Текст книги "Витя в тигровой шкуре"

Автор книги: Камилла Никитенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

...На песке лежали секундомер, выжатый голубой сарафанчик и водолазный костюм, абсолютно доступным любому мальчику из-за своей портативности. Трое в трусиках сидели у кромки воды.

– Она пропускает воду сразу в двух местах,– говорил Чика.– Где трубки вместе соединяются и сверху тоже, где дощечка. Хорошо, что я провел несколько тренировок по системе индийских йогов...

Никто не ответил Чике – ведь никто и не знал, что надо говорить в таких случаях. Потом Ленка посмотрела на мальчишек и деликатно сказала:

– Ты, Алька, его отпусти. Теперь он уже не утонет.

Только сейчас Алька заметил, что он все еще держит Чику за чубик. Он покраснел и разжал пальцы.

ЧУДО-ПЕСЕНКА

Сера это сера. Все знают. Что такого? Из серы делают... Э, мало ли что из нее делают? Даже песенка есть про серу. В нашей школе поют. И ничего. А я из-за нее по контрольной двойку наработал. Было так.

Прасковья Васильевна объясняла физические и химические свойства серы. Надо было слушать. А я не слушал. Но ведь из-за кого не слушал? Из-за Мишки. Шаров Мишка – мой товарищ. Принес в школу журнал с олимпийскими чемпионами. Ну, принес и читал бы потихоньку, кто возражает! А то сидит и всем под партой показывает. Сера или чемпионы? Странный вопрос. Как сказал Карл Маркс, «я человек, и ничто человеческое мне не чуждо». Наступаю на Мишку:

– Дай!

Мишка трусит:

– Прасковья Васильевна отберет.

Я настаиваю.

– Дай, не заметит!

И точно, никто ничего не заметил. Прасковья Васильевна– журнала с чемпионами, я – того, о чем она говорила. Звенит звонок, я пишу в дневник задание. Заголовочек «Свойства серы», параграф – номер, страница– номер. Как положено. Доведись кому заглянуть в дневник – полный порядок. Ну, а если проверить глубже, вопросики там позадавать – тут я... физкультпривет и единица в итоге!

Но я, конечно, не унывал. Что такое сера? Дома сяду и разберусь. Сам. Дневник убрал в портфель и забыл про серу начисто.

Пришло время разбираться. Я сел за стол... Минуточку! Не понял ничего, думаете? Мол, все лодыри так: прослушают на уроке, а потом толком разобрать «а» и «б» не могут? Э-э, «в жизни все намного сложней»,– как сказал поэт. Я не успел прочитать даже первую строчку параграфа. Из-за кого? Из-за Мишки. Того самого. Открываю химию – звонок. Снимаю телефонную трубку:

– Вас слушают!

А это Мишка.

– Привет, старик! Выручай.

– Кого?

– Меня! Понимаешь, не в службу, а в дружбу...

– Конкретней можно?

– Можно. Надо подарок купить.

– Ясно. Кому?

– Брату. Он завтра именинник, нужен подарок. Некоторая сумма набирается, а найти ничего не могу. Сходим вместе в магазин?

Мишкин брат – спортсмен-слаломист. Как не выручить?

– Ум – хорошо, два,– бесспорно, хуже. Но я выхожу. Встреча у «Динамо».

Химия? Что за вопрос! Химия осталась на столе. Она была открыта на нужной странице, как положено.

К слаломистам я отношусь с уважением. Это спорт высокого класса. При таком отношении к слалому трудно выбрать подарок, достойный спортсмена. Пока мы искали что-нибудь простое, но благородное, пока спорили – стемнело.

Мишка,– говорю,– я выбываю из игры. У меня химия. Пойми и прости.

Мишка таращит на меня глаза, как будто у меня нервное переутомление:

– Химия? А чего там учить? Там же свойства серы, всего-навсего!

– Привет!—отвечаю. На уроке я изучал твоих чемпионов. Всего-навсего. Так что мне теперь самому разбирать. Вопросов нет?

Я повернулся и...

– Постой! – Мишка в отчаянии вцепился в мой рукав.– У моего брата в школе старшеклассники придумали песенку про серу! И передают ее из поколения в поколение. Нерушимая традиция, понял?

– Тронут,– отвечаю.– Мое почтение традициям старшеклассников!

Но Мишка цепляется за меня с несокрушимой силой:

– Ее сочинил кто-то из старых учеников! Может сто лет назад, а, может, больше...

