Текст книги "Девиант (ЛП)"
Автор книги: Калли Харт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
Глава 6
Слоан
Куртка? Есть.
Кошелек? Есть.
Ключи от машины? Есть.
Двадцать часов прошло, как все гребаное дерьмо началось и, наконец, пришел час, когда оно закончилось. Я всегда чувствую себя лживой сукой, когда облачаюсь в повседневную одежду. Будто я только притворяюсь нормальным человеком. Кем-то, кто одевается в «The Gap» (прим. пер. марка одежды) и должен все подбирать соответственно, чтобы цвет сумочки и курточки совпадал. Я чувствую себя превосходно в своей одежде медика, но только стоит мне надеть пару голубых джинсов и выйти в овощную лавку, как мне начинает казаться, что на меня странно смотрят и смеются за спиной.
– Доброго вечера, Слоан. Ты работаешь завтра?
Джерри, один из санитаров, работает здесь почти столько же, сколько и я. Он молодой парень, которому можно дать двадцать два, у него большая семья, поэтому ему приходится много работать, чтобы прокормить ее. Он работает каждый божий час, почти без перерыва на обед.
– Естественно, Джер. Тебе захватить кофе?
Он улыбается.
– Я надеюсь на это. Мне это просто необходимо, особенно после сегодняшнего.
Я уже вижу выход, когда начинаю нервничать. Именно здесь постоянно что-то случается. На расстоянии пятнадцати шагов между больничной стойкой ресепшн и выходом какое-то гребаное магическое место. Девять раз из десяти, когда я уже была готова пойти домой, кто-то проносился сквозь двери с неотложным случаем, и мне приходилось разворачиваться и топать обратно на работу, спасать чью-то жизнь, напрочь забывая о своей собственной.
Десять шагов.
Пять шагов.
Я задерживаю дыхание.
Итак, я в шаге от двери. Осенний ветер Сиэтла бьет в лицо, растрепывая мои волосы, когда дверь открывается и чистое ночное небо предстает передо мной с восхитительными оттенками синего цвета. Из меня вырывается вздох облегчения. Я сделала это. Я собираюсь провести каждую минуту из предстоящих семи часов отдыха в кровати, и это будет восхитительно.
И вот уже я в машине, выезжаю со своего места на стоянке, когда шикарный тюнингованный черный «Камаро» выворачивает руль так, что почти врезается в меня. Но нам обоим удается затормозить. Водитель «Камаро» резко нажимает сигнал автомобиля, разрывая тишину пустой стоянки громким звуком. Я не могу увидеть кто за рулем, но я точно знаю, кто бы это ни был, он хочет, чтобы я убралась на хрен с его пути. Единственная причина, из-за чего бы машина примчалась на такой бешеной скорости в больницу – это чрезвычайная ситуация. Я так сильно сдаю назад, что мои колеса прокручиваются на месте. «Камаро» доезжает до раздвижных дверей, через которые я только что вышла в надежде отдохнуть дома. Мгновенно меня накрывает волна сожаления. Я могу поцеловать в задницу семь часов отдыха – я долбаный трудоголик-мазохист. У меня занимает примерно тридцать секунд, чтобы припарковать машину и заскочить в больницу. Медсестра уже вызывает ассистента по громкоговорителю, парень в черном стоит, сгорбившись над малышкой, которая лежит на полу. Он отбрасывает в сторону окровавленное полотенце и легко хлопает ее по лицу рукой, его действия вводят меня в ступор. Он ударяет малышку? Я быстро подбегаю к ним, действуя на автомате. Я перехватываю его запястье, отталкиваю его назад настолько сильно, что он даже мог бы упасть на пол, если бы не удержался на ногах.
– Пошел на хрен от нее. Дай мне посмотреть, – шиплю я.
Я слышу, как он издает гортанный удивленный вскрик, затем втягивает воздух в легкие, когда я делаю быстрый детальный осмотр потерпевшей. Оказывается крошка не такая уж и крошка, как я подумала в первую секунду. Ее светлые волосы местами окрасились в розоватый цвет из-за крови, чем испачкано сейчас все. Господи, передо мной предстает ужасное зрелище – ее кожа на запястьях разрезана, но рана выглядит ужасно, потому что у нее рваные края, а не ровные порезы. Я перевожу дыхание, потому что мне нужно пару секунд, чтобы прийти в себя и сосредоточится. Боже, какая идиотка! Она не понимала ни хрена, когда творила такое с собой?
