Текст книги "Черная беда"

Автор книги: Ивлин Во

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Когда за столом остались одни мужчины, посол сказал:

– Не знаю, голубчик, правда ли то, о чем вы нам рассказывали, но мне кажется, при дамах вы могли бы всего этого не говорить. Даже если опасность и существует, в чем лично я сильно сомневаюсь, женщины об этом знать не должны.

– Да, перепугались они не на шутку, – усмехнулся Бэзил. – Джеггер, передайте мне, пожалуйста, графин. Итак, сэр, как вы намереваетесь держать оборону?

– "Держать оборону"?!

– Именно. Если все, как и накануне, будут ночевать в разных коттеджах, мы и оглянуться не успеем, как бандиты перережут нам глотки. Территория посольства слишком велика. Пусть сегодня все спят в главном здании, организуйте смену часовых и выставьте пикеты конной охраны на дороге в город, в полумиле от посольства, чтобы успеть, в случае приближения банды, дать сигнал тревоги. Ступайте, переговорите с женщинами, а я все сам организую.

Сэр Самсон не нашелся что ответить. День выдался не из легких. Форменный сумасшедший дом. Безумцы и хамы. Пусть делают что хотят, а он пойдет к себе в кабинет выкурить в одиночестве сигару.

Командование взял на себя Бэзил. Через полчаса в гостиной появились Анстрадеры, которые несли завернутых в одеяла детей и скудные запасы огнестрельного оружия.

– Допускаю, что необходимо быть начеку, – сказала леди Кортни, – но, боюсь, вместе всем нам будет ужасно неудобно.

Все попытки убедить детей, что ничего необычного не происходит, оказались безуспешными – вскоре они собрались в холле и стали, истошно крича, изображать агонию "итальянской тети", в череп которой въедаются термиты.

– Нам рассказал об этом дядя, завернутый в простыню, – объяснили они. – Представляешь, мамочка, как тете было больно. Взрослые без дела бродили по дому.

– Мы не можем чем-нибудь помочь?

– Можете. Посчитайте патроны и разложите их на равные кучки... Неплохо было бы и бинты приготовить... Легг, надо бы закрепить петли на этой ставне, а то они совсем разболтались. Не принесете отвертку?

Часов в десять вечера неожиданно выяснилось, что прислуга (туземцы, согнанные в посольство из окрестных деревень) потихоньку сбежала;

остались только погонщики верблюдов, которые пришли вместе с Бэзилом. На кухне они нашли мясо, потушили его и наелись так, что не могли сдвинуться с места:

– Все остальные домой пошел. Резать головы не хочет. Они очень нехороший. Мы хороший – здесь будем жить.

Когда о дезертирстве прислуги стало известно, в гостиной наступило всеобщее уныние. Сэр Самсон выразил чувства присутствующих, когда, с раздражением отодвинувшись от стола, заметил:

– Дело дрянь, раз сегодня вечером у меня даже нет настроения сыграть в нарды.

Но, вопреки ожиданиям, ночь прошла спокойно. Мужчины, сменяя друг друга каждые три часа, охраняли территорию. Каждый спал, положив рядом с собой оружие: револьвер, винтовку, дробовик или обыкновенный секач. Приглушенный шепот в комнатах наверху, шуршание халатов, постукивание домашних туфель и громкие вскрики младшего сына Анстрадеров, которому снились кошмары, свидетельствовали о том, что женщины спали немногим больше мужчин. На рассвете, бледные, с красными глазами, все снова собрались в гостиной. Английская горничная леди Кортни и индиец-дворецкий отправились на кухню и, переступая через спящих погонщиков, с трудом пробрались к плите сварить кофе. Настроение немного поднялось, все снова, перестав шептаться, заговорили, впервые за последние десять часов, нормальными голосами, стали даже позевывать.

– Одна ночь позади, – сказал Бэзил. – Впрочем, реальная опасность будет вам угрожать, когда в городе подойдут к концу запасы продовольствия.

Все снова впали в уныние.

Выйдя на лужайку, они увидели, что над городом стелется дым.

– Пожар-то до сих пор не потушили!

