Текст книги "Meditatio (СИ)"

Автор книги: Каэрия Эльхен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

19. Eternal smile

"Однажды маленькая девочка по имени Пино попала в Страну Улыбок. Это была очень добрая, мирная страна, где люди не знали ни бед, ни горя, и любые страдания обходили их стороной. Все жители здесь были счастливы от своего рождения до самой смерти, которая скорее казалась им удивительным сном – так незаметно и легко она приходила. Каждый день они проводили в развлечениях, и их окружали только улыбки и веселье.

Эта история началась глубоко под землей, на свалке, куда Пино попала, случайно упав с волшебного корабля, на котором она путешествовала вместе со своими друзьями Винсом и Рил. Когда девочка открыла глаза, то обнаружила, что вокруг нее громоздятся кучи мусора: сломанные вещи, игрушки, детали каких-то загадочных механизмов.

Задрав голову, Пино увидела люк, закрывающий вход в это место. «Наверное, я упала в кроличью нору, – подумала она, – совсем как та девочка из книжки». Но это была вовсе не кроличья нора, а самая обыкновенная свалка, куда попадало все, что становилось ненужным в Стране Улыбок. В конце концов, поддержание постоянного счастья – тяжелая требующая много времени и усилий работа, поэтому неудивительно, что создателю города Уиллу Б. Гуду приходилось чем-то жертвовать.

К тому же, не будь здесь свалки, Пино бы никогда не встретила Ала и Пула, не подружилась бы с ними и не спасла бы Страну Улыбок. Новые друзья девочки были выброшены после того, как аттракцион, в котором они участвовали, закрылся, и теперь мечтали узнать, в чем состоит смысл их жизни. Сама же Пино хотела найти Винса и Рил. Им всем ужасно повезло, что Уилл Б. Гуд также оказался добрым волшебником. Он наверняка легко бы исполнил любые их желания.

Друзья вряд ли бы сами смогли выбраться со свалки, если бы им в очередной раз не повезло. Добрый волшебник узнал о том, что случилось, и послал на помощь Пино проводника, маленького обидчивого сверчка по имени Роги. Разумеется, сверчок должен был вывести только Пино, но добрая девочка отказалась бросить товарищей, и они выбрались наружу вчетвером.

Страна Улыбок предстала перед Пино во всем своем великолепии: толпы улыбающихся людей, воздушные шары, карусели, разноцветные башенки, лотки со сладостями. Изумленно оглядываясь по сторонам, девочка вертела головой, пытаясь рассмотреть все сразу. Раньше она никогда не встречала ничего подобного. Однако их прогулка длилась недолго: у Пино с друзьями не было билетов, и их арестовали. Всех, кроме девочки, мгновенно схватили, а она с легкостью выскользнула из рук стражей порядка. Весело улыбаясь, она перепрыгивала из одной чашки карусели в другую. Прекрасная улыбка Пино очаровывала каждого, кто ее видел.

Наконец погоня завершилась. Стражи порядка быстро установили личности спутников девочки и только про нее саму ничего не знали. Впрочем, как только Пино улыбнулась, отвечая на заданный вопрос, это стало неважно. И офицер Гав, и офицер Мяу были поражены естественностью ее улыбки. Дело в том, что, хотя Страна Улыбок и называлась так, но никогда еще здесь придуманные, нарисованные улыбки не отражали настоящих чувств.

Даже Уилл Б. Гуд был покорен этим ребенком. Но он, единственный из всех, знал страшную тайну: если Винс попадет в Страну Улыбок, то откроет дорогу смерти и разрушениям. К сожалению, создатель не мог ничего сделать, кроме как попросить Пино о помощи. Только она, девочка с самой искренней улыбкой в мире, была способна предотвратить трагедию и спасти волшебную страну".

