Текст книги "Beauty"

Автор книги: Кани Джеронимо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Дождь закончился.

Глава 06

Утром позвонил Антон, сказал, что его родители уехали в Москву, так что машина свободна. Он предложил покататься, и так у меня единственного, кто был доступен в тот день, были права, я должен был сесть за руль. Дима, как я ожидал, не был против вечерней, плавно переходящей в ночную, прогулки на машине.

В 18:00 мы с Димой уже сидели на скамейке возле подъезда Антона и курили.

– Слушай, – говорит он. – Ты "белого" не хочешь вмазать?

Я повернул голову в его сторону, посмотрел на него, а потом опять стал смотреть в ту точку, куда смотрел до этого.

– Да ты послушай. Один же раз всего. Нариком не станешь, а попробовать-то надо все. Ну, правильно? – он смотрел на меня, как ребенок смотрит в глаза пьяному отцу, когда хочет шоколадную конфету. Смотрит и понимает, что эта пьяная сука никогда не купит ему шоколадку, никогда не обнимет, никогда не спросит: "Как дела у тебя, парень? Расскажи отцу?" Ненавижу ублюдков, которые бегут от своих детей.

Я не помню своего отца. Он ушел, когда я был еще совсем ребенком. Мне и года не было. Я с завистью смотрел на детей, у которых были полные семьи. Я завидовал мальчишке с шестого этажа, у которого был отец. Весной, летом и в начале осени они вместе ходили каждый вечер кататься на велосипеде. Иногда они брали и меня вместе с ними. Однажды, в первом классе учительница спросила "кто с кем делает уроки?". Когда очередь дошла до меня, я сказал: "С папой". А она засмеялась и сказала: "У тебя его вообще НЕТ!" Тут же хором засмеялся весь класс. Я сидел, как оплеванный и пытался улыбаться. Зачем она так сказала?

У отца сейчас другая семья. У него родились две дочки, но я с ними не знаком. Не знаю, знают ли они обо мне.

Я видел отца всего несколько раз. Могу насчитать только пять-шесть. Хотя всем говорю, что общался с ним очень много в детстве, и даже сейчас с ним созваниваюсь иногда. Но это не так.

Я из поколения мужчин, выращенных женщинами.

Наконец, из подъезда вышел Антон, своим появлением прекратив Димин героиновый бред и мои воспоминания.

Антон: крепкий парень, довольно высокого роста, с длинными черными волосами. Сын богатых родителей. Наркоман. Сидит на героине. Пока так часто, как ему бы этого хотелось. Пока...

– Ну, что чуваки? Повеселимся? – он подмигнул нам, и я понял, что у него есть косяк, да, наверное, и не один. Антон кинул мне ключи. Я поймал их. – Пошли, чего сидим?

Я ни разу не видел машину родителей Антона.

– Которая из них? – я кивнул в стороны машин.

– Вон тот "Ровер" болотного цвета.

Антон сидел на переднем сидении рядом со мной, Дима сзади. На тот момент они уже выкурили по косяку и ржали, как лошади, пришедшие на водопой. Меня это бесило, но я сдерживался, чтобы не дать ни одному, ни второму по роже.

На минуту они затихли.

– Смотри светофор! – Антон показал на светофор, и Дима снова начал истерично дергаться, захлебываясь собственным хохотом. Я вдавил педаль газа в пол.

– Слушай, Тимур, давай шлюх снимем? В рот дадим. Да и так по трусам вдарим. А?

– Ему нельзя! Она хранит себе верность, – промычал Дима сквозь смех, и они оба снова зашлись в истерическом хохоте.

– А нам можно. Поехали к цирку.

Я вывернул машину на проспект Машерова. Не знаю, кто пустил слух, что проституток с проспекта перевели к цирку. Их там никогда не было. Да, теперь на проспекте так просто их и не найдешь, но кто мешает заехать во дворы?

Доехали до Юбилейной и свернули во двор. Потом вниз до конца улицы, мимо стоянки, под самую стройку. Перед нами стояло две машины. На обочине стояла еще одна. В салоне сидел парень, откинувшись на спинку сидения и закрыв глаза. Видимо какая-то куколка ему отсасывала.

