Текст книги "Черная беда"

Автор книги: Ивлин Во

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Пруденс в сердцах бросила ручку на стол и вышла из дома посмотреть, как ее мать пропалывает клумбы с астрами.

Накануне Пруденс и Уильям оставили в ванной надутого резинового змея, и теперь он привлек внимание сэра Самсона. Неполномочный сел в ванну, бросил змея в воду, поймал его ногами, схватил за хвост и, вспенив воду, стал возить его взад-вперед, изображая корабль в бурном море. Потом сел змею на голову, и тот, хвостом вперед, выпрыгнул у него между ног на поверхность воды; после этого сэр Самсон выпустил из змея немного воздуха, и по воде пошли пузыри. С таких развлечений обычно начинался день посла, и его настроение во многом зависело от того, хорошо ли он наигрался утром. Вскоре сэр Самсон мысленно погрузился в далекую эпоху плейстоцена: "На подернутые дымкой утреннего тумана скалы из пенящихся волн, резвясь и плескаясь, выбираются целые стада морских чудовищ... О пятый счастливый день сотворения мира, – думал Неполномочный, – о ты, сияющее, совсем еще молодое солнце, только недавно отлученное от груди твоей матери, тьмы; о земная твердь, над которой подымаются густые испарения болот... о киты и динозавры, резвящиеся в океанских волнах..."

Стук в дверь.

– Приехал Уокер, сэр, – раздался снаружи голос Уильяма. – Вы можете его принять?

Горькое разочарование.

Сэр Самсон вынужден был вернуться в двадцатый век, в состарившийся, переполненный людьми мир. Он сидел в остывшей ванне, а рядом лежала резиновая игрушка...

– Уокер? Первый раз слышу.

– Вы знаете его, сэр. Это секретарь американского посольства.

– Ах да, вспомнил. Другого времени для визитов он найти не мог? Что этому типу надо? Если он опять приехал за машинкой для разметки теннисного корта, скажите ему, что она у нас сломалась.

– Нет, сэр, Уокер привез последние новости о войне. Наконец-то, кажется, произошла решающая битва.

– Правда? Ну и слава Богу. И кто же победил?

– Уокер сказал, но я забыл.

– Не важно. Он сам мне все расскажет. Передайте ему, что я скоро спущусь. Дайте ему клюшку, пусть покамест поиграет в часовой гольф. И дайте знать на кухне, что Уокер остается обедать.

Через полчаса сэр Самсон спустился вниз и протянул Уокеру руку:

– Рад вас видеть, голубчик. Простите, что не сразу вас принял утром, знаете ли, всегда столько дел. Надеюсь, вы не скучали? По-моему, Уильям, сейчас самое время выпить по коктейлю.

– Посол подумал, что вас заинтересуют новости о сражении. Вчера мы связались по телеграфу с Матоди. Вечером пытались вам дозвониться, но не смогли.

– Ничего удивительного, после ужина я всегда отключаю телефон. Надо же когда-нибудь и отдохнуть, верно?

– Пока, разумеется, мы еще не знаем всех подробностей.

– Разумеется. Но Уильям сказал, что война кончилась, – и это самое главное. Я лично очень этому рад. Слишком уж долго она продолжалась. Масса из-за нее неудобств. Интересно, и кто же победил?

– Сет.

– Вот как? Сет, говорите. Очень рад. Он ведь был... минуточку... дайте вспомнить... Сет... Сет...

– Сын покойной императрицы.

– Ну да, конечно, теперь вспомнил. Скажите, а что с самой императрицей?

– Она в прошлом году умерла.

– Очень за нее рад. Женщине ее возраста перенести все эти катаклизмы было бы нелегко. А как зовут ее мужа? Он что, тоже умер?

– Сеид? О нем пока нет никаких известий. Думаю, что больше мы его не увидим.

– Жаль. Славный был человек. Мне он всегда нравился. Кстати, кто-то из них, кажется, учился в Англии?

– Да, Сет.

– В самом деле? Значит, он говорит по-английски?

– Свободно.

– Бедный Байон. А он-то старался, учил сакуйю. А вот и Уильям с коктейлями.

– Боюсь, что сегодня коктейль не получился, сэр. У нас кончилось бренди.

– Ничего, скоро опять все появится. За обедом обязательно поделитесь вашими новостями, Уокер. Я слышал, ожеребилась кобыла миссис Шонбаум. Любопытно, как это вам удается? Наши, например, лошади потомства не дают, как мы ни бьемся. По-моему, местные конюхи ни черта не смыслят в породах лошадей.

