Текст книги "Чёрный петух"
Автор книги: Кальман Миксат
Жанры:
Классическая проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
– Скорее, скорее – лавровишневые капли ей!
Винце нашел их в буфете, а сам, как кукла, машинально повторял: «Ведь еще не точно, не точно…»
А вообще-то уже точно. Беготня, плач, стоны и вопли нарушили спокойную атмосферу сельских улиц. Среди шахтных рабочих многие жили и в этом селе. Староста и десятские ходили по домам наряжать людей с мотыгами и тележками на спасательные работы.
– Какая жалость, что я не могу пойти, – хрипло проговорил Купойи, мучимый сознанием своего бессилия. И разразился горьким плачем – можно было подумать, что вот-вот разорвется сердце.
Наверное, с час громко и горько плакал, потом слезы иссякли, и он только мог жаловаться и завидовать своей супруге, что у нее сердечные колики; тогда старик стал призывать и на себя какую-нибудь напасть – чтобы не так ощущать душевную боль. Он ругал Винце за бессердечность, за то, что тот не побежал сию минуту к шахте, а когда старый слуга стал собираться, не захотел его пустить.
– Нет, не уходи, из-за матушки нельзя. Я же один никак не смогу ей помочь. О Пали, Пали, мой милый внучек!
Самочувствие госпожи, хотя и медленно, постепенно улучшалось; вернее, прекратились физические боли, и она могла теперь разделить с мужем душевную боль.
– Я чувствовал, чувствовал, – стонал папаша Купойи душераздирающим голосом, – я знал, что вижу его в последний раз. Недаром же я сказал ему сегодня утром: «Не ходи, дорогой Пали, не торопись в шахту, отдохни». У меня было предчувствие, но он не послушался меня, не послушался.
Тем временем наступил вечер, небо заволокло тучами, звезд не было видно. Да и зачем они сейчас нужны, звезды?! Старики сидели в комнате, выходящей во двор, сидели, как в камере смертников, ожидая последнего слова, самого страшного…
Временами кто-то заходил из знакомых с новыми известиями.
– По-видимому, все, кто там был, погибли, – сообщил Михай Гал, прибывший оттуда. – А сколько там народу собралось, сколько народу из трех сел! Работают, откапывают, но надежды нет.
Старики переваривали услышанное, обсуждали, объясняли друг другу, рядили так и сяк. Ни о чем другом думать были не в состоянии. Голодные волы мычали в стойле, корова тоже никак не могла понять, почему никто не идет ее доить.
Через полчаса снова постучали в наружную дверь. Винце пошел отпереть. Янош Середнеи принес новую весть:
– Спасательные работы идут. Уже откопали десятерых; все – мертвые.
Наступила давящая тишина. Кто решится ее нарушить? Наконец мамаша Купойи спросила дрожащим голосом:
– Он среди них?
Снова тишина, и какая тишина! Слышно было биение сердец.
– Нет, его среди них нет, – ответил Янош Середнеи.
Потом Середнеи ушел, а трое так и остались сидеть в темноте, в тупой апатии. Никому даже не пришло в голову зажечь свечу. Никто не проронил ни слова, ни одного слова, только изредка из груди вырывался вздох, как свидетельство того, что они живы.
Во дворе снова послышались шаги. Снова кто-то идет. О боже, что-то он принесет?
Винце встал, пошел отворять дверь, но, как видно, он и не запер ее после Середнеи, потому что шаги уже слышались в сенях, и вот перед носом старого слуги дверь открылась, и прозвучал родной, знакомый голос:
– Добрый вечер, дедушка, добрый вечер, бабушка!
– Пали, Пали!
Радости не было конца. Такой радости не испытывали люди. Старики Купойи повскакали с мест. «Винце, свечу, Винце!» Винце засуетился, стал водить по свече концом мундштука своей трубки, но от нее нельзя было ожидать чуда, и свеча не загоралась. Наконец сам Пали чиркнул спичкой, но и ему не удавалось зажечь свечу, потому что оба старика тушили ее, кинувшись, тяжело дыша, обнимать внука.
– Так ты жив, родной? Ничего с тобой не случилось?
– Только вот страшно голоден, бабушка, и тоска гложет по погибшим товарищам.
Тут мамаша Купойи сразу захлопотала, завертелась (болезни ее как не бывало), зажгла свечу; при свете свечи они еще раз расцеловали Пали, и не только они, но и Винце, причем дед тут же позавидовал этому и прикрикнул на него:
– Ну, ну, нечего лизаться, старик! Лучше отыщи-ка мою трубку! Уже целую вечность не курил.
Правда, у него не осталось на это времени, потому что госпожа Купойи молниеносно собрала все, что было в доме, и уже накрывала на стол. Пали сел к столу, дед тоже подвинул свое кресло, аппетит у него тотчас же восстановился, и они оба с удовольствием ели.
– Ну, так расскажи же, как ты спасся, родной наш. Потому что мы ведь считали тебя уже погибшим.
Тут мамаша Купойи подсела к столу, рядом с внуком, и положила ему руку на плечо. Винце же примостился на маленьком стульчике около буфета и занялся латанием своих сапог. (Черт бы побрал этого плута Фильчика – плохую кожу поставил на сапоги!)