– Неужели? – осведомился я вежливо.

Вся эта история начинала меня злить. Почему из-за каких-то традиций я должен получать по химии двойку? И тут Мишка произнес, наконец, нечто существенное:

– Да ведь про серу песенка-то, чудила! Про серу! И про ее свойства. Понял? Запомнишь песенку, запомнишь все свойства. Ясно?

А чего неясного? Так бы и говорил!

– Давай свою песенку.

Мишка заторопился:

– Сейчас! Обожди... как сначала-то? Ага! Вот:

 
Сера, сера, сера, эс!
Тридцать два – атомный вес!
Синим пламенем горит,
Выделяет ангидрид.
Ангидрид и плюс вода —
Получилась кислота!
 

Вот это песня, я понимаю! Не то, что там «снег», «любовь» и такое всякое! Сразу виден деловой подход. И все-таки я спросил:

– Сюда входят все свойства?

– Не вошли только два! – сейчас же отвечает Мишка и, заметьте, отвечает по существу, без посторонних размышлений.– На них почему-то не хватило песенки, но ведь два-то свойства ты как-нибудь запомнишь?

– Что за вопрос? Два свойства и одна песенка! И мы отправились в следующий магазин, распевая на ходу:

 
Сера, сера, сера, эс!
Тридцать два – атомный вес!
 

Песенка! Чудо-песенка! Палочка-выручалочка далекого детства... В ту минуту я забыл, что палочка имеет два конца. Даже волшебная.

Минуту! С выводами спешить не следует. На другой день ничего не произошло. Прасковья Васильевна меня к доске не вызвала. Я думаю, если бы так случилось, уж двойки-то у меня в журнале не было бы... Следующий урок опять прошел благополучно, а потом состоялась контрольная. Та самая. Э, нет, я готовился! Будьте спокойны, все прочитал. Кое-что даже дважды. Как положено. Но параграф о химических и физических свойствах серы я читать не стал. Зачем? Я же знал песенку. Те самые два свойства я посмотрел, а запоминать особенно не старался. Почему мне достанется именно этот вопрос?

Кому не везет, тому не везет. Мне попались свойства серы. Физические и химические. В пять минут я разделался с теми сведениями, какие мне любезно предоставила песенка. Я написал, что сера обозначается значком «S», что атомный вес ее равен тридцати двум, что она горит пламенем синего цвета и выделяет ангидрид но время горения. Я написал реакцию взаимодействия ангидрида и воды, во время которой получается кислота... Я отлично знал, что дописать осталось всего-навсего два свойства.

Да. В этот раз вы угадали. Действительно те самые, которые в песенку не вошли. Я клял нерадивых старшеклассников, поленившихся досочинить какую-то пару строк с этими злополучными свойствами. Я удивлялся их нелепым и недальновидным традициям, которые оставили такие ловушки на пути доверчивых последователей! Но что толку негодовать? Нужны были факты. Досадней всего, что я все-таки помнил эти два свойства! До самой последней минуты. Перед контрольной еще их вспоминал. Но когда они мне понадобились, их не стало, они улетучились, как ангидрид при горении серы. И я решился.

– Мишка! – шепнул я, обернувшись.– У меня свойства серы. Скажи, какие...

Но разве Мишка дослушает? Не успел я кончить, как в ответ раздалось:

– Сера, сера, сера, эс! Тридцать два – атомный вес!

Вообразите мое отчаяние. Я пытался остановить его:

– Дослушай! Какие два...

Вместо того, чтобы дослушать, он зашептал громче:

– Сера! Сера! Сера! ЭС!!!

Злополучное «S» просвистело по классу индийской коброй первой величины. Кое-кто даже вздрогнул. А. Прасковья Васильевна посмотрела в нашу сторону и предупредила:

– Еще одно замечание, и я отберу ваши контрольные работы.

Все правильно. Мы уткнулись в листочки. Я выждал, пока Прасковья Васильевна отвернется, и сделал вторую попытку:

– Миша, два свойства, два! Которые...

– Не оборачивайся, а слушай, когда тебе стараются помочь,– зашипел на меня Мишка с лютой злостью,– Синим пламенем горит! Синим! Выделяет ангидрид! Ан-гид-рид! Понял?

Он был абсолютно безжалостен, как кибернетическая машина, в которую по ошибке заложили не ту программу... Прасковья Васильевна отобрала контрольные и поставила нам по двойке. Ну где тут справедливость?!

