Текст книги "Beauty"

Автор книги: Кани Джеронимо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Джеронимо Кани
Beauty

Кани Джеронимо

Beauty

повесть

посвящается

той девочке, которая

держит меня за руку

в повести использованы выдержки из

Нежность (альб. "Ткани") / Дельфин

Тебя (альб. "Ткани") / Дельфин

Расстреляли рассветами (альб. "Мир номер ноль") / DDT

Глава 01

Почувствуй боль. Почувствуй страх. Если ты не чувствовал подобных чувств, значит ты не жил.

Я шел по улице. На часах, минут двенадцать первого ночи. На мне были надеты синие джинсы, красная рубашка на выпуск, застегнутая на четвертую пуговицу снизу, и синяя джинсовая куртка. На левой руке у меня два кольца: на безымянном пальце и указательном. На правой – одно на безымянном. На ногах у меня были черные туфли с когда-то белой подошвой. Я даже одел в тот день нижнее белье – черные трусы фирмы "Atlantic".

Вообще я не люблю носить нижнее белье, но об этом не сейчас.

Так вот, я шел по улице вдоль дороги. Машин в это время обычно не много. В большинстве своем такси.

Мне вспомнился один момент в моей жизни. Я вам его расскажу.

Когда-то давно, лет шесть тому назад я не мог ночью уснуть. Было начало пятого утра. Я вышел на балкон и увидел несколько молодых людей у себя во дворе. Они громко разговаривали и смеялись.

Стоп. Наверное, надо сказать, откуда они там взялись.

Я жил тогда у бабушки в двухкомнатной квартире. А мои родители снимали однокомнатную квартиру в каком-то спальном районе. У соседки моей бабушки была внучка, которая не жила в той квартире, но постоянно устраивала там вечеринки, как только ее бабушка уезжала на дачу. В ту ночь была как раз такая вечеринка.

На улице уже светало. Как я уже говорил, молодые люди весело проводили время во дворе, а двое из них, парень и девушка, отошли на метра два от своей компании. Она села на качели, а он стал перед ней. Она расстегнула ему ширинку и запустила руку в штаны. Он откинул голову назад и, как мне показалось, простонал. Она начала совершать возвратно-поступательные движения, и его штаны упали вниз. Теперь он стоял с голой задницей на детской площадке, на которой через пару часов должны были играть маленькие дети со своими мамами. Девушка чередовала свои движения рукой с поцелуями пениса своего друга. Я первый раз в жизни видел подобное. Она не просто целовала его член. Она брала его в рот, и двигалась, совершая движения подобные тем, что делала рукой. Потом она снова начала мастурбировать ему. И все закончилось тем, сто он кончил ей на джинсы. Она собрала его сперму в руку и вытерла ее о качели. Парень надел штаны, повернулся и пошел обратно к своим друзьям. Через минуту она тоже к ним присоединилась.

То, что я увидел, меня очень сильно впечатлило. И я тогда твердо, решил, что никогда не буду стесняться сексуальных отношений. Нам с детства вбивали в голову, что секс – это плохо. Что им можно заниматься только в зрелом возрасте и только с мужем или женой. Мастурбация – это величайшее зло.

И только когда я воочию увидел, как люди делают друг другу приятно, я понял, как это прекрасно – СЕКС, и все, что с ним связано.

Я подошел к частному сектору. Перешел дорогу. Сначала одну, потом другую. Поднялся по горке, ведущей к рельсам – так короче, можно сразу выйти к вокзалу, а там я почти дома.

Прошел метров тридцать и увидел впереди троих молодых парней, идущих мне на встречу. Нет. Их было пятеро. Я сразу не заметил еще двоих сзади. Я снял часы и кольца и спрятал их в карман.

Мы подошли друг к другу. Они окружили меня.

– Здорово! – говорит один из них, нагло улыбаясь. Остальные смеются.

– Здравствуй, – отвечаю я ему.

– Дай мобилу, позвонить.

Ну и как мне ему объяснить, что я не пользуюсь мобильным телефоном. Он у меня есть. Но я им не пользуюсь. Я всегда оставляю его дома. Я ненавижу мобильные телефоны. Этот атрибут преуспевания. Сейчас каждый кретин считает, что ему нужен мобильный телефон. "Зачем?" – он себя не спрашивает. Просто телефон есть у каждого, а чем я хуже? Ни чем. Значит и у меня должен быть мобильный телефон.