***

Голос рассказчика стих. Раздались громкие аплодисменты. Мотоко хлопала вместе со всеми. Сказка про девочку, получившую душу, напомнила ей старую историю про куклу, ставшую человеком. Неожиданно на погасшем было экране вспыхнула надпись: «Эпилог». Задремавшая Пино открыла глаза и растерянно оглянулась по сторонам. Корабль по-прежнему летел над пустынными землями. Впереди находился город, в котором она побывала в это странном сне, который одновременно сном не являлся. Винсент и Рил хотели сделать остановку и пополнить припасы, и Пино попыталась их остановить. Капля дождя упала на ее щеку, казалось, будто она плачет. Глядя, как корабль, плавно развернувшись, направился прочь от города, Мотоко чувствовала смутную печаль.

20. Goodbye, Vincent

Чувство беспомощности и невозможность на что-либо повлиять, непонимание происходящего и провалы в памяти действуют на Винсента угнетающе. Он ощущает страх и одиночество. «Может быть, – думает он, – меня никто не замечает, потому что я не существую. Может быть, я осознаю этот мир только тогда, когда Рил снится кошмар про чудовище-прокси. Что, если это и есть та истина, которую я пытаюсь узнать?» Но все равно чувствует беспомощную детскую обиду, когда видит себя – нет, Эрго Прокси, замершего за стеклом, когда Сван говорит, что его действительно не существует. В ее спокойной улыбке и ровных словах ему чудится что-то злое и жестокое.

Смотреть на самого себя – а с этой своей тайной Винсент уже смирился – оказывается очень странно. «Это даже хуже раздвоения личности», – решает он. Вопрос о предательстве адресован Рил, но Винсент все равно невольно вздрагивает. На мгновение ему мерещится, что Эрго Прокси видит именно его – тень, прячущуюся в глубине чужого сознания, бессильную что-либо исправить. Мысль о непоправимости всех поступков и судьбе, что неизбежно настигнет каждого, мелькает в голове Винсента.

«Так кто кому задает вопросы?» – пытается понять он. Что значит маска на лице Прокси и что значит его странная связь с Рил? Кто – и главное, где – настоящий он? Кто более реален: тот, кто отражается в чужих глазах, или тот, кто невидим и суть мысль, возможно, даже чужая и не имеющая собственного начала? Винсент придумывает сотни вопросов, на которые нет ответа, намеренно забывая самый важный, – чтобы не получить случайно такую истину, которая полностью сотрет его существование.

Сон во сне открывает Винсенту глаза. «Что мне делать?» – в который раз спрашивает он и вдруг понимает, чем убийца отличается от чудовища. Еще одна истина, которую, возможно, изменит какой-нибудь новый шаг, заключается в необходимости отличать сон от реальности (как ложь от правды); как всякая истина, эта тоже не приносит ему счастья. Фальшивый мир, построенный на осколках памяти, кроющейся в подсознании мешанине чувств, желаний и страхов, замыкает цепь, сковывающую Винсента.

«Прощай, Винсент», – шепчет он губами Рил, «Здравствуй, Винсент» – откликается Эрго Прокси, прежде чем исчезнуть в голубом сиянии – и открывает глаза, просыпаясь. Шум ветра почему-то напоминает биение сердца. Корабль приближается к Ромдо. «Интересно, – думает Винсент, – сильно ли изменился город за то время, пока нас не было?»

***

В Сети всегда были часто и редко используемые пути, пути заброшенные и те, которые надо было прокладывать самостоятельно. В зависимости от настроения Мотоко выбирала тот или иной способ перемещения в виртуальном пространстве, но все они казались ей намного надежнее тех, что были приняты в покинутом ей мире. Здесь не существовало времени, по крайней мере, в привычном понимании, и только данные, которые были и пространством, и временем, делили ее жизнь на неравномерные промежутки и отмечали пройденные расстояния.

Недавно, то есть уже после своего погружения в Сеть, Мотоко столкнулась с необычными экранами, окружавшими некоторые серверы, причем барьеры работали в обе стороны. Как правило, изолированными оказывались прокси-серверы. Заинтересованная новым явлением, Мотоко попыталась взломать защиту и с удивлением обнаружила, что структура этих участков Сети была изменена, и из-за этого получалось скорее не проникать внутрь, а словно подглядывать в маленькое окошко, проделанное в тянущейся вокруг странного образования стене (как в том случае со сказкой про приключения Пино в Стране Улыбок, когда она находилась за границей сервера и наблюдала за происходящим внутри него, перехватывая чужие сигналы). Такие трансформации не были похожи на вмешательство хакеров, казалось, будто сами серверы по собственному желанию отделились от остальной электронной реальности.

