Текст книги "Новая Европа Скотт-Кинга"

Автор книги: Ивлин Во

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

– Этот луг не Уэстмейкотов. Уэстмейкот его продал.

– Продал! Господи! Кому же?

– Кто его знает. Приехал какой-то из Лондона, остановился в «Брейкхерсте». Слыхать, немалые деньги за этот луг отвалил.

– Да на что ж он ему понадобился?

– Кто его знает, а только вроде надумал дом себе строить.

Строить. Это чудовищное слово в Мачмэлкоке решались произносить разве что шепотом. «Проект застройки», «Расчистка леса под строительство», «Закладка фундамента» – эти непристойные слова были вычеркнуты из благовоспитанного словаря здешней округи и лишь изредка со смелостью, дозволенной одним только антропологам, их применяли к диким племенам, обитающим за пределами здешнего прихода. А теперь этот ужас возник и среди них, точно роковой знак чумы на домах в «Декамероне».

Оправившись от первого потрясения, мистер Меткаф приготовился было действовать – мгновение поколебался: не ринуться ли вниз, бросить вызов врагу на его же территории, но решил – нет, не стоит, сейчас требуется осмотрительность. Надо посоветоваться с леди Пибери.

До ее дома было три четверти мили; обсаженная кустами дорога вела мимо ворот, через которые можно было пройти на луг Уэстмейкота; и мистеру Меткафу уже виделось, как в скором времени на месте этих шатких ворот и глубокой, истоптанной коровами грязи появятся кусты золотистой бирючины и красный гравий. Над живой изгородью словно уже мелькали головы чужаков, на них были торжественные черные городские шляпы. Мистер Меткаф печально проехал милю.

Леди Пибери сидела в малой гостиной и читала роман; с детства ей внушали, что благородной даме с утра читать романы тяжкий грех, и потому сейчас она все же чувствовала себя немножко виноватой. Она украдкой сунула книгу под подушку и поднялась навстречу Меткафу.

– А я как раз собиралась выйти, – сказала она.

Меткафу было не до учтивости.

– У меня ужасные новости, леди Пибери, – начал он без предисловий.

– О Господи! Неужто у бедняги Кратуэла опять недоразумения с бойскаутским счетом?

– Нет. То есть да, опять не сходится на четыре пенса, только на этот раз они лишние, а это еще хуже. Но я к вам по другому делу. Под угрозой вся наша жизнь. На лугу Уэстмейкота собираются строить. – Коротко, но с чувством он рассказал леди Пибери о том, что видел.

Она слушала серьезно, сумрачно. Меткаф кончил, и в маленькой гостиной воцарилась тишина; только шесть разных часов невозмутимо тикали среди обитой кретоном мебели и горшков с азалиями.

– Уэстмейкот поступил очень дурно, – сказала наконец леди Пибери.

– По-моему, его нельзя осуждать.

– А я осуждаю, мистер Меткаф, сурово осуждаю. Просто не могу его понять. И ведь казался таким приличным человеком… Я даже думала сделать его жену секретарем нашего Дамского кружка. Он должен был прежде посоветоваться с нами. Ведь окна моей спальни выходят прямо на этот луг. Никогда не могла понять, почему вы сами не купили эту землю.

Луг сдавался в аренду за три фунта восемнадцать шиллингов, а просили за него сто семьдесят фунтов да плюс церковная десятина и налог на доход с недвижимости. Леди Пибери все это прекрасно знала.

– Когда он продавался, его любой из нас мог купить, – довольно резко ответил Меткаф.

– Он всегда шел заодно с вашим домом.

Мистер Меткаф понял: еще немножко и она скажет, что это он, Меткаф, поступил очень дурно, а ведь всегда казался таким приличным человеком.

И в самом деле, мысль ее работала именно в этом направлении.

– А знаете, вам еще сейчас не поздно его перекупить, – сказала она.

– Нам всем грозит та же беда, – возразил мистер Меткаф. – По-моему, надо действовать сообща. Ходж, когда прослышит про это, тоже не очень-то обрадуется.

Полковник Ходж прослышал и, конечно, не очень-то обрадовался. Когда мистер Меткаф вернулся домой, тот его уже поджидал.

– Слыхали, что натворил этот негодяй Уэстмейкот?

– Да, – устало ответил Меткаф, – слышал.