– У меня нет мобильника, – говорю я и тут же получаю сильный удар по почкам с правой стороны. Я упал на колени и получил еще один удар в затылок. Через секунду я уже лежал лицом вниз и пытался закрыть голову руками. Я слышал только глухие звуки ударов и их смех. Они били меня ногами. Несколько ударов пришлось в пах. Ужасная боль прошлась по всему телу.

Они били меня, а пыль и песок попадали мне в рот и глаза. Вскоре им надоело это занятие. Они нанесли еще несколько ударов, и, смеясь, пошли своей дорогой. На прощание один из них ударил меня с силой в живот, а другой – наступил на мое тело.

Я лежал так, пока их голоса совсем не смолкли. Потом я поднялся с земли – это оказалось проще, чем можно было подумать – и направился в сторону вокзала.

Там было много народу. Они все провожали меня своими взглядами.

Я шел и глотал собственную кровь. Я чувствовал ее повсюду у себя во рту. Мои губы слиплись от крови. Я читал, что можно выпить пинту крови, прежде чем тебя стошнит. По-моему в тот вечер, я выпил ее гораздо больше.

Одной влюбленной парочке я показал свой кровавый оскал. Она смотрели на меня ошеломленными глазами, а он прижал ее к себе.

Проходя мимо кафе, я заглянул в его зеркальные стены. Да, выглядел я действительно не важно. Моя одежда была вся грязная. Губы разбиты. Из носа сочилась кровь. Переносица была рассечена и кровоточила.

Я пошел дальше. Идущий мне на встречу, патрульный милиционер в белой рубашке по случаю праздника, не решился ни проверить мои документы, ни предложить помощь. Я улыбнулся своим кровавым оскалом и ему и пошел дальше.

Люди все продолжали на меня глазеть. Я вышел из тоннеля и решил свернуть во двор, потому что мне надоело, что меня рассматривают, как какой-то экспонат выставки под названием "Катастрофы человеческого тела".

Я пошел по дороге усыпанной камнями. Знаете, такие камни серые, которыми посыпают дорогу перед тем, как положить асфальт. На встречу мне ехала какая-то машина. Она ослепила мене фарами дальнего света. Как оказалось, это была патрульная милицейская девятка. Они проехали мимо, а я пошел дальше.

Наконец, я подошел к своему подъезду. Набрал код: 5-2-8. Повернув ручку и потянув дверь на себя, вошел в подъезд. "Интересно, – подумал я. – Кто вкрутил лампочки?" Тут редко бывает так светло, даже днем.

Вот я и дома. Дрожащими руками я вставил ключи в замочную скважину и сделал два оборота. Потом другой замок. И тоже два оборота.

Зайдя в квартиру, я первым делом, сняв ботинки, зашел в ванну. Завтра мое лицо распухнет, а все тело быть ныть весь день. Смыв кровь с лица, и прополоскав рот, я зашел к себе в комнату.

Там, бросив куртку на пол, я лег на диван прямо в грязной рубашке и джинсах и закрыл глаза.

Мне приснился сон.

Я вижу ее грудь. А потом и все ее тело. Она стоит в одних колготках, одетых на голое тело. Через них я вижу проступающие черные волосы на лобке. Она улыбается, а ее правая ножка согнута в колене. Я подхожу и начинаю целовать ее грудь. Правую. Потом начинают сосать ее сосок, как младенцы сосут материнскую грудь. Сосок твердеет и становится похож на жирный мрамор. Вторую грудь я глажу и сжимаю правой рукой. Моя левая рука лежит у нее на талии.

Она тихонько стонет. Ее рука гладит мое лицо, а вторая играет с моими волосами, иногда больно их дергая.

Глава 02

Сон. Мне его всегда не хватает, но я не могу тратить свою жизнь на сон. У меня слишком мало времени. Моя жизнь может оборваться в любую минуту: шальная пуля, пьяный водитель, взбесившийся маньяк-убийца, или просто неудачное падение. Поэтому, я ложусь спать только тогда, когда у меня нет больше сил, стоять на ногах.

В тот день я проснулся поздно. Мои настольные часы показывали 11:43. Я попытался встать. Это было не так легко, как накануне. Все тело ныло от боли. Вдобавок, оно еще и затекло.