– Сколько крови она потеряла?
Я прощупываю ее пульс, склоняясь так, чтобы мое ухо находилось напротив ее рта. Есть ли дыхательная активность? Слава Богу, слабая, но есть. Пульс едва прощупывается, но он есть. Я поднимаю взгляд, все еще ожидая ответа на мой вопрос, но парень, который принес девушку, смотрит на меня с открытым ртом. Его глаза расширяются и смотрятся такими огромными и темными, будто черные озера. Похоже он в состоянии шока.
– Послушай, мне действительно нужно знать, сколько крови она потеряла, – говорю ему.
– Я… не представляю. Она была в ванной.
Он выдавливает эти слова так тихо, что я с трудом могу расслышать его. Спереди футболка прилипла к его крепкому красивому телу, облепляя его, словно вторая кожа, по видимому, он все время держал ее на руках с того момента, как нашел ее в ванной. Суреш Патэл, один из докторов, которых вызвали, прибегает несколько минут спустя, и девушку в срочном порядке перекладывают на каталку. Температура ее тела низкая, показатели падают. Итог ее реанимации может быть совершенно непредсказуемым, это словно решать серьезный вопрос, подбрасывая монетку.
Я чувствую себя, как выжатый лимон, когда работаю с этой крошечной женщиной. Секунды переходят в минуты, минуты растягиваются в часы. Мы перелили ей литры крови и напоследок завернули ее в четыре слоя одеял, прежде чем она, наконец, была в надлежащем состоянии для того, чтобы можно было провести операцию над ее запястьями.
Пять утра. Я направляюсь посмотреть на парня, который принес ее. Я нахожу его сидящим в коридоре, его локти лежат на коленях, голова опущена на руки. Он поднимает ее и смотрит на меня, и затем он совершает самый идиотский поступок – быстро подрывается с места и начинает спешно уходить.
– Прошу прощения. Эй!
Он останавливается, но поворачивается не сразу. Он как будто ожидает удара, словно был создан, чтобы обороняться и отражать нападение.
– Мне нужны некоторые детали, насчет инцидента с твоей девушкой. Ты не можешь просто оставить ее здесь, чтобы она пришла в себя одна в больнице.
Наконец, он разворачивается. Его челюсть сжата настолько сильно, что видно как вены пульсируют на висках. Он просто смотрит на меня. Его футболка немного высохла, но все же еще прилипает к телу, словно создана, чтобы показывать его мощные, бугристые от мышц бицепсы, покрытые тонким сплетением татуировок. Черные, синие и красные цвета татуировки сплетаются воедино в замысловатый рисунок и спускаются по его сильной руке, словно легкие волны прибоя. Волосы цвета вороного крыла растрепаны и небрежно торчат в разные стороны, они будто специально взъерошены, все еще влажные, восхитительные. Я готова надрать себе задницу, потому что ловлю себя на том, что рассматриваю его.
«Ты зла на него, Слоан, помнишь об этом? Он собирался сбежать. Собирался выйти прямо через эти двери».
– Знаешь, по крайней мере, ты можешь поведать мне какую-то историю, перед тем как исчезнуть на закате. Или на рассвете, впрочем, какая на хрен разница, – говорю я.
Он моргает, затем скрещивает руки на груди, открывает рот, как будто собирается сказать что-то, но внезапно останавливает себя. Хмурится, поворачивается к двери и, видимо, собирается уйти. Что серьезно!? Хренов мудак.
– Хотя, если подумать, то это, скорее всего, произошло из-за тебя, так что тебе лучше и правда свалить пока не поздно, – бросаю ему я.
На теле девушки нет синяков, но я видела достаточно случаев домашнего насилия, чтобы знать, что оно не всегда физическое. Сломленный дух может быть таким же поврежденным, как и раздробленная, сломанная кость. Этот парень мог превратить жизнь своей девушки в невыносимую пытку, поэтому она решила совершить суицид. Шрамы на ее руках показывают, что это была не первая ее попытка.