Я заглушил машину. Вышел и закурил. В какой-то момент теряешь всех людей, которые могли бы тебя выслушать или обнять. В какой-то момент все отворачиваются от тебя. В какой-то момент ты остаешься один. И, что ты будешь делать в этот момент – не знаешь даже ты сам. Может, начнешь полосовать себя по венам. А может, попытаешься ответить на вопрос: почему люди не летают, как птицы, и, как сотни других сломавшихся, эмпирически докажешь неопровержимость этой аксиомы. Ну, а может, покуришь, сплюнешь, выругаешься матом... и пойдешь дальше. Кто знает?

Вдруг меня начало рвать. Антон с Димой выскочили из машины ко мне.

– Ты бухал? – спросил один.

– Он под героином! Воды перепил, – тут же высказал свою точку Антон.

– Он не вмазывается, – начал заступаться за меня Дима.

– Ага, я тоже, – заржал Антон.

– Ты в порядке? – спросил Дима.

Я кивнул головой, что "Да, все в порядке". Мол, я тут еще на воздухе постою, а вы идите в машину, оставьте меня. Они залезли обратно в машину. Я сплюнул, потом достал еще одну сигарету и закурил. Пустую пачку бросил в лужу моей блевотины.

Иногда смотришь на эти серые дома и думаешь, как было бы здорово взять автомат и пройтись очередью по убогим окнам многоэтажного монстра. Только по окнам! Не по людям!

Какой-то мужик прошел мимо с двумя проститутками. Он обнимал их за талии. Что он про них думал? "Сейчас приедем. Сделают мне минет. Потом трахну обеих. И выкину. Пускай еще радуются, что заплатил за одну из них, а второю не убил." Конечно, есть и нормальные люди, которые понимают, что проституция – это работа. И пошли девушки туда работать не от хорошей жизни. А оттого, что у них не было папы, который мог бы возить их по магазинам каждый день и покупать все, что им понравиться. От того, что у них есть братья и сестры, которые просят кушать. Есть и такие, которые просто ищут себе приключений, но их меньшинство. Остальные же жертвуют собой, чтобы дать жизнь кому-то.

Антон постучал по стеклу с моей стороны, чтобы привлечь мое внимание. Когда я повернулся, он показал мне, что машина впереди уже проехала вперед. Я сел, завел мотор, и мы тоже проехали вперед.

– А куда мы их повезем? – задал вопрос Дима.

– Кого? – переспросил Антон

– Ну, этих... Девок.

– А-а-а. Я тут место знаю. Баня одна. Кореша мои держат. Я им звонил сегодня. Сказали, что могу к ним приводить шлюх, когда захочу...

– И за, что это, интересно, они тебе такие услуги оказывают? – встрял я в разговору.

– Скажем, я им оказал одну услугу, а они мне ответную.

Дальше можно было не спрашивать. Во-первых, Антон никогда не скажет, какую именно услугу он оказал. А во-вторых, я и знать не хотел, что это за услуга. Нутром чувствовал, что лучше не знать.

– Здравствуйте мальчики! Чего желаем? – в окно просунулась голова улыбающейся цыганки, с золотыми редкими зубами. На вид ей было лет тридцать.

– Блондинку и брюнету. Есть такие? – поинтересовался Антон.

– Молоденькие? – уточнила "мамочка", все также улыбаясь.

– Нет, старенькие, – передразнил Антон. – Конечно молодые. И, чтоб сиськи побольше были.

– По шестьдесят сегодня!

– Не колышет! Я тебя не про деньги спрашиваю! Давай, сука, тащи сюда своих шлюх.

– А чем ты им платить будешь? – сказал я и тут же понял всю бессмысленность своего вопроса: у Антона всегда были деньги. Никто не знал, откуда, но они у него всегда были.

– Девочки, блондинки и брюнетки по шестьдесят – на показ! Катька, твою мать, по шестьдесят, я сказала! Какого хуя ты лезешь, дешевка облезлая? Хоть бы за тридцатку отъехала – нет же, лезет сука! ПОКАЗ, всех вас в рот! Чего расселись? Быстренько выходим! Аня, твою мать, улыбайся, сука! Показ, вашу мать, клиент солидный.

– Вон тех двоих, – показал пальцем Антон.

– Аня, Наташка! Идите сюда!

Девушки подошли к "маме".

– Они точно не геморройные? – девочки тихонько спросили свою начальницу, украдкой поглядывая на нас.

– Да нет! Хорошие мальчишки. Как отработаете – позвоните. Садитесь.

