Текст книги "Несколько дней в осенней тундре [СИ]"

Автор книги: К. Карина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

– Ты была вся в черном, – мечтательно глядя в потолок, сказала она, – Черная потертая, с этакой бывалостью, кожаная косуха, черные джинсы, футболка, кроссовки. В лице бледность, в руках тонкая резная трость, легкая хромота. Аля Грушницкий на кавказских минеральных водах…

Я беззвучно засмеялась.

– Черное не может быть грязным, потому что оно черное. А трость мне однокурсники подарили, когда подержали в руках костыль, с которым я выписалась из больницы. Вот и все, – ответила я на ее вопросительный взгляд.

– Вот и все, – повторила она, – Я заметила тебя в самый первый день. Как только ты появилась в столовой. Ты прошла мимо моего столика и посмотрела на меня.

Я устроилась удобнее у нее на груди, положив руку под подбородок. Ее пальцы выписывали у меня на спине какие-то замысловатые узоры. Я чуть ли не мурлыкала от удовольствия.

– Не помню.

– Я тебя не впечатлила, – усмехнулась она и медленно прочертила ногтем большого пальца линию у меня на боку от бедра вверх. Вслед по прочерченному пути прокатилась горячая волна желания, захлестнув пенистым гребнем мозг. Сбилось дыхание, набатным колоколом бухнуло сердце в груди, – Знаешь, я привыкла, что на меня обращают внимание, в то время как мне самой нужны очень немногие, из желающих познакомится со мной. А тут. Это было, как удар.

– По самолюбию? – выдохнула я, пытаясь справиться с собой.

– Я не об этом, – покачала она головой, пристально глядя мне в глаза, с легкой улыбкой наблюдая за реакцией, затем вопросительно приподняла бровь, я с каменным выражением лица отрицательно покачала головой. – Ты прошла мимо моего столика, посмотрела на меня и не увидела. Я поняла, что не увидела. Было ощущение, что у тебя зрачки внутрь повернуты. Ты была настолько погружена в себя… Я стала наблюдать за тобой… Ты здоровалась с соседями по столику, на лице вежливое внимание, а глаза все так же повернуты вовнутрь и в лице какая-то отстраненность от происходящего. Мне вдруг стало очень важно узнать, что ты видишь, там у себя внутри. А потом ты внезапно улыбнулась… И все стало необратимо. У тебя улыбка, как у Чеширского кота, медленно проступает на лице, и всегда грустная. Весело ты улыбаешься, когда злишься…

– То есть ты вот так сразу поняла, что любишь меня?

– Вот так сразу. Я вообще девушка резкая.

– У тебя уже был тогда опыт? Ну, с женщинами?

– Был. Я бурно провела свою юность, всего хотелось попробовать.

– И как выглядел твой опыт?

– Это была однокурсница. Тихая скромная девочка из провинции. Ходила за мной тенью. Я долго не догадывалась, какие виды она на меня имеет. А девочка оказалась лесбиянкой, да с мазохистскими причудами. А я стерва была, и однажды трахнула ее прямо на парте в аудитории, в перерыве между лекциями. Не знаю, зачем я это сделала. Меня бесила, ее бессловесность, безропотность. Она едва успела соскочить со стола, как вошел преподаватель. Уверена, он слышал ее стоны. Ну и покатилось с того раза. Мы имели друг друга в самых людных местах. Риск быть увиденными вливал адреналин в кровь ведрами. Это было, наверное, самым привлекательным. Она ввела меня в круг подобных ей. Тогда ведь вся эта жизнь в глубоком подполье была.

– А как же муж?

– Это совершенно не мешало мне мальчиков любить, и флиртовать с ними отчаянно. Сейчас даже не знаю – была ли я по-настоящему влюблена, но захомутать первого красавца института для меня было делом чести. Очень быстро, но очень поздно я поняла, что за этой красивой вывеской ничего нет. Личности нет. К тому же, как выяснилось, он оказался в свою очередь разочарован в предмете своего завоевания ничуть не меньше моего. В общем, быстро разбежались к обоюдному удовольствию.