До французского посольства тоже дошли известия о победе Сета.

– Что ж, – сказал мсье Байон, – выходит, англичане и итальянцы взяли верх. Но игра еще не кончена. Старого Байона не так-то просто перехитрить. Вся борьба еще впереди. Разумеется, сэр Самсон будет стремиться не упустить достигнутого.

В это же время Неполномочный говорил:

– Все решает климат. Я ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь в здешних широтах выращивал спаржу. А с другой стороны, почему бы и не попробовать? Горох же мы тут имеем – и преотличный.

Глава 3

Спустя два дня в европейской прессе появилось сообщение о битве на горном перевале Укака. На миллионы лондонцев, развернувших в тот вечер газеты, сообщение это не произвело ровным счетом никакого впечатления.

"Что-нибудь интересное, дорогой?"

"Нет, дорогая, ничего интересного".

"Азания? Это, кажется, в Африке, да?"

"Спроси Лил, она же в школе учится, а не я".

"Лил, где находится Азания?"

"Не знаю, папа".

И чему вас только учат?"

"Сплошные черномазые".

"Эта Азания недавно попалась мне в кроссворде: "Независимое островное государство". Ты бы, наверно, решила, что это Турция".

"Азания? А я думала, это название парохода.

"Неужели ты не помнишь этого черномазого красавчика в Бейллиоле?"

"Сбегай принеси атлас, детка... Да, в папином кабинете, за журнальным столиком – он всегда там стоит".

"В Восточной Африке стало вроде бы поспокойнее. Наконец-то в этой Азании взялись за ум".

"Ты хочешь посмотреть вечернюю газету? Там ничего нет".

На Флит-стрит, в редакциях ежедневных газет:

– Ренделл, в Азании творятся любопытные вещи. Оказывается, их новый царек учился в Оксфорде. Посмотрите, может, получится статья?

"Его величество и по совместительству бакалавр искусств... отстукивал на машинке Ренделл. – Выпускник Бейллиола среди людоедов... Отчаянная попытка бывшего студента Оксфорда завладеть троном... варварское великолепие... кровожадные орды... слоновая кость... верблюды... Восток идет навстречу Западу..."

"Сандерс, в нашем лондонском выпуске надо бы разнести эту статью об Азании".

"В утренней газете есть что-нибудь интересное?"

"Нет, дорогая, ничего особенного".

Во второй половине дня, зайдя в клуб по дороге к леди Метроленд, чтобы получить деньги по фальшивому чеку, Бэзил Сил просмотрел колониальную и зарубежную хронику в "Таймс".

Последние четыре дня Бэзил, как он сам выражался, прожигал жизнь. Час назад он проснулся на диване в совершенно неизвестной ему квартире. Играл патефон. В кресле, у газового камина, сидела женщина в халате и рожком для обуви ела из консервной банки сардины. Глядясь в зеркальце, стоящее на каминной полке, брился мужчина в рубашке с засученными рукавами.

– Проснулся... теперь проваливай, – сказал Бэзилу мужчина.

– А я уж решила, что ты помер, – сказала женщина.

– Не пойму, как я здесь оказался, – сказал Бэзил.

– А я не пойму, как бы выставить тебя отсюда.

– Господи, как мне Лондон осточертел!

– У меня была с собой шляпа?

– Лучше бы у тебя ее не было.

– Почему?

– Господи, уйди ты наконец.

И Бэзил, спустившись по обитой потертым линолеумом лестнице и выйдя через боковую дверь какого-то магазина, очутился на Кингз-роуд в Челси.

В клубной гостиной у камина сидел очень старый джентльмен и пил чай с горячими булочками. Бэзил присел рядом и раскрыл "Таймс":

– Про Азанию читали?

К такому вопросу старый джентльмен был явно не готов.

– Н-нет... в общем, нет.

– Сет победил.

– В самом деле? Знаете, сказать по правде, я не очень внимательно слежу за событиями в Азании.

– А зря. Там сейчас очень интересно.

– Не сомневаюсь.

– Кто бы мог подумать, что этим кончится, а?

– Нельзя сказать, чтобы я всерьез об этом думал.

– Ведь в сущности борьба шла между арабами и обращенными в христианство туземцами из племени сакуйю.

– Вот как?

– По-видимому, наша ошибка состояла в том, что мы недооценили престиж королевской династии.