"Мама" открыла заднюю дверь с моей стороны, и девочки залезли в машину. Я повернул ключ зажигания, развернулся, и поехал прочь с точки. Через пятнадцать минут мы выехали на Партизанский проспект. Машин, даже в это время, было полно, поэтому ехали не спеша. В конце проспекта Антон начал показывать мне куда ехать. Пропетляв немного по убогим дворам, мы подъехали к серому двухэтажному дому с вывеской "Баня №7".

– Приехали, куколки. Пойдем трахаться, – сказал девушкам Антон. А они улыбнулись в ответ.

У входа стоял здоровый охранник. Антон попросил нас подождать в машине, а сам пошел к входу, что-то сказал громиле и исчез внутри. Через десять минут появился снова и помахал нам рукой. Мы пошли внутрь. Сразу попали в раздевалку: две скамейки, две вешалки, медицинские весы и аквариум. Слева дверь. Там сидели банщики. Мы спустились вниз по лестнице, в подвал. Там стоял стол, вокруг которого были деревянные скамейки. На столе четыре стакана и четыре стопки. Вдоль левой стенки – бассейн. Рядом – кожаный диванчик без спинки. В этой комнате оказалась еще одна дверь, ведущая в душевую, а там еще две – в парилку и туалет.

– Тут сигареты есть, где купить? – спросил я Антона.

– Сейчас организуем, – улыбнулся он. Взял мобильник и куда-то позвонил. – Серега? Ты нам тут вина, водочки организуй? Ну и закусочку. Ладно? И это... Слушай... сигарет пачку принеси. Спасибо. Сейчас все будет, – последние слова он говорил уже не в трубку, а мне.

Через пару минут к нам спустился банщик. В одной руке у него были две бутылки красного вина, в другой – тарелка с бутербродами, а подмышкой зажата бутылка водки. Он поставил все это на стол, и из кармана своих шорт достал пачку "West".

– Антон, если, что надо, ты мне свистни, – сказал Сергей и ушел.

Я взял со стола сигареты, раскрыл пачку и закурил. Странные привычки у людей: впускать и выпускать дым, но мне нравится. Пачку я оставил себе плата за мои водительские услуги.

– Ну что? Выпьем? – сказал Антон. – Девушкам вино. Мужчинам – водочка. Да?

Аня и Наташа засмеялись. Антон налил им вина в стаканы до краев. А нам налил по полной стопке водки. Все выпили, кроме меня.

– А ты чего? – спросил Дима.

– А домой вас кто повезет? – ответил я. Вопрос отпал.

– Тебя, как звать? – Антон обратился к блондинке.

– Аня, – она улыбнулась.

– В рот берешь? Конечно, берешь! Попробуй, сука, не взять.

Я взял вторую девушку под руку и тихонько прошептал в самое ухо: "Пойдем". Видно было, что она еще неопытная, в отличие от своей подруги. Недавно в этом бизнесе. Мне просто стало ее жалко. Она посмотрела на меня, как мне показалось, благодарными черными глазами, и встала из-за стола.

– Эй! Вы куда? – спросил Дима. Я ничего не ответил.

Мы с Наташей поднялись вверх по лестнице, и вышли на улицу. Охранник у дверей нам ничего не сказал.

– Давай уйдем отсюда, – предложил я. – Только тебе, наверное, деньги нужны?

Она смотрела на меня в упор. В какой-то момент мне показалось, что она заплачет.

– Сейчас... Подожди здесь. Никуда не уходи, ладно? – я попытался ее успокоить.

Наташа кивнула головой. Я вернулся внутрь. Дима сидел без штанов с закрытыми глазами и улыбался. Антон стоял возле бассейна, тоже со спущенными штанами. Перед ним на коленях стояла Аня. На ней не было блузки. И я видел ее красивую, упругую, грудь.

– Так, все! Делаю тебе и ухожу.

– Ага, как же? Уйдешь ты, сука! – Антон схватил ее за волосы.

– Хорошо-хорошо! Только не бейте!

– Уйдешь, когда я разрешу. Поняла? – Аня нервно закивала головой. – А теперь соси! – и девушка взяла в рот член Антона, который даже еще не встал.

– Антон, мне нужны деньги, чтобы расплатиться со второй девушкой.

– Девушкой? Шлюхой! Возьми там в куртке. Считай, что это мой тебе подарок, по дружбе.

– Спасибо, – пробормотал я, взял деньги и показал их Антону.

