулся Кощею. А он мне.

Если бы кто-нибудь из школы увидел нас в этот момент вместе, не поверил бы собственным глазам. Да я бы и сам удивился.

– Ну чего? Лады? – не отставал Кощей. – А то вообще можем по мороженому! Прикинь? Дед расщедрился! Отвалил мне полтинник. У меня ж сегодня день рождения.

– Чего ж ты молчал? – сказал я. – У меня и подарка нет…

Лёха ничего не ответил, сплюнул и спросил:

– А чё ты, зеркало матери купил? Или кому?

Я и забыл про него!

– Да так, – сказал я. – Вроде как волшебное. Изобрёл, а оно не сработало…

– Как это – волшебное? – не поверил Лёха.

– Говорящее, – объяснил я. – Надо его попросить: «Свет мой, зеркальце! Скажи да всю правду доложи: я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?!»

– Ты, конечно, спору нет! – выкрикнуло зеркальце. – Ты, царица, всех милее, всех румяней и белее!

– Ну ты даёшь! – поразился Лёха. – А говоришь, не сработало!

Я повертел зеркальце в руках и вздохнул. И мы пошли к Нельке.

Часть вторая
Сундук

Глава 1
Страдания, которые мы выдумываем

В тот день ни на какое Синее озеро мы не попали. И даже на открытие выставки нас не пустили. У входа в зал мы столкнулись с Петром, он покачал головой и сказал:

– Мужики, не делайте так, чтобы я думал о вас плохо. Давайте-ка в школу. И сюда только после уроков!

– А Нельку увидеть можно? – спросил Лёха. – Мы ей рыбалку обещали.

– Нельзя, – коротко ответил Пётр. – Рыба ещё не проснулась.

Кощей открыл было рот, но Пётр не дал ему и слова сказать.

– Ты хочешь снова заниматься боксом?

Кощей кивнул.

– Всё понял или ещё раз объяснить?

Кощей снова кивнул.

– Приду в школу и проверю, – пообещал Пётр. – И чтоб ходил на все уроки!

И мы отправились назад. Шли молча, словно с Горбуньковым, с которым не о чем говорить.

– А чего это он? Про бокс намекнул? – удивлённо спросил Лёха, когда мы уже подошли к школьной калитке. – Ведь намекнул?

– Намекнул, – ответил я. – Наверное, хочет помочь. Сделать из тебя человека.

– А с чего это? – Лёха сплюнул. – Я ему сын родной, что ли? Мне отродясь никто никогда не помогал. Только дед, да и тот чаще грозится котлету из меня сделать.

– А может, хочет, чтобы ты сам себе помог, – сказал я. – У тебя дисциплина хромает. Лёх, ты же сам это понимаешь и на весь мир злишься.

– А у тебя она не хромает? Ты-то сам чего по городу шатаешься? – возмутился Лёха. – Вот возьму за ухо и отведу в школу!

– Больше не буду шататься, – ответил я. – И знаешь, чего скажу?

– Ну? Чего? Чего ты мне можешь сказать? Малявка! – разошёлся Кощей. – Да ты мне ничего не можешь сказать! Ну давай, давай, левой или правой! Вмажь! Да я тебя…

– Не быть тебе боксёром, – спокойно сказал я и вошёл в калитку.

– Чё-ё?! – крикнул Лёха. – Чё-ё ты сказал?! А ну повтори!

Но я ничего повторять не стал. Я шёл и бормотал себе под нос:

– С таким, как ты, разговор короткий – никакого разговора. Ни слова!

Открыв школьную дверь, я всё-таки оглянулся. Лёха застыл посреди двора и смотрел куда-то вверх.

Я-то думал, он всё это время испепеляет меня взглядом.

В вестибюле уборщица баба Шура проводила меня недобрым взглядом, но ругаться не стала. На втором этаже Роза Максудовна схватила меня за локоть и недовольно произнесла:

– Сколько можно ходить за мелом? и отпустила.

Так, практически без препятствий, я добрался до своей парты.

Но тут ко мне пристала Василиса, как-то уж очень заботливо:

– У тебя всё нормально?

Я пожал плечами. Неохота мне было отвечать.

– Если у тебя что-то не так, я могу помочь, – сказала она. – Ты не стесняйся.

– Да всё у меня нормально, – отмахнулся я. – Не дави на психику! Отстань!

Больше за весь учебный день ко мне никто не обращался, не задавал глупых вопросов, и Лена на меня не смотрела, словно я превратился в невидимку. Даже Горбуньков куда-то исчез. Я и отправился спокойно после уроков домой.

– Раз так, – бормотал я, – значит, так. И лучше мне посидеть у себя в комнате и почитать. Это знак.

Хотя ни в какие знаки я не верю, всё это ерунда. Ну стрелец я там или козерог, какая разница? Все эти гороскопы-холмоскопы только для того и созданы, чтобы людей с толку сбивать. Если судьбой уготован тихий день, значит, будет тихий день. Ну а если ненормальный, никуда ты от него не денешься.

Дома я решил вымыть полы. И вымыл. Мама, когда вернулась, очень обрадовалась. А я к тому времени сделал все уроки, мы с мамой поужинали, даже телевизор посмотрели, а потом разбрелись по комнатам.

Я завалился на свою любимую кровать, включил торшер и достал из-под подушки «Время Чародея». Что там у нас с Касмандьёркой происходит?

Так… Происшествий пока нет… Одни мысли… Сплошные эмоции… Тоже, бедолага, влюбился, как и я. Мучается.

Кто может помешать молодому волшебнику взрастить любовь к самой чудесной девушке на свете? Её родители? Эти несносные горожане?

Кто осмелится запретить ей видеться с молодым волшебником, утверждая, что он – беспечный фокусник? Глупые родители?

Кто рискнёт припугнуть молодого волшебника? Разве что-то может его напугать? Разве упустит он своё счастье, свою Кристину?!

Что позволяют себе эти горожане? Что они о себе вообразили? Глупцы!

Да… Видно, туго пришлось Касмандьёрке. Все против него. И в первую очередь – родители семнадцатилетней Кристины…

К сожалению, о том, как именно туго пришлось Волшебнику, ничего я в дневнике не нашёл, но кое-что узнал про девушку…

Ах, Кристина, и ты не поняла меня! И ты отреклась от своего Волшебника! Во имя чего?! Во имя кого?! Что связывает тебя с этим мелочным миром?! Я же люблю тебя!..

Прочь из мерзкого городишки! Жалкие создания, не ведающие, что творят!

Мда-а, Волшебник вспылил…

И снова ни единой строки о том, что произошло… То ли не записал, то ли кто-то стёр. Может, тот самый Чёрный маг Этхей? Если вообще чёрные маги существуют на свете…

Какой я безумец! Как посмел я обидеть тебя, Любовь моя?!! Я лечу к тебе! Прости! Прости!.. Громы и молнии, скалы и камнепады! Прочь с моего пути!..

Да нет, не всё так страшно. Вернулся Касмандьёрка к своей принцессе!

О, Кристина! Вот и ты! Ну же! Почему ты ничего не спрашиваешь?

– Где ты был, дурачок?

– Я сидел на самой высокой горе, окружённый грозовыми облаками и молниями, ослеплявшими меня, и моё горе…

– Не надо так страдать.

– Я не буду, Кристина! И я понял! Все наши страдания мы выдумываем сами. Они вырастают в уродцев или в злых волшебников, которые мучают и себя, и себе подобных!

– Мы все любим тебя и уважаем, – прошептала Кристина. – Милый, ты всё нафантазировал!.. Тебя больше никто не оскорбит и не станет над тобой насмехаться. Разве можно обидеть такого, как ты? Ну что ты, мой хороший, не плачь! Пойдём-ка лучше на пруд и посидим на солнышке. Просто так. И будем слушать стрекоз и глазеть на головастиков…

Я подумал про Лену. А потом вспомнил, как нагрубил Василисе. Зачем я это сделал? Я и сам не мог понять. Может, Волшебник прав – все наши страдания мы выдумываем сами?

Я встал с кровати и подошёл к окну. В небе мерцали звёзды…

Где ты, волшебник Касмандьёрка? Выдумка ли ты шутника или и вправду жил-был на этом свете, а может, и живёшь до сих пор, и любишь свою Кристину?..

А сколько живут волшебники? Триста лет? Пятьсот? Тысячу?.. Что же, им приходится влюбляться раз в сто лет? А может, раз влюбившись, они потом любят и любят одну и ту же девушку и веками тоскуют по ней в своём волшебном одиночестве?..

Жаль, если так…

А может, Волшебник способен продлить жизнь любимой?! Было бы здорово!

Я лёг поуютней, укутался и уснул.

Во сне я ничего не видел. И никакие автомобили-призраки не смогли бы разбудить меня в ту ночь. Ведь я тогда кое-что понял в этой жизни, а это не так уж мало. И требует крепкого сна.

На следующее утро я первым делом нашёл в школе Кощея. Он сидел в кабинете истории. Не поверите! На первой парте! И что-то сосредоточенно переписывал с доски.

– Сам напросился, – хмыкнул он и добавил своим хриплым шёпотом: – Так и сказал училке, мол, хочу на первую парту. У неё челюсть отвалилась. Прикинь? Нервный шок, прям в нокдаун отправил!

Кощей быстро оглянулся, я тоже. Мы успели заметить, как нас подслушивает востроносая девчонка, а она сделала вид, что копается в рюкзаке.

– Пойдём выйдем… – вздохнул Кощей.

Мы вышли в коридор, где все вокруг носились, толкались, а значит, можно было спокойно поговорить. Мы отошли к окну.

– Круто, – сказал я. – Ты не просто сиди, ты ещё и слушай, запоминай, вникай…

– Ты чё? Совсем меня за дурака считаешь? – обиделся Кощей. – Я слушаю, вникаю… Много придётся вникать-то. И читать. Догонять мне надо этих малявок. Как Михайло Ломоносову. Ты мне только лекцию про него сейчас не читай, сам, если надо, прочитаю.

Кощей искоса глянул на меня, мол, здорово выдал про великого русского учёного, и кивнул в сторону своих одноклассников из шестого «Б»:

– Стыдно мне с ними…

– Терпи, – сказал я. – Сам до такой жизни докатился.

– Ну, ты у меня ещё поговори! – сверкнул глазом Кощей. – Ты-то чего мне на мозги капаешь? Тоже нашёлся – Лев Толстой!

Мне стало смешно, Лев Толстой-то здесь при чём?

Словно прочитав мои мысли, Кощей добавил:

– Он для детей писал. Уму разуму учил. Дома книжка лежит. От матери осталась.

Я никогда не спрашивал Лёху, где его родители. Да и когда я мог спросить? До недавнего времени с ним невозможно было нормально поговорить.

И сейчас не спросил. Я стараюсь лишних вопросов не задавать. Если человек захочет, сам расскажет. А лезть в душу – самое последнее дело.

И снова Лёха угадал, о чём я думаю.

– Нет у меня матери. И отца нет. Умерли. Ладно, пошёл я… – он сделал несколько шагов и снова повернулся ко мне: – А чего ты приходил-то?

– Давай после уроков пойдём к Нельке? – предложил я, Кощей хмыкнул, я продолжил: – А я Василису из нашего класса позову. Она новенькая, приезжая, просила город показать. Я ей нагрубил вчера, хочу извиниться.

– Ну знаю я её. Она в соседнем доме живёт, с бабкой, – сказал Кощей. – Ну и детство у нас, Вань! Она с бабкой, я с дедом, ты вон с матерью один…

Кощей осёкся. Потому что я зло на него посмотрел.

– Давай, зови свою Ваську! – миролюбиво сказал он. – Пойдём покажем ей город! И Нельке покажем заодно! Мороженым угостим!

– Ну и хорошо, – я махнул ему рукой и пошёл себе. – Только она не Васька, а Василиса.

– У нас сегодня шесть уроков! – крикнул Кощей. – А у вас?

– У нас тоже, – пробормотал я. – Вот и встретимся…

Я вдруг снова почувствовал, что очень устал. Голова у меня закружилась. Я прислонился к стене. Кощей ко мне сразу подскочил, не стал дожидаться, пока я грохнусь.

– Вань, что с тобой?! Ты чего такой зелёный?!

Я ничего не ответил. Надо же! Никогда не видел его таким испуганным.

– Постой-ка! – сказал он и крикнул однокласснику: – Ручкин! Воды принеси! Мигом!.. Вань! Пошли к окну! Я сейчас открою, подышишь!

Через секунду появился Ручкин со стаканом воды. Я выпил, вдохнул свежего воздуха, и мне стало получше. Прозвенел звонок.

– Ну как ты? – спросил Лёха.

– Всё хорошо, спасибо, – я вернул стакан Ручкину.

– Ну, иди, чего встал? – шикнул на него Лёха, и тот мгновенно исчез.

– Ты тоже иди, – сказал я. – И я пойду, всё нормально… Иди, тебе учиться надо…

– Ещё чего! – возмутился он. – Мы своих не бросаем! Я тебя до дома доведу.

– Иди, – произнёс я твёрдо. – Я никуда не пойду. Встретимся после уроков внизу.

Из кабинета истории выглянула учительница и крикнула:

– Кощин! Звонок для кого прозвенел? Может, для меня одной? Тебя долго ждать?

Я оттолкнулся от подоконника и пошёл в кабинет географии.

География – мой любимый предмет. Без неё наша планета не была бы Землёй и путешественники не пускались бы в опасные экспедиции, чтобы потом рассказать миру о странах, которые открыли.