– Ой, смотрите! – воскликнул Анстрадер, глядя на него. – Это ж тучи.

– Позвольте, сезон дождей должен начаться только через неделю...

– По-разному бывает.

– Действительно, тучи, – сказал Бэзил. – Я так и знал, что в эти дни должны начаться дожди. В Кении дождь пошел на прошлой неделе. Да, теперь мост через Лумо нескоро починят.

– Значит, сегодня надо сажать луковицы, – спохватилась леди Кортни. – Наконец будет хоть какое-то осмысленное занятие. А то только и делаем, что простыни на бинты рвем да мешки песком набиваем. Жаль, что вы не предупредили меня раньше, мистер Сил.

– На вашем месте, – сказал Бэзил, – я бы не луковицы сажал, а проверил наличие продовольствия и установил строгий рацион. Боюсь, мои ребята за вчерашний вечер съели ваш недельный запас.

Все разошлись кто куда, каждый пытался заняться полезным делом, но вскоре послышался какой-то странный звук, и все, что-то крича наперебой, снова сбежались на лужайку. К посольству, рокоча, приближался аэроплан.

– Это наверняка Байон, – сказал Бэзил. – Удирает на материк. Но аэроплан взял курс на посольство; снизившись, он стал делать над лужайкой круги, отчего из конюшни послышалось громкое ржанье обезумевших от страха пони. Уже видна была голова пилота, который выглядывал из кабины, и вскоре с самолета упал завернутый в английский флаг сверток, после чего аэроплан вновь поднялся в небо и улетел в сторону побережья. Дети Анстрадеров, оглашая окрестности торжествующими воплями, понеслись в сад и, прибежав обратно, вручили сверток послу. В записке карандашом, подписанной командиром аденской эскадрильи, говорилось следующее: "Высылаю два транспортно-десантных самолета и три бомбардировщика. Будьте готовы эвакуироваться через час после получения этой записки. Ничего, кроме официальной переписки и личных вещей, взять на борт не смогу".

– Это дело рук Уолша. Толковый малый – я всегда говорил. Не понимаю только, к чему такая спешка?

Через час на лужайке перед главным зданием выросла целая гора из баулов и чемоданов.

– "Официальная переписка"! Знать бы еще, где она, эта переписка! Уильям, поищите, голубчик. Сомневаюсь, правда, чтобы там нашлось что-то ценное.

– Лошадей придется вывести из конюшни. Пусть себе пасутся... Будем надеяться, что с ними ничего не случится.

– Закройте все двери, а ключи спрячьте. А впрочем, какая разница!

– Папа, зачем ты набрал столько фотографий?

– Как быть с паспортами?

За неимением своих вещей, приехавшие из города помогали упаковывать чужие.

– Первый раз в жизни лечу. Я слышал, что в самолете многим становится нехорошо.

– Бедный мистер Рейт.

Оставшись не у дел, Бэзил стоял в стороне и, опершись на ствол своего ружья, молча наблюдал за сборами. С ружьем, в длинном белом балахоне, он был похож на часового.

Пруденс подошла к нему, и они направились в угол сада, за рододендроны. На ней был лихо сдвинутый набок красный берет.

– Бэзил, милый, брось ты этого идиотского императора! Поедем лучше с нами.

– Не могу.

– Пожалуйста!

– Нет, Пруденс, не могу. Не беспокойся, все будет в порядке. Мы еще встретимся. Где, не знаю, но встретимся.

Появившиеся на горизонте тучи заволокли все небо.

– Когда улетаешь на самолете, то кажется, что расстаешься как-то особенно надолго. Понимаешь, что я хочу сказать?

– Понимаю.

– Пруденс! Пруденс! – За кустами рододендронов послышался голос леди Кортни. – Зачем тебе столько шляп?

– Твой балахон как-то странно пахнет. – Пруденс прижалась к Бэзилу всем телом.

– Он достался мне от туземца-сакуйю, который украл у какого-то индийца фрак.

– Пруденс!

– Да, мама, иду!.. Бэзил, любимый, это выше моих сил... И с этими словами она убежала помочь матери извлечь из коробок ненужные шляпы.