– А потом? Что было после нашей встречи? Ты выходила замуж?

– Нет. Мне одного раза хватило, чтобы понять, что это не для меня.

– У тебя были мужчины или женщины?

– Слушай, зачем тебе все это? – не выдержала она, – Кто бы ни был, я любила тебя одну. Погоди, я сейчас покажу.

Она выскользнула из-под меня, встала, подошла к компьютерному столу. Приподняв пластик, покрывавший столешницу, она просунула пальцы в щель и вытянула клочок бумаги. Я любовалась ее телом. Ей было уже сорок. Никакой дряблости, сильное, упругое, тренированное тело. Она двигалась раскованно, совершенно не стесняясь наготы. Я так не могла. Подойдя ко мне, она протянула мне этот листок, с каким-то смущением в лице. Я не сразу поняла, что это было, чье лицо. Несколько секунд узнавания. Это был мой портрет. Я вспомнила, как она просила меня сфотографироваться и я отказалась. Категорически не люблю фотографироваться. Я вдруг вспомнила ее фразу, в ту последнюю ночь, когда мы запровожались, и она предложила мне остаться у нее в номере ночевать. Она с тоской неверия в успех просила меня приехать на остаток каникул к себе в гости, и сказала: “ Это несправедливо, вся жизнь и всего двадцать дней счастья”. Господи, какая дура я была, все-таки. Я ни-че-го не поняла.

– Ты рисовала?

– Я… в самолете… когда улетала от тебя… Мне было очень плохо, – словно оправдываясь, ответила она.

Она все еще стояла возле дивана, разглядывая меня с высоты своего роста, потом медленно потянула с меня одеяло. Я неосторожно поймала ее взгляд. Та волна, что недавно прокатилась по телу, показалась мне легкой рябью, на поверхности пруда от дождевых капель. В этот раз меня накрыл с головой девятый вал. Я не сопротивлялась.

Когда сердце из горла вернулось в грудную клетку и, обстучав стенки, стало успокаиваться, я легла рядом с ней, положив голову ей на плечо. Она обняла меня, поцеловав куда-то в висок. Было слышно, как ее сердце еще выстукивало в груди латиноамериканские ритмы.

Я положила руку ей на грудь, было ощущение, что сердце бьется в ладони:

– Один мой знакомый поэт сказал про стук сердец – барабаны судьбы…

Она улыбнулась и сжала меня в объятьях сильнее:

– А другой, знакомый мне, поэт сказал про твои глаза —

Карие глаза. – Простор.

Степь. Бок о бок мчатся кони.

И сердцам в старинном тоне

Вторит топот эхом гор…

Я пристально глянула на нее и прочитала начало этого стихотворения:

Серые глаза. – Восход,

Доски мокрого причала.

Дождь ли? Слезы ли? Прощанье.

И отходит пароход…

Нашей верности года…

Вера и Надежда? Да!

Пой молитву всех влюбленных:

“Любим? Значит – Навсегда!”

– Бог мой! Никогда и ни с кем мне не было так хорошо, как с тобой. Что мы наделали! Мы читали одних поэтов, слушали одну музыку, жили в разных концах страны и думали друг о друге. Что мы наделали…

Мы лежали, медленно остывая, постепенно приходя в себя после отчаянного безумия. Я бы не удивилась, увидев, как от нас валит пар. Я смотрела на нее. На верхней губе, на висках бисеринки пота, а в глазах отражалось окно и даже были видны облака, что плыли нескончаемой чередой по небу все эти дни. Я тоже стала смотреть в окно.

– Знаешь, когда я увидела тебя в первый раз?

– Когда?

– Это было на следующий день, после приезда. Шел дождь и светило солнце, мир искрился и переливался, в конце аллеи аркой стояла радуга. Ты спряталась от дождя под деревом. На тебе был белый плащ… – я замолчала.

– И что? А дальше?