Я посидел какое-то время на диване, потом собрался с илами и прошел в ванну, сильно хромая и чувствуя боль во всем теле при каждом шаге, которые, надо сказать, давались с большим трудом.

Посмотрел на свое отражение в зеркале. Мои губы приобрели цвет спелой сливы, а мой правый глаз стал коричневого цвета. Нос тоже выглядел не лучше.

Я разделся и повернул краны в душе. Подождал какое-то время, пока пойдет горячая вода.

Я люблю смотреть на свое голое тело. Я люблю его. Я люблю каждую его клеточку: руки, ноги, бедра, шею, грудь, пресс, член... Я решаю, что надо бы побрить лобок. На нем начали отрастать волосы, и мне это не очень нравится. Меня возбуждают волосы на женском лобке. Конечно, не вид заросшего влагалища, а аккуратно подстриженный лобок.

Прекратив рассматривать себя, я стал под теплые струи воды. Они бежали по моему бренному телу, мгновенно везде его смачивая. Волосы намокли, и вода начала затекать мне в уши, глаза и рот.

Я стоял так около двадцати минут. Наконец, я выключил воду и вытерся белым как снег полотенцем. Надев одни джинсы, я пошел в кухню. По дороге туда, я взял телефон и набрал ее номер.

Занято... Последнее время, у нее всегда занято. Хотя, если честно, я не помню, когда я последний раз с ней разговаривал. Это было так давно, что я начинаю волноваться, не нашла ли она себе кого-нибудь вместо меня?

Через минуту зазвонил телефон.

– Алло.

– Привет, – я услышал милый, застенчивый голос. Когда я его слышу, я всегда невольно улыбаюсь.

– Привет, малыш.

– Привет, – я слышал, как она улыбается. – Как у тебя дела.

– Хорошо. Как у тебя?

– Нормально, – она всегда так говорит, но стоит мне ответить так же, как она начинает приставать с вопросами типа "Что случилось?", "Что-то не так?" и подобная бессмыслица, на которую нет ответа. Но я люблю, когда она спрашивает у меня подобные вещи. Это значит, я ей не безразличен. – Эй! Чего ты молчишь?

– Я не молчу вовсе, – я улыбнулся ей в трубку.

– Что у тебя хорошего?

– Все у меня хорошо. Послушай, мы можем с тобой, сегодня увидится?

– Да. Я думаю да. Во сколько? – она всегда задает этот вопрос, и почти всегда, услышав мое предложение, меняет время.

– Давай в шесть.

– Нет. Давай в семь, – ну, что я вам говорил?

– Хорошо. Я буду ждать тебя возле твоего дома. Договорились?

– Договорились. Пока.

– Подожди! Не клади трубку! – я услышал короткие гудки. И мне опять ничего не оставалось, как нажать на синюю кнопку, с нарисованной на ней телефонной трубкой.

Надо было чего-нибудь поесть. Я разбил три яйца и сделал себе омлет с ветчиной. За время завтрака я решил, что одежду надо бы постирать. Не идти же мне, в самом деле, в грязных шмотках на свидание?

Запустив стиральную машину, я начал чистить свои черно-белые туфли. Если бы у меня была жена, я бы чистил и ее обувь, потому что женщины не должны этим заниматься. Им и так приходится много терпеть от своих выродков мужей.

После того, как стиральная машина закончила стирать мои джинсы и куртку, я закинул туда красную рубашку. Мама всегда меня учила, что никогда нельзя вместе стирать в стиральной машине вещи разных цветов.

Я развесил свою одежду на змеевике, в надежде, что она высохнет до вечера. Рубашку я взял гладить. У меня никогда хорошо не получалось пользоваться утюгом, но сегодня мне везет.

19:14. Девушки всегда опаздывают. Люди вообще опаздывают только тогда, когда уверены, что их дождутся.

Я сидел на бордюре и рассматривал свою обувь. Я купил эти туфли три года назад. Очень хорошие и удобные туфли. Они мне всегда очень нравились. Но пора купить новые. И джинсы тоже. Только вот одна проблемка: у меня нет лишних денег. Точнее сказать, у меня, их совсем нет. Ну почему всегда так? Я разве много прошу? Только новые джинсы и удобные туфли. И чтобы было, что поесть каждый день.