Беседа с леди Пибери прошла не совсем так, как он надеялся. Эта дама вовсе не жаждала действовать.

– Продал свой луг каким-то спекулянтам-подрядчикам.

– Да, я слышал.

– Странное дело, а я всегда думал, что этот луг ваш.

– Нет, не мой.

– Он всегда шел заодно с домом.

– Знаю, только мне он был ни к чему.

– Ну вот, а теперь все мы попали в переделку. Как вы думаете, они продадут его вам обратно?

– Еще вопрос, хочу ли я его покупать. Они, наверно, запросят за него как за участок под застройку – семьдесят, а то и восемьдесят фунтов за акр.

– Может, и побольше. Но, помилуйте, приятель, неужели это вас остановит! Вы только подумайте, если у вас перед окнами вырастет целый дачный поселок, вашему дому будет грош цена.

– Ну, ну, Ходж, с чего вы взяли, что они понастроят дач?

– Не дачи, так виллы. Уж не собираетесь ли вы стать на сторону этих молодчиков?

– Нет, конечно. Что бы они тут ни построили, нам всем придется несладко. Я уверен, на них можно найти управу. Существует Общество защиты сельской Англии. Им это, наверно, будет небезразлично. Можно бы подать жалобу в Совет графства. Написать в газеты, обратиться в Отдел надзора за строительством. Главное – нам надо держаться всем заодно.

– Ну да, много от этого будет толку. Забыли, сколько всего сейчас строят в Метбери?

Мистер Меткаф вспомнил и содрогнулся.

– По-моему, это один из тех случаев, когда все решают деньги. Вы не пробовали прощупать леди Пибери?

Впервые за время знакомства мистер Меткаф ясно почувствовал, что полковник Ходж может быть грубоват.

– Пробовал. Она, понятно, весьма озабочена.

– Этот луг всегда назывался «Нижняя Хандра», – сказал полковник, возвратясь к своему прежнему, вдвойне оскорбительному ходу мысли. – Так что, в сущности, это не ее забота.

– Это наша общая забота, – возразил Меткаф.

– Не понимаю, чего вы ждете, скажем, от меня, – сказал полковник Ходж. – Мое положение вам известно. А всему виной наш священник – каждое воскресенье проповедует большевизм.

– Нам надо собраться и все обсудить.

– За этим дело не станет. Ближайшие месяца три у нас только и разговору будет что про это строительство.

Сильней всего грозная весть расстроила Хорнбимов. Они услыхали ее от поденщицы, которая дважды в неделю приходила из деревни грабить их кладовую. По простоте душевной она думала – все городские джентльмены будут рады, что их полку прибыло; Хорнбима она по-прежнему считала горожанином, несмотря на его бороду и домотканую одежду, и потому с гордостью сообщила ему эту новость: вот, мол, обрадуется.

Обитателей Старой Мельницы объяли тревога и уныние. Здесь не вспыхнул гнев, как в «Усадьбе», никто никого не осуждал, как в «Имении», никто не призывал к действию, как в «Поместье». Здесь воцарилась безысходная печаль. У миссис Хорнбим падали из рук горшки и крынки. Мистер Хорнбим уныло сидел за ткацким станком. То был час, который они обычно посвящали работе – сидели в разных концах бревенчатого сарая и занимались каждый своим ремеслом. В иные дни они напевали друг другу обрывки и припевы народных песен, а тем временем пальцы их хлопотливо мяли глину и направляли челноки. Сегодня они сидели молча и по примеру японских мистиков пытались отогнать новую напасть в небытие. Им это неплохо удалось с полковником Ходжем и его эрдельтерьером, с войной в Абиссинии и с очередным ежегодным приездом мистера Хорнбима-старшего, однако новая напасть не перешла в небытие даже к заходу солнца.

Миссис Хорнбим подала неприхотливый ужин: молоко, изюм, сырую репу. Мистер Хорнбим отвернулся от своей деревянной тарелки.

– Художнику нет места в нынешнем мире, – сказал он. – Ведь нам только и надо от их бездушной цивилизации, чтобы нас оставили в покое, чтобы был у нас лоскут земли да клочок неба над головой и мы жили бы тихо-мирно и делали бы красивые, радующие глаз вещи. Кажется, нам совсем немного надо. Мы оставляем им и их машинам весь земной шар. Но им все мало. Они гонят нас и травят. Они знают: пока существует хотя бы один-единственный уголок, где живы еще красота и порядочность, это им постоянный укор.