Очень скоро, гораздо раньше, чем их ждали, в небе, над вершинами гор, в строго боевом порядке появились пять самолетов, они снизились и сели на территории посольства. Из кабин вышли офицеры британских ВВС и, быстрым шагом подойдя к сэру Самсону, отдали ему честь. Столь почтительное обращение с Неполномочным несколько удивило его домочадцев, а также гостей и подчиненных.

– Мы должны подняться в воздух как можно скорее, сэр. Приближается гроза.

Началась посадка. Все держались спокойно, без паники. Кавалеристы из охраны, а также индиец-дворецкий сели в первый транспортно-десантный самолет; дети, священнослужители и работники посольства – во второй, а Джеггера, Уильяма и Пруденс рассадили по кабинам трех бомбардировщиков. Когда самолеты уже должны были взлететь, Пруденс, спохватившись, выпрыгнула из кабины и стремглав, придерживая красный берет, бросилась обратно в здание посольства и вскоре, задыхаясь от быстрого бега, вернулась с кипой бумаг в руке.

– Чуть не забыла "Панораму жизни"!

Взревели двигатели, самолеты рванулись вперед, оторвались от земли, набрали высоту и, сверкнув в воздухе, исчезли из виду. Наступила тишина. Все произошло меньше чем за двадцать минут.

Бэзил повернулся и пошел искать своих верблюдов.

Пруденс, согнувшись, сидела за спиной пилота, придерживая обеими руками берет. Ветер свистел в ушах, внизу возник и неторопливо проплыл беспорядочно раскинувшийся, окутанный дымом город, потом потянулись пастбища, усыпанные маленькими коровами и домиками; пастбища сменились зелеными долинами и джунглями. Она покидала Дебра-Дову навсегда и не жалела об этом.

"Как бы то ни было, – размышляла Пруденс, – мне нужны новые идеи для моей "Панорамы". Она попробовала представить себе свою новую жизнь, о которой совсем недавно, сидя у нее на постели, говорила с ней мать, когда приходила пожелать ей спокойной ночи. Дом тети Харриет на Белгрейв-плейс. Званые обеды, подруги, танцы, молодые люди. Уик-энды в загородных особняках, теннис, охота. Словом, столичная светская жизнь, о которой она знает пока только из книг. Надо будет возобновить знакомство со школьными подругами. "Мне даже нечем будет перед ними похвастаться – они ведь еще такие юные, такие невинные". Английский холод, туман, дождь; в серых сумерках очертания голых деревьев и поднятых коверкотовых воротников, по которым стекают капли дождя... Лондонские улицы, закрываются магазины, люди спешат в метро с вечерними газетами под мышкой... Пусто. Поздний вечер. Она идет после танцев, мужчины в похожих на средневековые плащах поливают из шлангов горбатые мостовые... Юная англичанка вновь обретала родину...

Но тут аэроплан почему-то вдруг начал снижаться, и Пруденс поневоле перенеслась мыслями в настоящее. Летчик, повернувшись, что-то ей прокричал, но ветер отнес его слова. Бомбардировщики летели треугольником, и их самолет находился в нижнем левом углу. Пруденс увидела, как из кабины летящего впереди самолета к ним повернулось лицо в защитных очках – пилот, видно, заметил, что их бомбардировщик отстает и снижается, но летчик, с которым летела Пруденс, сделал ему знак лететь дальше. Навстречу им неслись зеленые кроны деревьев; самолет лег на крыло и стал кружить над джунглями, выискивая место для посадки.

– Держитесь крепче и не волнуйтесь! – донеслись до нее слова пилота. Среди деревьев и кустов внезапно открылась поляна. Самолет сделал еще один круг и, сев на поляну, накренился, чуть было не перевернулся, но выпрямился и стал как вкопанный буквально в нескольких футах от огромного дерева.

– Как в аптеке,– заметил пилот.

– Что-то случилось?

– Ничего особенного. Двигатель забарахлил. Сейчас поправим, это пара пустяков. Можете даже не выходить из кабины. Мы их еще до Адена догоним.