Обычно при подсоединении к таким прокси-серверам Мотоко удавалось получить только обрывки информации: части кода, оборванные цепочки, отдельные символы, смысл которых не был понятен, имена, еле слышный шепот, хаотичное движение элементов – все это никак не складывалось в единую картину. Порой Мотоко думала, что видит всего лишь фрагменты эпизодов, вырванных из запутанных нечеловеческих снов. Когда-то давно жизнь впервые зародилась в Мировом океане и с тех пор изменялась и развивалась на протяжении тысячелетий. А теперь что-то подобное происходило в Сети.

21. Shampoo planet

«Все дороги ведут в Ромдо», – с горечью думает Винсент, уже не совсем Эрго Прокси, еще не совсем Винсент Лоу, пока что не догадываясь о том, что стоит на перекрестке (дорог, снов, времен и миров), но предчувствуя падение ложного рая, брошенного несовершенным богом. Он бродит в одиночестве по пришедшим в запустение улицам, наблюдая творящийся в городе хаос, и ни во что не вмешивается. Колеблющаяся чудовищная тень на стене гармонично вписывается в общую картину мира на пороге гибели, в котором теперь царят огонь и выстрелы, мечутся зараженные авторейвы и люди, ищущие выход из рушащегося лабиринта, люди, отчаявшиеся и отрицающие реальность, убивающие и умирающие.

Бессмысленность происходящего, бессмысленность человеческой смерти и жизни, пустота подобного существования, когда смысл в действительности подменяется иллюзией, последние попытки изменить и измениться словно повторяют – кратко и неполно – жизнь своего создателя. Время завершает очередной круг: еще один виток спирали, намотанный на незримый стержень вселенной, подходит к концу. Для кого-то это слово имеет только одно значение, для кого-то оно означает начало. «Начало конца или конец начала?» – вот что пытается решить Винсент. Ему кажется, что купол, накрывающий город, – мутное стекло, отделяющее сон от реальности.

Пока Винсент-Эрго собирает себя из осколков памяти на руинах Ромдо и заново соединяет все связи между прошлым и настоящим, Рил тоже ищет свою истину. Перемены, произошедшие с городом, совсем ее не радуют. Ей кажется, что иммигранты, ведущие бессмысленную войну ради умирающего Ромдо, точно так же погрязли в рутине, как достойные граждане в былые достойные времена. «Изменения не остановить, – проносится в голове Рил, – но можно просто стоять в стороне и ничего не делать, можно плыть по течению или выдумывать себе ложный смысл, отказываясь принять правду, а можно попытаться вмешаться, измениться, бороться».

Пино послушно считает кроликов, стараясь скрасить тоскливое ожидание. Без Винса и Рил корабль кажется ей ужасно пустым. На тридцати тысячах с лишним она не выдерживает и тоже отправляется в город. В туннеле, по которому пробирается Пино, стоит почти полная тишина. Повсюду – зараженные авторейвы, тянущие руки к невидимому небу. В конце туннеля она видит сияние, яркие отблески падают на темные неподвижные фигуры, отчего те кажутся совсем черными. Пино идет дальше, она хорошо помнит дорогу, хотя с тех пор Ромдо стал совсем другим. Она спешит домой.

Дедал ищет Рил. Запутанные коридоры – как лабиринт – водят его по кругу. Почему-то сегодня все кажется чужим, незнакомым. Дедал думает, что в этом виноват страх. Панический неконтролируемый страх потерять Рил гонит его вперед, словно стоит ему остановиться, как он все забудет (или все исчезнет). Когда Дедал проходит в третий раз по одному и тому же коридору, удача наконец улыбается ему. В голове, бесконечно повторяясь, бьется одна мысль: «Нашел, нашел...» Дедал не сразу понимает, что это – двойник, оборотень, фальшивка. Рил, которая предала его, не имеет права быть Рил, а значит, ему просто надо найти настоящую. Поиск продолжается.