ЯДОВИТАЯ РЫБА

Лагерное утро только начинается. Солнце смотрит сквозь дверную щелку, лучики бочком-бочком протискиваются внутрь дачи и мирно соскальзывают на пол. Ребята еще спят. Впрочем, спят не все.

Веня Швед давно посматривает по сторонам. В его черноволосой голове кипят всевозможные планы. Приступить к исполнению их Вене никак не терпится: серые глаза его под топкими беспокойными бровями начинают бегать туда сюда, зрачки темнеют и расширяются. Планов у Вени всегда бывает так много, что выполнить их все не хватает времени. Он смотрит на своего соседа справа, невысокого, худенького, подтянувшего колени к самому подбородку. Соседа зовут Игорем. Он тоже не спит, проснулся только что и немного улыбается. На верное, приснилось что-то хорошее. В лагере он первое лето и ему здесь не нравится.

– Игорь! Э! – шепотом окликает его Веня.– Рыбу ловить умеешь?

– Плохо! – немедленно отзывается Игорь. Он отвечает тоже шепотом.– Я всего два раза ловил.

– Завтра на рыбалку пойдем, а? Перед обедом? Объявят свободный час, мы и...

– Пойдем! – сразу соглашается Игорь.

– На что будем ловить?

Игорю все равно.

– Не знаю. На червяков, может?

– Лучше на кузнечиков. Они питательней.

Игорь кивает. Он согласен ловить на кузнечиков.

После обеда мальчики начинают готовиться. Игорь долго гоняется за кузнечиками, а Веня азартно кричит:

– Вон он! Вон! Вон! В крапиву упрыгнул!

Игорь, наконец, останавливается, утирает потный лоб и предлагает:

– Я пойду червей копать. Они хоть не прыгают.

Веня посмеивается:

– Сдаешься? Ну, ладно. А я пойду в лес, там кузнечики толще.

Решают: каждый готовит свою наживку, а потом разделят пополам.

К вечеру выясняется: всей наживки – одни Игоревы червяки. Их полная банка. А вот кузнечиков – ни одного. Веня оправдывается:

– Понимаешь, посмотрел я на них и совестно стало. До того они тощие, даже жалко ловить.

Он отводит в сторону глаза и старается незаметно вытереть рот, перепачканный черникой. Игорь видит все, но ничего не говорит. Он честно делит наживку поровну. С этим они и идут на другой день рыбачить.

– В случае чего,– наставляет по дороге Веня,– ты не унывай. Везет далеко не каждому рыбаку.

«Это он меня жалеет»,– думает Игорь. Втайне он надеется, что ему, как и Вене, повезет. Ну, а если не повезет? Хорошо, что рядом Веня, а не другой мальчик. Другой бы стал дразниться и позволять себе лишние шуточки...

– Со мной не пропадешь!—продолжает Веня,– столько наловлю, на обоих хватит! В случае чего – улов пополам.

На озере было так хорошо, что Игорь растерялся – неизвестно, какое место выбирать, везде красиво. Игорь махнул рукой: э, что там выбирать! Сел на песок, насадил наживку и закинул удочку. Проверил поплавок и оглянулся посмотреть, где Веня. А Веня – вот он – поблизости устроился, на березовой ветке.

Береза к реке наклонилась, одну ветку вперед вытянула и на ней и сидит Веня. Игорь перевел взгляд на поплавок и даже не поверил: клюет! От неожиданности и со страху, что он сделает все не так, как нужно, он дернул улочку вверх слишком резко. Маленькая рыбка блеснула на солнце, сорвалась и упала па песок. Игорь бросился к ней, дрожащими пальцами ухватил ее и опустил в ведерко. Насадил второго червяка и опять закинул удочку,

Молодец! бодро выкрикнул Веня.– Не теряйся!

Но когда Игорь вытащил из воды и положил в ведерко уже шестую рыбку, настроение у Вени переменилось. Он больше не шутил и не радовался. Только посоветовал мрачно:

– Ты смотри с ними осторожней. Рыбы, они как грибы. Бывают съедобные съедобные, а бывают и ядовитые...

– Ну?! – у Игоря сердце в пятки ушло.

А что, если он по неопытности наловил ядовитых рыб?