– Бля, братан. Да я верю тебе. А ты соси, сука! Не хуй отвлекаться на мужские разговоры.

Я положил ключи от машины на стол и вышел на улицу. Дима так глаза и не открыл, даже когда я уходил. Наверное, он был уже слишком пьян.

– Привет. Вот и я. Держи, – я протянул Наташе деньги. Она недоверчиво посмотрела на меня. Потом взяла деньги. – Пойдем, пройдемся, – сказал я, и жестом предложил взять меня под руку. Она взялась за мой локоть, и мы пошли гулять.

Я закурил. Предложил своей спутнице, но она отказалась.

– Почему ты стала ЭТИМ заниматься? – я решил прервать неловкое молчание. В ответ она лишь пожала плечами. Ну и правильно, не хочет человек отвечать и не надо. Жалко было только ту, вторую проститутку. Но, как мне казалось, она не пропадет, в отличие от этой молоденькой, еще глупой девочки.

– У меня есть замечательная девушка, – начал я. – Я люблю ее. Я очень люблю ее. Мне ни с кем так хорошо никогда не было. И ни с кем так хорошо никогда не будет. Ты даже не представляешь, что я чувствую, когда прикасаюсь к ее коже. Я хочу просыпать рано утром и смотреть на нее. На ее закрытые глаза, на черные волосы, разбросанные по подушке, на пухленькие губы, на аккуратненький носик. Я хочу держать ее за лодыжку, у самой стопы... Я хочу держать ее так и ждать, когда она проснется. Я хочу, чтобы она ходила по квартире в моей рубашке. И чтобы больше на ней ничего не было. Я хочу раздевать ее перед сном и одевать по утрам. Я хочу, есть с ней ананасовое мороженное. Я хочу, сидеть с ней ванной и намыливать ее ножки. Целовать ее пальчики. Знаешь, какие у нее ножки? – я смотрю на свою спутницу. Она мотает головой. – Конечно, не знаешь... Откуда тебе знать? Я не хочу тебя обидеть. Ты ничего не подумай. Просто ее ножки, ее стопы... Они были созданы не для этого мира. Она сама была создана не для этого мира. И уж точно не для меня.

Мы дошли до станции метро "Автозаводская".

– Сама доедешь куда надо? – спросил я.

– Да. Спасибо.

– Тогда пока.

– Ну, пока.

И Наташа ушла. А я решил прогуляться. Я люблю гулять по ночному городу. Истинная красота Минска открывается только ночью. Мокрые от дождя улицы, одинокие фонари... Я снова закуриваю.

Я шел по пустынным улицам домой. На пути мне попалась пустая банка из-под пива "Балтика". Я ударил по ней, и она полетела куда-то далеко вперед. Я ее догнал и ударил снова. И она опять полетела вперед. Я чувствовал себя, как школьник. Остановился. Раскинул руки в стороны. Посмотрел на небо и засмеялся.

К утру, когда уже начинало светать, я пришел домой. Умылся, почистил зубы. Зашел в комнату. Долго стоял у окна, потом достал подушку, плед, и лег, не раздеваясь, спать: в джинсах и рубашке.

Спокойной ночи. Или доброе утро.

Глава 07

Я откинул простынь, и обнаружил, что я голый. Я встал с постели. Окинул взглядом комнату. Одежды нигде не было.

Я пошел в кухню.

– Ты, что здесь делаешь?!

Она повернулась ко мне. Ее волосы были распущены. И она тоже была почти голая. Почти, потому что на ней была надета моя новая клетчатая рубашка на голое тело. Рубашка только-только закрывала попу. Ни одна пуговица не была застегнута, и я видел ее аккуратный лобок. Грудь прикрывалась рубашкой, но я все равно видел ее очертания. Никакая одежда не могла скрыть красоту.

– Готовлю тебе завтрак, – она произнесла это так, будто-то всю жизнь только и делала, что готовила мне завтрак.

– Зачем? – я ничего не понимал (как она оказалась в моем доме?) и от того, наверное, выглядел очень глупо.

– Я просто хочу приготовить тебе завтрак. Ты против? – она по-детски свела вместе коленки, и от этого стала еще более милой. Она очень красивая. И я точно знаю, что люблю ее.

– Нет-нет. Конечно не против... Но... Как бы это... как ты здесь оказалась?

