Текст книги "Гилгул"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)

– Роберт Льюис Балфур Стивенсон, – прошептал Саша.

– Верно. Вы рассказали ему о своей жизни, и он написал роман о докторе Джекиле и мистере Хайде. Потрясающая история о Добре, которое, превращаясь в злодея Хайда, убивает людей. Там-то были прямые намеки на вашу персону. Например, Роберт Льюис назвал истинную профессию Гончего в той жизни. Джекил был доктором. Очнувшись, он, как и вы, не помнил поступков Хайда. И, кстати, в первом варианте рукописи доктора звали не Джекил, и даже не Джек Килл, – как во втором варианте, – а Джек Кэтч‹$FИмеется в виду роман Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда». Игра слов: «Kill» – убивать. «Jack Ketch» – палач. «Hide» – прятаться. Здесь – «прячущийся».›. Название, как и сам роман, полны метафор. Прочтите его внимательно, Александр Евгеньевич. Он о вас. Позже Стивенсон рассказал вашу историю своему знакомому, тоже писателю, Оскару Фингалу О'Флаэрти Уилсу Уайлду, и в тысяча восемьсот девяносто первом году Уайлд закончил свой «Портрет Дориана Грея». Этот роман тоже о вас. – Леонид Юрьевич затянулся последний раз, затоптал окурок и продолжил: – Точнее, о человеке, захотевшем жить вечно. Так и случилось. Грей перестал стареть, вместо него старел портрет. Так вот, под портретом Уайлд подразумевал вашу, Александр Евгеньевич, душу. А теперь вспомните, чем заканчивается каждая из четырех вышеназванных книг?

– Смертью главного персонажа, – пробормотал Саша.

– Именно. И Шекспир, и Гете, и Стивенсон, и Уайлд знали, что ничем не могут помочь Гончему. Их книги были скорее напоминанием вам и предупреждением всем остальным – Зло хитрее любого из смертных. Кстати, – Леонид Юрьевич посмотрел по сторонам. – Раз уж мы все равно разговариваем, не могли бы вы все-таки опустить руку? Люди ведь смотрят, неудобно. Могут не так понять. И потом, если бы я решил кинуться на вас с ножом, поднятая рука меня не остановила бы.

– Пожалуй. Саша опустил руку. Но продолжал внимательно следить за собеседником.

– Так вот, – удовлетворенно продолжал Леонид Юрьевич. – Мой оппонент поступил очень разумно. Он предупредил вас о предстоящем несчастье, а затем толкнул под машину. Вы должны были поверить в то, что это сделал я. Отсюда вывод: именно я – ваш противник. Я, а не он.

– Я в это поверил, – сказал Саша.

– Значит, его трюк удался, – пожал плечами собеседник.

– Не знаю, – пробормотал Саша. – Я уже ничего не понимаю. Кому из вас верить, кому не верить.

– А вы прислушайтесь к своей душе. Предвестник может обмануть разум, но не душу. Душа никогда не лжет. И еще… – Он сунул руку за пазуху и достал небольшую склянку. – Смотрите. – В склянке плескалась прозрачная жидкость. – Знаете, что это?

– Откуда же мне знать? Кислота. Или водка.

– Прошу прощения. – Леонид Юрьевич откупорил склянку, сделал два шага вперед и оказался в полуметре от Саши. – Понюхайте.

– Зачем?

– Понюхайте, понюхайте. Саша взял склянку из рук собеседника, понюхал.

– Не пахнет.

– Она и не должна пахнуть. – Леонид Юрьевич забрал бутылочку и вдруг резко выплеснул жидкость под ноги Саше. – Это святая вода, – объяснил он, пряча склянку в карман. – Я набрал ее сегодня утром в церкви. Если бы мне была нужна ваша смерть, я бы сейчас полоснул вас по горлу. Вы что-то слишком неосмотрительны для Гончего. – Саша быстро отступил назад. – Это вам не помогло бы. Совсем необязательно убивать Гончего на Святой земле. Достаточно пролить там его кровь. – Леонид Юрьевич отошел в сторону. – Не стану вас смущать. А то вы, чего доброго, решите, будто я хочу вас убить. Саша молчал, глядя на собеседника исподлобья.

– Ладно. Допустим, я вам поверю. И что же дальше?