Игорь мучительно заколебался. Выкинуть обратно и озеро весь улов? Жалко. Да еще и неизвестно, какие они, может, и съедобные... У него, как нарочно, клевало без конца, и его охватил настоящий рыбачий азарт. И вдруг Веня сказал:

– Шабаш. В лагерь пора.

В Венином котелке рыбы было мало – клевало у него неважно. Он заглянул в ведерко к Игорю, и лицо его подняло какое-то непонятное выражение.

– Неужели ядовитые есть? – спросил Игорь с замиранием сердца.

– Половина! – вздохнул Веня мрачно.– Ребята будут смеяться.

Игорь растерянно смотрел на Веню и молчал.

– Раз уж ты не хочешь их выкидывать,– предложил Веня,– давай поделим ядовитых по-братски. Пусть смеются над нами обоими. Для товарища я на все пойду!

Игорю стало неловко. Он благодарно посмотрел на Веню и сказал горячо:

– Ни за что на свете! Это же свинство! Уж раз я наловил, нечего тебе за меня краснеть! Пусть смеются!

– Как хочешь...– пожал плечами Веня...

Ведерки с рыбой они поставили в лагере под крылечком и побежала мыть руки.

Сбор на обед прогорнили только что, и отрядный горнист, толстенький и добродушный Илюшка Кротов (отчаянный франт! – он ходил в клетчатых трусиках, за которые его дразнили стилягой), фыркал и плескался возле умывальника. Веня наскоро сполоснул ладони и умчался в столовую. Игорь умывался медленно. На душе было скверно. Зря он пожадничал. Надо было выкинуть эту рыбу. Но как ее теперь отличить – съедобную от ядовитой?

Илюша Кротов, пыхтя, старался притиснуть мокрыми руками жесткую, густую челочку. Она все топорщилась и не хотела ложиться на бок. Игорь покосился на горниста:

– Ты рыбак? – осторожно поинтересовался он.

– Самую малость! – весело кивнул Илюша.

– А... А ты умеешь хорошую рыбу отличить от этой... – у Игоря язык не поворачивался сказать: «от ядовитой».

От плохой, что ли? – спросил Илюша.– Могу. А чего не отличить?

– Пойдем, поглядим мою рыбу, а? – нерешительно попросил Игорь. Мальчики вытерлись полотенцами и побежали к крылечку.

По рыбы там не было. Валялись на земле опрокинутые ведерки, да сидел толстый лагерный кот Карабас, бродяга и лютый вор. Сидел и облизывался. Игорь схватил Илюшу за руку:

– Надо скорей ветеринара!

– Зачем? – удивился Илюша.

– Кот рыбу сожрал! Он отравится!

– Почему отравится? – Илюша даже заморгал от любопытства.

– Да ведь половина рьгб ядовитые были! – упавшим голосом произнес Игорь.

– Какие?

– Ядовитые...

Илюша улыбнулся. Широко и светло. Потрепал Игоря по плечу и сказал весело:

– Ничего Карабасу не сделается. Ядовитых рыб в реках не бывает. А наподдавать ему следует. Чтоб не воровал.

Игорь все-таки не совсем поверил Илюше. Целый день бегал он на кухню проверять, не отравился ли Kaра6ac. Карабас не отравился. Ему вообще ничего не сделалось. Говорят, и до сих пор он прекрасно себя чувствует.

Вот организм!

ВИТЯ В ТИГРОВОЙ ШКУРЕ

Гера-богатырь в прошлом году, когда мы учились еще в пятом классе, пользовался большим авторитетом. Уж очень он рослый и такой сильный! Прямо слон, а не человек. За это его звали богатырем. Попробуй кто-нибудь в прошлом году не послушайся Геру... Ого! Он нам говорил:

– Вы, мелкота, меня не раздражайте. У меня характер вспыльчивый, я за себя не отвечаю.

До четвертого класса мы жили дружно, и класс у нас был самый веселый. А пришел к нам Гера-богатырь, и всем жить стало неуютно. Мы и убеждениями на него действовали, и другие меры принимали... Какие? Неважно, какие. Принимали! Только у нас ничего не получилось. Гера оказался слишком сильный. Тогда мы решили с ним лучше не связываться. И не стали. А потом к нам пришел новенький. Витя-маленький. Мы его так на звали потому, что у нас в классе уже был один Витя, а новенький оказался очень маленького роста. Стоит на физкультуре самый последний.