Во второй половине дня на город обрушился невиданной силы тропический ливень. Под напором нескончаемых потоков воды тлеющие городские склады зашипели, покрылись клубами пара, и лизавшие стены языки пламени исчезли в черных подтеках грязи. По улице растекались огромные лужи; вода стремительно неслась по сточным канавам, забивая мусором немногие попадавшиеся на пути водостоки. Дождь оглушительно барабанил по железным крышам. Насквозь промокшие бунтовщики прятались в подворотни, солдаты бросали свои посты и сбегались в казармы, где отвратительно пахло мокрой материей. Флаги и транспаранты, вывешенные в честь Праздника противозачаточных средств, намокли и, безжизненно повиснув, обмотались вокруг столбов, а некоторые настолько отяжелели от воды, что сорвались с флагштоков и лежали теперь в грязи на мостовой. Разоренный город погрузился во мрак.

Бэзил спускался в низину шесть дней, совершенно потеряв счет времени. Каждый день, в течение девяти часов из двадцати четырех, лил непрекращающийся дождь, и определить время по солнцу было невозможно; часто караван шел по ночам, напрасно пытаясь наверстать то, что было упущено в дневное время.

На второй день путешествия погонщики перехватили и привели Бэ-зилу гонца, который на конце расщепленной палки нес промокшее от дождя письмо.

– Великий вождь не потерпит, чтобы грабили его посланцев.

– Бывает время, когда приходится терпеть,-возразил Бэзил, снимая с палки письмо.

Он прочел следующее:

"Графу Нгумо от виконта Боза, министра внутренних дел Азанийской империи. Виконт Боз приветствует Вас. Мир Вашему дому. От своего имени и от имени моей семьи приветствую также Ахона, которого некоторые именуют императором Азании, верховным вождем племени сакуйю, повелителем племени ванда, грозой морей. Да будут продлены дни его, да будет многочисленным потомство его! Я, Боз, не последний человек в империи, нахожусь сейчас в Гулу, на болотах ванда. Со мной вместе находится Сет, которого некоторые именуют императором. Говорю это Вам, чтобы Ахон знал, что я – его верный подданный. Я боюсь за здоровье Сета и хочу, чтобы Ваша милость научили меня, как избавить его от страданий. Боз".

– Пойдешь вперед, – приказал Бэзил гонцу, – и скажешь твоему господину виконту Бозу, что Ахон мертв.

– Как же я могу вернуться к своему господину, потеряв письмо, которое он мне вручил? Мне что же, жизнь не дорога?

– Делай что тебе говорят. Твоя жизнь – ничто в сравнении с жизнью императора.

В тот же день два верблюда, переходя через быструю полноводную реку, оступились, их унесло течением, и они разбились о валуны. На третью ночь сбежали еще пятеро. Погонщики взбунтовались: сначала они требовали денег, а затем наотрез отказались продолжать путь на любых условиях. Последние два дня Бэзил ехал к назначенному месту в полном одиночестве, его верблюд спотыкался на каждом шагу и еле передвигал ноги.

На залитых дождем улочках Матоди царила полная неразбериха. Майор Уолш, секретари французского посольства и мистер Шонбаум каждый день передавали в Европу противоречивые сведения. Сначала они телеграфировали, что Сет умер, а Ахон стал императором, затем – что умер Ахон, а императором остался Сет.

– Мадам Байон наверняка знает, где скрывается генерал Коннолли.

– Увы, мсье Жан, она отказывается говорить.

– Вы подозреваете, что ей известно еще что-то?

– Супруга мсье Байона вне подозрений.

Когда дождь ненадолго прекращался, чиновники и солдаты без всякого дела разбредались по своим конторам и казармам – у них не было ни денег, ни инструкций, ни вестей из столицы. В бухту, для защиты своих соотечественников, вошли и стали на якорь четыре миноносца под четырьмя национальными флагами. Мэр города втайне готовился бежать на материк. Господин Юкумян, стоя за стойкой бара в отеле "Амурат", настаивал крепкие напитки и очень нервничал.

– Нет, вы мне скажите, что может быть глупее этих войн? Ведь в результате у нас нет ни императора, ни железной дороги, а в Дебра-Дове эти паршивые черномазые разворовали все мое имущество. Не пройдет и недели, как цивилизованные страны начнут бомбардировку. Вот увидите!

В сумрачной тишине арабского клуба шесть самых старых и почетных его членов мирно жевали кхат и рассуждали о том, какая ошибка была допущена в давнем судебном процессе.

В покрытой грязью и жидким пеплом Дебра-Дове брошенные на произвол судьбы азанийцы, оставив дела, сидели по домам, с головой погрязнув в домашних склоках. Многие из тех, кто еще недавно подался из деревни в город, теперь возвращались обратно; другие нашли приют в покоях опустевшего дворца и ждали, что же будет дальше.

В Адене, гуляя в скалах, сэр Самсон и леди Кортни с нетерпением ждали известий о пропавшем самолете. Их поселили в резиденции посла, окружив столь необходимыми в их положении заботой и вниманием и отвадив назойливых репортеров и переживающих за них соотечественников. Леди Милдред и мисс Тин отправили в Саутгемптон первым же пароходом. Мистер Джеггер готовился покинуть европейский квартал, который не пришелся ему по вкусу. Сэр Самсон и леди Кортни в одиночестве бродили среди скал и ждали вестей. Воздушные патрули вылетели в Азанию, несколько раз на бреющем полете пролетели над непроницаемыми джунглями в том месте, где последний раз видели самолет Пруденс, возвратились обратно, заправились, вновь вылетели на остров, однако за неделю поисков так ничего и не обнаружили. Командование обсудило дальнейший план действий и забрасывать в джунгли поисковую партию сочло нецелесообразным.

Бэзил добрался до лагеря Сета в Гулу после полудня, когда дождь прекратился. Люди императора заняли там небольшую деревушку. Человек десять солдат в рваной форме сидели на корточках на просеке и молча точили прутьями зубы.

Верблюд опустился на колени, и Бэзил спешился. При виде его никто из часовых даже не приподнялся, никто не вышел ему навстречу из глиняных хижин. Сидящие на корточках люди молча смотрели мимо него на подымающийся над лесом пар.

– Где император?-спросил Бэзил, однако ответа на свой вопрос не получил.

– Где Боз?

– В большом доме. Он сейчас отдыхает.

И они показали пальцами на хижину вождя, стоявшую в стороне и отличавшуюся от остальных большими размерами и узкой верандой с глиняным полом и навесом из пальмовых листьев.

– А почему в большом доме нет императора?

Часовые промолчали. Вместо ответа они обнажили зубы и с отсутствующим видом уставились на лес, где в клубящемся над землей пару с ветки на ветку перепрыгивали, поднимая фонтаны брызг, несколько обезьян.

Бэзил подошел к хижине вождя. В хижине не было окон, и, войдя внутрь, он ничего не увидел. Правда, слышно было, как кто-то тяжело дышит в углу. Когда же глаза Бэзила постепенно привыкли к темноте, он разглядел нехитрую обстановку, походное снаряжение и остатки пищи на столе. А еще – спящего Боза. Государственный муж лежал на спине, на мешковине, укрывшись кучей тряпья и выставив в потолок свою черную, как смоль, курчавую бороду. На животе у него лежало ружье, заляпанные грязью бриджи были тесны, а потому застегнуты только на нижние пуговицы; бриджи эти Бэзил сразу же узнал – в них ездил верхом император. У изголовья Боза сидела туземка из племени ванда.

– Господин все время спит. Уже несколько дней. Проснется, отхлебнет из квадратной бутылки – и засыпает снова.

– Позовешь меня, когда он проснется. Бэзил вновь подошел к сидевшим на просеке неразговорчивым часовым:

– Покажите мне дом, где я могу поспать.

Они показали ему на пустую хижину, но провожать не пошли. Вода все еще капала через соломенную крышу, на глиняном полу образовалась грязная лужа. Бэзил выбрал место посуше, лег и стал ждать, когда проснется Боз.

За ним пришли, когда уже стемнело. Часовые разожгли костер, но совсем небольшой – они знали, что в полночь снова пойдет дождь и костер все равно потухнет. В хижине вождя горел свет: на столе стояла отличная лампа на медной подставке с фитилем под стеклом. Боз вынул два стакана и две бутылки виски.

