Текст книги "Семейные приключения животных (сборник)"

Автор книги: Иван Ваненко

XV. Достоинства сверчка, или О том, что о достоинствах судят по собственному вкусу

 
«Он пост однообразно,
Только песнь его звучна;
И уж тем она прекрасна –
Безыскуственна она!»
 
 
– Нет, мне нравится в нем сила:
Как, приятель, запоет,
Иль засвищет, то-то мило, –
Так вот душу и дерет! –
 
 
«Ну, а ты какого мненья,
Длинноногий дуралей?
Ну, лентяй, свое сужденье
Изложи же поскорей!»
 
 
Так Оса, да Шерстень толстый,
На заборе, с Комаром,
Суд критический, серьезный
О Сверчке вели втроем.
 
 
«Да!» – сказал с глубоким чувством
И подумавши Комар:
«Он владеть горазд искусством;
В нем еще завидный дар:
 
 
Да, таких сыскать со свечкой! –
Он не для хвалы поет, –
Скромно жизнь ведет под печкой,
Гонят – тотчас вон идет!»
 

XVI. Чижачьи похороны, или Как похвалы ни далеки от порицания

 
«Кума! ты слышала ли вестку?
Вон Хлест вишь видел, говорит…»
Синица так из клетки в клетку
Овсянке по утру кричит.
 
 
«Вчера, не знаю в час который
(Вишь Хлест, болван, не посмотрел),
Ведь что летал-то, бедный хворый,
Хозяйский Чижик – околел!»
 
 
– Скажи пожалуй!.. ах, бедняга! –
Знать смерть и добрых не щадит! –
А видь какой он был добряга
Всех нас бывало облетит:
 
 
Кому веселое чиликнет,
Кому – здорово! – прокричит;
Сквозь клетки клюнешь – и не пикнет,
А только дальше отлетит. –
 
 
«Ну и хозяин уж с раченьем
Каким всегда за ним ходил.
А ведь сказать не в осужденье,
Ну, чем отлично был он мил?
 
 
За что такое полюбился?
Признаться, – плохо распевал;
Ведь разве только что не бился,
Да в клетку сам всегда влетал?»
 
 
– Ума в нем, правда, не хватало, –
И кто-ж за то не по корит –
По комнатам уж он не мало
Бывало брызжет и сорит. –
 
 
«Да, да; за это я не редко
Веда сердитую с ним брань:
Бывало прилетит на клетку,
Да вдруг к тебе и сбросит дрянь!»
 
 
– И уж в к кой любви был в доме:
Что день, то свежий все песок;
Как будто нет и птиц окроме….
А смех, что был за голосок! –
 
 
«А мы себя как пеньем мучим!
Свистим, кричим во весь свой рот,
Похвал же столько не получим:
Для них милее вишь урод!..»
 
 
И у людей ведь есть повадка:
С хвалой ругательство мешать, –
Лишь стоит молвить для порядка:
«Не в осуждение сказать!»
 