И вот он ходит и все возмущается, что никто у нас с Герой сладить не может. Я ему советовал:

– Витька, это брось. Все и так знают, что Гера несправедливый, что он дерется и все такое. Но что делать? И посильней тебя люди за него брались, и то не вышло. Гера сильней слона. Уж я-то это точно знаю.

А Витя своё:

– Ну и что? Терпеть его, такого?

– Да он тебя мизинцем прихлопнет!

– Ну уж, мизинцем...

– Да мокрое место от тебя останется!

– Посмотрим!

– И смотреть нечего. Не лезь, говорю.

Наверное, на Витю наш разговор произвел сильное впечатление, потому что он стал куда-то пропадать после уроков. Как к нему ни зайдешь – мы близко живем – за картой или задачник взять, а его все дома нет. Мама Витькина очень сердилась:

– Совсем,– говорит,– отбился от рук. Такой смирный был, ни с кем не дрался, а теперь что ни день, то новый синяк. И чему вас только в школе учат?

Я к Витьке: откуда синяки? Он молчит. Не хочет отвечать –  не надо.

А зимой произошла история. Дернул Гера за косу одну девчонку. Не очень сильно дернул, раньше еще не то бывало! И тут подходит к нему Витька:

– Вот что, Енютин. Ты извинись.

– Что? – удивляется Гера.

– Я сказал, извинись. И вообще больше никого не смей трогать.

– Да ты, козявка этакая, понимаешь, что говоришь?!

А у нас в классе никто не смеет Геру по фамилии напевать. Гера этого не любит.

– Во-первых,– отвечает ему Витька и, между прочим, отвечает спокойно,– я тебе не козявка. У меня имя и фамилия есть. А, во-вторых, раз ты нормального языка не понимаешь, я согласен с тобой драться по-честному, только не в классе, а во дворе. Один на один.

Гера потерял дар речи. Надо сказать, что и мы онемели. После уроков мы сговорились никуда не уходить и следить, чтобы драка была по правилам. В случае чего мы решили все вместе навалиться на Геру и держать, сколько сможем, чтобы Витька, если ему придется уж совсем туго, смог в это время удрать домой.

После уроков мы столпились кружком на школьном дворе. Подошел ко мне Витька и вежливо говорит:

– Дай, пожалуйста, твои варежки. Они у тебя на вате, стеганые, а то у меня вязаные, я руки могу зашибить.

Гера как услышал это, стал так хохотать, что даже пополам перегнулся. Потом просмеялся и сказал:

– Ладно. Я предупреждал, что характер у меня вспыльчивый.

Мне стало нехорошо. Я вспомнил Витину маму и пожалел, что не отговорил Витьку от этой драки.

Витька стал в боевую позицию и выставил вперед кулаки в моих варежках. Гера ринулся на него, как настоящий боевой слон. Я крепко зажмурил глаза и сейчас же услышал, как все разом ахнули. Я открыл один глаз, и сам себе пе поверил: на снегу лежал Гера. Маленький Витька все еще стоял в боевой позиции, и одно ухо его старой шапки было поднято кверху.

– Здорово! сказал, поднимаясь, Гера.– Кто тебя так научил?

– В секцию хожу,– сейчас же объяснил Витька.– В бокс. Специально, чтобы тебя победить. Будем продолжать?

– Нет,– сказал Гера. – Пожалуй, закончим. Давай пять. Уважаю твердость характера. Ты не Витя, а... Витя в тигровой шкуре. Книжка такая есть,– пояснил он, обращаясь к нам. – Называется так—«Витя в тигровой шкуре».

Мы не стали спорить. Витя так Витя. Нам даже понравилось. И с тех пор мы так и стали звать Витьку, старое прозвище «маленький» само забылось.

У Геры характер улучшился. Он уже вполне за себя отвечает, и у него почти не заметна вспыльчивость. Бывает же...

КАКОЙ В СВЕРДЛОВСКЕ КЛИМАТ?

 – Бабушка! Я все выучил!

Генка с удовольствием промакнул последнюю строчку и протянул тетрадку бабушке. Бабушка у Генки строгая. Посудное полотенце не спеша отложила в сторону, поискала в карманах очки, аккуратно и удобно устроила их на носу и только тогда взяла тетрадь в руки.

Из открытой форточки соблазнительно пахло морозцем. Во дворе голубели сумерки и гремело «ура»: счастливчики, успевшие вырваться из дому пораньше, штурмовали дворовые гаражи. Генка переступил с одной ноги на другую:

– Бабушка, побыстрей! Видишь, по ответу сходится...