– Ты сам дал мне ключи и сказал, что я могу приходить в любое время, когда захочу? Ты забыл? – любая другая девушка давно бы перешла на крик. А она за все время нашего знакомства ни разу на меня не повысила голос. Ни разу не попрекнула. Ни разу ни в чем не обвинила.

Ни разу за три года.

Я действительно забыл.

Только я и сейчас не могу вспомнить, что давал ее ключи от моей квартиры. Но я был рад. Я очень рад, что она была со мной. Мне хорошо с ней. Я никогда не чувствовал с ней ни тоски, ни тревоги. Только тихая безмятежность. Абсолютный покой. Счастье.

Она смотрела на меня и улыбалась, своей улыбкой, глядя на которую, хочется жить вечно. Но если придется умирать, то это уже тоже не страшно, потому что ты видел эту улыбку.

Я подошел к ней вплотную и наклонился, чтобы поцеловать. Она ответила. Мы целовались и смотрели за тем, как наши языки переплетались, как мы пожирали рты друг друга. Почему люди всегда закрывают глаза, когда целуются? Глядеть друг другу в глаза во время поцелуев – ведь это чистая поэзия. Если вы нравитесь, друг другу настолько, что позволяете целовать себя, то почему нужно вести себя так, словно вы стесняетесь друг друга?

Мои руки заскользили по ее коже. Я почувствовал ее тепло, все таинственные изгибы и долины, образующие ее тело.

Я возбудился. Она взяла мой член одной рукой и обнажила головку. От ее прикосновений я вздрогнул. Она начала водить рукой взад-вперед. Сначала медленно, потом чуть быстрее. Потом снова медленнее.

Я нежно гладил рукой ее грудь. Затем сосредоточился на сосках. Вначале я слегка полизал его, лаская верхушку и ареолу, потом взял сосок в рот и начал его сосать. Она тихонько стонала. Я чувствовал, как сосок во рту твердеет. Я стал сосать его крепче. Потом перешел к другой груди.

Я помог ЕЙ сесть на стол. ОНА откинулась назад и развела ноги. Ничего не могло остановить меня перед моими желаниями. Я присел на корточки и провел языком по розовой плоти. Губки стали влажными и раскрылись. Я заострил свой язык и стал водить им вокруг клитора. Он стал твердеть и все больше высовываться между губками. Разгладив язык, я попытался накрыть их полностью. Потом снова заострил кончик языка и по напрягшемуся ребру клитора проделал быстрые удары из стороны в сторону.

Она прошептала: "Я хочу тебя".

Я подразнил ее еще како-то время, пока она совсем не начала задыхаться от возбуждения. Она спрыгнула на пол. Я повернул спиной к себе и чуть-чуть наклонил. Она уперлась руками в стол. Я приподнял рубашку. Посмотрел на ее попу, бедра, влагалище. Затем вошел в нее. Медленно и аккуратно, чтобы не причинить ее боль.

С ее губ сорвался стон. Я начал двигаться. Сначала медленно. Потом все быстрее и быстрее. Член выходил из нее почти до самой головки, а потом вновь погружается до самого конца.

Через несколько минут мы вошли в завершающую фазу, почти одновременно.

Маленькая смерть *.

*"Маленькая смерть", оргазм (франц.).

Мы не существуем. Нас просто нет.

– Идем в душ, – говорю я ей. И она, улыбнувшись, кивнула мне головой.

Я взял ее за руку, и мы счастливые пошли в душ, забыв про неприготовленный завтрак.

Глава 08

Мне было грустно. И я решил позвонить ЕЙ. Я очень надеялся, что трубку снимет она. Я набрал номер. В трубке послышались гудки.

– Алло?

Господи! Как я люблю этот голос. Нет ничего прекрасней этого по-детски милого голоса.

– Привет... Это я. Узнала?

– Привет.

– Да-да. Привет, – я улыбнулся. – Как у тебя у тебя дела?

– Нормально.

– Я хотел спросить, – я всегда нервничаю, когда разговариваю с ней по телефону. – Может... Встретимся сегодня?

– Конечно. Давай в семь? Там, где обычно.

– Давай. Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю. До вечера?

– До вечера... – может, я хотел еще что-то сказать, не знаю, но даже если бы и хотел, это было уже не важно – она повесила трубку.