XVII. Собачьи воспоминания, или О том, как приятно мечтать о прошлых чувствах

 
Здесь, противу барской поварни,
Я лежа на солнышке, грелась,
А Серко глядел в подворотню
И изредка ласково лаял.
Я два раза тявкнула тоже,
А больше брехать постыдилась:
Подумает Серко, пожалуй,
Что я навязаться готова
Сама, только лай бы услышать!
Нет, я уж теперь осторожна
И пылкости нет во мне прежней;
К тому же, любовь моя к Серку,
Увы! уж любовь не впервые….
О, как я любила Салтанку!
Какой он был бойкий, игривый!
Бывало бежит что есть рыси
К воротам «здорово» пролаять;
И я – ну, едва ли такая,
Другая найдется меж наших –
Пускай я, не так как нахалка,
К нему со всех ног не бросалась,
А лаяла скромно по-одаль, –
За то так смотрела приветно,
Что слюнки распустит Салтанка
И морду себе лижет – лижет….
Ну, словом, мои взгляды были
Вкуснее ему сочной кости.
А если, глядя этак нежно,
Еще и хвостом повиляешь, –
Как, батюшки-светы, Салтанка
От радости пустится прыгать
И бегать то скоком, то рысью….
Уж дворник, бывало, напрасно
И манит, и грозно прикрикнет –
Салтанка не слушает вовсе
И прочь от меня не отходит,
А сам он какой был красавец!
Высокий такой, чернорылый,
С хвостом закорюченным к верьху,
С глазами блестевшими ярко.
Какой же храбреца, был, ревнивец:
Бывало любую собаку,
Хоть будь его вчетверо выше,
От наших ворот прочь отгонит;
Сам первый кидается в драку,
Не то, чтобы просто лишь лаял:
Готов до полсмерти загрызться;
А все, чтобы мне полюбиться!..
Ах! не было, знать, и не будет
Подобного милого друга!
Пусть Серко там лает как знает,
А я не пойду к подворотне;
Усну я немножко на солнце,
Авось мне сон сладкий приснится,
Авось я увижу Салтанку!
 

XVIII. Восторг селезня, или О том, какое удовольствие быть вместе с любимым предметом

 
Послушайте, как квакает!
Глядите, как идет!
Как с лапочки на лапочку
Переступает!.. а?
Не правда ли, красавица?
Не правда-ль – хороша?
Какие у ней перышки,
Какой у ней носок;
Какая шейка гибкая,
А глазки – что жучки!
И плотная, и тучная –
Уж есть на что взглянуть!
Такая полновесная,
Как бы мешок с овсом;
А что за чистоплотная:
День целый на пруде
Ныряет и купается,
Чтоб полюбиться мне.
О – ква-ква-ква! Серяночка!
Поди ко мне, поди!
Пойдем мы на болото, там
Поищем червячков;
Пошляндаем, потопчимся;
Хоть лапки загрязним,
Да вдоволь мы насытимся;
А там мы, на пруд,
Поплаваем, очистимся,
Обмоемся в воде.
 

XIX. Лошадиное признание, или О том, что вид молодости приятней жара старости

 
«Буро-пегая Кобылка,
Как тебя я полюбил!
Кровь во мне играет пылко….»
Конь саврасый говорил.
«О, потешь меня немножко,
Не кусайся, будь смирна!
Не брыкайся задней ножкой,
Будь рассудлива, умна!..
Чем тебе я не по нраву?
Али я не статный конь?
Али я не нажил славы?
Не бросался ль я в огонь?…
Близь Алжира в жаркой схватке
Я скакал под седоком –
Только ахали лошадки,
Да дивилися тайком.
Получил четыре раны
И отставку получил;
Ну, теперь не без изъяна –
Да каков я прежде был!
Так уж ради прежней славы
Ты меня не обездоль;
Али бег мой не поправу?
Нутка пустимся – изволь!..»
И в ответ ему Кобылка:
«Много пожил ты, мой свет;
Кров в тебе играет пылко,
Да ведь молодости нет!»
 

XX. Ослиный довод, или О том, что о вкусах спорить не должно

 
Раз двум щенкам по голой кости
Дал кто-то; что уж тут глодать?..
Щенки не сыты, и со злости
Давай про пищу рассуждать:
 
 
– За чем устроено так в мире,
Что только мясо мы едим?
А сена вон стога четыре –
Мы на него и не глядим.
 
 
Какая бы тому причина?
Чем не по нраву сено нам?
Что, пища, каждому по чину
Дана, иль только по зубам?…
 
 
Один протявкал: «Дело в чине:
Тот вкусно ест, кто в честь попал.»
Другой залаял: «Нет, скотине
Зубастой, вкус Юпитер дал.»
 
 
Добро бы взрослые собаки,
А то щенки, войдя в задор,
Долаялись почти до драки; –
Осел прервал их гневный спор.
 