– Поспешишь, людей насмешишь,– ответила бабушка.

Стальной характер! Она проверила задачку, потом упражнение по русскому, потом рисунок в альбоме и... потребовала дневник.

– Зачем?!! »

Генку слегка залихорадило. «Анчар! Анчар!» – кричали за окном. С ума сойти! Такой случай: дядя Костя вывел на прогулку Анчара. Работу этой необыкновенно ученой собаки могут видеть все. Один Генка должен почему-то смотреть, как бабушка листает дневник.

– Бабушка, побыстрей...

– Сейчас. Какие там у вас по расписанию уроки? Ах, рисование! Ну, рисование мы посмотрели. Русский тоже. География? Отлично. Расскажи географию.

«Анчар, след!»

Голос дяди Кости раздается под самым окном. Разумеется, Анчар берет след. Разумеется, зрители замирают. Генкино сердце рвется на куски.

– Бабушка, честное пионерское...

– Расскажешь, и можешь быть свободным. Что там у вас? Климат? Так какой бывает климат?

Внутри у Генки все кипит. Но он сдерживается. Все-таки – бабушка. Генка делает глубокий вдох и начинает выкладывать все свои сведения о климате быстро-быстро-быстро, еле поспевая за собственными мыслями. Скорость ответа – на грани звукового барьера. Он оттарабанивает урок, выпаливает без передышки: «все!» и бросается к вешалке.

– Подожди! – бабушка идет за Генкой в прихожую,– А в Свердловске у нас какой климат?

Это уже слишком. Одетый Генка пронизывает бабушку испепеляющим взглядом и отчеканивает с великолепным сарказмом:

– Ну, уж этого-то нам не задавали!

И он вырывается, наконец, на улицу.

На другой день Клавдия Григорьевна, учительница географии, никого по журналу не вызвала. Она просто предложила:

Может быть, кто-нибудь сам расскажет о климате? Кто хочет?

Генка поднял руку и весело вызвался:

– Я!

– Гена? Пожалуйста.

Легкий приятный холодок пробежал у Генки между лопатками. Когда выходишь отвечать по собственному желанию, всегда так бывает. Страшно все-таки. Класс на тебя с любопытством смотрит. Одно дело, когда вызвали, другое – сам вызвался.

Генка поправил ремень, поискал точку на стенке, за которую можно «зацепиться» глазами, и начал уверенно, обстоятельно рассказывать урок.

Клавдия Григорьевна дослушала до конца.

– Молодец! – похвалила она.– Еще один вопрос и можешь идти на место. Как ты думаешь, какой климат у нас в Свердловске?

М-да. Это вам не бабушка. Генка набрал в легкие воздуху побольше и храбро выпалил:

– Морской!

Ребята засмеялись. Клавдия Григорьевна постучала карандашом по столу, посмотрела на Генку ободряюще:

– Не торопись. Прежде, чем сказать, подумай хорошенько.

А Генка терпеть не мог думать! Особенно во время ответа у доски!

– Посмотри на карту, разве у нас поблизости море есть?

– Каспийское! – ядовито бросили с последней парты.

– Каспийское,– машинально повторил Генка, но тут же спохватился,– то есть, нет. У нас, конечно, не морской климат.

Он попробовал сосредоточиться. Но в голову, как нарочно, лезли названия морских ветров: "муссон" и "пассат". Эти слова он прочитал, заглянув и учебнике вперед. Не зря они напечатаны особыми буковками. Эти слова нравились Генке, они звучали как-то таинственно, и сразу думалось о приключениях, о парусах, о дальних странах. Окончательно расстроенный, Генка сказал:

– И муссонов у нас нету!

Ребята засмеялись снова, но уже совсем не так дружно и не так уверенно. Клавдия Григорьевна взглянула на Генку с интересом:

– Ты знаешь, что такое муссон?

Генка кивнул:

– Ветер такой.

– Верно. В зоне морского климата бывает ветер, который так называется. Мы еще будем это проходить. А на Урале муссонов нет, это тоже правильно. Но какой же все-таки климат у нас? Подумай, Гена! Ведь когда ты ходишь гулять, смотришь же ты, какая погода?

