Текст книги "Родом из детства"

Автор книги: Иван Лепин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

ПАСТУХ

1

Осип Грачев, колхозный конюх, сидит на низкой завалинке своей хаты, опершись на неошкуренную ореховую палку и дымит толстенной самокруткой. Он собрался на конюшню и перед дорогой, по обыкновению, не спеша курит, жмурясь от дыма и восходящего солнца. Время от времени Осип заходится кашлем – на недавней войне в легкие был ранен, – но самокрутку не бросает, а, наоборот, старается погасить кашель глубокой затяжкой.

Я стою перед ним босиком, переминаясь с ноги на ногу. Осип, конечно, думал, что я покурить к нему пришел, и, когда додымил самокрутку до пальцев, протянул окурок мне:

– На, а то помрешь, кхе, кхе… Не вырастешь, раз смальства куришь.

Я взял окурок, но уходить не торопился. Я мялся, попеременно шевеля лопатками, и не знал, с чего начать.

И наконец промямлил:

– Ваших гусей кто стережет?

Осип часто заморгал:

– Никто. А что, опять на огород к вам зашли?

– Не-е… Можно, я буду их… стеречь?

Ну, вот и сообразил Осип, куда я клоню. Положил палку на завалинку, разогнулся.

– Ты – гусей?

– Я.

– Ды хоть счас их выгоняй, вот орут; проклятые, во дворе. Стереги, а то я с ними замучился, они, враги, так и норовят в кок-сагыз или в чей огород сбежать… Хотя постой-ка: а Дашка согласна?

Старшая сестра моя была против моей затеи. «Пастух мне нашелся, – ругала она меня. – У Грачевых гуси сумасшедшие, перебьет кто – вот и подзаработаешь…»

Однажды, когда я опять завел разговор о гусях, к нам зашла соседка, тетка Дуня. Узнала она, чего я хочу, да и советует Даше:

– Ды супостат с ним, пусть стерегет, глядишь, на штаны с рубахой к школе заработает.

Даша отступила, пробурчав скорее для вида:

– Пусть что хочет, то и делает.

Ура, радовался я. Значит, не буду целое лето полоть огород, заготовлять на зиму корм для козы. Это страшно противно, надоедливо, неинтересно – рвать в колхозной конопле траву и сушить ее. То ли дело – стеречь гусей! Я еще в прошлом году сколько раз вместо Витьки Серегина и Кольки Моряка стерег! Они на обед или куда еще уйдут, а я присматриваю за их стадами. Никогда друзей не подводил, по их возвращении все гуси всегда были на виду.

– Так согласна Дашка-то? – повторил вопрос Осип.

– Согласна.

– Смотри, это дело такое. Садись, угощу, так и быть, крепачком.

Осип оторвал мне прямоугольничек газеты, достал грязно-красный кисет из кармана фуфайки, сыпанул мне и себе мелко натолченного самосада.

– Счас погонишь или когда?

Вообще-то я собирался стеречь с завтрашнего дня, но, боясь, что Осип может передумать, выпалил:

– Счас, счас!

– Завтракал?

– Угу, – соврал я, но Осип, должно, мне не поверил.

– Марья! – крикнул он в открытые сени своей жене, дородной тетке, не очень разговорчивой, а потому, казалось мне, вечно злой. – Вынеси малому хлеба да выпускай гусей. Оглушили, проклятые.

Гуси действительно гоготали во все свои голодные глотки. Им пора уже быть на лугу, но как и я понял, Грачихе гнать их было некогда, а Осипу пора идти на конюшню.

Торопливо всходило молодое июньское солнце, щебетали на сухих ветках яблонь белогрудые ласточки.

Ржаво заскрипели отворяемые Грачихой ворота. Я стоял напротив в росном подорожнике, не ощущая холода, хотя ноги мои были краснее гусиных лапок. Я был неповторимо горд, вмиг стал намного взрослее: как-никак с сего дня я ответствен за чужое стадо! Не каждому такое доверят. Год назад, после четвертого класса, поди, и мне не доверили бы. А теперь Осип и не сомневался почти. Раз-раз – и договорились. Вот только про цену я не намекнул. Хотя везде один уговор: пять рублей за гусенка. Значит, пять на двадцать семь гусей – ого-о! – сто тридцать пять рублей! Вполне на штаны с рубахой хватит, еще, может, и останется.

Высыпалось из ворот стадо, серый гусак, увидев незнакомого человека, поднял свою длинношеюю голову, сердито загоготал, потом ринулся на меня, шипя, как горящая головешка в воде. Ущипнуть за штанину норовил, но я вовремя отбежал назад. Гусак не стал меня преследовать и повернул обратно, победно гогоча: хвастался перед гусынями.

– Злой, стервец! – ругнулся на него Осип и замахнулся на гусака палкой. – Ты лозиной его, лозиной, если чего, кхе, кхе…

Я спрятал вынесенный Грачихой кусок ржаного хлеба за пазуху – за деревней, решил, съем – и погнал стадо на луг. Голодные гуси жадно щипали придорожную траву, и я на них то и дело посвистывал, поторапливал: успеете, мол, лучшей наесться.

2

Это уж я знал: все зависит от гусака. Каков гусак, таково и стадо. Спокойный гусак – стадо можно стеречь, и беды не будет.

А у Грачевых гусак – самый неугомонный в деревне. То ли потому, что за ним сроду никто не присматривал, то ли уж нрава такого был. Вечно к Осипу соседи с жалобами ходили: опять его гуси рожь потоптали, опять на картошку зашли. Кто посмелее, тот не жаловался, а брал дрын и по стаду им, по стаду. Потому у Грачевых немало гусей волочили перебитые крылья, а к осени численность стада уменьшалась чуть не на треть.

Осип и свел бы гусей, да Марья противилась: все зимой с мясом будут, а мы? Осип, правда, не здорово и настаивал: гордился он, что его гусак самый сильный в нашем конце. Всех побивал, все гусаки его боялись – до полусмерти мог заколотить.

Так что, нанимаясь пастушком к Осипу Грачеву, я знал, что не райская жизнь мне предстоит. Но от Кольки Моряка и других ребят я слышал, что любое стада можно сделать золотым, если поступать правильно. Главное – с первого дня не давать гусаку спуску, не баловать за малейшую провинность.

Чепуха, справлюсь! Я, если захочу, никуда от стада не заверчусь. Даже играть с ребятами не пойду, даже купаться. И никто у меня ни одного гусенка не только не убьет, но и не покалечит. Потому что в мою пользу всех их сохранить – больше заработаю…

Пять рублей на двадцать семь гусей – ого-о!..

Вот и речка. За речкой – луг. С луга уже сошел туман, но гусей там еще мало, я одним из первых пригнал своих.

Гусак увидел воду, поднял шею, загоготал от радости. Гусыни и гусята вторят ему кто как может, с шумом-гамом все стадо вплывает в речку. Тут только и замолкают – пьют.

Я стою на берегу, штаны засучиваю. Речка неглубокая, во многих местах будет по колено – не выше.

Пейте вволю, гуси мои! Не буду вас торопить, умывайтесь, чистите свои перышки, у кого они есть. А есть они только у старых, молодые оперяются еще. Еще зелень не сошла.

Пейте, милые! Сейчас на луг пойдем, там еще пощиплете, а потом опять в речку сгоню.

Эй, гусак, почему не туда посматриваешь? Наверное, не на луг норовишь повести стадо, а туда, где травка пожирнее да полакомее – на огороды, на колхозное поле. Не выйдет, дорогой, с нынешнего дня у тебя есть хозяин, теперь хочешь не хочешь, с вольницей покончено. А будешь безобразничать – получишь лозины, а когда совью кнут – то и кнута. Так-то, гусачок, не посматривай по сторонам, не посматривай, кончилась для тебя веселая жизнь.

Вошел я в речку по щиколотку, вода за ночь остыла, холод от ног по всему телу прошел. Стеганул я лозиной по воде – недовольный гусак к другому берегу повернул, за ним – все стадо. Я – следом. Брр! Холоднющая вода! На середине речки, на самом глубоком месте, замочил-таки штанины. Ладно, высохнут. Вон уже солнышко пригревает, скоро палить начнет, еще и рубаху снимешь.

Вышел я на тот берег, отсучил штанины, ноги в сухом песке грею. Вспомнил о хлебе, полез за пазуху, отщипнул капельку – вкусно! Хоть и подмешивает Грачиха в тесто тертую картошку, но у нее, пожалуй, вкусней всех хлеб получается. Еще капельку отщипнул, еще… Стараюсь жевать медленно, чтоб на дольше хлеба хватило.

Хорошо ногам, я переступаю с места на место, ищу тепло. А руку за пазухой держу, не забываю отщипывать.

Стой, а где гуси?

Глянул налево – нет, впереди – нет. Направо, вдоль берега, побежал. И не ошибся. Метрах в пятидесяти настиг стадо. Оно во главе с гусаком, у которого был воровской взгляд, тихонько переправлялось обратно. Не нравится моим гусям луговая трава, лучшей на огородах пробовали. Но нет, голубчики, не по-вашему будет отныне!

Штаны – раз с себя и быстренько через речку. Гуси – от меня. Догнал их, гусак шипит, не хочет поворачивать. Я лозину около штанов оставил, пришлось ком глины схватить на всякий случай, если гусак задумает меня ущипнуть.

– Теж, назад, ну-ка, а ну! – кричу на гусей, пугая их взмахами рук.

Выгнал гусей на луг, надел штаны. Подумал, что и впрямь сумасшедшие гуси у Осипа: не успел оглянуться, а их и след простыл. Глаз да глаз нужен за ними, иначе быть худу.

С этими мыслями я погнал стадо подальше от речки, на середину луга, где гуси будут на виду и откуда удрать им намного сложнее.

3

Ниже деревенских огородов, напротив луга – кок-сагызное поле. Листья у кок-сагыза сильно похожи на молочай. Наверное, и по вкусу еще похожи, потому что любят его гуси не меньше молочая. Это для них, должно, вроде лакомства.

Чтобы кок-сагыз не потравили, за ним присматривает хромой объездчик Вася Артюхов. Он – жестокий человек, жену свою бьет, детей ремнем порет, а к гусям на поле тем более беспощаден. Под Васей Артюховым молодая горячая лошадь, и если наскочит объездчик на гусиное стадо – несдобровать тому, потопчет его Вася-Артюхов, кнутом со свинцовым наконечником поискалечит. После хозяин стада клянет его: «Уж лучше б оштрафовал, гад, чем бить», а он в ответ: «Моли бога, что еще половина стада цела, в следующий раз промашки не дам. Штрафом вас не воспитаешь».

Пуще всего и всех боялись ребята Васю Артюхова. А чтоб гусей ублажить, когда-никогда ходили на кок-сагызное поле рвать молочай – там его хватало. Нарвут, разбросают кружочком, гуси набрасываются на молочай, целиком листья проглатывают, а потом, насытившись, час-другой сидят на месте – головы под крыльями, – спят. В это время на обед можно без опаски сходить или искупаться.

Хоть и зол я был на гусака, лозиной его уже не раз нынче стегал за то, что и присесть мне не давал, все норовил стадо увести, а, думаю, ладно, может, отведав молочая, гусак перевоспитываться начнет, привыкать к лугу.

Молочай прямо у поля густо рос. За полем ухаживали плохо, и простор сорняку был полный, забил он кок-сагыз.

Я рвал молочай и складывал в кучки, рвал и складывал – торопился, как бы гусак не отчебучил чего, не увел стадо. Потом маленькие кучки снес в одну. Получилась большущая куча молочая. За раз в руках не унесешь. Снял тогда рубаху – в рубаху молочай, в рубаху, ничего что вымарается его молоком, – не такая уж она и новая.

Битком набил рубаху, еле поднял. Во накормлю-то гусей – до вечера не проголодаются!

Спустился к берегу – и ужаснулся. Мои гуси как раз на кок-сагыз переправлялись. Гусак с хитринкой щурил красный глаз: мол, и мы знаем, где вкуснятина растет.

Шуранул я стадо назад, у самого сердце колотится: могли они и в другом месте переправиться и не на меня, а на Васю Артюхова напороться…

– Теж! – кричу на гусей. – Теж, ненажоры! Сейчас накормлю, сейчас…

Гнал гусей подальше от опасного поля, они почувствовали, что несу я молочай, поворачивали ко мне головы: не брошу ли им листик-другой. Да я все вам скоро отдам, все, топайте только быстрее.

Ну вот здесь, в ложку маленьком, и остановимся…

Вытряхнул я молочай из рубахи, стал его вокруг себя разбрасывать. Гуси тотчас накинулись на молочай, проглатывали прямо с корнями, тихо переговаривались. Даже гусак головы не поднимал – ел, ел, давился.

А когда маленько зобы набили, тогда корешки откусывать стали, а гусак время от времени начал вскрикивать. Видимо, хвастался: мол, это его заслуга, что такой вкусный обед у них получился. Хвастайся, меня от этого не убудет, только усмирись немножко, не води стадо куда зря, я, если станешь хорошим, каждый день могу по рубахе молочая приносить.

Лежу в сторонке, облокотись на руку, наблюдаю, как гуси молочай умолачивают. Хорошо на душе: можно теперь и отдохнуть с гусями заодно. Вон гусята уже наелись, усаживаются, глаза закрывают – дремать хотят. Три старые гусыни и гусак еще доедают остатки – у них, конечно, зобы повместительней. Но тоже шеи уже вздулись, едят уже просто так – оставлять, должно, молочай жалко.

Усаживаются гуси в кружок, друг к дружке, засыпают.

Я на спину повернулся, солнце как раз за тучку зашло, легко глазам, не больно. Сомкнул веки – тишина. Только шмели да мухи позуживали в воздухе.

Руки под голову – хорошо…

Уже и шмелей с мухами не слышно…

4

И явился скоро в мой сон Осип Грачев. Он сам принес мне деньги – толстую пачку пятерок, ровно двадцать семь штук, и сказал:

– Вот, получай за работу, как договаривались. Молодец, всех до одного гусей уберег. На следующее лето снова тебе их стеречь отдам…

Я мигом вбегаю с деньгами в хату и тяну Дашу в магазин. Она отнекивается, говорит, что надо козу подоить, а я умоляю ее со слезами на глазах:

– Завтра в школу, а у меня, сама знаешь, нет штанов с рубахой…

Тогда Даша соглашается, и мы с ней идем в сельмаг. В сельмаге продавцом почему-то оказался Вася Артюхов. Но на этот раз он не был похож на себя: улыбался, хлопал меня по плечу и все показывал, какие есть в продаже штаны и какие рубахи. Есть еще и ремни, говорил он, если денег хватит, можно купить и ремень, – такие штаны без ремня носить не годится. Даша пересчитывала деньги – на ремень оставалось. С бляхой ремень мне купили, точь-в-точь как у председателева сына.

Штаны малость длинноваты были, но это не беда, успокаивал Вася Артюхов. Даше ничего не стоит взять иголку и вечером подшить их. А утром ты будешь шагать в школу не хуже других – в новых штанах и в новой рубахе…

И улыбался без конца Вася Артюхов, улыбался.

Таким улыбчивым и вежливым я его еще никогда не видел.

И я светился от радости. И Даша была счастлива, она все норовила расплатиться с Артюховым, а он не торопился брать деньги, говоря, что, дескать, успеем еще, вон мы еще рубаху не примерили…

5

В то время когда я сладко досыпал, когда мне в магазине выбирали обнову, я не знал еще, что гуси мои уже насиделись и ушли на кок-сагыз, что прихватил их там объездчик Вася Артюхов и делал с ними то, что он обычно делал в таких случаях.

РЫБАЛКА ПОД РИТМЫ ДИСКО

1

Рыбу в нашей небольшой речушке Снове ловили всякими дозволенными и недозволенными способами.