– Наверняка бы и я погиб, если бы не одна маленькая случайность. В полдень у нас на шахте кончился табак, и мы послали Пишту Кирая в Вернё, в лавку. Только он вернулся, как подзывает меня и говорит, что какая-то молоденькая девушка дожидается меня наверху, хочет срочно поговорить со мной. «Что за девушка? Не знаю я никакой девушки!» Я и не хотел подниматься, но Пишта успокоил меня, что это не какая-нибудь такая девица, а тоненькая девушка, почти подросток. Меня разобрало любопытство, и я поднялся наверх, как был, в грязной рабочей одежде.
– Ну, и кто же она была? – нетерпеливо спросила бабушка.
– Действительно, совсем незнакомая девушка с черным петухом под мышкой.
– С черным петухом?! – прервал его Купойи, вскинув брови и тут же отложив в сторону трубку, – Продолжай-ка, продолжай, прошу тебя!
– Она спросила меня, я ли – Пал Купойи? Я сказал: «Да, это я». «Тогда пойдемте, пойдемте, – задыхаясь, затараторила она. – В лесу на лужайке вас ждет женщина; она наказала мне сходить за вами и позвать вас. Мы не можем терять времени, вам надо скорее идти, потому что речь идет о большой опасности».
– Ну, и ты, конечно, пошел, подумав про одну особу? – спросила бабушка с добродушным укором.
– Я вообще-то не хотел идти, – продолжал внук с открытым выражением лица. – Я сказал, что очень занят. И тем более мне не хотелось идти потому, что, по описанию девушки, женщина эта мало походила на ту, о которой думает бабушка.
– И все же это была она, не так ли?
– Не знаю.
– Так ты не пошел? – удивился Купойи.
– Да нет же, пошел, иначе я не был бы сейчас здесь. Девушка так просила, чуть ли не силой тянула меня, что в конце концов я согласился. Эта девчушка была такая странная: чего она хотела, в чем был лично ее интерес, я и сейчас не могу понять…
– Наверняка дама ей хорошо заплатила за то, чтобы та привела тебя, – высказала свое мнение Купойине.
– А как была одета девочка? – спросил Купойи с лихорадочно сверкающими глазами.
– Да я не очень приглядывался, какой-то платочек в горошек на голове…
– Ты не заметил никакого изъяна в ее фигуре?
– Вроде бы она как-то странно держала шею.
– Не блондинка ли?
– Да, блондинка. Но почему это интересует дедушку?
– Потом увидишь почему. А пока знай отвечай. У петуха красный был гребешок?
Пали улыбнулся и переглянулся с бабушкой.
– Так ведь у всех петухов красный гребешок, дедушка.
– Постой-ка, постой! – воскликнул старик с непонятным оживлением. – А не было ли на петухе колокольчика, на шее или еще где?
Теперь уже и внук и бабушка переглянулись с явной озабоченностью.
– Нет, дорогой дедушка. Никакого колокольчика на петухе не было; это только на овцах да на барашках бывают колокольчики. Словом, я пообещал девушке, что сейчас же пойду туда, только переоденусь внизу в чистую одежду. На этом она успокоилась и сказала, что пойдет вперед, но вновь попросила меня, чтобы я поспешил, поторопился… Когда я, переодетый, вернулся наверх, то уже нигде не увидел эту странную девушку.
– Слышишь, Винце? – воскликнул Купойи. – Он говорит, что она бесследно исчезла!..
Винце задумчиво смотрел на пламя свечи и кивал своей большой головой, мол, все слышу.
– Тогда я пошел один в сторону леса, думая все же – не стану отрицать, – что встречу там Хорватине, но не успел я дойти и до опушки, как послышался страшный глухой взрыв; казалось, земля задрожала и застонала от него. Обвалилась шахта. Я опрометью побежал назад…
Глубокая тишина наступила после его рассказа; каждый снова как бы мысленно повторял его про себя. Свежий ветерок заколебал пламя свечи, и его голубоватый, как цветок гиацинта, язычок нервно затрепетал. Что-то из мебели таинственно затрещало, и снова стало все тихо, только часы громко тикали.
Лицо старого Купойи засветилось каким-то озарением. Он сложил на груди руки, как для молитвы, поднял глаза кверху и набожно залепетал:
– Точно, это была она! Она пришла, чтобы спасти его.
– Кто? – недоуменно спросила госпожа Купойи.
– Та девушка, которую я похоронил, – повторил старик с суеверным восхищением.
Его супруга в третий раз переглянулась с внуком. В их глазах можно было прочесть: «От великой радости он лишился ума».
Но Винце, мудрый маловер Винце, задвигался на своем стульчике.
– Да, это была она! – подтвердил он дрожащим голосом и перекрестился. – Да восславься Иисус Христос!
В это мгновение на дворе закричал петух. Может быть, это был петух госпожи Купойи, возвещавший, что уже полночь. А может быть, пришел тот, другой, таинственный петух, пришел, чтобы подтвердить: «Кукареку! Это мы были, мы были!»