 
«Щенята! вы молокососы;
Совсем вы судите не так;
Осел ученый я: вопросы
Логические мне пустяк.
 
 
Чем по пусту вам огрызаться,
Спросили бы меня, Осла,
Я вам помог бы может статься:
Наука до всего дошла!
 
 
Не нужно тут воображенья,
рассудку верить не велят;
Со вкусом знай соображенье
И будешь знанием богат.
 
 
Будь своему желудку пестун,
Так потучнеешь – не узнать:
Concordia res parvae crescunt, –
Правдивей нечего сказать.
 
 
И сено предпочесть не странно,
Когда мы так определим, –
Что пища то скотов избранных:
Вот Слон и я его едим.
 
 
Работник же – вон та скотина, –
С которым часто я дерусь –
(Он бьет меня, болван, дубиной,
Да я не больно ведь боюсь) –
 
 
Он сена, как и братья ваша,
Совсем не любит и не жрет;
Хозяина ругает даже,
Коль тот его косить пошлет.
 
 
Так всякий тут легко рассудит,
Чья голова не так пуста:
Что умный – умное и любит,
Что мясо сену не чета!»
 

XXI. Кошачья хандра, или О том, что в старости глаза видят иначе

 
Под навесом у сарая
Брыско, серый Кот, сидит,
И, кругом все озирая,
Сам с собою говорит:
 
 
«Видно свет к концу стал ближе,
Все теперь не то, не так:
Вон и кровлю поднял выше
Плотник – этакой дурак!
 
 
Что за страсть к нововведеньям?
То-ли дело старина!..
Мох на кровле…. загляденье,
Как покрыта им она!
 
 
У трубы, бывало, планки,
Два окошка с чердака;
Заберешься с позаранку,
Да и ждешь из подтишка:
 
 
Не прокралася ли Кошка,
Не присел ли воробей; –
С первой попоешь немножко,
А другого – цап! скорей.
 
 
Нынче нет уж этой ловли!..
Воробья не разглядишь;
Лапы врозь скользят по кровле –
То и жди, что сам слетишь.
 
 
Да и кошки, пес их знает –
Стали этакая дрянь:
Ты с ней петь, она кусает, –
Смотришь, вместо дружбы, брань!
 
 
Даже мыши и мышаты
Нынче вдвое удалей;
Так канальи плутоваты,
Что с трудом поймать, ей-ей!
 
 
Словом, жить уж не приятно,
Самый свет мне омерзел;
Скверно, гадко, так досадно,
Ни на что бы не глядел!»
 
 
– А за что такая злоба?
Что на новость класть вину: –
Стар котище ты, не то бы
И не вспомнил старину! –
 

XXII. Коровьи нежности, или О том, что сентиментальные чувствования не лишают аппетита

 
Чье слышно томное мычанье,
Кто тосковал?
То юный Бык свое страданье
Так выражал:
 
 
«О лютый рок, о участь злая!
Уныл мой дух….
Где ты Буренка молодая,
Где ты, мой друг?
 
 
Нет, ты не друг уже мне ныне,
Любви предмет;
Ты изменила и в помине
Меня, чай, нет!..
 
 
Я с нею рос, еще теленком
Ее любил….
Как хороша была Буренка –
Я не забыл!..
 
 
Нам вместе с нею корм давался
И водопой;
Я с ней так нежно обращался,
Она – со мной….
 
 
Да, так любили мы друг друга!
Делясь овсом,
Я делал нежную услугу
Всегда притом:
 
 
То языком ей за ушами
Я полижу,
То под боком слегка рогами
Ей почешу….
 
 
Она же так бывало мило
Себя ведет:
Глядит, глядит – и прямо в рыло
Меня лизнет!..
 
 
В чем мне искать теперь отрады?
Душа пуста;
Буренушку угнали в стадо –
Я сирота!
 
 
Кому теперь рассеять нужна
Мою печаль?
Кто промычит со мною дружной
«Тебя мне жаль!»
 
 
Но что мне более обидно
И что грустней:
Мне очень, очень ясно видно
Измену в ней…..
 
 
Я видел – сердце запылало
Мое огнем!
Она охотно побежала
За пастухом….
 
 
Я понял и – сказать боюся –
Потерян друг!..
Не звук рожка ей стал по вкусу,
Не рев подруг:
 
 
Ее Бычище недостойный
Пленил. Увы!
Я не могу теперь спокойно
Щипать травы!
 
 
Вон, есть в хлеву овес янтарный,
Но что мне в том?
Не заманить неблагодарной
И колачем!
 
 
У! вспомнить жалко мне и больно!
А почему?
Я так любил ее…. Довольно….
Му-му! му-му!»
 
 
И так мычаньем заглушая
Тоску без слез,
Пошел мой Бык под сень сарая
Доесть овес.
 

XXIII. Петушья догадка, или о том, что у каждого есть свое орудие для защиты*

[1]1
  Согласно с чем и дедушка Анакреон пел:
Зевес быкам дал рога,Копыты лошадям, и проч.

[Закрыть]

 
– Ну-ко, брат, козел Кастрюка!
Проблеял баран Бурсай,
– Кто из нас сильнее – ну-ка,
Пободаемся давай!
 
 
«Голова твоя баранья –
Где тебе соваться тут:
От меня и без боданья
Люди за версту бегут!»
 
 
– Вы берете ведь не силой,
Прокричал на них Петух.
– Ты, Баран, лбом крепок, милой,
У Козла же – крепок дух.
 

XXIV. Поросячья досада, или О том, что дружба требует однообразной жизни и одинаковости вкуса

 
Так Поросенок Поросенка
За чванство за глаза журил;
С презреньем провизжавши звонко,
Он сам с собой заговорил:
 
 
«Ну, пусть рожден я не на славу,
Ну, пусть имею вид дурной;
А право больше не по нраву
Вон этакой друг детства мой…»
 
 
Нет, не хочу я с ним дружиться, –
Он рода нашего урод:
В грязи не хочет повозиться
И в рот навозу не берет.
 
 
Он нас уж братством не потешит;
Другой казать он хочет вид:
Себя об угол не почешет,
А полизаться наровит….
 
 
К чему нам кошачьи приемы
И разной этот светской вздор?
Ведь мы с ним не вчера знакомы;
Отчизна наша задний двор.
 
 
Ведь глаженьем не станешь милым,
И правду люди говорят:
Куда уже с навозным рылом
Соваться бы в калачный ряд!..
 
 
Ну если-б было в нем такое –
Породы бы не распознать,
А он – ну что же он такое? –
Такая-ж шерсть, такая ж стать!..
 
 
И морды нет на свете хуже;
А ведь заносчивый какой:
Уставится, скотина, в лужу
И все любуется собой!..
 
 
Уж как ни умничай тут тонко;
А головой ручаюсь я:
Из маленького Поросенка
Ни что же выйдет, как свинья!..
 

XXV. Сорочье рассуждение, или О том, что и и должно рассуждать про то, чего не понимаешь

 
Надоело белобокой
По застрехам крыш летать.
На навоз присев, Сорока
Ну-ко люд пересуждать:
 
 
«Для чего на свете белом
Завелося у людей
Занимать тяжелым делом
Тех скотов, кто послабей?
 
 
Вон Осел с поклажей ходит,
Хоть и худ и глуп ведь он;
А Козел без дела бродит,
Хоть и толст да и смышлен….
 
 
Вон Кляченка воду возит,
Конь же добрый так стоит:
В праздник только сбрую носит,
А неделю ест да спит.
 
 
Тощий Вол день целый пашет,
А откормленный Хрю – хрюк
Только встанет да и ляжет,
Не один еще – сам-друг….
 
 
Да и мало-ль что находим
В этой странности людской:
Сильный Пес по воле ходит,
Слабый Пес у них цепной!..
 