– Гм...

– Откровенно говоря, мне и раньше казалось, что старая императрица узурпировала власть.

– Вас, я вижу, молодой человек, всерьез занимают события в Азании. Но поймите, мне о них ничего не известно, а расширять кругозор в моем возрасте пожалуй что поздновато.

С этими словами старый джентльмен отвернулся от Бэзила и погрузился в чтение.

– Ни один из двух номеров не отвечает, сэр, – доложил, войдя в комнату,слуга.

– Лондон вам не осточертел?

– А?

– Лондон, говорю, вам не осточертел?

– Нет, я всю жизнь здесь прожил. Мне Лондон никогда не надоест. Помните: "Если надоел Лондон, значит, надоела жизнь"?[9]9
   Хрестоматийное высказывание известного английского критика и лексикографа Сэмюэла Джонсона (1709-1784).


[Закрыть]

– Какой вздор, – сказал Бэзил.

– Я на время уезжаю, – сообщил он портье, выходя из клуба.

– Очень хорошо, сэр. Как прикажете поступить с корреспонденцией?

– Сжечь.

– Очень хорошо, сэр. – Мистер Сил оставался для него загадкой. Портье ведь прекрасно помнил отца мистера Сила, почетного члена клуба. Совсем другой человек был. Всегда подтянут, одет с иголочки, на голове – цилиндр, орхидея в петлице. Член парламента от консервативной партии. На протяжении двадцати лет – бессменный парламентский партийный организатор. Кто бы мог предположить, что у него вырастет такой сын, как мистер Сил? "На неопределенный срок выехал из города. Корреспонденцию не пересылать", пометил портье в своем гроссбухе против имени Бэзила. В это время из гостиной вышел старый джентльмен:

– Артур, этот молодой человек – член клуба?

– Мистер Сил, сэр? О да, сэр.

– Как, ты говоришь, его зовут?

– Мистер Бэзил Сил.

– Бэзил Сил, да? Бэзил Сил. Уж не сын ли это Кристофера Сила?

– Да, сэр.

– В самом деле? Бедный Сил. Грустно, ничего не скажешь. Кто бы мог подумать? Чтобы у Сила – и такой... – И старый джентльмен зашаркал обратно в гостиную к жарко натопленному камину и горячим булочкам. На душе у него было легко и спокойно – как бывает у стариков, когда они раздумывают о неудачах своих сверстников.

Бэзил пересек Пиккадилли и поднялся по Керзон-стрит. У леди Метроленд был прием с коктейлями.

– Бэзил,-сказала она, – зачем ты пришел? Я ведь тебя не звала.

– Знаю. Я совершенно случайно услышал, что у вас прием, и пришел узнать, нет ли здесь моей сестры.

– Барбары? Она обещала быть. Какой у тебя жуткий вид.

– Грязный?

– Да.

– Небритый?

– Да.

– Естественно, я же только что встал. Еще дома не был. – Бэзил огляделся по сторонам. – Я смотрю, народ все тот же. Друзей у вас, Марго, как видно, не прибавилось.

– Говорят, ты отказался участвовать в выборах?

– В общем, да. Это лишено всякого смысла. Я так и сказал премьер-министру. Тарифную реформу я защищать не стану. Премьер имел возможность отложить обсуждение законопроекта, но оппозиция рвала и метала, и я решил, что с меня хватит. К тому же хочу за границу съездить. Что-то я в Англии засиделся.

– Коктейль, сэр?

– Нет, принеси мне рюмку перно и стакан воды. Что? Перно нет? Тогда виски. Не сюда – в кабинет. Мне надо позвонить. Я сейчас вернусь, Марго.

"Господи, и что я нашла в этом мальчишке?" – подумала леди Метроленд.

– Какой симпатичный, – сказала одна девица другой, посмотрев вслед Бэзилу.

– Где?

– Только что вышел.

– Ты имеешь в виду Бэзила Сила?

– Бэзила Сила?

– Одет черт знает как, небрит.

– Да. Расскажи мне про него.

– Дорогая, он очарователен... Это брат Барбары Сотхилл. Последнее время ему здорово не везет. Сил выставил свою кандидатуру в парламент от какого-то северного округа, и отец говорил, что на следующих выборах он обязательно победит. Анджела Лайн оплачивала его расходы на предвыборную кампанию, но что-то у них, как видно, сорвалось, а Анджела, сама знаешь, денег попусту тратить не станет. Мне-то всегда казалось, что Бэзил ей не пара. Уж очень они разные...