Мистер Охренительно-Высокий-Темный-Обворожительный смотрит на меня с выражением неподдельной ярости, что заставляет меня вернуться к моим мыслям касательно того, кто виноват в этом всем. Выражение его лица искажается, он смотрит на меня больше с пренебрежением, как будто я никто, просто ошиваюсь рядом и не стою его внимания, затем он говорит. Нет, знаете, его слова больше походят на рык.
– Я не ее парень. И я не бросаю ее.
Мой желудок сжимается. Этот…
Этот голос.
Твою ж… Я прижимаю ладонь ко рту и осматриваю каждый миллиметр тела парня.
–Я знаю тебя? – шепчу я.
Безжалостная и надменная улыбка играет на его губах.
– Нет.
– Я могу поклясться, что узнала твой голос.
– Я родился здесь. Голоса звучат похоже.
Он продолжает отрицать, но с каждым словом мой желудок скручивается немного сильнее. Я слышала этот голос в своих снах; я бы узнала его где угодно. Я не ошибаюсь. Я чертовски права. Это... Это он! Парень, который принес маленькую, сломленную девушку, это тот же парень, кто связал меня и трахнул два года назад. Парень, который забрал мою девственность. Он сосредоточил свое внимание на мне. У него такой напряженный взгляд, что я понимаю, он просто ждет, когда до меня дойдет кто он.
– Я... Мне лишь нужно знать, кто твоя подруга, – я запинаюсь, и он улыбается.
Это настолько захватывающе видеть улыбку этого парня. Она такая дерзкая и опасная, что может в один миг лишить жизни.
– Кэрри. Ее зовут Кэрри.
– Страховка?
Он трясет головой. Его взгляд ни на минуту не покидает мой.
– Я заплачу.
– Тебе нужно пройти и поговорить с администратором. Дай ему данные твоей кредитной карты. И твое имя.
Он самодовольно улыбается, смотрит на свои дизайнерские туфли, а затем снова поднимает на меня взгляд своих пронзительных глаз, и смотрит на меня из-под темных бровей.
– У меня есть наличка. И тебе не нужно мое имя. Будет лучше, если ты забудешь обо мне. А еще лучше будет, чтобы я сейчас же убрался отсюда.
Он резко разворачивается на пятках и решительно удаляется от меня, его мощные руки все еще на уровне груди и внезапно я действую так, как мне подсказывает сердце. Одна часть меня задается вопросом, где находится ближайший телефон, чтобы я могла позвонить копам, но другая глупая часть меня заставляет броситься за ним. Черт, идиотское тело.
– Подожди! Я... – «Не заставляй меня это делать, придурок» – кричит голос в моей голове.
– Ты что?
– Я не знаю! Я...я, – «Это был ты» – кричит голос в голове. – Это мог быть ты!
– Я не причинял боль Кэрри.
Его ухмылка словно по мановению волшебной палочки испаряется с красивого точеного лица. На смену ей приходит отрешенный леденящий взгляд.
– Это не то, что я имела в виду, и ты знаешь об этом.
Он немного выпячивает губы, словно капризный ребенок, и любые сомнение, которые еще присутствовали до этого момента, исчезают в мгновение ока. О, эти губы, эти губы, может, я и не видела их в темноте комнаты, но чувствовала их на своей киске, на своем клиторе, они ласкали, любили меня. Он именно тот, кто лишил меня девственности. Он знает это. Он точно знает это, он узнал меня.
– Возможно, я действительно знаю то, что ты имеешь в виду. Это не изменит тот факт, что ты должна забыть, что я когда-либо был здесь. Лучше забыть всем. Ты не хочешь знать меня, прелесть.
Его высокомерие выходит за любые рамки приличия. Я делаю четыре быстрых шага и тычу ему в грудь указательным пальцем.
– Ты!
Даже вблизи он кажется настолько высоким, что это устрашает.
–Я, – соглашается он.
Я задаю ему единственный вопрос, который не давал мне покоя последние два года.
– Ты имеешь какое-либо отношение к смерти Эли?
Он отводит взгляд и прикусывает соблазнительную нижнюю губу. Черт возьми, это значит «да»!? Знаете, это самое очевидное «да», с которым я когда-либо сталкивалась.
– Скажем так, у нас с Эли были разногласия.
– Черт, да! Я знала это. Это ты взял паспорт Лекс?
Он прямо как доктор Джекил и мистер Хайд. В одну секунду он стоит и смотрит на меня, будто я настоящий джин и могу исчезнуть в дымке от силы его взгляда, а затем, в другую секунду, он прожигает меня взглядом чистого и неконтролируемого гнева. Он хватает мои запястья, двигаясь со скоростью света, грубо прижимая меня к стене. Коридор пуст в предрассветное время, и из-за этого я чувствую себя уязвимой и покинутой. Он сжимает свои сильные и большие пальцы вокруг моего горла и слегка сдавливает, не слишком сильно, но все-таки ощутимо, чтобы напугать до чертиков.
– Тебе нравится чувствовать себя так, Слоан?
Мои глаза наполняются слезами, когда я слышу, как мое имя слетает с его языка. Языка, которым он так сладко ласкал меня. Он знал, кто я на протяжении всего времени.
– Нет, – я задыхаюсь и качаю головой.
– Тогда ты должна позаботиться о Кэрри, убедиться, что ей стало лучше. Не позволяй этим гребаным мозгоправам приближаться к ней. Не позволь им разрушить ее. В противном случае, я буду сильно недоволен и огорчен.
Его тело прижимается к моему, и он словно гремучее соединение мускулов и чистого тестостерона заявляет на меня свои права. Мое тело, словно в ловушке, я не могу сопротивляться, но я все еще пребываю в сознании. В этот момент что-то меняется, потому что его взгляд успокаивается, напряжение, словно каменная стена, падает и рассыпается. Я могу обманываться, но все же.
– Ты все еще помнишь? – шепчет он у моего уха, обдавая кожу горячим дыханием.
Я медленно отвечаю на его вопрос кивком.
– И когда закрываешь глаза, ты все еще чувствуешь меня?
Я понимаю, о чем он спрашивает. И снова киваю.
– Да.
– Тогда сделай это снова. Закрой глаза.
Хватка на моем горле усиливается, что заставляет меня немного задыхаться. Я в последний раз смотрю в его бездонные темные омуты глаз, и, словно я невесомая песчинка, опускаюсь в его темноту. Я выполняю его приказ. Я закрываю глаза. Его губы нежно приникают к моим, и мое сознание меркнет. Его дыхание быстрое, рваное и обжигающее у моих губ. Его прикосновение имеет поразительный эффект на меня, я буквально за секунду я разделяюсь на части, мой разум и мое сердце ведут ожесточенную борьбу. Поцеловать в ответ или дать ему по яйцам? Он фактически отбрасывает все аргументы, когда его язык проскальзывает между моих губ. На вкус он как самый темный грех. Он медленно поддразнивает меня, так аккуратно и бережно, будто пытается распробовать на вкус. Я шире приоткрываю рот, будто приглашая его язык углубить поцелуй. Хотя он и не принимает моего приглашения на продолжение поцелуя.
– Два дня, Слоан. Через два дня я приду за тобой, – шепчет он у моих истерзанных поцелуем губ.
Следующее, что я понимаю, это как опускаюсь на пол. Когда я открываю глаза, то все, что я вижу – это его черные дорогие ботинки, и то, как уходит от меня.
Глава 7
Слоан
Кофе в «Фрэско» сегодня, по большей части, довольно мерзкое, но меня это не удивляет. Все здесь на вкус отвратительно. Тот крендель, который я попыталась проглотить на завтрак, наверняка был сделан из опилок. Есть тысячи различных, и что более важно, приятных кофеен в районе Большого Сиэтла, но «Фрэско» является традиционным местом встречи для нас с Пип.
Мы собирались здесь еще с тех пор, как были нищими студентами, которые работали не покладая рук и могли позволить себе лишь кофе из автомата. Я вижу, как моя лучшая подруга заходит в кафе, и она выглядит просто сногсшибательно. Впрочем, как всегда. Ее волосы собраны в низкий пучок, а восхитительный брючный костюм подчеркивает все достоинства ее красивой фигуры. Я же выгляжу как бродяга в своей небрежной одежде – широких джинсах и кофте с длинными рукавами.
