Текст книги "Семейные приключения животных (сборник)"

Автор книги: Иван Ваненко

XXXII. Кошачья беседа, или О том, что неисправимый гибнет

 
В прекрасную пору, в июльскую ночь,
Как синька все небо; а звезды, точь в точь,
Так ярко светлы, как гнилушки.
 
 
И ветви деревьев как чьи-то рога
Виднелись. В ту пору, вблизи чердака
Сидели две кошки старушки.
 
 
Не манить их мира сего суета;
Ни птиц щебетанье, ни крики кота
Уж более их не пленяют.
 
 
На кухне кормили их сытно; потом
На крышу засели они, и вдвоем
Беседой себя занимают:
 
 
Подруга подруге рассказ начала,
Как жизнь она мирно в семейств вела
В довольстве, роскошно, богато….
 
 
Какие бывали припасы у ней,
Какие постели, гульба средь ночей;
Какие бывали котята….
 
 
«Не то, чтобы в праздник – и в будни всегда
Бывала сытна и привольна еда –
Сырое давалось нам мясо.
 
 
(Хозяин на рынке мясным торговал;
Похуже клал в лавку, себе-ж оставлял
Всегда он получше припасы).
 
 
Мы счастливо жили; но пестрый мой Кот
Хозяину много наделал хлопот:
Не знаю какую-то птицу
 
 
Из клетки достал он ночною порой –
А мастер на это он был удалой –
И вот он погиб за певицу, –
 
 
За то, что вблизи ее слушать хотел: –
Наш старый хозяин того не стерпел,
Он бил его…. Этого мало:
 
 
Не внемля упорству, не глядя на крик,
На казнь несчастливца влек злобный старик….
С тех пор я Бога не видала.
 
 
И горько мне было остаться вдовой;
Лишь ласка хозяйки моей молодой
Меня развлекала порою.
 
 
Конечно, та ласка была все не та,
Как ласки любимого мною Кота –
Залог их остался со мною….
 
 
Почти и неделя еще не прошла,
Как я окотилась, – и рада была
Моя молодая хозяйка.
 
 
Всех – шестеро было: два рыжих котят;
Один только пестрый, один полосат,
Да парочка белых что зайки.
 
 
Хозяин, злодей, меня выгнал на двор,
И тотчас же сделал котятам разбор –
Не внял он взываниям слезным….
 
 
Из всех мне Пестрянку отдал одного –
И то уж хозяйка просила его –
А прочие где – не известно.
 
 
Но что же? – удел наш на свете: терпеть! –
У матерьней груди осталось согреть
Одно только семя залога….
 
 
И как же хорош мой Пестряночка был?
Как он на отца своего походил,
И как утешал меня много….
 
 
Шалун быль игривый, красавец вполне;
Смышлен не по летам, так ласков ко мне;
Мурныкал, когда я лизала.
 
 
Любил он, признаться, порой, баловать;
И рано открылась в нем страсть воровать, -
Хоть сыт, – но, бывало, все мало.
 
 
Исправить его я брала много мер:
Журила, отца становила в пример, –
А строгих взять мер не хотела;
 
 
Сложеньем был слаб он и нежен что пух,
Царапнуть? – а как заболеет он вдруг?
Один был, ну, я и жалела!
 
 
Однажды (я помню суббота была),
Хозяйка премного блинов напекла
С сметаной, и так и с снедками;
 
 
Поставила завтрак – и прочий припас,
И так закормила и мужа и нас,
Что есть отказались мы сами.
 
 
Я, плотно наевшись, соснуть прилегла, –
И тут-то свершилось, чего не ждала:
Пестрянка по полкам пустился….
 
 
По лез за блинами, – и сталась беда:
Увлекши его сорвалась сковрода –
И бедный до смерти убился!..
 
 
Мне было и больно, и страшно, и жаль;
Хозяйку же сильно терзала печаль
За участь любимца такую…
 
 
(Пестрянка хозяйке был тем очень мил,
Что гость его сильно один полюбил.
Ходивший к нам днем зачастую).
 
 
И так мой несчастный, но милый мни, сын,
Погиб в цвете жизни. – Украденный блин, –
Вот что мне в наследство осталось!
 
 
И помню я живо: во мраке ночном
Хозяин могилу копал косарем,
Хозяйка слезми заливалась….
 
 
«Игривый был котик!» сказала она,
И жалости нежной и горя полна,
С участьем на трупик глядела;
 
 
А муж, вырыв ямку, его положил,
Зарыл, да и землю ногой придавил,
И молвил: «ну, кончено дело!»
 
 
Им нуждушки нет, позабыли его,
Игривого сына они моего, –
Но я не забыла так скоро!..
 