Посланник смерти возвращается в Ромдо в недобрый час: если сам он стоит на пороге истины, то город – накануне собственной гибели. Тусклые глаза Регента – глаза мертвеца – смотрят на создателя с тоской и мольбой. Возглас Рил эхом отдается в полутемном зале, но уже ничего не исправить. Дальнейшее кажется ей отдельными, застывшими во времени фрагментами. Вот Эрго Прокси разжимает пальцы, и дед падает на пол. Вот он вглядывается в ее лицо. Рил думает, что граница между ними тоньше листа бумаги. Какое-то странное чувство рождается внутри нее (раньше все было по-другому). В этом молчании на двоих слишком много всего: кошмаров, боли, непонимания, одиночества, памяти, надежды, событий, времени, лжи и теней. Рил так и не успевает ничего понять. Тишину разрывает выстрел.

***

В какой-то момент Мотоко обнаружила, что измененные серверы все-таки обмениваются информацией друг с другом: периодически между ними перемещались пакеты в переливающихся разными цветами защитных оболочках. Иногда она успевала захватить какой-нибудь блок данных, но пока еще не сумела разобраться, что же происходит в Сети. Складывалось впечатление, что никакого принципа в формировании этих пакетов не было: лишенные смысла строчки, кое-где явно перепутанные местами, часть из которых вообще не читалась, составляли большую часть пересылаемых данных.

Впрочем, постепенно, соединяя обрывки полученной информации, Мотоко стала думать, что чем-то эти изолировавшие себя от остальной Сети серверы напоминают оставшиеся после глобальных катастроф города, последние островки человечества в мертвом мире, – как их когда-то изображали, кажется, в девятнадцатом веке. Сны о прошлом сменялись искаженными видениями то ли настоящего, то ли будущего. Сны, рожденные в лабиринте виртуальной реальности, не были ни электронным разумом, ни чьими-то оцифрованными душами, но то, что зарождалось в самом их сердце, возможно, являлось началом новой формы жизни. Мотоко всего лишь наблюдала эти чужие запутанные сны. Она не знала, влияет ли ее сознание на окружающий мир.

22. Bilbul

Рил наконец получает свою долю откровения от статуй-Советников. Чужая правда смешивается с ее собственным знанием – где-то в этом беспорядочном лабиринте по-прежнему прячется истина, и где-то бродит чудовище, и где-то мечется запутавшийся, потерявшийся почти человек, и, может быть, одно неотделимо от другого, каждая деталь нужна только в комплекте с остальными, но полный смысл пока что ускользает от нее. Истина прячется в тени. Откровение предвещает гибель оставленному богом раю, откровение собирает воедино разбросанные осколки. Мир снова становится другим. «Никакой это не рай», – думает Рил. Чужие слова – как кусочки мозаики – ложатся в пустоту, цепляются друг за друга, складываются в дорогу. Последняя подсказка – словно яркий луч света, падающий в глубокую пещеру. Осталось только понять, что за тени колеблются на ее стенах. Чужие слова могут лишь указать направление, понимает Рил, но пройти путь каждый должен сам.

Рил-2 идет по лабиринту коридоров. Клубок в ее руках плотно смотан, кончик красной нити спрятан. Она и Дедал – в вечном процессе поиска, только вот их цели никогда не совпадают. Дороги разбегаются, будто кто-то разводит их в стороны. Чужая память и любовь с каждым шагом необратимо меняют не-Рил. Она не замечает, как нить выскальзывает из клубка и тянется по полу, постепенно разматываясь. Эту нить в конце концов находит Дедал, но она не выводит его из лабиринта и не указывает дорогу в центр. Все это не имеет никакого значения для доктора. Он готов блуждать здесь целую вечность, если рядом будет его Рил.

С некоторых пор время кажется Раулю чем-то материальным, вещественным, как высыпающийся из разбитых часов песок, и он почти чувствует, как все эти мелкие песчинки выскальзывают из его ладоней, просачиваются между пальцами, превращаются в ничто. Время подходит к концу. «Конец всего», – мелькает и сразу же исчезает мысль. Рауль судорожно роется в ящиках, безуспешно пытаясь отыскать оставшиеся FP-патроны. Он – словно машина, некий механизм, запрограммированный на определенную последовательность действий, и пока завод не закончится, остановиться не получится.