Темнело. Миссис Хорнбим кремнем высекла огонь и зажгла свечи. Потом подошла к арфе, щипнула струны, извлекла несколько щемящих звуков.

– Может быть, мистер Меткаф этому помешает, – сказала она.

– Подумать только, вся наша жизнь зависит от такого вот вульгарного господина.

Так он был настроен, когда получил приглашение от мистера Меткафа прибыть назавтра днем в «Имение Мачмэлкок» посовещаться с соседями.

Выбор места для этой встречи был задачей весьма тонкой, ибо леди Пибери отнюдь не желала отказаться от главенства в здешнем обществе, но играть первую скрипку именно в этом деле ей вовсе не улыбалось, хотя, с другой стороны, оно слишком задевало ее интересы, и потому просто от него отмахнуться она не могла. Вот почему приглашения рассылал и подписывал мистер Меткаф, но собраться все должны были у нее в малой гостиной – это напоминало совещание министров в королевском дворце.

За день леди Пибери лишь утвердилась в своем мнении, и оно полностью совпало с суждением полковника Ходжа: «Мы попали в беду из-за Меткафа – зачем с самого начала не купил луг, вот пускай теперь и вытаскивает нас всех». И хотя в присутствии Меткафа ничего столь решительного сказано не было, он, конечно же, почувствовал общее настроение.

Он приехал последним. Леди Пибери встречала своих гостей весьма прохладно.

– Очень мило, что вы пришли. По-моему, в этом не было особой необходимости, но мистер Меткаф настаивал. Вероятно, он хочет рассказать нам, что он намерен предпринять.

Самому же Меткафу она только и сказала:

– Мы сгораем от любопытства.

– Извините, что опоздал. Ну и нахлопотался же я сегодня! Побывал у всех здешних властей предержащих, связался со всеми обществами и сразу вам скажу: отсюда помощи ждать нечего. Мы даже не числимся в списках сельских местностей.

– Верно, – сказал полковник Ходж. – Об этом я позаботился. Не то нашей недвижимости было бы полцены.

– Списки, вот чем мы стали, – простонал мистер Хорнбим. – Чтобы жить как хочешь, надо теперь числиться в списках.

– В общем, придется как-то самим выпутываться, – продолжал свою речь мистер Меткаф. – Я так думаю: этому молодому человеку все равно где строить – в нашей округе или в любой другой. Строительство еще не началось, он пока не связан никакими обязательствами. Мне кажется, если мы тактично предложим выгодные для него условия, чтобы он получил на этом кое-какую прибыль, он, возможно, и согласится перепродать участок.

– Я полагаю, нам следует выразить мистеру Меткафу глубокую благодарность, – сказала леди Пибери.

– Вам ничего не жаль ради общества, – сказал полковник Ходж.

– Прибыль – рак нашей эпохи…

– Я вполне готов взять на себя долю обязательств… – При слове «долю» лица у всех словно окаменели. – Предлагаю создать общий фонд, каждый внесет пропорционально тому количеству земли, которым он сейчас владеет. По моему грубому подсчету выходит так: мистер Хорнбим – одна доля, полковник Ходж – две, я – две и наша любезная хозяйка – пять. Цифры эти можно уточнить, – прибавил он, заметив, как холодно все приняли его слова.

– На меня не рассчитывайте, – сказал полковник Ходж. – Не могу себе этого позволить.

– Я тоже, – сказал мистер Хорнбим.

Леди Пибери оказалась перед трудным выбором. Воспитание не позволяло сказать о весьма существенном обстоятельстве – что мистер Меткаф куда богаче, – воспитание да еще гордость. Луг необходимо спасти, но, если покупать его сообща, ей и вправду неминуемо придется платить большую часть, не то пострадает ее достоинство. А ведь если разобраться, тут не может быть двух мнений: спасти положение – прямой долг Меткафа. Она не стала раскрывать карты и продолжала игру.

– Вы человек деловой, – сказала она, – и, конечно, понимаете, как неудобно совместное владение. Вы что же, предлагаете разделить луг или мы будем вместе платить аренду, десятину и налог? Это все ужасно неудобно. Не знаю даже, допускается ли это по закону.