– А щетина ему идет.

Обсуждали Бэзила и другие гости:

– Главная беда Бэзила в том, что он – зануда. Ладно бы только хамил, а ведь он еще и поучить любит. Как-то раз меня посадили рядом с ним на одном званом обеде, и он, поверишь ли, весь вечер об индийских диалектах рассуждал. Ну что тут сказать? Потом я навела справки, и выяснилось, что он и сам в этих диалектах абсолютно ничего не смыслит.

– Чем он только не занимался...

– Именно. А все почему? Потому что зануда. Вечно он участвует во всяких там революциях, заговорах, убийствах... Ну что тут сказать? Бедняжка Анджела совершенно на нем помешалась. Вчера я была у нее, и она весь вечер только и говорила о том скандале, который Бэзил учинил в своем окружном комитете. Да и на приеме, устроенном местными консерваторами, он тоже вел себя не лучшим образом. А потом он, Аластер Трампингтон и Питер Пастмастер загуляли: пили, расплачивались фальшивыми чеками и даже попали в автомобильную аварию, за что одного из них арестовали... Впрочем, вам и без меня известно, что такое попойки Бэзила. И ладно бы еще в Лондоне – а то ведь в провинции. Вы же знаете эти провинциальные городки. Как бы то ни было, пришлось ему свою кандидатуру снять. Все бы ничего, только бедняжка Анджела по-прежнему к нему неравнодушна.

– И что же с ним теперь будет?..

– Спросите меня что-нибудь полегче. Барбара божится, что больше для него ничего делать не станет.

– А мне, признаться, ваш Бэзил порядком надоел, – вступил в разговор еще один гость. – То он меня не замечает, а то читает длиннейшие лекции о положении в Азии. Поразительно, что Марго его к себе приглашает, -ведь Питеру больше всех от него достается.

В это время в гостиную вернулся Бэзил. Держа в руке стакан виски и откинув назад голову, он с наглым видом смотрел на гостей. Сутулый, с тяжелым подбородком, темные спутанные волосы лезут на лоб, под презрительно прищуренными серыми глазами мешки, надменный, по-детски капризный рот, на щеке шрам.

– Боже, как хорош, – шепнула одна из девиц. Бэзил обвел взглядом комнату:

– С кем бы мне хотелось увидеться, Марго, так это с Рексом Мономарком. Он здесь?

– Да, в том конце гостиной, кажется. Но, Бэзил, я категорически запрещаю тебе дразнить его.

– Хорошо, не буду.

Лорд Мономарк, газетный король, стоял в противоположном конце комнаты и рассуждал о диете. Вокруг него, то и дело исчезая в клубах сигарного дыма, мелькали мужские и женские лица его свиты: три броско одетые красавицы с изысканно-неправильными чертами лица, не спускавшие глаз со своего патрона; два потасканных светских льва вульгарного вида, громко сопевших от натуги, и с иголочки одетый, вертлявый пожилой секретарь с розовой плешью и тусклым, затуманенным взором, какой бывает у моряков и секретарей великих мира сего и вызван недостатком сна.

– Последние восемь месяцев я ем на обед только две сырые луковицы и тарелку овсянки, – говорил лорд Мономарк. – И должен сказать, чувствую себя на пять с плюсом – и физически, и интеллектуально, и морально.

Лорд Мономарк со свитой держался в стороне от остальных гостей. Он вообще крайне редко и неохотно соглашался покидать свои многочисленные особняки и появляться в свете. Несколько близких друзей, которых он удостаивал этой чести, должны были, если хотели его видеть, выполнять поставленные им жесткие условия: представлять лорду новых знакомых можно было, только предварительно заручившись его согласием; политиков надлежало держать от него на почтительном расстоянии; всех тех, кого он к себе приблизил, следовало приглашать вместе с ним; вдобавок хозяин дома обязан был готовить специальные блюда – в зависимости от того, какой диете в данный момент отдавал предпочтение лорд Мономарк. На таких условиях он время от времени появлялся в обществе; играя роль непереодетого Гаруна аль-Рашида, он наблюдал за прихотью моды, а иногда, потакая собственному капризу, выбирал в этом призрачном мире какую-нибудь приглянувшуюся ему тень и, вдохнув в нее жизнь, переносил в свой мир, мир реальных ценностей. Остальные гости тем временем скользили мимо, словно не замечая его присутствия, стараясь всем своим видом показать, что нисколько на его общество не претендуют.