Я лег на диван в гостиной. Закурил и начал изучать потолок. Я лежал, пускал синеватый дым вверх и думал о ней. И что она во мне нашла? Я влюбился в нее еще в школе. Кажется, это был урок физкультуры. Я, как всегда, ничего не делал, а девушки сдавали кросс, или еще что-то там. Не помню. В общем, бегали вокруг этого дурацкого стадиона. Я сидел на скамейке и курил. Вдруг, все вокруг остановилось. Звуки стали не различимы. Я как бы сел в вагон метро и поехал, а все остальное летело мне на встречу, в последний момент, уходя от столкновения со мной. Я смотрел на нее. Она бежала самая последняя и почему-то смеялась. Мне было плевать, почему она смеется. И еще больше плевать, почему она бежит самой последней. Мне просто было хорошо оттого, что она смеется. Помню, я даже встал, выбросил сигарету и подошел поближе к беговой дорожке, чтобы посмотреть на нее когда она будет пробегать мимом меня, даже не подозревая, что я в нее влюбился.

А она бежала, и все смеялась. И я тоже стал улыбаться. Может быть, даже смеяться. Но как же я ее тогда полюбил! Полюбил навсегда. И с каждым днем люблю все сильней. И не говорите мне, что у каждого своя любовь. Что каждый может любить так же. Нет. Так любить, как я люблю ее, вы не сможете никогда.

Я подкурил еще одну сигарету.

За каждую причиненную ей боль,

За каждый упавший с ее головы волос,

Я в язвы ваши буду втирать соль,

Ножом изогнутым вспоров брюшную полость.

Я лежал и думал. О дворниках и президентах, бандитах и ментах. Я думал о матерях, избивающих сыновей и об отцах насилующих дочерей. О сыновьях, выгоняющих матерей из дома и дочерях, подсыпающих отцам мышьяк. Я думал о том, как, едва закрывая за гостями дверь, не прекращающий улыбаться муж бьет по лицу беременную жену. О том, как, закрывая дверь за пьяным мужем, выбежавшим в магазин за добавкой, жена обнимает и жадно целует его лучшего друга. Это все очень просто увидеть. Надо лишь уметь смотреть. Не знаю, сколько я провел времени в раздумьях, прежде чем уснул.

– Раз уж всем когда-нибудь приходится умирать, то я бы хотел умереть от твоих рук!

– Хорошо! – отвечает она.

Когда я проснулся, на лбу была испарина. Я часто дышал, а сердечный ритм превышал все допустимые нормы. Опустив ноги на пол, я сел. В комнате стоял полумрак. Я взглянул на часы. Шесть часов.

Одевшись, я вышел из дома. Шел мелкий противный дождик. Не настоящий дождь. Знаете, такое жалкое подобие дождя. Ненавижу такой дождь. Настоящий люблю. А такой – ненавижу.

Наверное, я все на свете испортил. Мне кажется, что я играю в какой-то ужасно сложной пьесе. Но самое смешное, что я-то не сложный. Я – это просто я. Мне так страшно! Что со мной твориться! Кажется, я уже не могу найти себя. Я ищу, а меня нет и нет. Я боюсь. Я как перепуганный ребенок. Ненавижу этот дождь. Иногда мне кажется, что я лежу мертвый под дождем.

В условленном месте, ее еще не было. Я стал ждать. Вокруг меня бегали дети. Они весело кричали и смеялись. Как будто не замечали дождя. Наконец, появилась она. В ту же секунду, дождь, как по мановению волшебной палочки прекратился. Она шла ко мне и улыбалась. На ней было темно-голубое платье, а в руках она держала что-то белое.

– Привет, – она потянулась ко мне, чтобы я ее обнял. – Я не опоздала?

Если девушка приходит на свидание красивая – кто будет расстраиваться, что она опоздала? Никто!

– Конечно, нет. Я люблю тебя, – тихонько прошептал я ей на ухо. Она быстро отстранилась от меня, улыбнулась и протянула то, что было у нее в руках.

– Держи. Это тебе.

Это был белый бумажный пакетик, перевязанный красной ленточкой. Это ленточка и сейчас со мной. Я всегда ношу ее в кармане, куда бы я ни шел. Внутри пакетика были вишневые косточки. Семьдесят шесть вишневых косточек! Вы представляете? Только моя девочка могла сделать такой замечательный подарок!

Я поцеловал ее, обнял за плечи, и мы пошли гулять. Шли молча довольно долго. Потом я решил нарушить тишину.

– Как ты?

– Нормально, – улыбнулась она. – А ты?