Пиппа направляется ко мне, здороваясь с Маркусом, барменом, который принесет ей обычный двойной эспрессо ровно через шестьдесят секунд после того, как она присядет за столик. Она ставит свою элегантную сумку «Луи Виттон» на стул рядом со мной и присаживается, удобно откидываясь на спинку стула.
– Доброго утра, прекрасная незнакомка.
Прошла всего неделя с нашей последней встречи, но это много времени по нашим меркам. Она расслабляется и подмигивает мне.
– Что же такого срочного произошло, раз это не смогло подождать конца дня, когда бы я закончила с двадцатым по счету немного невменяемым пациентом?
Пиппа подалась в психологию, вместо медицины. Мы выпустились в одно время; она получила сертификат от общественного совета по психиатрии четырнадцать месяцев назад. Работает она в своем личном офисе на окраине города, имея дело с людьми, которым предписано пройти посещение терапии. Множество жестоких насильников и преступников посещают ее. Она могла бы с легкостью работать со спокойными домохозяйками, которые находятся под действием Прозака (прим. пер. популярный в США антидепрессант), который используется, чтобы снять их приступы сезонной депрессии, но она хотела большего. По ее словам, намного приятней помогать тем людям, которые действительно нуждаются в помощи.
Я сосредоточенно смотрю на дно кофейного стаканчика, неожиданно испытывая сомнения, стоит ли рассказывать ей обо всем, что произошло вчера. Но мне кажется, я должна. Она моя лучшая подруга, и плюс ко всему, она может оценить произошедшее со стороны, сказав свое объективное мнение. Это именно то, в чем я нуждаюсь сейчас.
– Если бы я сказала тебе, что у меня есть пациент, с которым произошли некоторые обстоятельства, которые срочно требует нашего обсуждения, ну, ты понимаешь, это было бы уместно?
– Ага.
– Хорошо, так, я не буду загружать тебя ненужными деталями.
Маркус ставит перед Пиппой кофе. Она делает глоток крепкого напитка, выжидающе приподнимая бровь.
– Это сэкономит нам уйму времени, так что просто скажи все, не надо тянуть.
– Хорошо, так… – мне просто нужно это сказать быстро. – У меня был секс с парнем.
Она выплевывает свой эспрессо обратно в стакан.
– Что? Кто? Когда?
Я вздрагиваю. Так, по-моему, ситуация приобретает хреновый оборот. Пиппа-то думает, что я решила стать закоренелой девственницей.
– Не то чтобы это было недавно… Это было… это было два года назад.
Она передергивает плечиками. Недоверчивый взгляд, который был всего секунду назад, превращается в нечто гораздо более серьезное. Она расстроена. Я знала, что она расстроится. Она ставит кофе на стол, сосредоточенно гипнотизируя поверхность стола.
– Почему ты мне не рассказала?
– Понимаешь, это не то что....Это не было из разряда чего-то, что можно спокойно обсудить за большим контейнером с мороженным, Пип. Честно, это не то, чем можно гордиться.
– Что это значит? Боже, тебя же не изнасиловали?
– Нет, нет, конечно, нет. Но…
И вот наступает ответственная часть разговора, когда я могу рассказать ей просто короткую версию или же выложить все со всеми подробностями. В конце концов, я просто гребаная трусиха. Я прекрасно внутренне осознаю, что Пиппа не из тех людей, кто будет думать обо мне всякую чепуху, но тут дело во мне, боюсь, я не выдержу полного признания в случившемся. Я продала свою девственность ради информации. Информации, которую я даже не получила, что значит, что я просто обменяла ее ни на что.
– Я не знала этого парня. Я даже не знала его имени. Я была пьяна, и мы сделали это в темноте. Я не смогла бы даже сказать тебе, как он выглядел до вчерашнего дня.
Пиппа прикрывает глаза и нервно потирает кончиками пальцев лоб.
У меня в голове крутится одна мысль, которую я повторяю раз за разом словно скороговорку: «Пожалуйста, не думай, что я шлюха. Пожалуйста, не думай, что я шлюха».
– Слоан, черт побери… – стонет она.
– Я знаю, знаю.