Она шла ко мне в белых брюках, темно синей рубашке и сиреневых кроссовках.

– Привет, – она снова улыбалась своей обворожительной застенчиво-милой улыбкой, которая медленно сошла с ее лица, когда она увидела мою разбитую, опухшую физиономию. – Господи, кто это сделал?

– Привет, – я тоже улыбаюсь. – Так, пустяки. Пройдет через пару дней.

Она потянулась ко мне, чтобы я ее обнял. Я всегда боюсь ее обнимать. Не потому, что она не красивая или что-то в этом роде. Напротив, вы никогда не видели ничего прекраснее этого ангела. Просто она – это чудо.

Имею ли я право на чудо?

Наверное, нет.

Никто не имеет права на чудо. Оно всегда само по себе.

Потому оно и чудо.

Я обнял ее, и мы простояли так секунд тридцать, но в тот момент все вокруг замерло, время остановилось для нас. Не знаю, как она, но в такие минуты я испытываю чувства блаженства, истинного счастья.

На автобусе мы доехали до вокзала. А оттуда пошли пешком гулять по всему городу.

– Красивый город, – говорю я. Она только улыбалась. Ей было хорошо со мной. Я это чувствовал. Не смотря на то, что мы мало разговариваем, ей со мной хорошо. А что касается меня, то я вовсе не люблю разговаривать.

Мы покормили уток белым хлебом, а потом присели на скамейку в парке. Я обнял ее, а она прижалась ко мне.

– Когда тебе надо быть дома? – в ответ она только пожала плечами и посмотрела мне в глаза преданными взглядом. Уже было темно, и я решил, что пора. Выйдя из парка, мы пошли по проспекту, а я продолжал ее обнимать.

– Поехали на автобусе! – от неожиданности я вздрогнул.

– Поехали, – говорю я, и мы сели в зеленый автобус номер "100".

Пока мы ехали, я смотрел на нее, а она, как ребенок, с неподдельным интересом рассматривала пробегавшие мимо пейзажи.

Я снова оказался около ее дома. Мы сидели на качелях, и они тихонько поскрипывали. Прошла минута, две, три, четыре...

– Ну, я пойду?

Этот вопрос сделал мне больно, но что я мог сделать? Я кивнул головой.

– Конечно, малыш.

Она встала и пошла. Пройдя метров двадцать, повернулась и прошептала одними губами: "УХОДИ". Я не двинулся с места. Она снова повторила: "УХОДИ". Я продолжал сидеть. Она повернулась и ушла. Лишь, когда она полностью исчезла в темноте, повернув за угол, я встал. Засунул руки в карманы.

И пошел.

Глава 03

Вам никогда не приходило в голову, что замочная скважина похожа на крохотное возбужденное влагалище?

Я закрыл дверь своей квартиры и спустился вниз по лестнице. Там стоял запах пота, мочи и канализации. Это заставило меня ускорить шаг. Я спрыгнул с последних ступенек с единственной целью – поскорей выйти из этого вонючего ада.

Перебежав дорогу в неположенном месте, через дворы я добежал до метро. Именно добежал, потому что с такой скоростью как шел я, не ходят даже чемпионы по спортивной ходьбе. В переходе я купил сигареты.

На проходной показал проездной контролерше с вечно недовольным лицом. Меня никто не попросил показать мой студенческий билет, но так бывает не всегда. Обычно меня останавливают и требуют предъявить льготы. Может это оттого, что я вечно небритый?

На станции, как всегда, было много народу. Запомните, если вы хотите нормально уехать со станции "Площадь независимости" в сторону центра и не трепать ни себе, ни кому бы то ни было нервы, не давиться и не потеть в вагоне, то идите в начало поезда. Там всегда пусто.

Пришел поезд.

В автобусах обычно пахнет мочой и потом. Этот запах исходит от пассажиров. Утром пахнет только потом. Вечером еще и мочой. А вот зимой в автобусе почти невозможно уловить запах людей.

В метро же пахнет канализацией и потом, при чем в любое время. Запах мочи как-то не чувствуется. Только от некоторых пассажиров.

Иногда мне кажется, что люди пахнут только мочой и потом. Некоторые, еще и лекарствами.