Я кивнул головой, и мы пошли дальше. Дойдя до остановки, мы стали друг напротив друга. Наверное, мы могли бы стоять так целую вечность, только пришел автобус. В автобусе мы тоже не разговаривали, лишь смотрели друг на друга и улыбались. Я чувствовал ее, а она чувствовала меня.

Дыхание чужой души.

Я люблю тебя.

Полюби меня.

Будь мной.

Как обычно, мы доехали до вокзала, и пошли дальше пешком. В кино, в тот вечер, показывали какой дурацкий нелепый фильм. Не помню, как он назывался. Действие фильма все время происходит в каком-то доме, за пределы которого никто не выходит. В этом доме жил один мужчина, а вместе с ним и его семья, состоящая из одних женщин. И они его так довели, что он решил притвориться, что его убили. Весь фильм эти женщины пели какие-то песни, в которых рассказывали разные истории, провоцировали друг друга на признание в убийстве. Периодически появлялись новые дамы, проливающие свет на убийство. В финале выясняется, что муж всего лишь притворялся. Он вышел из своей комнаты и застрелился.

Весь фильм я смотрел на свою девочку. Она увлеченно следило за перемещающимися по экрану лучами света, воспринимаемые нами, как живую картинку. Какая же ОНА красивая. Я всегда чувствовал себя счастливым, когда был с ней рядом.

Буду всегда с тобой.

Стану собакой твоей,

Чтоб о тебе с тоской,

Скулить у закрытых дверей.

После фильма мы пошли на набережную. Обычно там много народу. Так было и в то вечер. Мы сидели на траве и смотрели на грязную воду Свислочи. Пивные бутылки, полиэтиленовые пакеты, окурки. С тех пор, как человек решил, что покорил природу, он перестал уважать даже себя.

– Я замерзла.

Я снял джинсовую куртку, накинул ей на плечи и обнял.

– А ты?

– А что я? Мне не холодно. Я к тебе прижмусь, и мне сразу тепло становится.

Она улыбнулась, и снова стала смотреть на воду. Мимо проплывали утки. Я тихонько поцеловал ее волосы. Она повернула голову в мою сторону. Ее губы были влажными, зовущими к себе, но я боялся ее целовать. Я боялся потревожить красоту. Видя мое замешательство, она сама потянулась ко мне и поцеловала. Прямо в губы. Мое тело свело судорогой. Я не знал, что я должен был делать. Я не мог подобрать необходимых, нужных слов. А она приложила указательный пальчик к губам, показывая, что ничего говорить не надо. Потом обняла меня за шею, и мы легли на траву.

Я лежал на спине, а она на боку, справа от меня. Она гладила меня по лицу и смотрела прямо в глаза. Нежным, теплым взглядом. Она ласкала меня своими глазами. И лежать лицом к лицу казалось редкой наградой, дарованной в этот короткий миг, когда ни небо, ни звезды не стоили ничего.

– Я люблю тебя, – она произнесла это одними губами. Я хотел сказать, что и я ее тоже люблю, но она закрыла мой рот рукой, и так же беззвучно сказала – я знаю. Закрой глаза.

Я сделал то, что она сказала.

– Мне пора, понимаешь? Прости меня за это.

Конечно, я ничего не понимал. Куда она все время торопилась? Но не могло идти и речи о том, что я мог на нее за что-то злиться или обижаться. Поэтому ее последняя просьба показались мне бессмысленной. Как, такое существо может просить у меня прощения? У меня, кто за всю свою жизнь не сделал ничего хорошего, а только ругался матом, курил и дрался со всеми, с кем только было можно и даже нельзя.

Я открыл глаза, но ее уже не было. Я вскочил на ноги. Посмотрел вокруг. Пустота. Но не могла же она за такое короткое время уйти куда-то далеко?!

Значит, могла, потому что нигде ее не было. Только у меня внутри.

На траве лежала моя куртка. Я поднял ее, натянул на себя и побрел вдоль речки. Дошел до парка. Там нашел какую-то одинокую скамейку и лег на нее. Я стал смотреть на небо. Искать свою звезду. Давно я не видел столько звезд на небе. Я закрыл глаза и увидел ее, в голубом платье, бежевых босоножках с открытой пяткой. Засунув руку в карман, я нащупал пакетик с вишневыми косточками. Это заставило меня улыбнуться.

Потом я уснул. Прямо на скамейке. И проспал до четырех утра. Проснулся я от холода. Уже светало.