– Дальше, – ответил Леонид Юрьевич. – Дальше вы должны освятить четвертый бокс двенадцатого этажа института и убить Предвестника. Способ я показал. Его кровь прольется на Святую землю и все закончится. Или же сделать так, чтобы его освободили, потом заманить на освященное место и убить там. Но прежде вам придется убить женщину, носящую в себе его последнего, шестого, сына. Иначе он возродится в собственном семени.

– Стоп, – поднял обе руки Саша. – Подождите. О чем вы говорите? По словам Потрошит… Анг… то есть вашего оппонента, я убил уже всех, кого было нужно.

– Нет, – покачал головой Леонид Юрьевич. – Вспомните настоящего Потрошителя. Он убил шестерых женщин. Каждый раз их шестеро! Поймите, шесть – число Зла. Шесть женщин. Шесть детей от шести женщин. И Шестой ребенок – предвестник. Шестой из шести и от шести! 666! Вы же знали это! И даже написали самому себе в «Откровениях»! Три «всадника» – три представителя знати. Черный, белый и желтый – по цвету рас. Негроид, европоид и азиат. Четвертый – всадник бледный. Аристократ. Он будет повелевать первыми тремя. Пятый – сам Предвестник. Шестой – ОН!

– «Откровения Иоанна Богослова»? – спросил Саша.

– Да, – с жаром воскликнул Леонид Юрьевич. – Вы написали их для себя.

– Но вы говорили, что я написал «Благовествование»?

– Вы написали обе эти книги на случай, если в какой-то жизни родитесь служителем церкви. Служитель церкви побрезговал бы даже в руки взять ваше «Благовествование»! Вот тогда-то вам и пришлось бы воспользоваться «Откровениями».

– Ну, может быть, – с сомнением отозвался Саша.

– Это точно! – поправил его Леонид Юрьевич. – Иоанн – имя, практически одинаковое для всех народов. Иван, Жан, Иоганн, Джон и так далее. Иметь такое имя – все равно что не иметь никакого. Богослова вы выбрали как знак, что написанное – от Него!

– И значит, есть еще шестая женщина?..

– А как иначе ваш друг Костя поймал бы Потрошителя? И что вы делали в том месте, где они схватили Предвестника?

– Я там не был, – воскликнул Саша, делая еще шаг назад.

– Ты там был, – жестко ответил Леонид Юрьевич, подступая к нему. – Был. Стоял в стороне и смотрел. Только ты забыл про убийства так же, как и про все остальное! Хватит прятаться, Гилгул. Пора открыть глаза! Время пришло!

– Ты знаешь, кто эта шестая женщина? – спросил странным картонным голосом Саша.

– Нет. Ребенок еще не родился, он пока никто. Пути не обретшего плоти человеческой неведомы Ему, поскольку душа нерожденного чиста. Но мы узнаем, кто он.

– Как?

– По его матери. Ее-то душа черна, как ни у кого больше.

– Когда? Леонид Юрьевич чуть наклонил голову.

– Надеюсь, что прежде, чем Предвестник доберется до тебя.

– Что мне делать сейчас?

– Пока поезжай домой. И никуда не выходи до моего возвращения, – сказал Леонид Юрьевич. – Самое главное, не встречайся больше с Предвестником. Он мастер смущать умы. Помни, что я говорил тебе. Не все, что ты видишь, на самом деле таково, каким кажется.

– Ты это к чему?

– Посмотри на небо. Тебе кажется, что там туча. На самом деле – страх. Саша послушно задрал голову. Туча выглядела обычной тучей, клубящейся серыми ватными комьями. Правда, висела она очень низко, над самыми крышами арбатских высоток, но от этого не переставала быть всего лишь тучей. С другой стороны, не ее ли видел Аннон над Палестиной? Точнее, над Дэефетовским городом Иевус-Селимом?

– Скажи… Саша опустил взгляд и осекся. Леонида Юрьевича не было. Он исчез. Саша вздохнул. Снова он один. Снова ему ничего не оставалось, кроме как рыться в собственной памяти, вылавливая подробности предыдущих жизней…

* * *

«Адраазар поспешно спустился с городской стены и направился ко дворцу Аннона. Стражи царской охранной когорты, стоявшие у ворот, расступились, пропуская его. Во дворе Адраазар застал царского лекаря и десяток слуг. Одни омывали тело Царя, другие смазывали раны бальзамом. Посреди двора на циновке были аккуратно разложены латы, шлемы, щиты и оружие павших Царей Рехова и Моава. Чуть в стороне от них – латы Аннона. Сам Аннон лежал на плетеном, застеленном циновкой лежаке совершенно голый, покрытый темно-бурой, засохшей коростой крови. Адраазар приблизился, остановился в двух шагах за спиной лекаря. Спросил негромко:

– Раны серьезны? Тот обернулся, неопределенно качнул головой:

– Стрела попала господину в спину. На правом боку глубокая рана от удара мечом. Сломано несколько костей. Истекло много крови. Адраазар прошел к циновке, наклонился и внимательно осмотрел окровавленные латы. На всех трех повреждения оказались практически одинаковыми – справа на боку, чуть ниже груди, медные пластины смяты страшным ударом, а некоторые и вовсе перерублены пополам. Стрела же, очевидно, вонзилась в спину Аннона над срезом лат, не оставив на меди следа.

– Охрана! – крикнул Адраазар, поворачиваясь к двери. Мгновение спустя во дворе появился один из воинов охранной когорты. – Забери это, отнеси меднику. Он указал на латы. Воин с готовностью подхватил латы и скрылся за воротами. Адраазар же подошел к Аннону и опустился на корточки, осматривая рану. По его невозмутимому лицу трудно было понять, что он думает. Когда же он выпрямился, то увидел, что глаза Аннона открыты.

– Ты пришел в себя, Царь Аммонитянский, – улыбнулся Адраазар. – Это хороший знак.

– Мне нужно поговорить с тобой, Царь Сувский, – прошептал Аннон. Адраазар кивнул и, не оборачиваясь, приказал:

– Оставьте нас. – Слуги прикрыли наготу Аннона и вышли следом за лекарем. Только тогда Адраазар заговорил вновь: – Что ты хотел сказать мне, Аннон? Я слушаю тебя.

– Клянись помогать моему народу до тех пор, пока я не наберусь сил подняться на ноги, – прошептал бледными губами Аннон.

– Я поклялся на верность тебе в этой войне, – шевельнул бровью Адраазар. – Никто и никогда еще не мог упрекнуть арамея в том, что он нечестив. – И, вспомнив легионеров Това, помрачнел: – До сегодняшнего дня. Царь Товский покрыл арамеев позором. Но, – тут же добавил Адраазар, – никто и никогда не сможет сказать этого об Адраазаре и его воинах.

– Кто-нибудь еще остался?

– Мой отец, Царь Рехова, погиб, – ответил Адраазар. – Когда все закончится, я объявлю траур. Но не теперь. Твой брат погиб тоже. Мне кажется, это дело рук Избранных. Наемников-убийц. Я слышал, у царя Дэефета целая когорта таких. Он набрал их из тех разбойников и головорезов, с которыми сам когда-то грабил и убивал. – Адраазар выдержал паузу. – Странно подумать, если бы в свое время твой отец не уговорил твоего старшего брата, убитого сегодня, помочь Дэефету, Царя Иегудейского уже не было бы в живых.[10]10
  Случай, о котором идет речь, описан в 1-й книге Царств, Глава 22.


[Закрыть] Когда царь Саул искал Давида, чтобы расправиться с ним, тот пробрался в моавитянский город Массифу и попросил царя моавитян спрятать его и его родителей от гнева Саула. Несмотря на то, что войско израильское уже тогда представляло достаточно серьезную угрозу для соседних царств, моавитяне согласились спрятать Давида.›. – Он вздохнул. – Судя по отметинам на латах, удары были очень сильными и точными. Воины, нанесшие их, специально пробивались к заранее назначенным жертвам. Тебе повезло. То ли твоя охрана оказалась умнее, то ли Избранный получил задание только ранить, но не убить тебя. В любом случае, ты остался жив. И это совсем неплохо.

– Велики ли потери?

– Мы оставили на поле боя больше двух третей от всех воинов. Но пусть это не пугает тебя. Я уже распорядился начать подготовку к обороне. Иегудеям придется хорошо потрудиться, чтобы взять Раббат. У нас достаточно стрел и снарядов для пращей. Провианта пока тоже в достатке. Я приказал выставить для охраны акведука когорту лучших стрелков. Иегудеям не удастся приблизиться к нему даже на двести шагов. Можешь быть спокоен. Смерть от голода и жажды нам не грозит.

– Мы можем тайно выйти из города? – еще тише спросил Аннон.

– Нет, – покачал головой Адраазар. Вопрос удивил его. – Израильтяне взяли Раббат в кольцо.

– Скоро Дэефет пошлет новое войско, – Аннон отвернулся.

– Ничего, – на губах Адраазара появилась жесткая улыбка. – Я предвидел подобную возможность. Корпуса Совака‹Совак – главный военачальник в армии Адраазара.› встретят иегудеев у Иерихона. А потом Совак придет к Раббату, и тогда мы выйдем из города и сразимся с сынами Иегудиными. При поддержке двух свежих корпусов перебить воинов Иоава не составит труда. Клянусь Господом, ни один из этих пустынных псов не уйдет живым.

– Не клянись Господом, Царь Сувский, – тихо сказал Аннон. – Господь не помощник нам. Адраазар нахмурился:

– Я не понимаю тебя, Аннон, сын Нааса.

– Боюсь, все пойдет не так, как ты задумываешь, Адраазар. – Аннон повернул голову и посмотрел на собеседника. – Корпуса Совака будут разгромлены у Иерихона.

– Нет, – Адраазар улыбнулся и качнул головой. – Ты ошибаешься, Царь Аммонитянский. Я знаю Совака. Он никогда еще не терпел поражений. Никогда!

– Это окажется первым. И последним. Совак будет убит в бою. Но ты уже ничего не можешь изменить, поверь мне. То, что должно произойти, так или иначе произойдет. Аннон закашлялся и сморщился от резкой боли в боку.

– Может быть, тебе, Царь Аммонитянский, известно будущее? Тот кивнул. Отвернулся и вперил взгляд в потолок. Адраазар опустился на колено, чтобы лучше слышать. Голос Аннона стал уже почти неразличим.

– Ты отречешься от меня.

– Нет! – вскричал Адраазар и поднялся. На щеках его выступил румянец гнева. – Этого не будет! Если Тов стал предателем, то не жди того же от Сувы!

– Неисповедимы пути Господа нашего. На губах Адраазара появилась кривая усмешка:

– Верно, ты потерял слишком много крови, Царь Аммонитянский, и теперь ум твой мутится! Как я могу отречься от тебя, в твоем городе, со всех сторон окруженном иегудеями? Какой мне в том прок? Даже если бы я отрекся от тебя, ни мне, ни моим воинам не удалось бы уйти. Тебе хорошо известна безжалостность Дэефетова. Царь Иегудейский никого не оставляет в живых! Он жесток и кровожаден, словно нимр‹Нимр – сирийский барс. На Древнем Востоке известен своей кровожадностью, жестокостью и хитростью. В Откровении святого Иоанна Богослова Антихрист и его последователи сравниваются с барсами.›.

– Он позволит тебе уйти, чтобы дрогнули души тех, кто остается, – прошептал Аннон. – А я… Я буду в Иевус-Селиме к исходу Зифа, десятого месяца, начиная с нынешнего.

– Ты нездоров, – Адраазар покачал головой. – И сам не понимаешь, что говоришь. Осада не может длиться так долго. Два месяца, три, еще куда ни шло, но девять…

– Эта осада будет длиться гораздо дольше, – ответил Аннон.

– Слабость застит твой разум!

– Никогда еще мой разум не был так ясен, как сейчас.

– Но даже если и так! – яростно сказал Адраазар, наклоняясь и хватая Аннона за плечо. – Я мог бы еще поверить, что Дэефет отпустит меня и воинов, чтобы устрашить твоих людей. Но тебя-то он не выпустит из Раббата. Как же ты хочешь оказаться в Иевус-Селиме к исходу Зифа?

– Господь укажет мне путь».

* * *

Он повернул ключ в замке, вошел в квартиру и… вздрогнул от неожиданности. Кто-то стоял в дверном проеме, загораживая свет, падающий в прихожую из комнаты. Саша замер. Он не знал, как реагировать. А что, если это один из слуг Предвестника? Сейчас заграбастают его, свяжут, стукнут чем-нибудь по голове и… Саша не успел додумать, что именно «и», потому что услышал знакомый голос.

– Кто у тебя был? – спросил человек, стоящий в дверном проеме. Саша с облегчением перевел дух. Татьяна. Он совершенно забыл о ней. Закрутился. Она же оставила фарш…

– Никто. – Он принялся стягивать туфли, устало держась за стену. Татьяна щелкнула выключателем, и прихожую залил яркий электрический свет.