– Вот именно. Я просто хотел заверить вас, что готов пойти навстречу. А этот луг меня нимало не интересует, уверяю вас. Я охотно его уступлю.

В его словах послышалась угроза, они прозвучали почти невежливо. Полковник Ходж почувствовал, что дело принимает опасный оборот.

– А по-моему, сперва надо узнать, согласен ли этот малый перепродать луг, – вмешался он. – Тогда уж и решайте, кто из вас его возьмет.

– Мы с большим интересом будем ждать, чем кончатся переговоры мистера Меткафа, – сказала леди Пибери.

Зря она так сказала. Уже в следующий миг она бы с радостью взяла свои слова обратно. Ей смутно хотелось сказать что-то неприятное, отплатить мистеру Меткафу за то, что она очутилась в неловком положении. Она совсем не желала наживать в нем врага, а теперь он ей, конечно, враг.

Мистер Меткаф тотчас откланялся, чуть ли не сбежал, и весь вечер был вне себя. Целых пятнадцать лет он был президентом Британской торговой палаты. Все деловые люди в Александрии чрезвычайно его уважали. Никто не мог сказать о нем дурного слова, ведь он безупречно честен. Египетским и левантийским купцам, которые пытались втянуть его в какие-нибудь махинации, он давал самый суровый отпор. Нажимать на него было бесполезно. Такова была его репутация в клубе, а здесь, дома, в деревне, какая-то старуха вздумала застать его врасплох. Вдруг все переменилось. Он уже не тот, кому ничего не жаль ради общества, теперь он будет разговаривать по-другому: карты на стол, выкладывайте, что у вас на уме, ведите себя как положено, не то пожалеете, вот он теперь какой Меткаф – разъяренный, свирепый, который и себя не пощадит, лишь бы все было чисто, потопит любой корабль, если на нем есть хоть на грош незаконного товару, Меткаф – знаменитость деловых кругов.

– Зря она так сказала, – заметил полковник Ходж, сидя за прескверным обедом у себя дома и рассказывая обо всем жене. – Меткаф теперь пальцем не шевельнет.

– А может быть, та сам поговоришь с этим, который купил луг? – спросила миссис Ходж.

– Да-а, верно… пожалуй… Знаешь, схожу-ка я прямо сейчас.

И он пошел.

Найти этого человека оказалось нетрудно: в «Гербе Брейкхерста» он был единственным постояльцем. Хозяин гостиницы назвал его фамилию – мистер Харгуд-Худ. Ходж застал его в буфете, тот сидел совсем один, потягивал виски с содовой и усердно решал напечатанный в «Таймсе» кроссворд.

– Здрасте, – сказал полковник. – Моя фамилия Ходж.

– Да?

– Вы, верно, знаете, кто я такой?

– Извините, но…

– Я владелец «Усадьбы». Мой парк примыкает к лугу Уэстмейкота, это который вы купили.

– Так его зовут Уэстмейкот? – сказал Харгуд-Худ. – Я не знал. Подробности я предоставил своему поверенному. Сказал ему только, что мне нужно уединенное место для работы. На прошлой неделе он сообщил, что нашел здесь подходящее местечко. Это и вправду как раз то, что мне нужно. А никаких имен он мне не называл.

– Вы желали поселиться именно в этом краю?

– Нет, нет. Но здесь очаровательно, – учтиво прибавил Худ.

Помолчали.

– Я хотел с вами потолковать, – зачем-то сказал полковник Ходж. – Выпьем по стаканчику.

– Благодарю.

Опять помолчали.

– Боюсь, здесь не очень-то здоровая местность, – сказал полковник. – Участок-то ваш в низине.

– А мне это не важно. Мне нужно только уединение.

– Писатель, а?

– Нет.

– Тогда художник?

– Нет, нет. Меня, скорее, можно назвать ученым.

– Понятно. Построите дом и станете приезжать на субботу-воскресенье?

– Нет, нет, совсем наоборот. Я всю неделю буду работать здесь со своими сотрудниками. И я строю, в сущности, не жилой дом, хотя, конечно, будет и жилая часть тоже. Раз мы окажемся с вами такими близкими соседями, вы, может быть, хотите посмотреть проекты?..