Доехав до "Октябрьской", я перешел на другую линию. Поезда долго не было, поэтому я стал разглядывать людей на перроне, которые нервно передвигались по вполне предсказуемым траекториям и постоянно смотрели на часы. Мой взгляд остановился на влюбленной паре.

Парень обнимал девушку за талию. Потом прижал к себе и начал целовать. Он засовывал ей свой язык в рот так глубоко, что в какой-то момент мне казалось, что ее неминуемо вырвет. Прямо на перрон. Его рука спустилась ниже, и он начал мять ягодицы девушки. Она смотрела по сторонам, краснела, но ничего не говорила своему другу, который уже переходил к поцелуям ее шеи. Даже с расстояния двух метров я видел "свежие" засосы на бархатной, загоревшей коже.

– Послушай, все же смотрят, – тихонько прошептала девушка.

– Чего? – отозвался парень, не отрываясь от своего занятия.

– Смотрят все...

– Ты моя девушка и я могу делать с тобой все, что захочу. Поняла? – он резко отстранился от нее. – Или ты хочешь, чтобы я тебя бросил?

Девушка смотрела на своего урода и чуть не плакала.

А он?

А он вернулся к своему занятию: продолжил ставить засосы на ее шее.

Это то, что сейчас называется любовью.

Наконец, пришел поезд. Я зашел в первый вагон. Облокотился на стенку, отделявшую кабину машиниста от салона, так, что я оказался лицом к пассажирам. Я был в своих темных очках, поэтому и чувствовал себя в безопасности. Я вообще редко их снимаю, когда передвигаюсь по городу в одиночестве. Даже ночью. Может быть, я вообще бы их никогда не снимал, только я все время их забываю, поэтому хожу в них не так часто.

В вагоне кто-то читал, кто-то с кем-то спорил, а кто-то даже спал. Я и сам часто сплю в общественном транспорте.

Поезд летел по туннелю, а вокруг проносились грязные трубы. Линии жизни?

Когда не думаешь о времени, оно быстро проходит. Я доехал до нужной станции. Выйдя на свежий воздух, я достал недавно купленную пачку сигарет и закурил. Посмотрев по сторонам, я пошел в институт. Идти надо минут десять, а через дворы – семь. Я взглянул на часы. Спешить было некуда. Можно и пройтись. Тем более ходить через местные дворы давно уже было небезопасно.

У входа в институт встретил Диму.

Знакомьтесь. Это Дима.

Дима: парень с голубыми глазами и вьющимися светлыми волосами. Он постоянно пытается бороться со своими кучеряшками, но пока безуспешно. Любимая одежда: черные джинсы и темно-синяя джинсовая рубашка.

– Привет, Тимур. Дай закурить?

Я протянул ему пачку. Он взял сигарету и прикурил своей зажигалкой.

– Что у нас сегодня? – спросил я.

– Экология, экономика и вышка. Пойдем?

– Есть альтернатива?

– Пошли в Интернете посидим?

– Не "пошли", а "пойдем". Сколько тебя учить можно? Пойдем.

И мы пошли. Сначала вверх по дороге, пока не уперлись в табличку "Компьютерный центр "Айчына" со стрелкой. Затем по стрелке. В это время в клубе почти никогда никого не бывает. Заняты, буквально, одна – две машины.

– Валерка, привет, – я протянул руку администратору. – Дай нам машину на час?

В ответ на мой жест вежливости, он протянул мне свою, всегда влажную от пота, руку.

– Здорова. Какую вам дать?

– Вторую давай.

– Давай, – согласился он. – А закурить у тебя есть?

Я дал ему сумму денег эквивалентную "часу работы в сети Интернет" по прейскуранту компьютерного центра "Айчына", и пачку сигарет. Он взял одну сигарету. Мы с Димой сели за второй компьютер. Сразу же я открыл свою электронную почту. Там никогда нет писем, адресованных лично мне. Только спам. Но я все равно упорно проверяю свой электронный почтовый ящик, в надежде, что когда-нибудь там появиться хотя бы две строчки, адресованные лично мне, а не потенциальному покупателю базы электронных адресов и списка паролей к лучшим порно ресурсам.

После этого я уступил клавиатуру Диме, и он быстро вошел в какой-то чат.

– Ладно, – говорю я. – Я на занятия.