Самой добычливой считалась ловля бреднем. Скорее, это была не ловля, а вычерпывание рыбных запасов. Иные добытчики умудрялись при этом перекрывать речку сетью или несколькими сачками, чтобы шарахающиеся от бредня голавли, щуки, карпы, красноперки, налимы и разная мелочь не могли избежать рыбацкого ведра.

Но и рыба была не дура. Немало ее все-таки пряталось от бредней и сетей в норах, под корягами.

Любили мы, ребятня, наблюдать, как глушат рыбу. Тогда, в детстве, мне казалось, что глушение – самый смелый способ ловли рыбы. Повзрослев, понял, что более варварского способа нет, ибо при этом гибнут и полуметровая щука, и ее сеголетки, и совсем уж безвинная лягушка.

Безобидней была ловля сачками. Я и сам в мальчишестве не раз и не два вместе с троюродным братом Шуриком налавливал сачком по полведра разномастной рыбы. Я обычно держал сачок, приткнув один конец дуги к крутому берегу, а Шурик, как более сильный, отойдя метров на пять-шесть, болтом или храпом (шестом со специальным наконечником, издающим при ударе в воду хрюкающий звук) гнал рыбу в сачок.

На перекатах погожим летним вечером рыба шла в сачок сама.

А еще одно время были в ходу кубаря, сплетенные из лозы. Ставили их обычно в тайном месте, в густом кустарнике, искусно пряча привязь. Проверяли улов хозяева кубарей через пять-шесть дней, но мы, всезнающие и всевидящие ребятишки, незаметно делали это почти каждый день.

Пытались в наших краях травить рыбу. Мякиш хлеба перемешивали с борной кислотой и потом с берега бросали в речку маленькие хлебные шарики. Вскоре начинала всплывать плотва и густера, за которой все-таки нужно было лезть в воду. Улов при этом был невелик, причем травилась в основном сорная рыба, а посему этим способом пользовались разве что самые ленивые рыболовы.

В особом почете была у нас ловля руками. Берега Сновы изобиловали норами, в которых прятались голавли, красноперки и раки, а в корягах у старых ракит водились скользкие налимы. Поймать и удержать такого в руках считалось высшим искусством и ловкостью.

Норы обследовали в основном взрослые парни. Если место было глубокое, то они набирали в легкие побольше воздуха и тихо опускались под воду. Проходила минута-вторая, а ныряльщик не показывался. Уже зрела тревога: не утонул ли? Но вот ко всеобщему удивлению наблюдавших за ловлей (а любителей поглазеть всегда хватало), к зависти мальчишек, ныряльщик взлетал над водой, победно держа в руках красноперого красавца-голавля.

Были у нас в деревне такие хитроумные мастера, которые обшаривали норы после того, как по речке протянут бредень. Вся ушлая рыба, как уже отмечалось, при этом спасалась в норах и под корягами. Вот тут и бери ее – в прямом смысле – голыми руками. И брали. Не на одну сковородку налавливали.

Я тоже, помню, пробовал промышлять подобным образом. Не могу похвастаться особыми успехами, но кое-какая мелочь попадалась. К тому же лазать в глубокие норы я опасался – пуще всего боялся, чтобы не схватил меня за руку рак.

Но самый доступный, самый трепетный, самый безобидный способ ловли – удочка. Это тебе не сачок и тем более не сеть или бредень, которые нужно плести долгими зимними вечерами: не опасная взрывчатка, не мудрено устроенный кубарь, не отрава, наконец, на которую нужно переводить вкусный, с тертым картофелем, хлеб. Удочку может смастерить даже малец. А что тут хитрого? Вырезал ореховое удилище, привязал к нему черную нитку потолще, на другой ее конец самодельный, из проволоки, заточенный на кирпиче крючок – и готово.

Вместо свинцового грузика мы обычно привязывали мелкую продолговатую гальку. Поплавком же служил кусок прошлогоднего стебля репейника. Грубое, скажете, приспособление? Ничего. И на такую удочку, поверьте, я налавливал, бывало, метровый кукан пескарей.

Конечно, у истинных рыболовов снасть была разработана по всем законам рыбацкой науки. У Пети Галякина – самого именитого в Хорошаевке рыбака-удочника, лесками, например, тоже служили суровые нитки. Но зато их концы были тонкие, малозаметные в воде. На каждой из десяти его удочек – крючок с зазубринкой и каждый своего размера, для своей рыбы. И насадкой служил не только дождевой червь. Петя Галякин пользовался вареной картошкой, и кузнечиками, и пареным горохом, и живцами, и бог весть еще чем. Рыбачил он обычно на одном месте, где никто другой ничего никогда не улавливал. Петя же даже в самое неблагоприятное для клева время ловил и щук, и карпов, и голавлей, и редких для наших мест карасей.

Шли годы.

Старые сети, бредни гнили, а новых молодые мужики плести не научились. Или не хотели.

Строго стало со всякого рода взрывчатыми материалами.

Про кубаря нынешние деревенские мальчишки и слыхом не слыхивали.

Оставались на заросшей ныне ивняком Снове только удочки (городские, не очень дешевые) да – редко у кого – сачки. Правда, и рыбы поубавилось. Заилилась речка не без помощи горе-радетелей распашки заливных лугов, и почти полностью пропала рыба, любящая песчаное дно и чистую воду.

Ну, да и не совсем пропала. Тем более, что луга ныне – по крайней мере в нашем районе – не распахивают, и на стрежне реки уже просматривается прежней белизны песок.

2

Вроде бы до тонкостей знал я, чем брали и берут рыбу в нашей невесть какой ширины – десять-пятнадцать метров всего – Снове. А нынешним летом приехал в отпуск и ахнул. Оказывается, не успеваю я следить за научно-техническими открытиями. В том числе и в таком щекотливом деле, как рыбная ловля на мелких реках. Просветил меня сосед Сашка Волохов, плотный двадцативосьмилетний мужик, про которого его пятилетний Роман сказал: «Папка, обнять тебя у меня руков не хватает». Работает Сашка на станции Возы электриком, там же имеет квартиру. В Хорошаевку приезжает на выходные – тут живет мать, тут богатый сад, тут какая-никакая речка.

В субботу Сашка мимоходом обронил:

– У нас теперь рыбу с помощью электричества ловят.

Я не придал значения этим словам, полагая, что он шутит. А в воскресенье Сашка забежал ко мне и с порога предложил:

– Хотите посмотреть?

– Что?

– Новый способ. Электричеством.

Я сначала не понял, про какой способ Сашка ведет речь, но, заметив на его плече моток белой изолированной проволоки, припомнил вчерашний разговор.

– Ужели правда?

– Пойдемте – убедитесь.

Будучи по натуре любопытным, я бросил все дела и без промедления отправился следом за Сашкой. Вел он меня к Ваське Хомяку, чья хата стояла в нескольких десятках метров от Сновы – на крутом ее берегу.

Подошли к хате. Хозяина дома не было. Руководил тут его средний сын Ленька, рабочий курского кожзавода, приехавший к отцу в отпуск. Рядом с ним хлопотали еще два – уж не узнал, чьи – взрослых парня. А хлопоты их состояли в том, чтобы подсоединить другой моток проволоки (по двести пятьдесят метров в каждом, как я позже узнал) к фазе электропроводки. Они приставили к хате лестницу, и Ленька орудовал плоскогубцами.

– Все. – Закончив дело, он спрыгнул с лестницы. Увидел меня, кивнул головой: – Здравствуйте. Пришли поучиться?

– Посмотреть.

– Ну-ну, – снисходительно сказал Ленька. – Может, и вам понравится.

Два других помощника тем временем тянули провод к крутосклону, к реке. По ниточке провода пошли и мы – Сашка Волохов, Ленька, я. Сзади пробирались Роман с кассетным магнитофоном «Весна» в руках и Ленькин семилетний сын.

Сашка прихватил еще небольшой сачок, а Ленька – пластмассовую голубую трубу диаметром восемь – десять сантиметров и длиной два – два с половиной метра. С одного конца трубы свисал изолированный же провод, на другом был пристроен скрученный кольцом электрод. По форме это устройство напоминало миноискатель.

Пока мы спускались к речке, Сашка Волохов посвящал меня в технологию ловли:

– Когда мы войдем в реку, по команде провод от сети присоединяется вот к этому проводу «миноискателя»; затем «миноискатель» погружается в воду; вода, вы знаете, отличный проводник, получается заземление, и напряжение достигает двести двадцать вольт; при этом поражается все живое в радиусе метра-полутора…

– Насмерть?

– Лягушки вроде бы насмерть, а рыба, говорят, отходит.

– Но и рыбака может поразить? – высказал я опасение.

– Может, – равнодушно согласился Сашка, – если недотепа-рыбак возьмется за подсоединенный электрод над водой.

– А в воде?

– В воде может просто тряхнуть – на себе испытал. Ведь ток идет вертикально, в землю.

В электротехнике я разбираюсь слабо, поэтому Сашка легко меня убедил.

Спустились. Сашка в чем был – в старых туфлях и в старых штанах – спрыгнул в речку и попросил подать «миноискатель». Воды было чуть выше колена, однако развернуться с длинным «миноискателем» тут не так просто: ветки ивняка нависли над самой речкой; сквозь них с трудом пробивался солнечный свет, а вода темная, неприветливая и, как мне казалось, ужасно холодная.

Но вот Сашка приспособился. Ленька тем временем держал в руках прикрученные к сухим палочкам концы проводов – от фазы и от «миноискателя». Сашка подвел кольцо «миноискателя» под куст и скомандовал:

– Контакт!

Ленька соединил крючочками загнутые концы проводов. Сверкнула еле заметная искорка.

Я перевел взгляд на куст. Под ним что-то вертыхнулось. Сашка мгновенно вытащил из воды кольцо и ловко метнулся туда. Через секунду он держал черноспинного голавля. Не глядя на ребятишек, он бросил в; их сторону трепыхавшуюся рыбину.

Ленькин сын схватил двумя руками голавля и сунул его в цинковое ведро.

– Ура! – закричал он.

– Вот это да! – закричал следом Роман и нажал на клавишу магнитофона. На берегу тихой речки, пугая лягушек, стрекоз и птиц, раздалась громкая современная музыка. Эту музыку в исполнении какого-то популярного зарубежного ансамбля я слышал однажды во Дворце культуры на дискотеке. Музыка молодая, задорная, отчаянная, ноги помимо твоего желания скачут под ее ритмы. И странно было ее услышать здесь, в курской глубинке, в дальнем далеке от всевозможных дворцов и дискотек.

– Контакт!

На берег летит красноперка.

– Стоп! – Ленька рассоединил крючочки. – Ушла…

– Не уйдет, – твердо сказал один из помощников, следовавший за Сашкой с сачком (второй помощник тянул провод). Он приподнял сачок. В нем изворачивался карп. – Вот он, голубчик!

Роман от радости и восторга включил магнитофон на полную громкость.

– Контакт!

– Погоди, – сказал Ленька, – палочки намокли – маленько дергает. Сейчас заменю…

Ловля шла, к моему удивлению, довольно успешно. Ради голавля или красноперки удочник иногда просидит час-другой, а тут ведро наполнялось буквально на глазах. Была и мелочь: пескари, ерши, щурята, даже рака угораздило попасть под действие электричества.

В одну из пауз Сашка заметил, как я снова развел от удивления руками:

– Надо ж додуматься…

Он сказал:

– А еще можно с помощью аккумулятора – тогда провод не нужен. У нас на заводе один чудак за триста рублей приобрел. Так что техника не стоит на месте… Контакт!

Рыбалка продолжалась.

И ритмы в стиле диско еще больше бодрили рыболовов.

3

В конце рыбалки Сашка как бы между прочим сообщил мне, что нынче летом при ловле «миноискателем» убило электричеством двух парней из соседней деревни. Молодые были, только что вернулись из армии.

Сашка говорил при полной тишине – Роман менял кассету.