– Я даже не знаю, что сказать тебе.
– Как насчет того, чтобы сразу начать то, что следует после осуждающей части?
– О, детка. Я бы никогда не стала осуждать тебя. Я просто… Я просто хотела чего-то особенного для тебя. Ну, знаешь, романтика, красные розы, шампанское, фейерверки…
Мне необходимо было знать, что она не осудит меня. Я передвигаю крошки от кренделя по тарелке. Она сидит напротив меня, капризно надув губки.
– Оу, там определенно были фейерверки. Ничего другого, но фейерверки точно, – пытаюсь отшутиться я.
Она вздыхает и потом протягивает руки через стол, отодвигая тарелку, чтобы она могла взять мои ладони в свои руки.
– Так это крутись у тебя в голове на протяжении двух лет, и ты мне не сказала? Почему?
– Потому что у меня был не совсем обычный секс, если ты понимаешь меня.
Пиппа смотрит так, будто не понимает, и потом осознание появляется на ее лице.
– Так…ты позволила парню трахнуть тебя и делать всякие развратные штучки с собой?
– Много всяких развратных штучек.
– Стой, ты сказала, что не знала, как он выглядел до вчерашнего дня? Что случилось вчера?
– Он пришел в больницу. Его подруга пыталась покончить с собой.
Она прерывисто вздыхает.
– Мне нужен еще один кофе по такому случаю.
Она заказывает один для себя и один для меня, и, когда перед нами ставят наш заказ, у нее подготовлено больше вопросов.
– Стой. А мне вот интересно, как ты узнала, что это был он?
– Его голос был достаточно необычный, даже особенный. Я практически побежала за ним следом и спросила, был ли это он, и да, он не стал отрицать это.
– Чудненько, значит нам совершенно не обязательно делать какие-то выводы насчет него. Но все же, почему ты практически сходишь с ума от него? Почему не забыла о нем спустя столько времени? Он не объявлялся с того самого дня!
– Он поцеловал меня.
– Оу.
– И это было своего рода…
Я делаю глубокий вдох. Мысленно успокаиваю себя, что тут не из-за чего волноваться.
– В тот момент, когда он прижал меня к стене, удерживая крепко за горло...
Глаза Пиппы, наверное, самая выразительная часть тела, поэтому она мгновенно реагирует на мои слова – ее глаза широко распахиваются.
– Он напал на тебя!?
– Нет… нет, скорее всего, это было похоже на предостережение.
– Почему он сделал это?
– Он не хотел, чтобы его подругу положили в психбольницу. Вообще-то, я могу использовать связи в больнице и замять это дело, не давая огласки.
Она раздраженно фыркает в мою сторону.
– Что ж, удачи с этим, подружка. Девушка пыталась убить себя, она автоматически получает часы терапии у психиатра. А он насильно тебя поцеловал, то есть ты не хотела этого?
– Нет, сначала я не хотела этого. Но потом я позволила ему, и в итоге мы целовались.
– Черт, Слоан. Я не знаю… почти все из того, что ты сказала мне, имеет под собой основание, чтобы незамедлительно вызвать копов. Какого хрена ты позволила ему сделать это? Ты слетела с катушек? Он ненормальный?
У меня вырывается грустный смешок.
– Последние два пункта точно в цель.
Она переплетает пальцы вместе, хмурясь. Черт, она не должна хмуриться. Что-то определенно не так.
– Ты уже знаешь, что я собираюсь сказать, правда?
– Да, я знаю.
Все, что навалилось на меня, чувствуется словно непосильная ноша. И мне так хорошо сейчас, когда я могу поделиться хоть крохотной частью произошедшего.
– Есть кое-что еще, Пип, что ты должна знать. Он может знать что-то об Алексис.
Когда я произношу эти слова, она замирает на месте. Я не часто говорю о Лекс. Я очень редко упоминаю ее имя, так что то, что я произношу его, значит много.
– Что, как это? – спокойно спрашивает она. – Он имеет какое-то отношение к ее исчезновению? О боже.
– Нет. По крайней мере, я так не думаю. Я не могу объяснить это прямо сейчас.
По ее выражению лица, я вижу, что ничего из того, что я рассказала, не нравится ей. Она смотрит на меня настороженным взглядом и глубоко вздыхает, по-видимому, считая меня сумасшедшей.