– Где Сет?

– Ушел.

– Куда?

– Откуда мне знать. Пей, я тебе налил.

– Я послал к нему гонца с известием о смерти Ахона.

– Сет ушел раньше, чем появился гонец.

– А гонец где?

– Гонец мертв: он принес плохие вести. Прибавь света, плохо сидеть в темноте.

Боз залпом осушил свой стакан и наполнил его снова. Наступила пауза.

Боз нарушил молчание первым:

– Сет мертв.

– Я так и думал. От чего он умер?

– От болезни джунглей. У него распухли руки и ноги. Он закатил глаза и умер. Так многие умирают. Опять помолчали.

– Итак, у нас теперь нет императора. Жаль, что твой гонец не пришел днем раньше. Я повесил его за то, что он опоздал,

– Боз, болезнь джунглей не зависит от хороших или плохих вестей.

– Ты прав. Сет умер иначе. Покончил с собой. Он поднес ствол ружья ко рту и большим пальцем ноги спустил курок. Вот как умер Сет.

– Что-то на него не похоже.

– Почему же? Многие кончают с собой. Я часто слышал о таких случаях. Его тело лежит в соседнем доме. Солдаты не хотят его хоронить. Говорят, его надо отнести в Мошу, к туземцам ванда, чтобы они похоронили его по своему обряду. Сет ведь был их вождем.

– Завтра мы так и поступим.

Сидевшие у костра часовые, как всегда, запели. Раздался барабанный бой. В чаще пропитанного влагой леса охотились, держась подальше от огня, хищные звери.

– Пойду посмотрю на Сета.

– Сейчас женщины зашивают его тело в мешок из звериных шкур. Таков обычай. В мешок кладут также зерно и какие-то специи. Только женщины знают какие. Я слышал, что иногда, если удается, в мешок с покойником зашивают львиную лапу.

– Пойдем посмотрим на него.

– Это не принято.

– Я возьму лампу.

– Не оставляй меня в темноте. Я пойду с тобой.

Миновав поющих у костра часовых, они подошли к соседней хижине; в ней при свете небольшой лампы четыре-пять женщин сшивали мешок. Рядом, на полу, под одеялом, лежал труп Сета. У входа пьяный Боз прислонился к дверному косяку, а Бэзил, с лампой в руке, решительно переступил порог. Самая старшая из женщин попыталась преградить ему путь, но он ее оттолкнул и подошел к мертвому императору.

Сет лежал, повернув голову набок, приоткрыв рот и равнодушно смотря перед собой пустыми глазами. На нем был наглухо застегнутый гвардейский мундир с надорванными, испачканными грязью эполетами. Пулевой раны видно не было. Бэзил натянул одеяло на голову покойного и вернулся к министру.

– Император не застрелился.

– Нет?

– Нет. Раны не видать.

– А разве я сказал, что он застрелился? Ты ошибся. Он принял яд... Такое случается со многими великими людьми... Один здешний колдун дал ему какую-то жидкость, и, отчаявшись, Сет ее выпил... целую чашку... вон в той хижине. Я был с ним. Выпив, он скривился и сказал, что жидкость ужасно горькая. А потом замер на месте и стоял так до тех пор, пока у него не подогнулись колени. Упав, он некоторое время катался по полу, ему нечем было дышать. А потом выбросил вперед ноги и выпятил грудь. Так и лежал до вчерашнего дня, тело только вчера обмякло. Вот как он умер... Гонец пришел слишком поздно.

Предоставив женщинам заниматься своим делом, они вышли из дома. Боз нетвердым шагом вернулся в хижину вождя, к своей бутылке виски, а Бэзил, проводив его, пошел к себе.

От дерева отделилась чья-то тень и двинулась ему навстречу:

– Боз все никак не протрезвеет.

– Да. А вы кто?

– Майор Джоав из Королевского пехотного полка к вашим услугам.

– Слушаю вас, майор.

– Он пьет без просыпу с того самого дня, как умер император.

– Боз?

– Да.

– Вы видели, как умер император?