Ощущение чужого присутствия за спиной заставляет Рауля обернуться. На него молча смотрит Рил Мэйер. Его взгляд мельком падает на клубок ниток в ее руках, и тут же вспышкой проносится воспоминание: красный, как кровь, клубок катится по полу, девочка с серьезным выражением лица, нить между ними и ее быстрая улыбка. Смех Дедала словно запускает последующую цепь событий. Рауль вырывает клубок из рук не-Рил, тот отлетает в сторону; упрямство – плохой помощник против чужого равнодушия. Невозможность сдаться, безнадежность и чужая любовь сталкиваются, как фишки на игральной доске. Ниточки дорог снова сходятся вместе, чтобы в скором времени разойтись уже навсегда. Раздается звук выстрела. Кровь, заливающая свернувшуюся петлями красную нить, – точно такого же цвета.

Конец близок. Сейчас это понятно, как никогда раньше. С каждым шагом идти становится все тяжелее. Рауль молча смотрит на пианино в углу пустующей комнаты. Разбитое окно в острых осколках кажется оскалом какого-то неведомого чудовища. На крышке он замечает рисунки, явно выполненные рукой ребенка. Простые и нескладные, они таят в себе столько тепла, что Раулю даже чудится радостный детский голосок. Он улыбается, хотя ему хочется плакать. Шатаясь, он бредет дальше сквозь путаницу коридоров, под ногами хрустит битое стекло. Кровавый след, словно жестокое – как насмешка судьбы – отражение красной путеводной нити, тянется вслед за ним. Когда Кристева находит Рауля, его рука совсем чуть-чуть не дотягивается до рисунка, заляпанного бурыми пятнами.

«Теперь – твоя очередь», – говорит Рил, обращаясь одновременно к Эрго Прокси и Винсенту. «Разделенное должно стать единым», – вспоминает она. В конце зала, за креслом Регента, они обнаруживают проход, ведущий наверх. Вдвоем поднимаются по узкой лестнице к арке, сквозь которую на каменные ступеньки падают лучи света. Наверху – фальшивое голубое небо и белые облака. У того, кто сидит на троне, – лицо Винсента, лицо Эрго Прокси. Предчувствие катастрофы обрушивается на вернувшегося с неизбежностью судьбы. Ему кажется, что он слышит тихий нескончаемый звук, похожий на стук сердца, и что эти удары отмеряют время, оставшееся до конца. «Найдешь ли ты выход из этого лабиринта?» – спрашивает двойник. Злая торжествующая усмешка застывает на его губах.

***

Пока Мотоко бродила по лабиринтам Сети, где в хаосе информации можно было найти ответы на любые вопросы, кроме тех, что являлись по-настоящему важными, жизнь в реальности шла своим чередом. Время по-прежнему отмеряло секунды, минуты и часы, дни и недели. Рождались и умирали люди, не успевая ничего понять, Девятый отдел расследовал преступления, политики и военные боролись за влияние и плели интриги. Несмотря на переход на новый уровень существования, Мотоко по старой привычке приглядывала за бывшими сослуживцами, в особенности за Бато, и не замедлила вмешаться, когда тому понадобилась помощь.

Полностью выйти в реальность ей не удалось. Память у чертовой куклы оказалась слишком маленькой. Впрочем, этого стоило ожидать. «Ну, хотя бы программа ведения боя влезла», – философски подумала Мотоко, отправляя в полет очередного гиноида. Они с Бато снова сражались спина к спине, совсем как в старые добрые времена. Когда тот накинул ей на плечи пиджак, Мотоко даже пожалела, что мимика и голос тоже никуда не годились.

– Ты совершенно не изменился, – только и произнесла она.

Это была их первая встреча за последние три года.

– Не собираешься возвращаться? – спросил Бато, когда все закончилось, но Мотоко только покачала головой.

– Пора прощаться, – сказала она.

Без призрака тело гиноида снова стало всего лишь телом бесполезной куклой.