– Чего? – спросил Дима, не отрывая взгляд от монитора.

– Да просто так.

– Ну, давай. Я здесь буду, если что.

Я пожал его руку и вышел из клуба. На улице закурил. И снова пошел в институт. Второй раз за день. Возле входа в корпус я выбросил окурок в урну. Ненавижу, когда окурки бросают себе под ноги.

Лекция уже началась. Я постучался и открыл дверь.

– Здравствуйте, можно?

– О-о-о. Нас навестил Тимур. Конечно, проходи. А где друга своего забыл? – спросил Валерий Викторович.

– У него обстоятельства... семейные. Не отмечайте его. Ладно?

– Ладно, – улыбнулся преподаватель. – Садись, иди. У нас сегодня мониторинг окружающей среды.

Хороший он мужик. Всегда поймет. Всегда отпустит если надо. И никогда не жалуется на маленькую зарплату. Только предмет у него вшивый. Никому на хрен не нужный. Но это не мешает ему всегда оставаться человеком.

Я пошел в самый конец аудитории. Сел в последнем ряду. Рядом со мной никого не было. Это и к лучшему. Я положил рюкзак на соседний стул, а сам сложил руки перед собой на парте и лег на них. За окном не было ничего интересного. Какие-то две собаки бегали по двору одна за другой. "Та, что рыжая, наверное, девочка, а этот серо-черный барбос – мальчик." Так и оказалось. Серо-черный пес догнал рыжую подружку, и запрыгнул на нее сзади. Он начал быстро-быстро двигаться. И ему было абсолютно все рано, что кто-то на него смотрел.

– Тимур, что ты там увидел?

Я поднял голову. Надо мной стоял Валерий Викторович.

– Да, вон, – показал я на окно. – Посмотрите...

– Да... Собаки – это не люди. Они лучше людей, – изрек пожилой профессор и пошел за кафедру. Собака – лучший друг человека. Только человек для нее по-прежнему остается собакой. Я снова лег на парту и стал смотреть на небо. Сегодня оно какое-то серое, это небо. Наверное, и ему бывает грустно.

Пара закончилась. На остальные идти не хотелось. Я и не пошел. Не успел я выйти на улицу, как меня тут же встретил вопрос какого-то кретина:

– Тимур, есть курить?

– Нет, – я машу головой. – Не курю.

Я решил съездить в библиотеку. Я люблю сидеть в библиотеке. Там как-то спокойно. Поэтому, когда я хочу тишины, или просто побыть один, как бы высокопарно не звучали последние строки, я еду туда. Не всегда, правда, в библиотеке тихо. Приедут туда какие-нибудь отморозки. И давай орать, выпендриваться перед сидящими там девушками. Как-то раз я сидел в библиотеке, а какой-то мудак начал рассказывать своим друзьям тупые пошлые анекдоты. И вот сидят они и ржут десять минут. Пятнадцать. На исходе двадцатой я встал, подошел... и этот "мудак" получил свой прямой удар в голову. Кровь брызнула в стороны и попала на лицо его товарищам, а сам он слетел со стула. Его друзья не сказали мне ни слова. Молча подняли своего пострадавшего юмориста, сдали книги и ушли.

В библиотеке я взял книгу Джерома Дэйвида Сэлинджера "Над пропастью во ржи". Я читал ее уже до этого. Главного героя – обычного парня, Холдена К., выгоняют со школы. Но перед тем как вернуться домой он на три дня остается в Нью-Йорке. В городе предрождественская атмосфера. Люди гуляют и покупают подарки, а Холден ходит, ходит... Он чувственный, внимательный, мечтательный, закомплексованный, но его непосредственность и честность в описании самого себя поражают. Цинизм и презрение, так и брызжут их Холдена. Сэлинджер, написавший это книгу, – один из тех немногих янки, кто вообще хоть чего-то стоит. Отличная книга, для тех, кто сам по себе.

Читаю я медленно, так что, когда я перевернул семьдесят девятую страницу, за окном уже было темно. Я сдал книгу. Зашел в туалет. Покурил там и пошел на улицу.

А там оказалось холодно! Погода совсем не по сезону. Я поспешил спрятаться в метро. Там было полно народу. Наконец, пришел поезд. Я запрыгнул в последний вагон. Доехал до своей станции, и быстрым шагом пошел домой.