– …Ничего подобного я отродясь не видал, – рассказывал на другое утро полковник мистеру Меткафу. – Он называет это «промышленная экспериментальная лаборатория». Две высоченные трубы – это, говорит, так полагается по закону, из-за вредных газов, водонапорная башня, шесть дач для его сотрудников… ужас. И ведь вот что странно – человек-то он вроде приличный. Говорит, ему и в голову не пришло, что кому-то все это помешает. Думал, мы даже заинтересуемся. Я эдак тактично заговорил о перепродаже, ну а он сказал, всем этим занимается его поверенный…

3

«Поместье Мачмэлкок»

Многоуважаемая леди Пибери!

Позвольте поставить Вас в известность, что, согласно нашей беседе три дня назад, я встретился с мистером Харгудом-Худом, купившим луг, который лежит между Вашими и моими владениями, и с его поверенным. Как Вам уже сообщил полковник Ходж, мистер Харгуд-Худ намерен построить экспериментально-промышленную лабораторию, губительную для прелестей нашей сельской природы. Как Вы, без сомнения, знаете, работы еще не начаты, и мистер Харгуд-Худ согласен перепродать свою собственность, если должным образом будут возмещены все его затраты. В запрошенную им цену входит стоимость перепродаваемого участка, издержки на оформление сделки и плата за архитектурный проект. Этот мерзавец загнал нас

в тупик. Он требует пятьсот фунтов. Цена непомерно высока, но я готов заплатить половину при условии, что вторую половину заплатите Вы. В случае если Вы не согласитесь на это великодушное предложение, я постараюсь оградить мои собственные интересы, не считаясь с интересами округи.

Искренне Ваш

Беверли Меткаф.

P.S. Я хочу сказать, что продам «Поместье», пущу землю под строительные участки.

________

«Имение Мачмэлкок»

Леди Пибери имеет честь сообщить мистеру Меткафу, что получила сегодняшнюю его записку, тон которой совершенно необъясним. Кроме того, извещаю, что не имею желания увеличивать свои и без того значительные обязательства перед округой. Леди Пибери не может согласиться на совместное с мистером Меткафом владение лугом, поскольку у него значительно меньше земли и, следовательно, меньше забот, а вышеозначенный луг должен по справедливости стать частью Ваших владений. Леди Пибери полагает также, что, если лаборатория мистера Харгуда-Худа будет и в самом деле так уродлива, в чем я сомневаюсь, мистеру Меткафу вряд ли удастся осуществить свой план и превратить свой сад в участок под застройку жилыми домами.

– Ну и черт с ней, – сказал мистер Меткаф, – ничего не поделаешь.

4

Прошло десять дней. Прелестная долина, которую скоро должны были обезобразить, сверкала под солнцем во всем своем очаровании. Пройдет год, думал Меткаф, и свежая зеленая листва покроется сажей, зачахнет из-за вредных газов; неяркие крыши и трубы, которые вот уже двести лет, а то и больше служат украшением здешнего пейзажа, будут заслонены индустриальными уродами из стали, стекла и бетона. На обреченном лугу мистер Уэстмейкот чуть ли не в последний раз созывал своих коров; на следующей неделе начнется строительство, и ему придется искать новые пастбища. Да и мистеру Меткафу тоже, фигурально выражаясь. Его письменный стол уже завален объявлениями агентов по продаже недвижимости. И все из-за каких-то жалких пятисот фунтов, сказал он себе. И ведь придется все заново отделывать, потом стоимость переезда и связанные с ним потери. Строителей-спекулянтов, к которым он со зла обратился, его участок не заинтересовал. При переезде он потеряет, конечно, куда больше пятисот фунтов. Но и леди Пибери тоже, угрюмо заверил он себя. Пусть знает: Беверли Меткафа голыми руками не возьмешь.