– У меня плохое предчувствие насчет этого, Слоан. Помимо того, что ты до сих пор не знаешь ничего об этом парне, – она делает паузу, специально акцентируя внимание на том, как это серьезно. – Ты хотя бы знаешь его имя?
Я качаю головой, нет. Она выглядит подавленной.
– Ладно, смотри, как я вижу это со стороны. Он не дал ни одной зацепки копам по поводу Лекс, а ты говоришь мне обратное, будто этот парень знает какую-то там мифическую информацию. Это заставляет меня поверить, что он вовлечен в какое-то темное дерьмо. И к тому же, он пытался задушить тебя!
– Я знаю, – говорю ей хриплым голосом.
Когда она говорит таким образом, четко раскладывая все по полочкам, бл*дь, это действительно звучит очень-очень хреново…
– Я знаю, что ты хочешь найти ее, но этот парень опасен. Из твоего рассказа я делаю вывод, будто он хочет причинить тебе боль, а не помочь найти Лекс. Я хочу попросить тебя, чтобы ты держалась от этого подальше, хорошо? Ни за что не делай ничего вместе с ним. Пожалуйста, Слоан? Ради меня?
Я сосредоточенно смотрю в кофейную чашку, будто там есть ответы на все вопросы. Я знала, что она скажет именно это. Я точно знала, что она собирается сказать, но все равно, чувствую облегчение оттого, что была честна с ней, хоть и не полностью. Ее слова, своего рода, как четкое и взвешенное решение не связываться с ним, даже несмотря на то, что он знает что-то об Алексис. Мне, скорее всего, стоит пойти в полицию и выложить копам свои подозрения насчет того, что он сделал с Эли. И все, мне можно умыть руки, я не буду касаться этого дерьма.
– Хорошо, да, ты права. Я буду держаться подальше от него, – говорю я.
Но по известным причинам, я не собираюсь говорить ей, что он вернется в больницу завтра. Я не скажу ей, что он пообещал найти меня.
Чувство неуверенности зарождается во мне. Это похоже на смесь чувства вины, но в то же время предвкушения от встречи с ним. Я никогда не скрывала ничего от своей лучшей подруги, и именно это напрягает меня. Все мои тайны и вранье связаны с этим парнем. Я не могу ничего поделать, внутренне меня накрывает чувство удивления, потому что ведь разумом я понимаю, что напрашиваюсь на проблемы, скрывая множество секретов. Но, похоже, для меня это не является веским аргументом. У меня предчувствие, что моя сексуальная и опасная проблема найдет меня.
***
Утро тянется невыносимо медленно. Я пытаюсь скоротать его, занимая себя еще большим объемом работы, уделяя остальным моим пациентам больше внимания. Но так не может продолжаться вечно, у доктора Патэла сегодня выходной, а я больше не могу откладывать встречу с этой девушкой, да и вся работа уже сделана. Теперь она на моей ответственности.
Кэрри спит, когда я вхожу в ее палату, но замечаю, что она не одна. Ким Перез, из психиатрического отделения, находится вместе с ней, она потрясающе милая и красивая женщина. Она заботливая и приятная, и она отправляется в числе первых к психически неустойчивым подросткам, когда нужно оценить их состояние. Но Кэрри уже давно не ребенок, но они, скорее всего, посчитали, что девушка сможет среагировать на Ким, как на мать.
– Привет, Слоан, – шепчет она, ставя карту Кэрри в выемку в изножье кровати. – Слышала, ты совершила невозможное с этой девчонкой.
– Суреш сделал большую часть работы.
Я улыбаюсь, возвращая такую же теплую улыбку, с которой она обратилась ко мне.
– Бедная девочка.
Она поворачивается, чтобы посмотреть на Кэрри. Девушка выглядит старше своего возраста. Вокруг ее глаз залегли темные синие круги, и ее кожа все еще мертвенно-бледная, огромное количество морщинок в уголках глаз.
– Я жду, когда она придет в себя. Не знаешь, когда действие снотворного пройдет?
– Она уже не на снотворном. Может, через пару часов, а может, завтра или через пару дней. Она была в ужасном состоянии.