23. Deus ex machina

«Нет никаких чудовищ, – думает Рил. – Никакой разницы между чудовищами и богами. Ее придумали люди. То, что определяет едва заметную границу, – всего лишь наше отношение, наше восприятие мира». Боги-чудовища с почти одинаковыми лицами кажутся ей совершенно разными. Рил оставляет Винсента наедине с его истиной, а сама спешит к Дедалу, пытающемуся разрушить купол. «Довольно с меня покорности судьбе, – думает она, – довольно чужих судеб, безвольных чудовищ и жестоких богов, бессилия и незнания, кошмаров, темноты и теней».

Дедал смеется и никак не может остановиться. Все они бросают его, Рил-человек и Рил-богиня, Рил-подруга детства и Рил-сестра – разницы никакой (хотя он и не подозревает о существовании других миров). Если смерть неизбежна, то пусть и этот ненавистный город – колыбель чудовищ, лжи и предательства – сгорит в огне или падет в бездну, ему все равно. Дедал просто хочет любой ценой разорвать замкнутый круг, а истина ему не нужна, и поэтому он никогда не найдет выход из этого лабиринта.

«Я ведь уже говорил: я – это ты, а ты – это я», – произносит двойник, снова усмехаясь. Высокую спинку трона над его головой венчает каменное солнце. Эрго вспоминает чужой далекий сон о книжном магазине – ложь и тени всегда скрывали его дорогу. Мелькают обрывки прошлого, голова пульсирует от боли. «Только ты и я», – говорит второй: больше никаких посредников и проводников, тайн и лжи, вот-вот наступит конец, и надо успеть узнать и выбрать, спастись или проиграть. На лицо Эрго Прокси ложится маска. Черные линии на ней – словно цепкие лапки паука, вцепившегося в добычу.

***

– Сны Сети? – недоуменно переспросил Бато.

– Да, сны Сети, – повторила Мотоко. – Так я их называю. Иногда они предшествуют появлению призрака, а иногда просто возникают и обрываются по непонятной причине, но эти вспышки тоже не проходят бесследно.

На этот раз Бато промолчал.

– Из разрозненных обрывков информации, сворачивающихся в спирали строчек кода, копий чьих-то воспоминаний, призрачного шепота на грани слышимости в переплетении электронных лабиринтов рождаются сны – словно точечные центры несуществующих пока сознаний, готовые разрастись до бесконечности. Так возникают миры.

– Ты хочешь сказать, что... – Бато запнулся. – Что ты имеешь в виду под этими мирами?

– Каждый человек – целый мир, – взгляд Мотоко, казалось, был направлен внутрь себя. – Нет, правильней будет так: каждое сознание – это мир. Погрузившись в Сеть, я поняла, что отправной точкой является вопрос «Кто я?», он постепенно обрастает другими вопросами, многочисленными данными, мыслями, памятью, эмоциями, и накапливающиеся изменения в конце концов приводят к осознанию себя как личности и, следовательно, рождению жизни. Это верно для того, что люди привыкли считать реальностью, и верно для реальности электронной.

– Когда я вот так разговариваю с тобой, – вдруг сказал Бато, – мне кажется, что ничего не изменилось. Я уже спрашивал, но... ты ни о чем не жалеешь?

– Тогда ты сформулировал вопрос по-другому, но ответ все тот же.

Бато кивнул, словно Майор могла увидеть его движение.

– Эти прокси-серверы... – произнесла Мотоко, продолжая незавершенный когда-то разговор. – Изменения начались не с них и на них не закончатся. Может, совсем скоро мы увидим новую реальность.

Они замолчали. Тишину прерывал только шум помех. Расстояние между ними не измерялось привычными единицами. В каком-то смысле они всегда были рядом, если имелось подключение к Сети. «Всего лишь один огромный запутанный лабиринт, – подумал Бато, – но ангелу-хранителю не нужны указатели».

– Интересно, найдет ли он выход из этого лабиринта? – раздался в его голове голос Мотоко, и Бато вздрогнул.

Где-то в безграничном океане информации – без восприятия казавшемся всего-навсего пустотой – единственной мыслью, единственным проблеском сознания было «Я есть!» Это осознание в конце концов вылилось в поиск других личностей. Прокси-сервер EP методично исследовал окружающее пространство.