А леди Пибери, на противоположном склоне, тоже с грустью обозревала окрестности. Густые и длинные тени кедров пересекли газон; за долгие годы, что она прожила в этом имении, кедры почти не изменились, а вот живую изгородь из самшита она сажала сама, и пруд с кувшинками тоже она придумала и украсила его свинцовыми фламинго; у западной стены она насыпала груду камней и посадила на них альпийские цветы и травы; цветущий кустарник тоже посажен ею. Все это не увезешь на новое место. И где оно, ее новое место? Она слишком стара, ей поздно разбивать новый сад, заводить новых друзей. Как многие ее сверстницы, она станет переезжать из гостиницы в гостиницу, в Англии и за границей, немного поплавает на пароходе, нежеланной гостьей будет подолгу жить у родных. И все из-за двухсот пятидесяти фунтов, из-за двенадцати фунтов десяти шиллингов в год – на благотворительность она и то жертвует больше. Но суть не в деньгах, суть в Принципе. Она не хочет мириться со Злом, с этим дурно воспитанным господином, что живет на холме напротив.

Вечер был великолепный, но Мачмэлкоком завладела печаль. Хорнбимы совсем загрустили и пали духом, полковник Ходж не находил себе места, мерил шагами потертый ковер своего кабинета.

– Тут недолго и большевиком заделаться, не хуже этого священника, – сказал он. – Меткафу что? Он богач. Куда захочет, туда и махнет. И леди Пибери что? А страдает всегда маленький человек, кто еле сводит концы с концами.

Даже мистер Харгуд-Худ и тот, кажется, приуныл. К нему приехал его поверенный, и весь день они то и дело тревожно совещались.

– Пожалуй, мне надо пойти и еще раз поговорить с этим полковником, – сказал Харгуд-Худ и в сгущающихся сумерках зашагал по деревенской улице к дому Ходжа.

Эта-то героическая попытка достичь полюбовного соглашения и породила миротворческий план Ходжа.

5

– …Скаутам позарез нужно новое помещение, – сказал полковник Ходж.

– Меня это не касается, – сказал мистер Меткаф. – Я уезжаю из этих краев.

– Я подумал, может, поставить им домик на лугу Уэстмейкота, место самое подходящее, – сказал полковник Ходж.

И все устроилось. Мистер Хорнбим дал фунт, полковник Ходж – гинею, леди Пибери двести пятьдесят фунтов. Распродажа на благотворительном базаре, никому не нужное чаепитие, вещевая лотерея и обход домов дали еще тридцать шиллингов. Остальное нашлось у мистера Меткафа. В общей сложности он выложил немногим больше пятисот фунтов. И сделал это с легким сердцем. Ведь теперь уже не было речи, что его обманом втягивают в невыгодную сделку. А ролью щедрого благотворителя он просто упивался, и, когда леди Пибери предложила, чтобы луг оставили под палаточный лагерь и дом пока не строили, не кто иной, как мистер Меткаф, настоял на строительстве и пообещал отдать на это черепицу с разобранной крыши амбара. При таких обстоятельствах леди Пибери не могла возражать, когда дом назвали «Зал Меткаф – Пибери». Название это воодушевило мистера Меткафа, и скоро он уже вел переговоры с пивоварней о переименовании «Герба Брейкхерста». Правда, Боггит по-прежнему называет гостиницу «Брейкхерст», но новое название красуется на вывеске, и все могут его прочесть: «Герб Меткафа».

Так мистер Харгуд-Худ исчез из истории Мачмэлкока. Вместе со своим поверенным он укатил к себе домой за холмы, за горы. Поверенный приходился ему родным братом.

– Мы висели на волоске, Джок. Я уж думал, на этот раз мы погорим.

Они подъезжали к дому Харгуда-Худа, к двойному четырехугольнику блеклого кирпича, что славился далеко за пределами графства. В дни, когда в парк пускали публику, неслыханное множество народу приходило полюбоваться тисами и самшитами, на редкость крупными и прихотливо подстриженными, за которыми с утра до ночи ухаживали три садовника. Предки Харгуда-Худа построили дом и насадили парк в счастливые времена, когда еще не было налога на недвижимость и Англия не ввозила зерно. Более суровое время потребовало более энергичных усилий, чтобы все это сохранить.

– Что ж, этого хватит на самые первоочередные расходы и еще останется немного – можно будет почистить рыбные пруды. Но месяц выдался беспокойный. Не хотел бы я опять попасть в такую переделку, Джок. В следующий раз придется быть осмотрительней. Может, двинем на восток?

Братья достали подробную карту Норфолка, разложили ее на столе в главной зале и принялись загодя со знанием дела подыскивать какую-нибудь очаровательную, не тронутую цивилизацией деревушку.

Перевод Р. Облонской