– Ты ловила в ладонь те редкие капли дождя, что пропускала густая крона. Знаешь, я в степи выросла, у нас из деревьев только пирамидальные тополя да саксаул был. Я лес нормальный увидела, когда в институт поехала поступать. На меня большие деревья с раскидистыми кронами производили такое же впечатление, как церкви. В душе что-то такое торжественное, святость какая-то. Ты ловила капли и чему-то улыбалась. Высокая, красивая. Я любовалась и на тебя, и на дерево, и на дождь. Этот дождь до сих пор идет в моей памяти. Смешно, да, в памяти идут дожди давно прошедших лет.

Меня прервал странный звук. Я прислушалась. Так и есть, урчало в животе. Потом снова раздался этот звук, но уже со стороны. Мы переглянулись и рассмеялись…

– И все же, почему ты мне написала. Столько лет молчала. И вдруг. Почему именно сейчас? Не в прошлом году, не еще через пять лет. Почему сейчас? – вернувшись из ближайшего магазина, она быстро и ловко накрывала на стол, нарезая, заправляя, откупоривая.

Я сидела за столом, приодевшись по такому случаю.

– Ты будешь смеяться, полгода назад в меня влюбилась лесбиянка.

– Да что ты говоришь? – саркастически хмыкнула она, – Где ты ее нашла, в вашей тмутаракани?

– Ну, живу же я в нашей тмутаракани. Почему ты считаешь, что я одна такая на весь город?

Она замерла, положила нож на стол, присела.

– И кто она? – спросила бесцветным голосом, разглядывая свои руки.

– Не знаю. Она меня нашла в Интернете.

– Не поняла? Так вы знакомы или нет?

– Заочно. Мы знаем друг друга только по никам. Знакомы ли. Не знаю. Я знаю, что она женского пола, что ей двадцать лет, что учится в институте. Будущий филолог. Все. В интернете ни в чем нельзя быть уверенным. Каждый ведь лепит из себя какой-то образ, и мы имеем дело не с людьми, а их образами, ими самими и созданными.

– Так откуда ты узнала, что она тебя любит?

– Она сама сказала.

– А ты ее?

Я посмотрела ей в лицо.

– Радость моя, ну о чем ты говоришь, это же виртуал.

– Ну и как это происходит – виртуальная любовь?

Я засмеялась:

– Мы встретились в чате на совершенно невинном сайте, почти детском, он фантастическому сериалу посвящен. Разговорились, потом обменялись аськами. Ну и покатилось, как ты говоришь. С моей стороны не было, ничего кроме изумления, а она… может быть, девочка со скуки играла… кто знает.

– И во что вы играли?

Наступила пауза. Я молча рассматривала ее закаменевшее лицо.

– Или ревнуешь? – спросила я тихо, – Просто, если бы не эта девочка, я бы не то, что приезжать, я бы писать не стала, – добавила я.

– Ты что, говорила с ней обо мне? Мне надо сказать ей спасибо? – криво усмехнулась она.

– Нет, я не говорила с ней о тебе. Выслушай меня. Я годы жила, и сама от себя шарахалась, как черт от ладана, не понимая, что со мной происходит. Ведь это ненормально, говорила я себе, если меня, обыкновенную женщину, вполне довольную своим женским естеством, совершенно не интересуют мужчины. Я боялась, я не могла посмотреть честно сама себе в лицо и сказать – я люблю женщину, не говоря уж о том, чтобы продолжить эту мысль – и хочу ею обладать. А эта девочка сказала мне, что любит меня, что мечтает заняться сексом со мной и готова на все ради этого. И мир не вздрогнул! Она помогла мне понять – нечего бояться такой любви. Ничего не меняется от того, что я, женщина, люблю другую женщину, а не мужчину, это, все то же самое вечное как мир чувство, это любовь, понимаешь, это – лю-бовь! Я вдруг устала жить в своем рассудочном мире, где главное слово – нельзя, я вдруг поняла насколько прекрасна безрассудность, с ее беспечным – я так хочу… У меня словно пелена с глаз спала…