 
«Так что же, – другая ей Кошка в ответ –
Ведь ты виновата и вышла, мой свет:
Зачем баловала ты вора!»
 

XXXIII. Щеглячье хвастовство, или О том, что похвальба молодцу пагуба

 
Раз Щегол молодой
Так хвалился собой,
И порочил всех птиц
И Чижей и Синиц, –
Что де видом своим
Не сравняются с ним;
А иная поет
Лишь три месяца в год:
Например, Соловей –
Все молчит, дуралей,
Целый день только спит,
Нос поднявши сидит;
А как я? – день-деньской
Голос слышится мой –
От зари до зари
Так пою, что люли!
И хозяин-то мой
Не нахвалится мной:
Видно я ему мил,
Коль по воле пустил.
Да и правду сказать,
Как меня не ласкать:
Как одет я пестро,
Загляденье перо;
А как голос звучит –
Так в ушах, чай, трещит!
Посмотрите, – и Кот
Сел разинувши рот…
Вот не птица, – а он,
Видно пеньем пленен;
Мыслит, чай: молодец
И красив и певец! –
Дай к нему подлечу,
Позвончей прокричу:
Пусть же он обо мне
Всей расскажет родне…
Он к Коту подлетел….
Тот схватил, – он запел,
По не так, самохвал,
Как он в клетке певал.
 

XXXIV. Собачья участь, или О том, что в жизни не все зависит от счастья

 
На солнышке две старые собаки
В свободный день такую речь вели:
«Ах, кумушка!» одна сказала, «враки,
Чтоб нами рок не правил на земле…
 
 
В пример тебе – родные мне щенята,
(Судьба дала мне двух в один принос),
Шерсть в шерсть родились, истые два брата,
И все в отца, – а он был знатный пес!.
 
 
Я их кормила вместе, одинако;
Ласкала их, строга была порой.
Но никогда я не скажу, однако,
Чтобы один был хуже, чем другой.
 
 
Когда кормить их стало мне напрасно:
Они могли уж сами есть и пить, –
Наш дворник, плуг и пьяница ужасной,
Украл, да и – изволил их пропить!
 
 
Спустя уже никак четыре года
Узнала я судьбу щенят моих….
Не правда ли, ведь одного приплода? –
А разница какая в жизни их…
 
 
Да, первый был счастливое творенье:
Купил его господский человек,
И, барину поднесши в день рожденья,
Его судьбу устроил тем на век.
 
 
Попал он в руки. – Ну, образовали, –
То есть учили плеткой ловким быть, –
Иль полюдски сказать – трассировали;
И вот ему далась наука жить.
 
 
За то уже и зажил он на чудо:
Спать к барину ложился на постель,
С боярского его кормили блюда,
Ошейник дали, с надписью; Фидель!
 
 
Другому участь выпала иная:
Его какой-то лавочник купил;
И, думая, собака он простая, –
Щенком его ни мало не учил.
 
 
Дворняги стали все ему знакомы;
Ну, тут уже хорошего не жди:
Он выучил их глупые приемы –
Иль ластиться, иль лаять без пути;
 
 
И, словом, он ни в чем не знал сноровки
За то пришлось, весь век жить на дворе;
Сначала он привязан на веревке,
А там и на цепь, к темной конуре.
 
 
Так вот какая разная им доля! –
«Эх! эх! «в ответ протявкала кума:
«Тот и счастлив, кто в юности был в школе:
Ученье свет, а не ученье тьма!»
 

XXXV. Воронья важность, или О том, что иногда одна наружность доставляет почет
(Галочья сплетня)

 
На Чечетку раз Синица
Страшно сделалася зла, –
Будто та вишь небылицу
На нее Скворцу сплела; –
 
 
Подлетела к ней с упреком
И давай ее бранить;
Гонит с места зобом, боком; –
Та не хочет уступить….
 
 
Не взяла-б Чечетка криком:
Как Синица посильней,
Так в её азарте диком
Плохо было бы от ней.
 
 
За Чечетку же вступился
Долгоносенький Кулик;
Расхрабрился, распушился, –
Поднял страшный писк и крик!
 
 
Заходил вокруг Синицы –
Так и лезет грудь на грудь;
Нос уставил точно спицу, –
Так и хочет долбонуть!..
 
 
И дошло-б у них до драки
(Птичье ль дело бы дебош?
Но в азарте, как собаки, –
И водой не разольешь!
 
 
Тут Ворона подлетела –
В миг все стихнуло при ней;
Та покончила все дело
Лишь осанкою своей. –
 
 
Ни Чечеткам, ни Синицам
От Вороны нет обидь, –
Но солидной, важной птицы
Страшен даже самый вид!