Генка, конечно, смотрел, какая погода. Ну, чтобы узнать, надо ли надеть галоши и можно ли уже сегодня, например, удрать без пальто. И вообще, чтобы в Свердловске был климат, Генке в голову не приходило. Климат бывает в учебнике! Его надо учить, а то двойку поставят. Ну, скажите на милость, какой климат может быть дома?! В Свердловске?! Другое дело, если бы ветер был не просто ветер, а какой-нибудь муссон!

Он обвел класс растерянным взглядом. У большинства ребят лица были недоумевающие. Они и сами не знали. Зина Снегирева подсказывала что-то безнадежно тихим голосом. Генка разобрал только слово «Урал» да еще увидел, что Зина рисует в воздухе пальцем высокие горы.

– Высокогорный? упавшим голосом сказал Генка, и все опять засмеялись. Больше сказать он уже ничего не мог. Да.

А климат в Свердловске континентальный. Только и всего.

НЕСЧАСТЛИВЫЙ ДЕНЬ

Если бы у Женьки Девикова, крепкого носастого парнишки с монгольскими скулами и веселыми глазами спросили, какой день в его жизни был самый несчастливый, он не задумался бы ни на одну минуточку. Потому что в Женькиной жизни был такой. Самый несчастливый.

Начался этот день так. Женька открыл глаза и обрадовался. Ну, да! Все уроки он еще вчера выучил, и делать сегодня ничего не надо было. Женька учился во вторую смену, значит, целых полдня свободных! Вот богатство! И погода стоит хорошая, весна, солнце светит, скоро грязи никакой не останется. Гуляй – не хочу. Нет, Женька хотел гулять. Он позавтракал на скорую руку, крикнул бабушке, чтоб не ждала, и выскочил во двор.

Там никого не было. Один шестилетний Васек из второго подъезда возился в песочнице. Для начала Женька решил присесть и принять солнечную ванну. Устроился на бревнышке и зажмурился Хорошо! А когда открыл глаза– перед ним стоял Васек и молча смотрел на него. Под носом у Васька поблескивало. Уши зимней шапки были завернуты кверху.

– Как жизнь? – лениво поинтересовался Женька. Не то, что ему хотелось разговаривать с такой, малявкой,– просто делать было нечего. Васек шмыгнул носом. Моргнул. И вдруг сказал:

– Я могу делать мостик.

– Ну? – удивился Женька, как удивляются взрослые, когда хотят показать, что им интересно с детьми.

– Ага.

– Сперва сделай, а потом хвались! – назидательно заметил Женька. Он вспомнил, как его маленького воспитывали мальчишки во дворе, зевнул от скуки и прибавил: – Хвастать нехорошо.

Ваську полагалось сконфузиться, но вместо этого он плюхнулся со всего маху на руки и некоторое время постоял на четвереньках. Потом он, сопя, поднялся, растопырил измазанные ладошки и молча стал глядеть на Женьку. Видимо, ждал одобрения.

– Эх, ты! —сказал Женька.– Разве это мостик? Смотри.

Женька скинул пальто, положил его на бревнышко, выбрал местечко посуше и сделал стойку. Потом медленно согнул ноги и опустил их на землю. Мостик получился ничего, приличный.

– Вот как надо,– сказал Женька, выпрямляясь.

По всем законам великой жизненной практики Ваську следовало молчать и восхищаться. Вздыхать Сопеть. Мотать на ус. В крайнем случае, замереть и немножко постоять неподвижно. Мол, вот они, старшие-то! Где уж нам... А Васек сейчас же принялся сам делать стойку. Дрыгнул одной ногой, стал поднимать другую, брякнулся и заревел на весь двор. Выскочила из подъезда Васькова бабушка и стала кричать, что Женька дылда здоровая и обижает малышей. Еще она кричала, что он портит ребенка и куда смотрят Женькины родители. А при чем тут Женькины родители? Женька хотел объяснить, как было дело – куда там! Бабушка расходилась вовсю. Она кричала все громче, и чем громче она кричала, тем сильнее орал Васек. У Женьки в ушах зазвенело. Внезапно бабушка остановилась, посмотрела на Женьку злорадно и спросила:

– Молчишь?

– Молчу,– сказал Женька.

А что ему было говорить?

– Почему молчишь? – наступала бабушка.

Женька плечами пожал:

– Как же я говорить буду, если вы все время ругаетесь?

– А-а... Так ты еще грубиянить?—возмутилась бабушка.– Ну, погоди, сейчас я твоей матери пожалуюсь! – и бабушка с победным видом скрылась в подъезде.