16 сентября не важно какого года

За ночь на землю опустился легкий туман, иней посеребрил траву, но солнце уже вставало над городом и все предвещало хороший день. Сосны в парке напротив моего дома проступали сквозь завесу тумана нечеткими контурами, как на японских акварелях. Я стояла на лоджии с чашкой кофе у раскрытого окна и любовалась на этот вид, в ожидании когда солнце поднимется выше, прогреет осенний, начавший уже остывать, мир и рассеет романтическую дымку. Пять часов утра, первый день отпуска. Я потянула носом холодный воздух. В принципе, мне нравятся осенние отпуска. Все позади – зимняя усталость, сумасшествие весны, бодрая деятельность короткого северного лета, и наступает холодная, рассудочная ясность осени. Замечательное время, когда уже ничего не ждешь, все что планировала состоялось или определилось, ты не питаешь никаких иллюзий и спокойно отдыхаешь в ожидании первого снега.

В доме было непривычно пусто и чисто после хаоса сборов в дорогу. Я уже погрузила сумки в багажник машины, которая отполированная до блеска, с баком залитым под самое некуда, щеголяла новым бампером возле моего подъезда в ожидании дороги. Последние приготовления, я кипятила воду и заливала ее в большой китайский термос. Все было позади – и ожидание ответа на мое первое письмо, когда внутри, с каждым днем все сильнее, больнее, натягивалась тонкая струна, и было неясно, есть ли предел у этой пытки, и ее вежливо-сдержанный ответ, обо всем и ни о чем, который я читала, перечитывала, а в душе ни чувств, ни мыслей, одна усталость. Переписка налаживалась тяжело. Мы словно танцевали некий ритуальный танец, мучительно медленно двигаясь, пристально вглядываясь друг в друга. Мы осторожно плели паутину взаимоотношений, тщательно составляя фразы, робко пробуя шутить. Перелом наступил совершенно неожиданно в конце лета, когда я получила письмо весь смысл которого сводился к одному – приезжай, я не могу без тебя, приезжай, я… хочу тебя. Я бесцельно металась тогда по квартире, потом замерла, скорчившись на ковре в прихожей, привалившись спиной к входной двери. Только проведя рукой по лицу, я поняла что плачу. Следующие три недели прошли в выколачивании из шефа, путем угроз, шантажа и грубой лести, законного очередного отпуска, вне очереди и вне закона…

Преодолевая ночную немоту, утро наполнялось негромким посвистом синиц, хлопками подъездных дверей, шумом проезжающих машин. Туман рассеялся, я вылила последние капли кипятка, закрутила крышку термоса, окинула взгядом на прощание квартиру. Все, пора в дорогу…

Когда я наконец-то вырвалась из городских закоулков на трассу, я засмеялась, покрутилась в кресле, устраиваясь удобнее и проорала самой себе, от избытка чувств, песню времен своей дворовой молодости:

Земная неизвестна нам тоска

Под флагом со скрещенными костями!

И никогда мы не умрем, пока – Ха-ха! -

Качаются светила над снастями!

Парень из встречной Нивы развеселился от вида поющей за рулем дамы, просигналил мне, я в ответ ударила кулаком по кнопке сигнала. Машину я чувствовала как продолжение собственного тела, в душе поднималось казалось давно забытое чувство наслаждения азартом гонки. Глядя на горизонт я плавно вдавила педаль газа в пол. Больше я не видела преград между мной и той, которую любила всю жизнь.

3 октября того же года

Уважаемая…… пишет вам сестра….. Прошу прощения, но я была вынуждена прочитать ваше гневное послание, адресованное моей сестре. Не скрою, ваше письмо изумило меня. Только теперь, прочитав его, я поняла сестру до конца. Но одно, все-таки, я знала всегда лучше вас – моя сестра человек слова и чести. Всегда такой была. Если бы вы знали это, то вам бы не пришлось строить все эти сложные умозаключения. Из всех причин неприезда осталось бы только две – Европа откололась от Азии, и сестра задержалась на переправе, и вторая причина – смерть. Настоящим извещаю – моя сестра ….. погибла в автомобильной катастрофе под Челябинском, на пути к вам, насколько я понимаю…