Возле подъезда сидела сумасшедшая бабка и курила. Она всегда курила, когда сидела. Говорят, что она занималась черной магией, а потом сошла с ума. Мне плевать. Мне даже не интересно холодно ли ей.

Дома я заварил клубничный чай. Он меня немножко согрел. Потом я подошел к книжному шкафу. Он у меня большой: от пола до потолка. И там очень много книг. Я горжусь своей библиотекой. Мало кто может похвастаться экземплярами, которые есть у меня. Я нашел "Над пропастью во ржи". У меня есть собрание сочинений Сэлинджера в двух томах. Я купил их, когда закончил девятый класс. А еще у меня есть и на английском языке "The Catcher in the Rye". Это ОНА мне подарила.

Взяв книгу, я пошел в ванную. У меня есть и ванна, и душ-кабина. В тот вечер Я выбрал ванну. Включил воду. Ванна начала наполняться. Одежда упала на пол. И я долго рассматривал свое тело. Так всегда бывает, когда я голый оказываюсь перед зеркалом. Потом взял книгу и сел в ванну. Как раз вовремя. Еще чуть-чуть и вода потекла бы на пол. Я закрыл краны. Нашел место, где я недавно остановился. И стал читать.

Глава 04

Интересно, можно ли назвать жизнью состояние, когда тебя нет? Когда ты просто существуешь просто, чтобы существовать?

А можно ли говорить о существовании вообще? Может я всего лишь точка на листике бумаги в клеточку. Но даже, если я точка, то я существую, хотя бы в пределах листика бумаги в клеточку, на котором я нарисован. При этом я могу существовать довольно долго. Годы, столетия... Пока бумага не превратиться в пыль.

А если я точка в электронном тексте? Выходит, меня могут скопировать сотни, тысячи, сотни тысяч раз. А могут и просто удалить, что гораздо вероятнее.

Да ладно! Такими вопросами можно изводить и себя, и окружающих довольно долго, так и не придя ни к чему. Отсюда вывод: надо послать все на ХРЕН. Все. Все. Все. Даже мечты. Ни в чем нет смысла. А если он и есть, то я его не вижу.

Может смысл в любви? А может в том, чтобы найти этот смысл? Мне больше нравиться первый вариант. Да, без сомненья, так оно и есть!!! Смысл жизни в любви. Но от чего же мне тогда так холодно?

Ничего не имеет смысла, если я не могу поделиться этим с тобой. Я постоянно ощущаю нехватку в тебе. Стоит сказать тебе "Привет", – и я уже твой.

Весь.

Я весь твой.

Я принадлежу тебе.

Странное чувство внутри. Как будто кто-то взял все мои внутренности, натянул, как скрипичные струны, и водит по ним лезвием бритвы. Но не режет сразу, а как если поролон натянуть и водить по нему острой бритвой? Он будет медленно рваться.

Доподлинно известно, что мы причиняем боль тем, кого любим. Но часто бывает и наоборот.

Все хорошее, что с нами происходит, заканчивается очень быстро, или происходит с такой скоростью (как пейзажи настенных труб в метро), что мы просто не успеваем это заметить.

Говорят, время лечит. Не верьте. Если вам больно, то со временем боль пройдет, но не исчезнет. НИКОГДА она не ИСЧЕЗНЕТ. Случайный телефонный звонок, сообщение на пейджер или по электронной почте... Да мало ли что?! И ваша рана снова раскроется. Она снова не даст вам спать. Она будет ныть, и кровоточить ночи напролет.

Но, может, это не так плохо? Боль подскажет вам, что вы ЕЩЕ не умерли. Только мертвый не чувствует боли.

Только мертвый не боится не смерти.

Этот мир слишком циничен. И в нем нет места жалости.

Мы с тобой против целого мира...

Глава 05

– Твою мать! Это град! – Дима произнес это так, что, находясь в туалетной кабинке, мне все равно показалось, что он произнес это слишком громко. Я застегнул болты на джинсах, спустил воду в унитазе, и открыл дверь.

– Смотри, – он протянул мне ледяные градины размером с шарик для пинг-понга. Теперь было понятно, почему он так возбужден.

– Неплохо, – говорю я, и направляюсь к выходу. Дима поспешил за мной. Вместе мы подошли к входным дверям института. Там было много народу. Все смотрели на град. Кто-то ругался матом. Кто-то причитал, что забыл дома зонтик.