Глава 09

– Алло?

– Тимур? Ну, что? Ты идешь?

Через пятнадцать минут я сидел на бортике у входа на станцию "Академия Наук".

Еще через десять появился Дима.

– Ты опоздал, – говорит он мне.

– На пять минут...

Мы пожали друг другу руки.

– Как пойдем?

– В смысле?

Я просто могу тебя через дворы завести.

– Пошли, как быстрее.

– Ты чего такой угрюмый?

– Заебало все.

– Понимаю.

Дальше мы шли молча. Пропетляв минут десять по дворам, мы подошли к какому-то заброшенному кирпичному дому, расписанному граффити. Дима остановился возле большой железной двери и торжественно произнес:

– Вот он – НАШ клуб!

Затем он потянул дверь на себя и зашел внутрь. Я зашел следом. Тут же мне ударил в нос резкий запах пота. Различить что-то конкретное было вообще невозможно из-за сигаретного дыма и лучей стробоскопов. Музыка ревела так, что Димин голос распадался на миллиарды кварков. Он что-то говорил мне, но я не слышал что именно, и лишь кивал головой и шел следом за ним.

Мы прошли мимо пьяной молодежи, недружелюбно смотрящей на чужака в темных очках – на меня. Мне казалось, что кто-нибудь ко мне подбежит и начнет с радостной улыбкой бить мое тело. А следом за ними и все остальные. Наверное, мне даже хотелось, чтобы это произошло. Чтобы меня убили здесь. В этом свинарнике.

И ПУСТЬ АНГЕЛЫ ВОЗНЕСУТ МЕНЯ В РАЙ.

Вдруг мы резко свернули куда-то влево. Дима толкнул синюю дверь, и мы оказались в какой-то комнате, где не так ревела музыка.

Здесь стояло четырнадцать столиков вдоль желтых кирпичных стен, таких, как в психушке. Или даже, публичном доме, времен Федора Михайловича Достоевского.

За ближайшим к выходу столиком какая-то девушка, на вид, не больше семнадцати лет, вдыхала дорожку через трубочку, сделанную из двадцатидолларовой купюры. Рядом с ней сидел ублюдок и нагло улыбался.

– Давай милая. Плохо от этого не будет, – сказал он, и начал ржать.

– Не обращай внимания. И не встревай, если ты не хочешь сдохнуть. Они сами решают, что им делать. Не хотела бы сама – не пришла, – от Диминых слов мои кишки свело судорогой.

Мы прошли в дальний левый угол, к столику, на котором стояла нелепая, для этого места, бумажка: "4". Тут же откуда-то появилась официантка. На ней были джинсы, заляпанные кетчупом, и полосатая кофточка.

– Два пива. Или ты водки хочешь?

– Нет. Пиво будет в самый раз.

– Только пиво? – переспросила официантка.

– Да. Только пиво, – раздраженно ответил ей Дима. – И давай побыстрее. Чего стала, бля?

– Уроды...

– Пошла отсюда, сука тупая. Совсем охренела? – Дима вскочил, и замахнулся на официантку. Я тоже встал, и перехватил его руку.

– Успокойся, – сказал я ему.

Затем перевел взгляд на официантку.

– Принеси нам пиво, пожалуйста, – она быстро-быстро закивала головой и убежала.

– Никогда! Слышишь?! Никогда так больше не делай! – Похоже, Диму задело, что я не дал ему ударить местную "королеву красоты".

Я ничего не сказал ему в ответ. Мы молча сидели и ждали наше пиво. Его принесла нам уже другая официантка. Такая же грязная, как и предыдущая.

– Что-нибудь еще, мальчики? – с не очень хорошо сыгранными вежливостью и радушием спросила она.

– Нет. Пошла на хрен отсюда! – Дима все еще никак не мог успокоиться. Но после первой пинты пива он снова стал прежним.

– Она звонила?

В ответ я отрицательно покачал головой.

– Позвонит, – уверенно голосом сказал он. Скорее, чтобы меня уверить. Но я не верил, как не верил и он в то, что говорил.

Я попытался закурить. Чиркнул зажигалкой... один раз... другой.

– Извините, у вас спичка будет? – Обратился я к парню за соседним столиком. Он посмотрел на меня. Потом протянул дешевую одноразовую зажигалку, какие продаются в любом киоске на остановках. Я подкурил и отдал ему ее назад.