– Моя б воля, – говорил лорд Мономарк, – я бы обязал всю страну сесть на эту диету. По моему распоряжению была составлена и распространена по всем редакциям бумага, рекомендующая эту систему питания. Мы, не задумываясь, тратим на обед фунт и шесть шиллингов, а то и целых два фунта ежедневно, а ведь это составляет восемь-девять фунтов в неделю.

– Рекс, вы просто великолепны.

– Прочтите эту бумагу леди Эвримен, Сандерс.

– "Лорд Мономарк настоятельно рекомендует всем сотрудникам редакции воспользоваться преимуществами тщательно составленной диеты..."

– Как удачно, что я нашел вас, Рекс, – вмешался в разговор Бэзил. Вы вот рассуждаете о луковицах и овсянке, а Гриффенбах, когда я был в Вене три года назад, эту диету раскритиковал. Но я, собственно, хотел с вами поговорить не об этом.

– Это вы. Сил? Какими судьбами? Вы, по-моему, мне некоторое время назад писали. О чем мне писал мистер Сил, Сандерс?

– Об Афганистане.

– Да, верно. Я передал ваше письмо одному из своих главных редакторов. Надеюсь, он вам все объяснил?

В свое время, когда Бэзил был еще совсем юн и подавал надежды, лорд Мономарк им заинтересовался и пригласил его в круиз по Средиземному морю на своей яхте. Сначала Бэзил отказался, однако затем, когда лорд Мономарк с друзьями уже уплыл, передумал и дал телеграмму, что он присоединится ко всей компании в Барселоне. Целых два дня, изнывая от жары, лорд Мономарк прождал Бэзила в Барселоне, но так его и не дождался. Когда же, после возвращения из круиза, он встретился с Бэзилом в Лондоне, тот довольно сбивчиво принялся объяснять своему покровителю, что очень хотел поехать, но буквально в последний момент не смог. Впрочем, подобных историй у Бэзила набралось немало, отчего, собственно, и пострадала его репутация.

– Видите ли, Рекс, – сказал он, – меня интересует ваше отношение к Сету.

– К Сету? – Лорд Мономарк бросил на Сандерса вопросительный взгляд.Каково мое отношение к Сету?

– К Сету?

– На мой взгляд, в Азании сейчас складывается очень любопытная ситуация. Вы же читали сообщения из Укаки. Из газет, впрочем, ничего понять нельзя. Я хочу иметь информацию из первых рук. Возможно, я отправлюсь туда в самое ближайшее время. Вот мне и пришло в голову, что вы могли бы использовать меня в одной из ваших газет, например в "Эксцессе", в качестве специального корреспондента в Азании.

И тут только лорда Мономарка, который с полным недоумением слушал эту длинную речь, осенило: да этот молодой человек просто ищет работу.

– К сожалению, – сказал он, – сам я такими мелочами не занимаюсь. Вам надо обратиться к одному из моих редакторов. Но сомневаюсь, чтобы сейчас кто-нибудь из них согласился взять в штат нового сотрудника.

– В таком случае я сошлюсь на вас.

– Нет, нет, оказывать протекцию не в моих правилах. Обратитесь в газету обычным порядком.

– Ладно, дам вам знать, если из этого что-нибудь получится. А заодно, если найду, пришлю вам статью Гриффенбаха о луковицах и овсянке. А вот и моя сестра. Простите, мне надо с ней поговорить. До моего отъезда, надеюсь, еще увидимся.

Барбара Сотхилл уже не относилась к своему брату с тем обожанием, которое наложило отпечаток на первые двадцать лет ее жизни.

– Бэзил, – сказала она, – что ты вытворяешь? Сегодня я завтракала у мамы. Она ужасно на тебя зла. Ты, оказывается, обещал быть на ее званом обеде, и она до сих пор не знает, придешь ты или нет, – тебя ведь всю ночь дома не было. Ты же знаешь, если тебя не будет, ей придется для пары приглашать еще одного мужчину.

– Я загулял. Начали мы у Лотти Крамп. Что было потом – забыл, помню только, что Аллана избили какие-то подонки.

– Кроме того, мама узнала про скандал, который ты устроил в окружном комитете.

– Подумаешь! Я все равно собирался отказаться от участия в выборах. Сейчас стать членом парламента – не фокус. Лучше в Азанию съезжу.

– В Азанию? Что ты там будешь делать?