– Бля, что мне теперь делать? Просили же эту суку! Если бы он, блядь, отпустил нас пораньше, я бы успела дойти до метро!

Ненавижу, когда девушки ругаются матом. Ругаются просто так. Лишь потому, что все ругаются.

– Дима!

– Чего? – он произнес это с раздражением, как ребенок, которого оторвали от чего-то интересного.

– Раздевайся.

– На фига?

– Снимай байку и пошли, – с этими словами я расстегнул свою оранжевую рубашку. Он тут же понял меня, улыбнулся и сбросил рюкзак.

– Ну, хорошо, твою мать. Давай сделаем это! – он смеялся, а я улыбался в ответ. Он стянул свою байку. Я расстегнул молнию на своем рюкзаке. Сбросил туда часы, пейджер, проездной и бумажник. Дима сделал все в точности то же самое, кроме пейджера, потому что он пользовался услугами мобильной связи. После этого своеобразного ритуала мы закинули рюкзаки за спину. А я взял его голову в свои руки и сказал:

– Это один из лучших моментов в твоей жизни. Не упусти его.

Он кивнул головой.

Я раскрыл парадную дверь, и первым вышел на улицу. Градины сразу же начали хлестать меня по плечам.

– Ну, как? – Дима вышел следом. Он ежился от холода.

– Заткнись и наслаждайся, – говорю я ему.

Мы спрыгнули с крыльца и начали прыгать по лужам. Вода брызгала во все стороны. Мои джинсы быстро намокли и стали очень тяжелыми. Но это не заставило меня остановиться, и я продолжил свой танец.

Дима бегал перед крыльцом, размахивая руками, и что-то радостно выкрикивал.

А я продолжал свой танец.

Дима подбежал к ближайшее от меня луже, и со смехом прыгнул в нее, выплеснув на меня все ее содержимое. Мы вместе засмеялись.

После этого я продолжил свой танец. Высоко поднимая ноги, я размахивал руками. И, что самое смешное, я не чувствовал боли от градин.

Я слышал чужой смех. Я чувствовал на себе сотню глаз. Они все ждали, чем закончиться эта безумная пляска двух сумасшедших. Может, они хотели, чтобы в нас ударила молния?

Вскоре град перешел в сильный ливень. Я раскинул руки в стороны и поднял свои глаза к небу. Раскрыл рот. Дождевая вода показалась мне самым вкусным напитком, что я пил за всю свою жизнь. Пускай она не самая чистая, но это вкус свободы.

Я начал крутиться по часовой стрелке вокруг своей оси. Я видел небо. Серовато-синие небо. Блеснула молния.

Мне было хорошо. Мне было очень хорошо. Не было ни радости, ни грусти. Не было ни счастья, ни боли. Мне было просто хорошо. Я свободен. Я чувствовал себя птицей, летящей в свободном полете над бескрайними широтами земли.

"Глупцы! Чего вы смеетесь? Вам никогда не испытать такого, потому что вы боитесь оставить свои затхлые норы, которые пропитаны запахом ненависти ко всем, кто не похож на вас. Свои мобильные телефоны и дорогие шмотки, которые стали для вас смыслом жизни. Вам никогда не испытать такого... Вам никогда не испытать чувства свободы."

От этих мыслей я засмеялся.

Мой вестибулярный аппарат потерялся в пространственной ориентации. Я сделал еще несколько оборотов. Небо превратилось в воронку, вращающуюся с огромной скоростью, и, с определенной периодичностью, втягивающую в свою спираль верхушки деревьев.

Я упал на колени в большую лужу, лицом к парадным дверям института, где столпились, наверное, больше половины студентов и преподавателей, что были в корпусе. Мои руки были все еще раскинуты в стороны. Я посмотрел во все лица, во все глаза, что были направлены на меня. Никто больше не улыбался. Похоже, им было больно. И больно оттого, что многие из них, никогда не решаться повторить нечто подобное. Никогда не смогут оторваться от земли и полететь над землей. Самозабвенно. Никого не стесняясь. Чувствуя вкус свободы и безграничной любви на своих губах. Любви к жизни. Такой любви, как я испытываю к НЕЙ. К моей девочке.