Васек тотчас перестал реветь, Деловито вытер глаза и сообщил:

– Я орал понарошке. А то бы она мне задала. У нас в спальной ремень за дверью висит.– Васек вздохнул со всхлипом и доверительно прибавил: – С пряжкой...

Женьку дома не драли. Он посмотрел на толстого Васька и пожалел его: когда ремень, да еще с пряжкой, тут и не так заорешь.

– Ладно,– сказал он. Теперь тебе уже не влетит. А мне ничего, я не боюсь.

И все-таки Женька не стал дожидаться, чем кончится беседа двух бабушек. Он решил лучше сходить к кому-нибудь в гости. У него был в соседнем доме приятель Вадим, и Женька пошел к Вадиму.

Вадим занимался в кружке юных натуралистов, работал в живом уголке и очень любил зверей. Еще Вадим носил очки, потому что зрение у него было неважное, и он этого очень стеснялся.

Женька любил Вадима. Ему нравилось слушать, как Вадим рассказывает про жизнь зверей, и очки Вадимовы ему нравились и даже то, что Вадим, если не говорит про зверей, человек малообщительный, – тоже было Женьке приятно.

Мальчики встретились у ворот. Вадим как раз выходил навстречу.

– Хорошо, что ты пришел, сказал он.– А я к тебе. Пойдем в зоопарк, там говорящий скворец появился!

– Ну?!

– Верно! Пошли смотреть Только надо еще десять копеек, чтобы на два билета хватило.

– В самом деле говорящий? – восхитился Женька.

– Ага. Соседка наша вчера видела. Зовут Яшка. Говорит, как человек: "Ивановна, куда пошла?"

Женька побежал домой за гривенником. Дверь открыла бабушка, и лицо у нее было такое, что Женьке стало не по себе. Женька прошел в столовую и сел на диван. Но разве мыслимо сидеть на диване, когда во дворе ждет Вадим, а в зоопарке живой скворец разговаривает по-человечески? Женька взял себя в руки и пошел на кухню.

– Бабушка, дай, пожалуйста, десять копеек.

– За какие заслуги?—сухо поинтересовалась бабушка.

– В зоопарк, вздохнул Женька.

– В зоопарк? А в Ленинград на экскурсию не собираешься?

– Нет...

– Напрасно. А я думала, что тебя путевкой премировали за расквашенный нос.

– Бабушка, честное слово...

– Не ври, Женя.

– Да я не вру! Не трогал я этого Ваську. И нос я ему не расквашивал. Очень мне надо! Он сам у него расквасился...

– Ну да, нос сам расквасился, а Васина бабушка сама себе нагрубила?

– Да она сама...

– Вот видишь, сама!

– Да бабушка! Ну, при чем тут я? Ну, при чем тут я? Я ему показал, как правильно мостик делают, а он сам свалился. А она как закричит... Даже слушать ничего не хотела...

– Ладно,– сердито оборвала бабушка. Man. придет, ей объяснять будешь. Некогда мне тут с тобой. А десять копеек не дам. И не мечтай.

– Бабушка, там говорящий скворец! в отчаянии завопил Женька.

Нож, которым бабушка чистила картошку, застыл в воздухе:

– Как... говорящий?

– Ну, да! – заспешил Женька.– Он посетителям кланяется, головой вертит и говорит: «Здравствуйте, гражданин, который час?» И еще говорит: "Ивановна, куда пошла" и вообще... Бабушка, миленькая, хорошенькая, дай, пожалуйста, десять копеек, меня Вадим на дворе ждет, Вадимовская соседка сама вчера этого скворца видела...

– Ладно,– сказала бабушка наконец, десять копеек, так и быть, дам, но долго, смотри, не задерживайся, расскажешь мне про эту птицу во всех подробностях!

Вниз Женька мчался, прыгая через три ступеньки.

– Есть! Пошли!..

Вадим знал, где какие находятся клетки, и сразу повел Женьку к загородке с птицами. Женька хотел было задержаться возле львицы, которая грызла кость и косила на публику желтым свирепым глазом, но Вадим упрямо тянул его за собой.

В самом центре вольера сидели два унылых павлина, свесив вниз длинные зеленые хвосты. Слава о говорящем скворце, видимо, уже успела распространиться, потому что у загородки толпились зрители и уговаривали:

– Яшка! Яшка!

Мальчики протиснулись к загородке, и Вадим дернул товарища за рукав: