Текст книги "Война у Титова пруда"

Автор книги: Иван Науменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Иван Яковлевич Науменко
Война у Титова пруда

I

Мало родиться на свет с головой на плечах, с ногами, руками да глазами. Человеку нужно еще и хорошее имя.

Яше с именем не повезло. Звали бы его Яшей, это еще куда ни шло. Но «Яша» говорят только Лиза да учительница Мария Григорьевна. А все остальные зовут хлопца просто Яковом. И не только зовут – дразнят. Особенно этот Алеша Тарабанов, к которому подлизываются все мальчишки на их улице.

Стоит Яше чем-нибудь не угодить Алеше, тот без всякого стеснения начинает горланить:

 
Яков, Яков спал с собакой,
Шагал Осип, костью бросил…
 

Яше обидно: почему о нем распевают эту глупую, нелепую песенку? Ему хочется, чтобы кто-нибудь сложил такую же про Алешу. Но про Алешу никаких смешных песен нет. А если б и была какая-нибудь, никто бы не осмелился ее спеть в присутствии жилистого рыжего Алеши, потому что все его боятся. Он самый сильный на их улице.

Когда Яша только пришел в школу, учительница вызвала его последним: «Якуб Ясковец!» Яша в первую минуту даже не понял, что это вызывают именно его. Он оглянулся – не встал ли за партой какой-нибудь Якуб? Но никакого Якуба в классе не было, и пришлось подниматься Яше. Новое имя еще больше не понравилось хлопцу. Пусть бы уж лучше был Яков, а то еще какой-то Якуб…

Только во втором полугодии учительница стала звать Якуба Яшей. Началось вот с чего. Мария Григорьевна задала однажды на дом трудную задачу. Яша умел решать задачи, поэтому он решил и эту, трудную. Но больше задачу не решил никто. Ребята просто списали ее у Яши. К доске Мария Григорьевна вызвала другого ученика. Он взял свою тетрадь и стал писать на доске Яшино решение. Тогда Лиза, сидевшая на первой парте, не выдержала. Лиза была смелая, потому что ее мать была учительница, только во втором классе. Она встала и сказала Марии Григорьевне, что все ребята решение списали у Яши и что им должно быть стыдно.

– Иди к доске, Яша,– сказала учительница. С этой поры она перестала звать Яшу Якубом.

Когда шли домой, некоторые ребята все думали, как бы отомстить Лизе за длинный язык. Но за нее вступился Яша. Он из-за этого даже поссорился с Аркадием Понедельником, который недавно перевелся в их школу, но уже считался едва ли не самым сильным в классе.

Заступничество Яше не обошлось даром. Назавтра Тарабанов Алеша, увидев Яшу, заревел во все горло:

 
Жених и невеста
Поели все тесто…
 

Алеша пел эту песню, прыгая на одной ноге и кривляясь, а вслед за ним прыгали и орали на всю улицу шестеро младших Алешиных братьев и сестер – Адам, Ходя, Лёдя, Дуся, Костик и Петрусь. Все Тарабаны были рыжие, крикливые и никогда ничего не стеснялись. Между собой они жили не особенно дружно. Яша знал, что Тарабаны прячут друг от дружки помидоры и груши-гнилушки. У каждого есть тайничок. Только самые младшие, Костик и Петрусь, не научились прятать свои богатства, потому что еще совсем не умели хитрить. Хотя Тарабаны между собой не ладили, но это не мешало им дружно и сплоченно нападать на чужих. На всей улице не было такого храбреца, который вступил бы в войну с Тарабанами. Пусть бы посмел!..

Алеша часто обижал Яшу, но Яша все равно каждый день шел к Тарабанам. В их огромной, как гумно, хате вечно стоял гвалт, но зато было и весело. Тут всегда один плакал, а другой смеялся, слезы жили здесь в тесной, неразлучной дружбе с радостью.

Когда Яша еще не ходил в школу, он даже платил Тарабанам налог. Алеша, который уже учился и знал буквы, выписывал на Яшу квитанции, устанавливающие размер налога за неделю вперед. И каждый день нужно было принести гречневый блин, горсть сушеных яблок или каких-нибудь других лакомств. Без этого Алеша в свою компанию Яшу не принимал, и играть с ним никто не решался. За это Яша и не любил Алешу.

Но еще больше не любил он Алешиного отца. Старый Тарабан был всегда злой, хмурый, на людей посматривал исподлобья и, кажется, никогда не смеялся.

Яша помнит, как разбирали и свозили их старое гумно после того, как Яшин отец подал заявление в колхоз. Тогда Тарабан первый примчался к ним во двор и, ни у кого не спросив ни слова, сразу полез на крышу гумна, на которой росла высокая зеленая конопля. Яша не жалел старого гумна – в нем даже летом было холодно и сыро,– жаль было ласточек. Этой весной как раз под самым коньком в гумне слепили себе гнезда сразу две ласточкины семьи. Яша охранял ласточек. Он всегда сгонял с гумна большого черного кота Кузьму, который ходил по крыше и принюхивался. Кузьма был большим специалистом по уничтожению ласточкиных гнезд. Добраться изнутри под самый конек он не мог. Поэтому Кузьма забирался на крышу гумна, вынюхивал сверху, где находится гнездо, и начинал лапами разгребать гнилую солому.

Яша уже давно знал о проделках Кузьмы и потому в этом году ласточек в обиду не давал. В двух гнездах уже вывелись маленькие птенчики. Они весело щебетали и разом разевали свои желтые клювы, как только к гнезду подлетали взрослые ласточки.

Можно было подождать и не трогать гумна до тех пор, пока не подрастут в гнездах птенцы. Но Тарабан даже не глянул на четырех ласточек, которые, тревожась о своих детях, носились над самой его головой. Он со злостью раскидывал старое гумно. Птенцы погибли, а Яша весь день проплакал.

Вечером он пошел к Тарабанам. Своими собственными глазами Яша видел, как в сумерки старый Тара-бан завернул на свой двор воз с самыми лучшими бревнами и досками с Яшиного гумна. Эти доски и бревна он спрятал в своем хлеву под соломой.

Из-за Тарабанов Яша переживал много и других обид. Но он изо дня в день ходил к ним и даже не допускал мысли, что когда-нибудь оборвется эта его неравная дружба с рыжим Алешей. Без разрешения Тарабана с ним не стали бы играть ни Змитрок Колошкан, ни Алесь Бахилка, которые жили совсем рядом с Яшей. Они постоянно ходили вслед за Алешей, ему во всем поддакивали и готовы были ради него есть землю. Без дружбы с рыжим Алешей нельзя было искупаться в Титовом прудке, достать вкусной вишневой смолы из Салвесевого сада, поиграть в «простого» или «кругового».

Алеша благодаря своей силе и ловкости был заводилой на улице, всеми командовал, и никто, конечно, не мог отнять у него этой власти. Сила рыжего Алеши еще больше возросла, когда его отец вышел из колхоза и стал заведовать самой большой лавкой на селе.

II

Начинались первые в Яшиной жизни каникулы. Учеников распустили до самой осени. Яша перешел во второй класс и теперь немножко свысока поглядывал на тех, кто только собирался в школу. За хорошую учебу мальчика наградили книгой «Обществоведение». Что такое обществоведение, Яша не знал, но книгой гордился. Такие книги в их классе дали только двоим: ему и Лизе.

Яше очень хотелось показать кому-нибудь школьный подарок. Хвастаться книгой перед рыжим Алешей он не осмеливался. Сам Алеша учился не очень хорошо и, конечно, не одобрил бы Яшиной премии. Чего доброго, он еще мог и порвать книгу.

Яша пошел с книгой к деду Трофиму. Дед жил через улицу, как раз напротив них. В колхоз он не вступил и считался единоличником.

– Пойдем, внучек, сеять гречку,– сказал дед.– Я забороную, а ты потом попасешь коня на лугу.

Яша охотно согласился. В отношении дедова коня у него были свои планы. Яше хотелось проскакать верхом на коне по улице, чтобы его увидела учительница Мария Григорьевна или Лиза. Об этом мальчик мечтал всю зиму. Он воображал себе, как удивятся Лиза и учительница, когда увидят, что Яша без всякого страха мчится на коне как ветер.

Яшиной премии дед Трофим нисколько не обрадовался. Он взял книгу, повертел ее в руках и, возвращая Яше, подозрительно спросил:

– Ты, может, в эти концомолы записался? Может, нацепишь на шею красный платок и будешь горланить, что бога нет? А то за что ж бы они дали тебе эту книгу…

Дед сам читать не умел, и Яша его легко успокоил, сказав, что книга не безбожная.

– Я хорошо учился, мне дали книгу как подарок.

– Какое теперь ученье,– грустно закивал головой дед Трофим,– чему вас теперь учат? Родителей не слушать, бога не почитать. Свет такой теперь пошел…

Дед Трофим не признавал новых порядков. Он постоянно толковал Яше, что прежде жилось очень хорошо, а теперь человек не живет, а страдает… Особенно обижался дед за бога. Он не мог примириться с тем, что Яшу учат не ходить в церковь и не верить попу.

– Не слушай, внучек, этих супостатов,– говорил дед.– Без бога в душе человек – как скотина. Он тогда ничего не боится и никого не уважает.

Перед пасхой дед водил Яшу на исповедь. В церкви было много людей, они пели, плакали, становились на колени. Дед подвел Яшу к попу. Поп накрыл Яшину голову блестящим платком.

– Грешен,– сказал Яша, как учил его дед, и поцеловал крест.

После этого поп дал ему ложечку сладкого причастия.

– Дайте еще,– попросил Яша, но дед испуганно потащил его назад.

Яшина исповедь не осталась без последствий. В церкви в ту ночь была девочка, которая училась вместе с Яшей. Она тоже исповедовалась, но это не помешало ей рассказать обо всем учительнице Марии Григорьевне. Назавтра на школьной линейке назвали Яшину фамилию. Он выступил на три шага вперед из шеренги, которая выстроилась в длинном школьном коридоре.

– Он целовался с попом,– показывая на Яшу пальцем, гремел на весь коридор дежурный, ученик седьмого класса.– Он забыл, что религия – опиум народа…

Вся школа смотрела на Яшу, и ему было очень стыдно. Он тогда чуть не заплакал.

После этого Яша, может, и не ходил бы к деду Трофиму, но дед знал много интересных сказок и играл на скрипке. Он всегда угощал Яшу чем-нибудь вкусным. И еще у деда было много старых николаевских и керенских денег.

– За это можно было, внучек, купить целую хату,– жаловался дед, давая Яше красивую бумажку, которая когда-то означала целых сто рублей.

– Так что ж вы, деду, не купили?

– А кто ж его, внучек, ведал, что настанет такой час.

Яша удивлялся. Дедова хата была старая, сложена из источенных шашелем осиновых бревен. Если дед на свои деньги мог купить хорошую хату, так почему же он не купил?

Дед не жалел мальчику разных лакомств, но Яшина мать деда не очень хвалила.

– Сквалыга старый,– говорила она.-Из-под себя подобрал бы. Я в голод продала все свое приданое, а он картошки поскупился занять. И если б не было. Нет у него в душе бога.

О боге говорили и дед, и мать, только по-разному. Выходило, что у каждого есть свой собственный бог. Дедов бог был настроен против колхоза, комсомольцев, налогов. Бог, которого звала в свидетели мать, должен был покарать деда за его скупость, за то, что он не сочувствует людям. Во всем этом было трудно разобраться. Дед часто рассказывал Яше о страшном суде, который наступит очень скоро. На суде этом бог спросит каждого, кто как жил, как его почитал.

Яша однажды поинтересовался:

– А ты, дед, боишься страшного суда?

– Все мы грешны, внучек.

– А почему ты не дал картошки, когда у нас не было? Бог-то про это знает.

Дед злился и обрывал разговор. О своих грехах он говорил менее охотно, чем о чужих.

Сегодня Яша не хотел спорить с дедом из-за бога. Его интересовал конь. На дедовом буланчике мальчик не раз скакал во весь опор так, что даже дух захватывало. Но это было еще тогда, когда Яша не ходил в школу. Теперь Яша хотел промчаться на коне, как Чапаев, чтоб аж пыль вилась из-под копыт.

После того как дед забороновал загончик под гречку, Яша повел пасти буланого. Мальчик рвал траву, и послушный конь охотно подбирал ее теплыми губами из Яшиных рук. Буланый пасся до обеда, а в обед Яша на всем скаку промчался по Первомайке, где жила Лиза и учительница Мария Григорьевна. Только они не видели Яшу. На улице в это время не было никого из тех, кто мог позавидовать мальчику. И вообще день прошел не так, как хотелось Яше.

Вечером он пошел к Тарабанам. Широкий, как майдан, выгон, раскинувшийся напротив Алешиного двора, шумел, будто цыганский базар. Все ребята были в сборе. Готовилось что-то интересное. Яшино появление улица встретила настороженно.

– Отличник,– едко процедил Алеша и пренебрежительно сплюнул сквозь зубы.– Целый год к учительнице подлизывался…

– Я не подлизывался,– оправдывался Яша.– У меня просто хорошие отметки.

– Не заговаривай зубы, знаем мы таких. За что ж тебе премию дали?

Яша не умел оправдываться. Все были на стороне рыжего Алеши, и говорить здесь что-нибудь в свою защиту было просто бессмысленно.

Разговор прекратился. Видно, ребята надумали какое-то дело и не решались начинать его при Яше.

– Ладно, мы тебя проверим,– сказал наконец Алеша.– Сбегай домой и принеси хлеба. Будешь забавлять Салвесеву Рудьку. А мы полезем в сад за смолой.

Яша охотно согласился. С собакой он дружил, и было совсем нетрудно отвлекать ее хоть целый час, пока ребята в саду у Салвеся будут отдирать вишневую смолу.

– Смотри же, сторожи собаку! – строго приказал Тарабан.– Если хоть раз гавкнет, будешь знать…

Яша выманил из Салвесева двора Рудьку и стал с ней играть на выгоне. Рудька была доброй собакой, и Яшу она понимала. За дружбу она платила своей искренней собачьей дружбой. Рудька ложилась на спину, потом подпрыгивала, стараясь достать своим красным языком Яшин нос. Она непременно хотела отблагодарить Яшу за небогатое угощение. Яше было немножко неловко перед Рудькой за то, что он ее обманывает. Собака ведь не знала, что в это время ребята обдирают смолу в саду ее хозяина.

Наконец ребята вернулись. Они вкусно жевали смолу. Яша ждал, что с ним поделятся. Но рыжий Алеша прошел мимо, даже не глянув на него. Алесь Бахилка отщипнул от своего куска какую-то мелочь и дал Яше. Потом ему, наверное, стало стыдно, и, оглянувшись, не видит ли Алеша, Бахилка оторвал еще немножко. Только Змитрок Колошкан не пожалел вишневой смолы для Яши. Он разделил свой кусок чуть ли не пополам. У Колошкана не было ни отца, ни матери, жил он у бабки и никогда не скупился. Зимой в школе Змитроку дали пальто, сорочку и штаны. Пальто было еще целое, а штаны и сорочка совсем порвались.

Потом ловили майских жуков. Их летало в воздухе множество, и они были совсем глупые, потому что сами давались в руки. Их можно было легко ловить шапкой, сбивать палкой с развесистой вербы, которая росла на выгоне. Яша знал, что жуки вредные, потому что они объедают листву. Только он все-таки их жалел и потихоньку выпускал. Надо ведь и жукам что-то есть, раз они живые. Рыжий Алеша пойманных жуков не выпускал. Он отрывал им крылышки и бескрылых относил к себе во двор.

– Без крыльев не улетят,– объяснял он ребятам,– а завтра их куры склюют. Наедятся жуков и будут чаще нестись. У нас есть курица, которая несется три раза на день…

Ребята не удивлялись. У Тарабанов, известно, могла быть такая курица. У них же большая семья, значит нужно, чтобы и куры чаще неслись.

– У моего дядьки свинья опоросилась сорока поросятами,– похвалился Алесь Бахилка.– Мы возьмем себе одного поросенка на развод…

– Есть такие свиньи,– согласился Алеша.– Я видел свинью, которую запрягли в телегу. И она тянула лучше коня…

Ребята уселись на выгоне в кружок и по очереди рассказывали удивительные истории. Над землей плыла теплая ночь, бесшумно проносились над головой летучие мыши, на болоте, у Титова прудка, завели свою многоголосую песню лягушки. Ребятам было приятно и хорошо.

– На свиньях можно ездить,– поддержал Алешу Змитрок Колошкан.– Я на Салвесевой рябой свинье до самой чугунки мчался. А мой дед, что умер в прошлом году, на волке из лесу приехал…

– Волк же мог его съесть,– удивился Бахил ка.

– Вот дурень,– цыкнул на Алеся рыжий Алеша.– Ты слушай…

– Мой дед пошел в лес по грибы,– рассказывал Колошкан.– Набрал полную корзину и идет себе домой. А по дороге волк. Бежит прямо на деда. Дед не испугался, хвать волка за уши и проехал, как на коне, в самый двор.

– А потом что?– не выдержал Яша#

– Когда потом?

– Ну, когда во двор приехал…

– Тогда волка убили и шкуру содрали. Дед целый год сапоги из нее шил. Себе сшил, бабке, мне…

Никто никогда не видел на Колошкане сапог, но все хотели ему верить. Уж очень интересная история приключилась с его дедом. Поэтому никто не стал перечить вихрастому Змитроку, который забывал надевать сапоги из волчьей шкуры и до последних дней осени месил грязь красными от холода босыми ногами.

Яше до смерти хотелось удивить ребят каким-нибудь необычным происшествием. Но ничего особенного он не мог вспомнить. Все, что рассказывали отец и дед, было обыкновенным и неинтересным, оно никак не могло захватить ребят. Наконец Яша вспомнил. Когда-то дед Трофим рассказывал про церковь, которая затонула на их болоте – Городинце. Мальчик не мог дождаться, когда Алеша кончит новую историю про льва, который удрал из зверинца и которого якобы собственными глазами видел сам Тарабан. Лев уничтожал и скот и людей, но встретившись с рыжим Алешей, у которого очень кстати оказался в руках топор, испугался и убежал.

– А мне дед рассказывал что-то, чего никто не знает,– волнуясь, начал Яша.

– Ну, давай,– разрешил Алеша.

Все притихли в ожидании.

– На Городинце, где теперь гора Богородица, стояла когда-то церковь,– говорил Яша.– Туда все ходили молиться. Через болото к церкви лежали узенькие мостки. Однажды на пасху по мосткам шла женщина с маленьким ребенком. Она уронила ребенка из рук, и он утонул в трясине. Тогда женщина прокляла церковь, и мать-богородица услышала ее проклятие. Она опустила церковь в болото, а на том месте выросла гора Богородица-

Ребята настороженно умолкли. Весной, когда собирали яйца диких уток и чибисов, каждый сидел и сушился на этой самой песчаной горе Богородице, которая неизвестно почему выросла среди сплошного болота. Но никто, видно, не слышал об истории с церковью.

– Мой дед и теперь на пасху ходит на Богородицу,– волнуясь, продолжал Яша.– Приложит ухо к земле и слушает. В церкви, которая затонула, на пасху всегда молятся и звонят в колокола. Дед сам слышал…

Наступала ночь… Улица спала. Чистое небо было усеяно бесчисленными звездами. Где-то в самом центре села пели под гармонику частушки против попов и кулаков комсомольцы.

– Брехня,– нарушил наконец наступившую тишину Алеша.– Твой дед просто брешет…

– А что же едят богомольцы, которые поют под землей?– спросил Змитрок Колошкан.– Не поевши, не запоешь.