– Я всего лишь солдат, и мне не пристало вмешиваться в высокую политику. Я раб, который остался без своего повелителя.

– Даже если повелитель мертв, раб обязан выполнить перед ним свой долг.

– Я вас правильно понял?

– Завтра мы отнесем тело Сета в Мошу, где его похоронят по обряду предков. Как император и честный человек он должен воссоединиться с великим Амуратом. Подумай сам, может ли он без стыда встретиться со своим отцом, если его рабы пренебрегают своим долгом, когда его тело еще не предано земле?

– Я вас понял.

После полуночи пошел дождь. Сидевшие у огня часовые отнесли тлеющую головню в одну из хижин и разожгли костер там. Крупные дождевые капли с шипением падали на разбросанные угли, из желтых угли делались красными, а из красных – черными.

По соломенным крышам гулко стучал дождь, а когда он усиливался, в ушах стоял сплошной, расплывающийся гул.

Перекрывая бульканье и журчанье воды, невдалеке раздался душераздирающий женский крик, который, прокатившись по деревне, вновь утонул в шуме дождя.

– Это майор Джоав из Королевского пехотного полка. Разрешите доложить: Боз мертв.

– Мир дому твоему.

Наутро тело императора понесли в Мошу. Бэзил ехал верхом, возглавляя процессию, остальные шли пешком. Зашитое в шкуры тело подвязали к шесту, который несли на плечах два гвардейца. Дважды они оступались, и их ноша падала в жидкую грязь. Бэзил послал к вождю гонца: "Собирай людей, забивай лучших коров и готовься к погребальному пиру в соответствии с обычаями твоего племени. Я везу тебе верховного вождя".

Но в Мошу Бэзила уже ждали: туземцы вышли встретить траурную процессию и с почестями проводили ее до места. Колдуны из окрестных деревень танцевали в грязи перед верблюдом Бэзила, нарядившись по торжественному случаю в шкуры леопарда, змеиную кожу, в ожерелья из львиных клыков, высохших жаб и летучих мышей, а также в устрашающие маски из дерева и раскрашенной кожи. Женщины, следуя местному обычаю, намазали волосы охрой и глиной.

Мошу, считавшийся королевской резиденцией, торговым и административным центром земель ванда, был окружен рвом и обнесен высоким крепостным валом. Работорговцы-арабы, поселившиеся в этих местах еще в прошлом веке, построили двухэтажные квадратные дома без окон, с плоскими крышами и каменными стенами, покрытыми известью и красной глиной. Впрочем, были здесь и круглые туземные хижины с глиняными стенами и соломенными крышами. Население города состояло в основном из кузнецов, ювелиров, кожевников, которые обслуживали разбросанное по джунглям местное население. Жили здесь и вполне преуспевающие купцы, в чьих амбарах хранились зерно, растительное масло, специи и соль, а также индийцы, торговавшие скобяными изделиями и цветными хлопчатобумажными тканями из Европы и Японии.

Из сухих дров и соломы на рыночной площади был сложен погребальный костер в шесть футов высотой. Вокруг уже собралась большая толпа, а поодаль соорудили импровизированную кухню с огромными котлами, поставленными на потрескивающие под их тяжестью доски. Тут же стояли закупоренные глиной кувшины с брагой из кокосового сока, в которых в нужный момент пробивались отверстия.

Похоронный обряд начался во второй половине дня. Вокруг погребального костра, потрясая амулетами и магическими брелоками, покачивая бедрами и издавая дикие крики, танцевали колдуны. В руках у них были короткие ножи, которыми они, подпрыгивая, царапали себе грудь. Зашитое в шкуры тело Сета привязали к стоявшему в центре костра столбу и полили бензином из канистры.

– У нас принято, чтобы хвалебную речь в честь мертвеца говорил самый главный.

Бэзил кивнул, и его голова отделилась от курчавых голов сидевших по кругу вождей. Похоронная речь, которую он произнес, была не более искренней, чем любые другие похоронные речи в честь усопших монархов. Сказано было именно то, что требовалось.