– Рекс Мономарк хочет, чтобы я ехал специальным корреспондентом "Эксцесса", но, по-моему, будет лучше, если я смогу принадлежать самому себе. Единственное, что мне нужно, – это деньги. Как ты думаешь, мамаша подкинет мне пять сотен?

– Уверена, что нет.

– Ничего, на ней свет клином не сошелся. Если честно, мне сейчас в Англии лучше не оставаться. Неудачная полоса. А ты меня, конечно, не ссудишь?

– Бэзил, ты же прекрасно знаешь, что для этого мне придется просить у Фредди, а он прошлый раз пришел в бешенство.

– Не понимаю, кстати, почему. У него же денег куры не клюют.

– Да, но ты бы мог быть с ним повежливей – хотя бы на людях.

– Ну, разумеется, ведь твой супруг полагает, что, одалживая мне несколько фунтов, он совершает великий подвиг...

В бытность сэра Кристофера парламентским партийным организатором леди Сил вела светскую жизнь. Теперь же, когда сама она овдовела, дочь Барбара удачно вышла замуж, а сыновья разъехались, она давала не больше четырех-пяти званых обедов в год, да и те – строго придерживаясь этикета. Леди Метроленд, дама довольно богатая, имела обыкновение, когда уставала, вызвать в пять часов вечера своего дворецкого и заявить ему как бы между прочим: "Сегодня я дома. К обеду будет человек двадцать", после чего садилась к телефону и приглашала на вечер гостей, повторяя всем одну и ту же фразу: "Нет, вы просто обязаны все отменить и приехать – мне так одиноко, я такая несчастная". Иное дело леди Сил, которая еще за месяц до званого обеда рассылала гостям пригласительные билеты с тиснением, спустя неделю подыскивала отказавшимся замену по резервному списку; когда же приходили открытки, извещавшие, что приглашение с благодарностью принято, она начинала волноваться, как бы не перепутали именные карточки возле кувертов, посылала к сестре за поваром, к дочери – за лакеями, а утром, в день обеда, без устали бегала по всему дому на Лаундз-сквер, лихорадочно расставляя в вазах цветы. Затем, в половине шестого, удостоверившись, что все идет по плану, леди Сил удалялась вздремнуть к себе в спальню; будить ее с блюдцем овощного пюре и чашкой китайского чая через два часа приходила горничная; в ванну выливалась ложечка нашатырного спирта, на щеки наносился тонкий слой румян, на шею и за уши брызгалась лаванда; еще полчаса она проводила перед зеркалом, надевая, пока ее причесывали, драгоценности; последнее совещание с дворецким – и обворожительная улыбка в гостиной, предназначавшаяся всем тем, кто опоздал не больше, чем на двадцать минут. Начинался обед с суфле из омаров и седла барашка, а на десерт неизменно подавали шоколадное мороженое и какие-то особые, разложенные на позолоченных блюдах конфеты, которые леди Сил уже лет двадцать покупала у одного французского кондитера, чье имя она иногда под большим секретом сообщала подругам.

Бэзил пришел одним из первых. На ступеньках перед входом был расстелен ковер, дверь, вопреки обыкновению, открылась незамедлительно. Холл был полон – хризантем и лакеев.

– Привет! У ее светлости прием? А я-то совсем забыл. Пойду переоденусь.

– Фрэнк не смог найти ваш фрак, мистер Бэзил. Мне кажется, вы не привезли его, когда вернулись из последней поездки. И, по-моему, ее светлость не ждала вас к обеду.

– Меня кто-нибудь спрашивал?

– Да, два человека, сэр.

– Кредиторы?

– Не могу знать, сэр. Я сказал им, что мы не располагаем сведениями о вашем местопребывании.

– Правильно сделал.

– Миссис Лайн звонила пятнадцать раз, сэр. Передать ничего не просила.

– Если будут меня спрашивать, скажешь, что я уехал в Азанию.

– Сэр?

– В Азанию.

– За границу?

– Да, если угодно.

– Прошу меня извинить, мистер Бэзил...

Это приехали герцог и герцогиня Стейлские.

– Так вы сегодня с нами не обедаете? – сказала Бэзилу герцогиня. Еще бы. Занятая теперь молодежь пошла. На развлечения времени не остается. В вашем избирательном округе, я слышала, дела идут хорошо. – Герцогиня обо всем узнавала с опозданием. Когда они стали подыматься по лестнице, герцог сказал:

– Смышленый парень. Впрочем, еще вопрос, выйдет ли из него толк.