– Если церковь потонула, значит в ней полно воды,– высказал сомнение Алесь Бахилка.– Где ж тогда спят те святые?

На эти ребром поставленные вопросы Яша ответить не мог. Ему стало стыдно и горько, что его история оказалась самой худшей.

– Я спрошу у деда,– пообещал мальчик.– Он знает…

– Дурень твой дед,– отрезал рыжий Алеша.– А ты его слушаешь. Пошли домой…

III

Яше не повезло не только с именем. Не повезло ему и с отцом. Отец рыжего Алеши заведовал самой большой лавкой. Таким отцом можно было гордиться. Он мог сделать все, что захочет.

– На будущий год отец даст мне ружье,– хвастал Тарабан.– Буду ходить на волков, медведей, лосей. А что, за шкуры хорошо платят, а мясо будем солить…

Ребята поддакивали и завидовали Алеше. Кто бы отказался от ружья, с которым не страшно и ночью пойти в лес! В том, что Тарабан настреляет сколько хочешь разной дичи, не сомневался никто. Его бесстрашие, силу и ловкость знали все.

У Змитрока Колошкана отец погиб аж где-то на Белом море. В голод он завербовался туда бить тюленей и моржей. Но там заболел и умер. Правда, Змитрок рассказывал о смерти отца совсем не так, как соседи и родичи. Оказывается, Колошканов отец совсем не помер, его вместе с кораблем, на котором он плавал капитаном, проглотил большущий кит. Отец выбил киту из пушки один глаз, но больше ничего не успел сделать. Колошкан. искренне гордился своим отцом, а Яша в душе завидовал ему.

Алесь Бахилка тоже каждый день похвалялся своим отцом. Его курносое, с крупными веснушками лицо прямо аж светилось от удовольствия, когда он рассказывал об отцовских подвигах. Старый Бахилка ездил кондуктором, и Алесь постоянно доказывал, что это самая важная должность на железной дороге. Без отца Алеся не мог отправиться ни один поезд, и без его разрешения никто не мог сесть в вагон. Бахилкин отец стоял, правда, на тормозе самого последнего товарного вагона, но ребята все равно были убеждены, что без него железная дорога не могла бы работать. Рыжий Алеша давно уже получил обещание от Алеся, что при первой же надобности старый Бахилка завезет его без билета аж в самую Москву.

Но самый героический отец оказался у Аркадия Понедельника. Отец Аркадия топил обычную баню, был низенький, сгорбленный, и никто, конечно, Аркадию сначала не завидовал. Слава Аркадия начала расти с того времени, как учительница Мария Григорьевна вызвала его отца в школу. Аркадий разбил школьную витрину, и Мария Григорьевна велела ему прийти с отцом. Вот тогда и выяснилось, что отец Аркадия бил белых вместе с Чапаевым, что у него есть грамота, подписанная самим Чапаевым. Отец при всех стыдил Аркадия и даже хотел хлестнуть его ремнем, но учительница не позволила. С того времени ребята стали относиться к Понедельнику по другому. Его дружбы добивались все. Аркадий жил в железнодорожном поселке, и его по очереди звали к себе в гости ребята и с Первомайки и со Слободки – двух улиц, которые разделялись железной дорогой и лужком.

Яша не мог похвастаться ни своим отцом, ни дедом. Отец вступил в колхоз, возил навоз и пахал поле. С белыми он не воевал, даже в армии не служил, и рассказывать о нем что-нибудь интересное Яше было трудно. То же и с дедом. Он, правда, играл на скрипке, и его приглашали на свадьбы. Но ребята не принимали этого во внимание. Яша даже однажды упрекнул отца за то, что он нигде не воевал.

– Ишь ты, голодранец, чего захотел! – рассмеялся отец.– Поблагодари бога, что ешь хлеб во весь рот. Без отца слонялся бы, как тот Колошканов висельник…

Отец не хотел понимать Яшу, с ним трудно было говорить.