– Только не надо мне врать. Я прекрасно тебя знаю и вижу, когда ты врешь. Кто у тебя был? Он выпрямился и посмотрел на нее, сказал угрюмо:

– Я не вру. Я вообще ненавижу ложь. Ложь и предательство.

– Значит, никого не было?

– Нет, – ответил он, прямо глядя ей в глаза.

– Ладно, – Татьяна кивнула. Лицо ее стало напряженным и некрасивым. Она, когда злилась, вообще становилась некрасивой. – Пойдем-ка. Саша послушно пошел за ней. В кухню. Тут было накурено. Горой громоздились в пепельнице окурки. «Это сколько же она тут сидит, что успела столько выкурить? – подумал Саша. – Здесь же пачки две, наверное». Татьяна полезла в холодильник, достала миску с оставшимися котлетами и шмякнула ее на стол. Аж стекла дзенькнули в окнах.

– Раз у тебя никого не было… Что это? Двенадцать часов назад ты не умел готовить ничего, шикарнее яичницы. Вот оно в чем дело. Значит, она обнаружила в холодильнике котлеты и решила, что у него была другая женщина. Понятно. Саша несколько секунд рассматривал миску, словно видел ее впервые. Затем он взял котлету, откусил и принялся жевать.

– Котлеты, – прошамкал набитым ртом. – Вкусные.

– Я сама вижу, что это котлеты. – Татьяна прищурилась и поджала губы. – Я спрашиваю, кто их жарил?

– А, – Саша проглотил, откусил снова. – Один знакомый.

– Какой это знакомый? Я ушла вчера вечером, а вернулась сегодня в одиннадцать утра. Что это за знакомый такой? Приходит и среди ночи готовит? Кто он? Назови его имя!

– Тань, – Саша продолжал жевать. – Это действительно был знакомый. Только…

– Только женского пола, да? – спросила она зло.

– Нет, мужского.

– Не ври мне! Слышишь? Не смей мне врать!

– Я не вру, – повторил он терпеливо.

– Саша, у тебя появилась другая женщина? Кто она? Я имею право это знать! Где ты с ней познакомился? Откуда она взялась? «Ну да, – подумал Саша. – Конечно. Иной беды для них не существует. Почему бы ей не спросить: „К тебе что, приходил Ангел?“ Нет. Выше соперницы они не поднимаются. Почему? Разве мы что-то обещали друг другу? Нет. Разве клялись в вечной любви? Тоже нет. Так какие же претензии к нему, Саше? Даже если и появилась бы другая женщина. Разве такое не случается сплошь и рядом? Разве они не люди?»

– Нет, – ответил он, вздохнув. – У меня нет другой женщины.

– Я тебе не верю, – упавшим голосом сказала она и шмыгнула носом. – Я тебе не верю. Ты врешь. У тебя появилась другая.

– Я никогда не вру! – вдруг рявкнул он и стукнул кулаком по столу. Да так, что подскочила миска с оставшейся парой котлетин. – Я не вру! Уясни это! Когда вам говоришь правду – вы не верите! Когда лжешь – верите и очень охотно. Татьяна, в чем дело? Что случилось? Это из-за котлет? Но я сказал тебе правду! Ко мне пришел приятель! Мы выпили кофе, поболтали! Он любит готовить! Взял и пожарил котлеты, чтобы фарш не заветривался! Что здесь страшного-то, я не понимаю? Она несколько секунд смотрела на него. В глазах ее стояли слезы.

– Дурак, – сказала Татьяна. – Я же люблю тебя! Теперь, очевидно, он тоже должен был сказать что-нибудь подобное, потом бы они бросились друг другу на шею, разрыдались, она бы еще раз пять-шесть спросила насчет приятеля-кулинара, а он, соответственно, ответил насчет женщины, а потом они бы отправились в постель и… Но дело-то в том, что не хотел Саша говорить о любви, потому что и сам не знал, любит Татьяну или нет. Скорее нет, чем да. Да и не любил, наверное, никогда. Потому-то и промолчал.

– Все, – упавшим голосом сказала Татьяна. – Я все поняла. Не надо ничего говорить. И не надо меня провожать, – остановила она его. Подхватила со стола сумочку и выбежала в прихожую. Пушечно хлопнула входная дверь. Саша поcмотрел на остатки недоеденной котлеты и швырнул ее в миску. М-да. Нельзя сказать, что его жизнь спокойна и безоблачна. Впрочем, может быть, оно и к лучшему, а? Расставание это с хлопаньем дверью… Погано, конечно, кто спорит, но зато отпала необходимость врать. Иначе бы рано или поздно вопрос встал ребром. И наверное, они бы поженились и маялись потом всю жизнь… Саша вспомнил о Юле, улыбнулся тускло. Заречемся: никаких далеко идущих планов. Хоть и хочется, но предоставим обстоятельствам самим решать, что и когда должно произойти. Саша еще раз вздохнул и поплелся в комнату раздеваться.

* * *

«По улочкам Иевус-Селима торопливо кралась завернутая в покрывало фигура. Человек оглядывался, беспокоясь о том, чтобы никто не увидел его. Несколько раз ему приходилось останавливаться и прятаться в тени проулков, избегая встреч с солдатами стражи. Оказавшись у стены Скиньи, человек подошел к воротам и, оглянувшись в последний раз, нетерпеливо шлепнул открытой ладонью по занавеси. В тишине ночи ему были отчетливо слышны приближающиеся шаги. Кто-то шел через двор. Человек сдернул покрывало. Отодвинулся занавес, и из Скиньи вырвалась густая волна курения фимиама. В это же время на площади перед Скиньей появилось звено храмовой стражи. Левиты вели пленника. Руки его были завернуты за спину и связаны, под локти просунуто древко копья. Пленник шел, согнувшись в три погибели, едва переступая ногами. Правильнее было бы сказать, что его волокли. В отдернутый занавес Скиньи выглянул левит, посмотрел на пришлеца и кивнул. Они узнали друг друга.

– Тебе нужен Верховный священник Авиафар? – спросил левит. – Подожди. Я позову его. Пленного как раз подвели к Скинье. Когда группа поравнялась с ночным странником, пленник невольно повернул голову. Даже сейчас, сквозь ужас, он почувствовал хоть и слабое, но удивление. Кто отважился, несмотря на все запреты, выйти ночью на улицу? Кто настолько смел, что сам пришел сюда, к Скинье? Да еще в одиночестве. Человек даже не отступил в тень. Похоже, по простоте или по здравому соображению, – попавшие в лапы левитов уже никому ничего никогда не рассказывают, – он не испытывал и тени волнения. Старший узнал его и удивленно прохрипел разбитыми губами:

– Ноэма? Больше он ничего не успел сказать. Через мгновение его втащили в Скинью. Перед взглядом служанки, отразив неяркий свет семиглавого светильника, мелькнули медные бока жертвенника. Служанка успела заметить роги с поблескивающими на них темными каплями крови, несколько горшков для угля, стоящих рядом, а также густо залитое кровью подножье жертвенника. Затем в просвете сформировалась, словно соткалась из воздуха, фигура Авиафара. Теперь он сменил ежедневный ефод на нарядную, голубую, расшитую золотыми гранатовыми яблоками и золотыми же позвонками подирь‹Подирь – вид верхней одежды первосвященника.› и потому выглядел грозно и величаво. Широкой спиной он загораживал проход в Скинью, не позволяя служанке увидеть, что происходит внутри.

– Ноэма? – не менее удивленно, чем Старший, спросил он. – Что тебе нужно? Первосвященник знал служанку. Ему также было хорошо известно, что она никогда не станет докучать по мелочам. Но для того, чтобы выйти ночью на улицу, нужен особый повод. Авиафар насторожился.

– Что-то случилось?

– Нафан, – тихим, едва слышным шепотом произнесла служанка.

– Царский пророк? – переспросил Авиафар, чувствуя, как сердце его замирает в восторженном предчувствии. „Да“, – кивнула служанка. Ноэма не была полностью немой. Она могла говорить, хотя и с трудом.

– Что? Что он сделал? – нетерпеливо воскликнул Авиафар. У него появилась уникальная возможность потеснить царского любимца и самому занять его место подле трона Царя Иегудейского. А это дорогого стоило.

– Вчера ночью, – старательно раскрывая рот, произнесла Ноэма. – Нафан приходил к госпоже. Часть звуков она не выговаривала, но первосвященник понял ее.

– Ты уверена, что это был Нафан? – спросил Авиафар, и в глазах его засверкало злобное торжество. – Ты хорошо разглядела его? Служанка жестами объяснила, что сама впускала гостя в дом.