 
Впрочем, очень может статься,
Что реченные скоты
Ни куда и не годятся,
Как на тяжкие труды.»
 

XXVI. Свиной отзыв, или О том, что нельзя применять свой быт к быту другого

 
«Что за надзор такой над нами, –
Уж видно дворник любит нас!»
Так, утонув в грязи с ногами,
Хрю хрюкал Боров развалясь.
 
 
«Да это не житье – раздолье!
Как с верьху солнышко печет, –
А между тем в грязи приволье, –
Вода с двора и не течет….
 
 
Теперь, Барбос, сказать ты волен, –
Положим, ты хоть не Свинья, –
Ты верно дворником доволен
Почти не менее, чем я?…
 
 
Тебя он лаской удостоил,
Меня довольством наградил:
Тебе он кануру построил,
Меня он лужею снабдил.
 
 
Он, видно, ведает наш норов?
Ведь так-ли? нечего сказать!»
Так приставал к собаке Боров,
её желая мненье знать.
 
 
«Мерзавец дворник наш!» со злостью
Цепной Барбос в ответ сказал;
«Меня он обделяет костью,
А ты накормлен наповал.
 
 
Совсем он нам добра не мыслит:
Проводит целый день во сне; –
От лени грязи он не чистит,
От лени есть не носит мне.»
 

XXVII. Галочьи сплетни, или О том, что не всякому слуху верь
(Отрывки)

 
Галка сплетни полюбила,
Галке сплетни стали клад;
Вот она и настрочила
Обо всем такой доклад:
 
 
Что слыхала, что видала,
Все то к сведенью брала;
А чего не понимала,
То сама уж приврала.
 

1.

 
Муха в встречу. «Ты откуда?»
– Вон оттуда, с чердака. –
«Что-ж так зла? приняли худо?»
– Нет, сержусь на чудака:
 
 
Слышу соты поминают
И влетела я в окно,
Ан ученый там читает
Сочинение одно….
 
 
В нем он, видишь ли, проведал
Пчел водить из барыша!..
Сам же, видно, не обедал,
Бледный, тощий – в чем душа.
 
 
Мне досадно показалось,
Что меня морочит он:
Я его куснула за нос,
Да и вылетела вон.
 

2.

 
Как-то Чижик желтобокой
Сел со мною на забор;
Я тут тонко, издалека
Завела с ним разговор:
 
 
– Что, сосед, моя отрада,
Правда-ль, будто бы на днях,
К нам скворцов примчалось стадо
И поют вишь так, что тц – ах?? –
 
 
«Да, почти уж три недели,
Как они у нас гостят;
Много песен нам напели,
Только что-то все не в лад.»
 
 
– Чай скворцы поют не дурно, –
Аль пенье не по ушам? –
«Нет, не по-сердцу – фигурно;
Простота милее нам.
 
 
Там вишь, за-морем, сороки
Судят-рядят лучше нас….
Нам от ник не брать уроки;
Пусть их хвалят, в добрый час!
 
 
Говорят, что мы вишь жалки,
Что нейдем с своей межи;
Нас ругают: вы-де Галки,
Желтобокие Чижи! –
 
 
Да со зла себе хоть тресни,
Гнев их вовсе безтолков:
Нам ни чьи не милы песни,
Кроме наших соловьев.
 
 
И из нас иным приятно
Слушать…. Мой же толк такой:
Песни их мне не понятны,
Да и звук-то не родной.»
 

3.

 
Ни укора, ни сомненья –
Словом, что ни да, ни нет,
На чижачье рассужденье
Не сказала я. в ответ…
 
 
И слетела в низ, где куры
Тут бродили близ окна;
Раскудахталися, дуры,
А. особенно одна.
 
 
Да Петух ей дал острастку:
Ухвативши за хохол, –
Препорядочную таску
Задал…..
 
 
Я, признаться, подтрунила:
– Что Петух такой, мол, злой?
Чем его ты огорчила,
Что он рушат твой покой?
 
 
Аль любить тебя не хочет?
исщипал, смотри, всю в пух! –
«Да уж важность руской Кочет:
Мне индейский мил Петух!» –
 
 
Отвечала мне кудлашка
И тряхнула хохолком.
Что за странная замашка
Подымать в семье содом!
 

4.

 
Тут высматривал находку
Коршун, наш лесной сосед….
Да как схватит вдруг Молодку,
Поднялся – простыл и след!
 
 
Вдруг Наседка закричала:
«Ай! мою украли дочь!» –
Скандалёзно! я сказала,
А сама от ней. и прочь.
 

5.

 
Сов, Ворон, на диво птицам,
Воробьи с ума свели, –
А Чечеткам да Синицам
Полюбились – Журавли!
 

XXIII. Воробьиный гнев, или О том, что соединение не одинаковой породы производит несогласие
(галочья сплетня)

6.

 
Свет не мало подивился,
Вышел срам такой… ей, ей!..
На Чечетке вдруг женился
Слабосильный Воробей.
 
 
Все кричали, что не пара,
Но поди-ж, уговори!
Под застрехой, у амбара,
Оженились до зари….
 
 
Ну уж и нашли находку,
Уж житье – не потаю:
Тяжко стало и Чечетке,
Да и плохо Воробью.
 
 
Подсмотрела, согрешила,
Ссору их – из-за угла –
(Где Мартын всегда с Ненилой,
Только-б ключница ушла). –
 
 
Воробей кругом, сначала,
Прыгал все, да щебетал,
А Чечетка все молчала;
Он придраться к ней желал:
 
 
«Клюй навоз!» – Она не хочет.
«Пей из лужи!» – Прочь она;
Тут как мой боец привскочит:
«Ах ты скверная жена!
 
 
Разве я тебе не пара? –
Ни по чем мои труды? –
Дай ей семя из амбара, –
Из под жолубя воды!..
 
 
Да с чего тебе так пикать?
Да за что?… я не дурак:
Ты умеешь только прыгать,
Да чиликать кое-как!
 
 
Что горазда? Что ты знаешь?
Устаешь ли от труда?
Ты ли перья припасаешь,
Аль соломку для гнезда?…
 
 
Ничего моя красотка
Не умеет…. что мне в ней!
Пусть хоть родом и Чечетка,
Да я – старый Воробей!»
 
 
После-ж, – как я хохотала, –
Полетел за старый сруб,
И принес в носу не мало
Ей откудова-то – круп!
 

XXIX. Куриная беда, или О том, что не всегда выходит то, чего желаешь
(галочья сплетая)

7.

 
А то вот случилась штука;
(Нас такой судьба избавь) –
Постоянницам наука:
Лучше всех себя не ставь! –
 
 
Вы, чай, знаете Хохлушку,
Что крикунья-то была?…
Ну, что в старой-то избушке,
Со старушкою жила? –
 
 
Уж куда была хвастлива;
Все ей птицы ни почем; –
К Петуху строга, ревнива;
Что не год – цыплят годом!..
 
 
И Петух, бывало, сдуру,
Хвалить так, хоть прочь беги:
Для него не стоят куры
Все – Хохлушкиной ноги.
 
 
Вот пришлось за чванство горько
Ей насмешек испытать;
Да и сраму было столько,
Что уж стыдно и сказать!
 
 
Раз ее загомозило
Развестись семьей скорей, –
А своих яиц-то было
Лишь с пяток всего у ней!
 
 
Захотелося в наседки;
Пуще всех своих сестриц
Расквохталась. У соседки
Призаняли ей яиц.
 
 
Посадили; и Хохлушка
Так степенна, чуть клюет;
И хлопочет с ней старушка:
– «Вот, моль, кур-то наведет!» –
 
 
Точно, вывела не мало,
И почти что не спала;
Не знобила и не мяла,
Всех цыплят уберегла;
 
 
И с ватагой яралажной
Вышла к пруду погулять.
Встряхонулася так важно:
Вот, дескать, я мать, так мать! –
 
 
Оглянулась, перед нею –
Видит чудо на пруде:
Половина детищ с нею, –
Половина на воде….
 