Пройдя в маленький темный кабинет, находившийся рядом с входной дверью, Бэзил позвонил Трампингтонам:

– Соня? Какие у вас с Аластером планы на вечер?

– Мы дома. Бэзил, что ты сделал с Аластером? Я на тебя ужасно злюсь. Он ведь еле жив.

– Да, гульнули мы здорово. Можно прийти к вам обедать?

– Приходи. Мы лежим в постели.

Приехав на Монтегю-сквер, Бэзил поднялся в спальню. Соня и Аластер лежали на широкой низкой кровати, а между ними стояла доска для игры в трик-трак. У каждого на столике у изголовья стояло по телефонному аппарату и по бокалу шампанского с портером, а в ногах резвились бультерьер и чау-чау. В комнате были еще какие-то люди: один крутил ручку патефона, другой читал, а третий стоял перед Сониным туалетным столиком и красил губы ее помадой.

– Ужасно обидно по вечерам сидеть дома, – сказала Соня. – Но из-за кредиторов мы боимся нос на улицу высунуть.

– О каком обеде может идти речь, когда по комнате бегают эти проклятые твари, – сказал Аластер.

– С таким брюзгой, как ты, лежать в постели одно удовольствие! Какой нехороший! Обозвал тебя тварью, да? – Первая фраза предназначалась Аластеру, а вторая – чау-чау. – О Боже, она опять сделала лужу!

– Эти люди будут с нами обедать? – поинтересовался Аластер.

– Нет, мы приглашали только одного.

– Кого?

– Бэзила.

– А остальные? Они что, тоже останутся?

– Очень надеюсь, что нет.

– К сожалению, нам придется остаться, – сказали не знакомые Бэзилу молодые люди. – Уже поздно идти куда-нибудь еще.

– Какая грязная у тебя кровать, Соня, – сказал Бэзил.

– Знаю. Это все из-за собаки Аластера. Можно подумать, что ты очень чистый.

– Тебе Лондон не осточертел?

– Не вполне понимаю, почему бы этим людям не пообедать внизу? сказал Аластер.

– Нам будет только лучше, – откликнулись они.

– Кто это такие?

– Одного мы подобрали вчера вечером. А другой живет у нас уже несколько дней.

– Почему, собственно, я должен кормить этих болванов?

– Если бы нам было куда пойти, мы бы вас не стеснили.

– Позвони, милый, пусть несут обед. Я забыла, что мы будем есть, но, кажется, что-то вкусное. Я сама заказывала.

На обед были рыба, жареные почки и тосты с сыром. Бэзил сидел между Соней и Аластером на кровати, держа тарелку на коленях. Соня бросила почку собакам, и между ними началась драка.

– Фу! – сказал Аластер. – Кусок в рот не лезет.

– Как поживают внизу наши гости? – спросила Соня горничную, когда та вошла в комнату с подносом.

– Они требуют шампанского.

– Пусть пьют. Оно ведь все равно никуда не годится.

– Шампанское превосходное, – сказал Аластер.

– Не знаю, лично мне оно показалось отвратительным. Бэзил, дорогой, расскажи о себе.

– Я еду в Азанию.

– Ты так говоришь, как будто я знаю, где это. Это далеко?

– Да.

– Там интересно?

– Да.

– Ой, Аластер, давай тоже поедем?

– Черт побери, опять эти проклятые собаки все опрокинули.

– Господи, какой ты скучный.

После ужина стали играть в "садовника":

"Я садовником родился, не на шутку рассердился, все цветы мне надоели, кроме... розы".

"Я".

"Что такое?"

"Влюблена".

"В кого?"

"В гладиолус".

Бэзил ушел рано, чтобы успеть перед сном поговорить с матерью.

– До свидания, дорогой. Пиши мне. Только мы, наверно, скоро отсюда переедем.

– Вы не могли бы одолжить мне пятерку? – обратился к Бэзилу один из неизвестных молодых людей. – У меня свидание в "Кафе де Пари".

– Нет, попросите лучше у Сони.

– Я и так все время беру у нее в долг. Сколько можно!

Во время обеда леди Сил подошла к своему старому другу сэру Джозефу Маннерингу, взяла его за локоть и шепнула:

– Не уходите вместе со всеми, Джо. Мне надо с вами поговорить.