– Отлично, – прошептал первосвященник. – Благодарю тебя, Господин наш, Га-Шем, за бесценный подарок. – Затем Авиафар вновь опустил взгляд на девушку. – Ты поступила благочестно. Господь все видит и запомнит это. – Сняв с пояса кошелек, он высыпал на ладонь полтора десятка серебряных монеток, замер на секунду, протянул вторую руку, чтобы снять монету-другую, но передумал и ссыпал сикли в подставленную с готовностью ладонь девушки. Потом, зажав пальцы Ноэмы своей широкой ладонью, сказал строго: – Довольно. Теперь иди домой и никому не говори о том, что тебе известно. Иначе Господь может рассердиться на тебя. Служанка часто, как жеребенок, замотала головой, изобразила печаль и, указав в сторону дворца, приложила ладони к груди.

– Ты любишь свою госпожу? – „перевел“ священник. – Волнуешься за нее? – Ноэма торопливо закивала. – Она теперь будет жить во дворце Царя нашего, Дэефета. Я бы, наверное, мог помочь тебе, но… – Он многозначительно взглянул на служанку, и та покорно протянула обратно спрятанные было деньги. Первосвященник ссыпал их в кошель, а кошель убрал за пояс. – Так и быть. Я постараюсь испросить разрешение Царя на то, чтобы ты, как и прежде, могла прислуживать своей Госпоже. – Он оглянулся через плечо и прибавил совсему уж тихо: – За ответом приходи завтра, после праздника. Когда левиты уйдут из Скиньи. Ты поняла меня? – Девушка серьезно кивнула и благодарно наклонила голову. – А теперь уходи! – громко и строго приказал Авиафар. – Отправляйся домой и ни с кем не разговаривай. И не попадись иевус-селимской страже».

14 АПРЕЛЯ, ПЯТНИЦА. ПОДТАСОВКА

21 час 22 минуты Саша проснулся от длинного звонка. В комнате висели вечерние сумерки. Сияющий за окном неоновый фонарь плел на занавесках причудливые светло-голубые узоры. Саша сел в кровати и огляделся. В комнате никого не было. А он-то ожидал, что Леонид Юрьевич вернется еще сегодня. Звонок залился снова.

– Иду я, иду, – крикнул Саша. Он вздохнул, сунул ноги в тапки и побрел в прихожую. Отяжелевший после сна, ватный, шаркающий. Звонок затрезвонил в третий раз.

– Иду-у! «А вдруг это Леонид Юрьевич? – подумалось ему. – А он тут… Гончий. Как будто только что из духовки вытащили». Саша по привычке потянулся к замку, но остановился. А если это не Леонид Юрьевич, а один из слуг Зла? Сейчас треснет ему по голове и отвезет в Склиф. А там побрызгают святой водой, пырнут ножом и – привет тебе, Гилгул, из вечной жизни. Саша посмотрел в глазок. Костя. Оперативник как раз тянулся к кнопке звонка. В следующую секунду трель ударила по ушам. Саша отпер дверь.

– Заходи, – кивнул он.

– Здорово. Костя был в приподнятом настроении. В него словно напихали пружин. Он принес с собой приятную прохладу весеннего вечера, и Саше вдруг очень захотелось выйти на улицу. Вместо этого он спросил:

– Ты чего такой радостный?

– Да так, знаешь, – Костя подмигнул. – Кофейком угостишь?

– Проходи, – кивнул Саша и первым пошел в кухню. Костя топотал следом, тараторя на ходу:

– Принес я тебе твою книгу. Эксперт сказал – подлинная она.

– Я же говорил. – Саша достал из шкафа две кружки, налил кофе себе и приятелю, присел к столу, закурил. – Значит, подлинная. А еще он сказал что-нибудь?

– Он, Сашук, много чего сказал, – улыбаясь, разглагольствовал Костя. – И в частности, что книга имеется в свободном доступе. Бери, как говорится, не хочу. Так вот, знаешь, какая фамилия стоит на последнем требовании? Ни за что не догадаешься!

– Потрошителя, – уверенно сказал Саша. – Этого… как его фамилия… память отшибло… ну, как его, ну…

– Баженов его фамилия, – напомнил весело Костя и отхлебнул из кружки. – Баженов Олег Юрьевич.

– Верно, – согласился Саша, тоже отпивая кофе. – Именно. Баженов.

– Не угадал, – Костя загоготал, безумно довольный тем, как ловко ему удалось «купить» приятеля. – Последним ее брал не Баженов, а некий Далуия. Баженов брал ее предпоследним! Саша почувствовал, как у него вытягивается лицо.