Ким обхватывает себя руками и хмурится, смотря на девушку, которая лежит на больничной кровати. Ким по характеру очень отзывчивая, и всегда принимает близко к сердцу каждого пациента, несмотря на то, виделись они до этого или нет.
– Люди говорят, что суицид – это трусливый способ убежать от проблем, которые давят на тебя, но они ужасно заблуждаются. Нужны стальные нервы, чтобы сотворить то, что сделала эта девочка с собой. Хотя ей очень повезло, что она находится сейчас у нас в больнице Св. Петра Милосердного. Она может отдохнуть столько, сколько ей нужно, также она может поразмыслить над своими предстоящими планами. У нас целая команда специалистов, которая только ждет, чтобы помочь этой крошке.
Темные глаза вспыхивают в моей голове. Я тяжело сглатываю даже тогда, когда мое горло не стискивает его рука. В голове крутятся его «Не позволяй этим гребаным мозгоправам приближаться к ней. Не позволь им разрушить ее. В противном случае, я буду сильно недоволен и огорчен».
– Да, Ким, ей повезло, что она попала в больницу Св. Петра, – тихо выдавливаю я. – Она не смогла бы попасть в лучшие руки.
Мое сознание кружится в вихре размышлений, страх и беспокойство завладевают им, я словно ступаю на темную неизведанную территорию. Возможно, Алексис жива – может, она испытывает такие же страдания, как Кэрри. Кто знает, что ей приходится терпеть, если она все еще жива. Мне не стоит даже допускать таких мыслей. Но разум играет со мной, поддразнивая надеждой. Возможно, она жива и точно так же где-то пытается прийти в себя после попытки суицида. Но она точно не была доставлена в больницу, у нее нет никого, кто бы ей помог, нет возможности попросить о помощи… Нет возможности сбежать…
У Лекс нет рядом такой заботливой женщины, как Ким, чтобы она оказала помощь или просто поговорила с ней. Это заставляет меня испытать неподдельную грусть. Этот парень, кем бы он ни был, ненормальный, если он думает, что я собираюсь отдать ему просто так без объяснений Кэрри. Начисто лишен мозгов, бл*дь, да он просто ненормальный.
– Знаешь, Ким, я действительно понятия не имею, когда закончится действие ее снотворного, но на данный момент, моя работа полностью закончена. И знаешь, если не случится чего-то сверхсрочного, то я с удовольствием посижу с ней, а потом, когда она придет в себя, я позову тебя. А ты пока можешь подняться к себе в отделение.
Ким улыбается мне, будто я самый внимательный и заботливый челок в этом гребаном мире.
– Спасибо, чикита. У меня гора бумажной работы, что как заноза в заднице, и она не уменьшится, если я не начну разгребать ее. У тебя есть мой пейджер?
Я говорю ей, что есть и она уходит, благодарно сжимая мою руку, когда проходит мимо.
Я уже знаю, что девчонка пришла в сознание. Она всего лишь притворяется, причем неумело, что она все еще без сознания, оценивая окружающую обстановку, прежде чем придет к выводу, что быть в сознании безопасно. Ким толком не контактирует с пациентами, которые отходят от обезболивающего и снотворного, как я. В данный момент дыхание Кэрри поверхностное, тихое, вместо равномерного, как должно быть, когда ты без сознания. Я беру больничное удобное кресло, которое стоит возле окна, и ставлю его около ее кровати. Присаживаюсь, и просто наблюдаю за ней, пытаясь решить, как мне разговорить ее.
– Знаешь... Я ходила этим утром выпить чашечку кофе с моей подругой, – говорю я ей. – Временами она очень строгая и правильная, но что бы ни произошло, она всегда рядом, я могу положиться на нее, опереться на ее плечо. Этим утром я рассказала ей одну мою тайну. Этот откровенный разговор я не решалась начать в течение долгого времени. Я постоянно откладывала его, словно поджидала подходящего момента, чтобы в итоге свалить это на нее. Как всегда убеждаюсь, что я хороша в оправдании себя, даже сейчас я оправдываю себя, перед тем как начать рассказ. Но она всегда была здесь для меня. Я всегда могу положиться на нее, если это необходимо.