Каникулы вообще проходили интересно. Однажды, когда на станцию прибыли молотилки и жатки для колхоза, в голове рыжего Алеши родился интересный план. Он надумал сконструировать собственный трактор. Для этого требовалось множество разных колес, винтиков, болтиков. Ребята в сумерки ходили на станцию и наотвинчивали от молотилок и жаток много разного добра. Но сложить трактор все-таки не удалось. Младшие Тарабаны утащили очень много важных деталей и, несмотря на суровый допрос, который им учинил Алеша, ни за что не хотели расставаться с колесиками и болтиками. Пришлось строительство трактора на время отложить. Тем более, что наступили важные события, которые целиком захватили всех ребят. Началась война с Первомайкой…

Первая битва вспыхнула из-за Титова прудка. Этот прудок находился как раз между Слободкой, где жили Яша, Тарабаны, Змитрок Колошкан, Алесь Бахилка, и улицей Первомайкой, где сгруппировалось вражеское войско во главе с белобрысым Костей. Прудок был не слишком большой, и если с утра приходила купаться Слободка, то Первомайка уже до самого вечера не могла сюда носа сунуть. Иной раз слободские ребята вылезали из воды в обед, но Первомайка мало радовалась этому. Вода в прудке оставалась взбаламученной, черной.

До того как возникла эта война, Слободка с Первомайкой просто играли в красных и белых, а также в Чапаева и батьку Махно. Яша три раза был красным и только один раз белым. Но с того времени, как ребята с обеих улиц стали учиться в школе, они поумнели. Теперь уже ни Слободка, ни Первомайка ни за какие посулы не пошли бы в бой под флагом белой армии или батьки Махно. Следовало искать новые формы для проявления своей воинственности, которая непременно приходит к людям, если им по десять, а то и по целых двенадцать лет.

В то тихое летнее утро, когда Слободка прибежала к прудку, в воде уже плескались первомайские ребята.

День начался неудачно. Для купанья он пропал. А день был теплый, солнечный, обидно в такой день не искупаться.

Алеша Тарабан ходил по берегу прудка злой и нахмуренный. А трусливые ребята с Первомайки будто и не замечали его. Они плескались в воде, хохотали и визжали. Первомайцы вели себя просто нахально.

– Эй, синепупые, вылезай из воды! – скомандовал Тарабан.– Я считаю до десяти…

– Ты посчитай до тысячи,– ответил из воды белобрысый Костя Кветка.– Командир нашелся! Хочешь купаться, так лезь…

Яша, присутствовавший , при этом разговоре, замер от неожиданности. Еще никто никогда не разговаривал так с их Алешей. Яша немного знал Костю – он перешел в третий класс, но никаким силачом не считался.

Алеша, наверное, и сам не ждал такого отпора. В первую минуту и он растерялся.

Слободка поглядывала на своего командира, ожидая только его приказа.

– Я с тобой поговорю, выйди тольки из воды,– пообещал Алеша.– Ты у меня попляшешь…

На слова Алеши Первомайка ответила дружным хохотом.

– Мы еще покупаемся, а ты подожди немного,– закричал из воды тот же белобрысый Костя,– погрейся на солнышке!

Такого оскорбления стерпеть уже нельзя было. Алеша схватил ком земли и швырнул в белую голову первомайского Кости. За ним, как по команде, ринулись в бой слободские хлопцы. Яша тоже раз за разом бросал в воду, где плавала Первомайка, комья глины, отдавшись неожиданно возникшему боевому азарту.

Но Первомайка, видно, недаром артачилась. Через какую-нибудь минуту те, что купались, сами перешли в наступление. Да и позиция была у них лучшая. На дне прудка оказалось больше всякого добра, чем на берегу. В слободских ребят полетели палки, комья слежавшегося ила, всякая дрянь. Змитрока Колошкана первомайцы за ногу втащили в прудок, и он плюхался там в одежде. Бахилка орал благим матом: кто-то угодил ему дрючком по ребрам. Самому рыжему Алеше комом глины залепило все лицо. Первомайка так отчаянно наседала, что пришлось отступить. Первомайские ребята выскочили из прудка и голые гнались за Слободкой…