– Как его имя-отчество?

– Олег Юрьевич.

– Нет, не Баженова. А этого… Далуия.

– Леонид Юрьевич, – ответил Костя. – А что?

– Так, ничего, – враз помертвевшими губами прошептал Саша. – Показалось, фамилия знакомая.

– Редкая, кстати, фамилия, – заметил оперативник.

– Я заметил.

– А ты заметил, что они оба Юрьевичи?

– Заметил, – рассеянно тряхнул головой Саша и едва не расплескал кофе на колени. – А ты? Костя фыркнул в кружку:

– Конечно. Я же сам тебя спросил.

– Не родственники?

– Не знаю, – ответил оперативник. – Пока не знаю. Завтра выясню. Я так подумал над тем, что ты мне сказал, ну, насчет ножа. Прав ты, Сашук, стервец, на сто процентов прав. Не мог он нож в кармане таскать. Удивляюсь только, как нам раньше такая элементарная штука в голову не пришла. Я и подумал, пока к тебе ехал: а ну как, и правда, Далуия этот – родственник нашему Олегу? Взял девичью фамилию жены. Или матери. Или так сменил. Сейчас это легко. По-моему, четвертной всего стоит. Представляешь, почуял настоящий убийца, что мы ему на пятки наступаем, и подсунул вместо себя родственничка. Мы его до суда дотащим, а на суде он нам – оба-на! – алиби стопроцентное. Да еще и адвокат заявит насчет ножа. Тут-то нашему делу кранты и придут. Олега Юрьевича освободят из-под стражи в зале суда, а Далуия этот, который и есть настоящий Потрошитель, станет ладошки потирать да нажрется на радостях совместно с братцем. Саша слушал приятеля, тупо пялясь в кружку. Он бы многое мог сказать сейчас Косте. Например, о том, что тот самый Далуия совместно с братцем придумал ход куда хитрее. Дождались прихода дурачка-психиатра и стали «прессовать» его по всем правилам. Зачем? Так это же яснее ясного. Случайно ли Леонид Юрьевич завел разговор о шестой жертве? Ведь если бы им удалось свести его, Сашу, с ума, – а им, надо признать, это почти удалось, – то очередное убийство послужило бы отличным доказательством, что взяли «не того». А уж Леонид Юрьевич наверняка позаботился бы о том, чтобы о «произволе властей» узнала широкая общественность. А то и еще лучше – звякнули бы в милицию и сдали бы «истинного Потрошителя», когда он пойдет на «очередное дело». Кстати, возможно, что его дневные догадки насчет гипноза были не так уж глупы. А что под машину попал – замечтался и шагнул на проезжую часть. А на Садовом же движение – дай Бог. Странно не то, что сбили, странно то, что цел остался. Опять же, если Юрьевичи обучались правилам гипноза, то это все объясняет. И странные «воспоминания», и смерть врача. Сейчас ведь уже невозможно проверить, под гипнозом тот был или нет. Хотя самоубийство вполне могло оказаться совпадением, сыгравшим на руку Баженову. И даже стигматы могут быть вызваны гипнозом. Подсознание ведь такая странная штука – никто толком не знает, как оно «работает». Гипноз же вторгается именно в область подсознательного. Саша отхлебнул кофе и отметил, что тот начал остывать. А Костя болтал и болтал. Его треп был уютным, умиротворяющим.

– Так вот, – вещал Костя, – книгу эту напечатали тиражом три тысячи. Эксперт сказал, для конца прошлого века тиражик ничего себе. Во-от. А потом издатель начал распускать разные слухи, мол, трали-вали, какой-то там таинственный незнакомец. Чуть ли, блин, не сам граф Монте-Кристо заказал. Для личных нужд. Туда-сюда. Короче, всем мозги запарил. Книга пошла у него «влет». – Костя смеялся, запрокидывая голову. – Нет, ты представь себе! Каков шельма, а? Сейчас бы мы его привлекли за мошенничество, а в то время запросто с рук сошло. Говорят, будто один экземпляр заказали аж для царского двора. Тут-то наш издатель и обделался. Сам понимаешь, какой бы век ни был, а за шутки с царем никогда по головке не гладят. За такое можно и в острог загреметь. Говорят, издатель спешно все распродал – и в Баден-Баден, на воды. Нервишки пошатнувшиеся в порядок приводить. Костя снова засмеялся.