 
«Перетонете, чертенки!»
А они себе плывут….
Глядь: цыпляты-то – утенки! –
В голос выть Хохлушка тут!..
 
 
Клохча, шею отвертела
И избилася вся в пух; –
Да, узнавши это дело,
Как обиделся Петух!..
 
 
Голосит: «Я знать беспутной
Не хочу; – с ума сошла:
Мы с ней оба сухопутны, –
Что-ж она тут навела!
 
 
За кого-ж меня считают?…
Дети – на! – умней отца!
И, глядите, плавать знают –
Только вышли из яйца!»
 
 
И к Хохлушк век презренье
С той поры Петух питал.
Так, за чванство в поведеньи
Рок Хохлушку наказал!
 
 
Много и пустых есть толков:
Про Кузину говорят,
Будто, вместо двух галченков,
Пару вывела цыплят, –
 
 
Ну да эти все затеи,
Просто, вымысел пустой: –
Повторение идеи –
Скандалёзной и чужой.
 

XXX. Кошачья чувствительность, или о том, как страсти бывают переходчивы*
(Ария)

[2]2
  Ария ест русское слово, и происходит от глагола: орать; итак это слово следовало бы писать: Ори-я!


[Закрыть]

 
«O caro mio! caro mio!.
Приди коричневый мой Кот!
О bel'amante Cato тио!..» –
Так Кошка белая поет.
 
 
«Немного я хочу в награду, –
И мне-ль тебя прельстить посметь! –
Ты, на протяжную рулладу,
Простым мяуканьем ответь.
 
 
Я от любви к тебе вся таю…
Поверь, с тобою мысль моя, –
Поверь, тебя не променяю
И на живого воробья!
 
 
Тебя-ль забыть? ты ловок, статен;
Орешь сильней других котов;
И с теми, кошкам кто приятен,
В кровь исцарапаться готов.
 
 
Как я люблю тебя за это,
Тиран души моей, злодей!..»
– И не докончила куплета:
Вдруг мышь в глаза – она за ней!
 

XXXI. Чижачьи чувства, или О том, что у иных бывает горе горше нашего
(Повесть)

 
Осенний вечер снисходил
На злачные долины,
Мяукал жалобно павлин,
Курилися овины.
 
 
Два запоздалые Чижа,
Под липою густно,
Нахохлясь, сжавшись и дрожа,
Шептали мзжь со. о о о:
 
 
«Морозно! что нас завтра ждет?
Как мы здесь ночь пробудем…
Ах! если солнышко взойдет,
Далеко-ль завтра будем?…
 
 
Ну, милый, в зимний наш приют
Поздненько мы пустились:
Товарищи давно нас ждут,
Давно там поместились.
 
 
Осталось нам терпеть, да ждать;
Авось мы к ним домчимся,
Авось весною мы опять
Сюда же возвратимся!»
 
 
– Эх, друг! – другой промолвил Чиж, –
Тебя лелеет радость;
Себя надеждой ты живишь,
А я? – я отжил младость! –
 
 
Так, жизнью я не дорожу
И не мила мне воля!..
Да я, пожалуй, расскажу: –
Суди какая доля!..
 
 
Лишь только прилетел сюда
Я с зимнего приюта, –
Сулила радости тогда
Мне каждая минута: –
 
 
Я беззаботлив, весел был
И в ведро и в ненастье,
И я нашел, я и полюбил….
И – в ней, нашел участье!..
 
 
Как хороша, как молода
Была моя подруга!
Пробыть мы не могли тогда
Минуты друг без друга.
 
 
И что-ж? постигло горе тут:
Однажды (день злосчастный!),
Для гнездышка сыскать приють
Задумал я несчастный!
 