– Вожди и соплеменники, – бегло заговорил Бэзил на языке ванда, которым он почти в совершенстве овладел за время своего пребывания в Азании. – Мир вам. Я принес вам тело вашего повелителя, который отправился в иной мир, где ему предстоит встреча с великим Амуратом, со всеми его славными предками. Давайте же помянем Сета. Это был великий император, и перед ним преклонялись народы всего мира. На его собственном острове, среди племен сакуйю и арабов, а также за морем, на материке, и еще дальше, на холодном севере одно имя Сета внушало всем священный ужас. Сеид восстал против него и пал. То же стало и с Ахоном. Они ушли из этого мира до него, дабы подготовить ему в царстве мертвых достойное место среди его предков. От руки Сета пали тысячи людей. Слова его были подобны грому в горах. Женщины Азании, плачьте, ибо возлюбленный ваш император вырван из ваших объятий. Его мужская сила была неистощима, а его потомство – столь многочисленно, что не поддается подсчету. Его мужской жезл был величиной с пальму. Воины Азании, плачьте – с ним вы не знали поражений. Сет мертв. Мертв самый отважный и самый хитроумный, самый справедливый и самый жестокий человек на земле.

Барды подхватили фразы из похоронной речи и начали распевать их. В толпе, с факелами в руках, показались колдуны, и вскоре к небу рванулось пламя погребального костра. Сидевшие на корточках туземцы запели и стали раскачиваться взад-вперед. Мешковина, в которую был зашит труп, затрещала, словно свежая сосна, надулась и вспыхнула, погребальные одежды из шкур лопнули, и в гудящем пламени на мгновение возник пылающий труп императора. Но тут сверху упало несколько горящих поленьев, и Сет исчез из виду.

Солнце село, костер стал догорать, и пришлось снова полить его бензином. Когда же огонь вспыхнул с новой силой, многие туземцы присоединились к танцевавшим вокруг костра колдунам. Став в круг и обхватив друг друга за пояс, они начали шаркать ногами, втягивать голову в плечи, судорожно откидывать назад голову и выть наподобие диких зверей.

Тогда старейшины дали знак приступить к пиру.

Толпа распалась на отдельные группы, каждая обступила свой котел. Бэзил и майор Джоав сели вместе с вождями. Они ели лепешки и разваренное мясо, варившееся с перцем и ароматическими корнями. Каждый по очереди опускал в котел руку и выуживал оттуда кусок покрупнее. Из рук в руки переходила бадья с брагой, пока по лицам участников погребального пира не побежали крупные капли пота.

После трапезы танцы возобновились, только теперь туземцы танцевали быстрее, исступленнее. Не желая отстать от колдунов, они начали бить себя охотничьими ножами по груди и рукам; по их темной коже бежали, смешиваясь, светлые ручейки крови и пота. Время от времени кто-то из них падал ничком и, тяжело дыша, лежал без движения либо катался по земле в нервной судороге. Теперь танцевали не только мужчины, но и женщины; они образовали вокруг костра еще один круг, но двигались в противоположном направлении; опьянев от браги, они в экстазе топали ногами. Но вот круги соединились, и мужчины и женщины, взявшись за руки и вскидывая ноги, стали танцевать вместе.

Бэзилу стало жарко, и он отошел от костра. От спиртного и несмолкаемой музыки в голове у него гудело. В темноте, по углам рыночной площади, что-то бормоча, валялись прямо на земле, по одному и по двое, смуглые фигуры. Стоявшая рядом пожилая женщина молча подпрыгивала на месте, а потом вдруг выбросила вверх руки и опрокинулась навзничь. Глухо били барабаны, в ночное небо, рассыпаясь дождем искр, неудержимо рвалось пламя.

Вождь Мошу по-прежнему сидел возле котлов с едой, прижимая к груди бадью с брагой. На нем был белый азанийский балахон, залитый соусом и спиртным. Опустив гладко выбритую голову, он приник к бадье, потом неуверенным движением протянул ее Бэзилу. Бэзил отказался; вождь тупо уставился на него и снова предложил ему выпить, а затем, сделав еще один глоток, кивнул и, достав из-за пазухи какую-то вещь, надел ее себе на лысую голову.