Когда последние гости ушли, Джо Маннеринг, заложив руки за фалды фрака, подошел к камину с выражением мудрости, такта, сочувствия, многоопытности и довольства на лице. Играя необременительную и в то же время почетную роль друга семьи, этот старый олух был призван усложнять большинство щекотливых ситуаций, возникающих в жизни его круга.

– Обед был бесподобен, Цинтия. Просто бесподобен. Иногда мне кажется, что ваш дом – единственный в Лондоне, где одинаково безупречны и бордо, и компания. Но вы ведь, кажется, хотели со мной посоветоваться? Уж не о Барбаре ли?

– Нет, Барбара тут ни при чем. А что, у девочки разве неприятности?

– Да нет, что вы. Так, ерунда, прошел тут кое-какой слушок... Я рад, что вас это не волнует. Признавайтесь, наверняка Бэзил опять что-нибудь натворил?

– Вы угадали, Джо. Ума не приложу, что с ним делать. Скажите все-таки, что с Барбарой?

– Говорю же, пустяки. Не обо всем сразу. Я тоже слышал, что у Бэзила опять что-то стряслось. В принципе ведь он парень неплохой. Дайте срок, перебесится.

– Я иногда в этом сильно сомневаюсь.

– Полно, Цинтия, вы просто перенервничали. Расскажите-ка лучше все по порядку.

И леди Сил, путаясь и сбиваясь, начала свое горькое повествование: "...если б его отец был жив... все деньги, которые оставила ему тетя, потратил на эту идиотскую экспедицию в Афганистан... я назначила ему очень приличное содержание... делаю для него все, что могу, и даже больше... сколько раз оплачивала его долги... никакой благодарности... никакой силы воли... пора бы уже повзрослеть – в этом году, слава Богу, двадцать восемь стукнуло... отец в его годы... сэр Уильям, по доброте, пристроил его в Бразильский банк, место – лучше не придумаешь, да и работа такая интересная... ни разу не ходил на службу... неразборчив, дружит Бог знает с кем: Соня Трампингтон, Питер Пастмастер, еще какие-то темные личности... его связь с миссис Лайн тоже не вызывает у меня большого энтузиазма – впрочем, в ней вроде бы ничего плохого нет, поначалу я даже надеялась, что она приведет его в чувство... решил выдвинуть свою кандидатуру в парламент... его отец... в своем избирательном округе вел себя самым непотребным образом... премьер-министр... Центральный совет... Соня Трампингтон швырнула этим в мэра... на приеме, устроенном местными консерваторами... одного из них даже арестовали... терпение мое лопнуло, Джо.... я твердо решила, больше я ради него пальцем не пошевелю; почему, собственно, Бэзил имеет все, а Тони – ничего... где же справедливость?.. пусть сначала женится и остепенится... если б его отец был жив... такой, как он, и в Кении был бы не у дел", закончила она с тяжелым вздохом.

Сэр Джозеф выслушал этот рассказ с выражением мудрости, такта, сочувствия, многоопытности и довольства на лице, в нужные моменты важно кивал, что-то понимающе бурчал себе под нос и, наконец, заговорил:

– Дорогая Цинтия. Признаться, я не представлял себе, что все настолько плохо. Как же тяжело вам приходится и как мужественно вы держитесь! Но впадать в отчаяние не стоит. Поверьте, даже эта весьма неприятная история может пойти ему во благо. Возможно даже, в жизни вашего мальчика она станет поворотным пунктом. Эта история многому научила его. Я не удивлюсь, если окажется, что дома он не ночевал потому, что ему было стыдно взглянуть вам в глаза. Знаете, по-моему, будет лучше, если я сам с ним переговорю. Когда он объявится, посылайте его ко мне. Мы пойдем с ним в клуб обедать и поговорим с глазу на глаз. По-мужски. Быть может, к моим советам он и прислушается. Мне кажется, он когда-то начинал изучать право? Вот и давайте снова определим его на юридический факультет. Держите его при себе. Не давайте ему много денег. Пусть зовет своих друзей домой – не станет же он приглашать к вам в дом невесть кого! Мы поменяем ему окружение. Я же помню, вы сами говорили, что за все лето он ни разу не был на балу. А значит, у него не было возможности познакомиться с хорошей девушкой нашего круга. И потом, пусть идет работать. У парня ведь есть голова на плечах, и рано или поздно работа его увлечет. А когда вы убедитесь, что он взялся за ум, снимите ему квартирку в "Линкольнз инн". Пусть видит, что вы ему доверяете. И я уверен, он оправдает...