 
С зорей, встряхнувшись это сна,
Собрался в путь недальный; –
Как томно пикала она,
Дав поцелуй прощальный! –
 
 
А тотчас прилечу, сказал,
Подругу утешая;
И что же? – в западню попал!..
Судьба сшутила злая!
 
 
Меня мальчишка изловил;
С неделю протиранил;
Снес на базар, и там купил
Меня какой-то барин.
 
 
Да, он был добрый человек:
Поил, кормил, вел в холе –
И я-б счастливо прожил век,
Коли-б не мысль о воле.
 
 
Хозяин песни ждал моей,
Но я на зло не пикнул;
И, сидя ровно двадцать дней, –
Ни разу не чиликнул.
 
 
Вот раз, жалея, он сказал:
«Что, милый, ты не весел?» –
С гвоздя мою он клетку снял
И за окно повесил….
 
 
Забила кровь во мне ключом;
Я мыслил: изжил лиха!..
(Но в клетке, целый день при нем,
Сидел, как прежде, тихо).
 
 
Оставил на ночь он меня –
Уж тут-то я трудился….
Далеко до начала дня
Я в клетке завозился:
 
 
То лапкой, носом, то крылом
Я каждый прутик двинул,
И наконец, с большим трудом
Две спицы разодвинул….
 
 
Прошла головка…. там плеча….!
Мгновенье – я на воле!..
И тут, пустившись сгоряча,
Промчался вплоть до поля;
 
 
Усталый я на куст присел, –
А солнышко всходило….
Как сладко я тогда запал,
Как весело мни было!
 
 
Со мною серый Воробей
Тут вздумал поместиться.
Я не люблю их, – но, ей-ей,
Готов был с ним сдружиться!
 
 
Но вот и солнышко взошло,
Свет розлило пунцовый
И озарило все село
И садик мне знакомый.
 
 
И я увидел…. о восторг!
Вот куст свидетель страсти!..
Тот вид невольный писк исторг
Из груди, полной счастья.
 
 
Порхнул на ветку…. вот она
Со мною где рассталась….
И стала мысль одним полна:
Ах, что-то с нею сталось!
 
 
Взглянул я в низ – и подо мной,
На гнездышке близ луга,
В кусточке, Чижик молодой
Сидел и ждал подругу.
 
 
Счастливец, я подумал, ты
Своей доволен долей:
Осуществил свои мечты,
И не страдал в неволе!
 
 
А я!.. Но что же? может быть….
О, да! – увижусь с нею:
Она не может изменить –
Обет дан быть моею!
 
 
И вдруг знакомый голосок….
Я вздрогнул!.. Глядь – и что же?
К Чижу на кустик прямо скок –
Она…. о Боже, Боже!..
 
 
Я понял все – и в тот же час
Готов был в даль пуститься;
Но кто так скоро, кто из нас
Со страстью разлучится?…
 
 
Остался я, и начал нет,
Как прежде мы певали…
Она не думала смотреть,
Не вняла звук печали.
 
 
Чиликнул я, как первый раз
При первой нашей встрече….
Она-ж – не поднимала глаз:
Я не был ей замечен.
 
 
Отчаянно я затрещал –
Я с ней на век прощался, –
Мне грозно Чижик отвечал;
Вспорхнул я – и помчался!..
 
 
И вот теперь прошла беда,
Но в чем же мне отрада?
Я не припас себе гнезда….
Да мне его не надо!
 
 
О, друг мой! из чего живем,
Что тешит нас на ветке:
По мне – или не быть Чижем,
Иль быть Чижем – да в клетке!»
 
 
И Чижик томно простонал
И спрятал носик в перья;
Другой на это отвечал,
Подумав, с рассужденьем:
 
 
«Нет, милый, ропот удержи:
Судьбы законы строги; –
И в мире не одни Чижи
Так счастием убоги!..
 
 
Ты к нам Фортуну не зови
С блестящей колесницы,
А вспомни, – страждут от любви
И покрупнее птицы!»