Текст книги "Стрелок-4 (СИ)"

Автор книги: Иван Оченков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 6

Если бы Семка по-прежнему жил в господском доме, его наверняка для лечения определили в одну из городских больниц. Заведения это были не самые передовые, но и уход, и сносная кормежка, и самое главное врачи в них наличествовали. Но поскольку несчастье случилось в рабочей слободке, то пострадавшего от побоев парня, не мудрствуя лукаво, отправили в околоток для бедных, где ничего подобного не наблюдалось. Доктор там появлялся далеко не каждый день, а потому все обязанности по лечению легли на фельдшера из отставных солдат, который рассуждал подобно гоголевскому герою. «Человек существо простое, выздоровеет он и так выздоровеет. Помрет и так помрет!»

Впрочем, приход Будищева мгновенно вывел местного эскулапа из состояния блаженного покоя, и он почтительно провел подпоручика к больному, показывая при этом всю убогость и неустроенность лечебного учреждения.

– Что за мать вашу?! – поморщился Дмитрий, уловив зловонные миазмы.

– Гадят, ваше благородие, – простодушно пожал плечами служитель Асклепия. [1]

Семку они нашли лежащим на застеленных драной дерюжкой нарах, из-под которой выглядывали пучки перепрелой соломы. Причем, мальчишка был не единственным обитателем убогого ложа, поскольку рядом с ним пристроился мутный тип с редкой бороденкой и гнилыми зубами. Увидев офицера, сосед почему-то решил, что прибыло начальство, а потому вскочил и принялся кланяться.

– Вот, извольте видеть, вашескородие, – зачастил он. – Пропадаем без пригляду и доброго слова, а так же тепла…

Насчет последнего тип явно не врал. В продуваемом всеми ветрами помещении, которое язык не поворачивался назвать палатой, было мягко говоря, свежо. Печку, судя по всему, топили лишь раз в сутки и это время еще не наступило, а потому страждущие кутались кто во что горазд.

– Годи, – грубо прервал его фельдшер. – Их благородию не до тебя!

– Семушка, ты как? – наклонился к мальчишке Будищев.

– Хорошо, – едва шевеля губами, прошептал тот и вымучено улыбнулся.

– Я вижу, – хмыкнул подпоручик.

– Я за им ухаживаю, – снова влез сосед, с преданным видом заглядывая в глаза моряку.

При этих словах парнишка немного поморщился, как будто упоминания о заботе были ему неприятны.

– Значит так, – решительно заявил Будищев. – Мальчика я забираю.

– Как прикажете, – с готовностью кивнул отставник. – Я сейчас кликну кого поздоровее, чтобы, значит, донесли до санок.

– Чего же кликать, когда я тут уже! – воскликнул тип, в порыве усердия намереваясь сграбастать Семена и поволочь куда прикажут.

– Отвали, – отпихнул его Дмитрий, и подхватил лежащего Семку на руки.

Широко шагая, он бережно нес свою ношу посреди увечных, убогих, завшивленных пациентов, провожающих их безучастными взглядами в которых читалась полная безнадега. Неугомонный сосед, и, не подумав отстать, бежал следом, придерживая одну из ног мальчика, и попутно покрикивая на прочих обитателей, посторонитесь, мол, сукины дети!

– Осторожнее, ваше благородие, – счел своим долгом предупредить фельдшер. – Насекомые могут быть.

– Боишься казенных блох не досчитаться?

– Никак нет, – не удержался от ухмылки старый служака, – тут этого добра с избытком.

Извозчик, завидя столь странную процессию, встрепенулся и помог укладывать больного, прикрыв его меховой полстью. Будищев пристроился рядом, фельдшер вытянулся, отдавая честь, а мутный тип, в чаянии вознаграждения, упорно лез на глаза, придав лицу просящее выражение.

– Возьми, любезный, – протянул служителю полтинник Дмитрий. – Следи за больными, люди все же, а не собаки!

– Благодарствую, – с достоинством принял тот монету.

– А мне? – едва не взвыл сосед, внезапно осознав, что его игнорируют.

– Будь добр, дай ему по роже, я верну при случае, – поморщился подпоручик, и повелительно бросил вознице, – трогай!

– Это со всем нашим удовольствием!

По-хорошему, Семена следовало отвезти в больницу, благо в Петербурге в них не было недостатка, но Будищев решил иначе и направился прямиком к Студитскому, недавно прибывшему в Петербург.

Доктор, как и большинство людей его профессии, снимал большую квартиру, чтобы иметь возможность принимать пациентов. Во всяком случае, швейцар появлению офицера с мальчиком на руках совсем не удивился, и даже помог им подняться по лестнице. Имевшая неосторожность открыть дверь служанка, была бесцеремонно отодвинута в сторону и еле успела пискнуть что-то вроде, смотровая там.

– Что здесь происходит? – удивленно спросил вышедший на шум хозяин.

– И вам здравствуйте, Владимир Андреевич, – широко во все тридцать два зуба улыбнулся моряк. – Мы тут немного приболели!

– Добрый день, – машинально отозвался врач, никак не ожидавший что его практика начнется так скоро, после чего принялся за осмотр.

– Ну-с, молодой человек, как вы себя чувствуете? – наклонился над нежданным пациентом Студитский.

– Голова кружится, – жалобно отозвался тот.

– Сними рубашку, я тебя послушаю.

– Хорошо… ох!

– Рука болит?

– Да.

– А так?

– Ой-ей-ей!

– А синяки откуда?

– Да так…

– Один придурок руки распустил, – хмуро пояснил подпоручик.

– Понятно. Кто вам этот мальчик, если не секрет?

– Ученик.

– Вот даже как? – высоко поднял брови врач, продолжая работу.

– Что с ним? – нетерпеливо спросил Будищев, когда тот закончил.

– Пока не могу сказать ничего определенного, – с непроницаемым лицом отозвался тот. – Можешь одеться дружок.

– Что все так плохо? – хмуро спросил Дмитрий, когда они остались одни.

– Ну не то что бы совсем плохо, однако, приятного мало. Давно это случилось?

– Вчера.

– Почему не обратились к врачу?

– Как раз обратились. Только меня под рукой не было и Семку отвезли в какую-то дыру на теле мироздания. Врачей нет, ухода нет, про кормежку просто молчу. Вонь страшная, а по углам столько пенициллина выросло, триппер залечить можно.

– Что простите?

– Я говорю, плесень кругом, несмотря на зиму.

– Нет, я про триппер. Вы знаете, что он не излечим? И при чем тут плесень?

– Не обращайте внимания, Владимир Андреевич, вы же знаете, я иногда всякую хрень несу. Скажите лучше, что с мальчиком? У него-то все излечимо?

– Того заболевания, что вы походя упомянули, слава богу, нет. Переломов, насколько я понимаю, тоже. Остальное поправим. Сотрясение мозга это не смертельно, хотя и чревато последствиями. Нужен покой, хорошее питание и соответствующий уход. Вы сможете это обеспечить?

– Да. Он будет жить у меня.

– Ну и превосходно. Сейчас я напишу рецепт.

Договорив, Студитский сел за стол и набросал несколько строк на небольшом листке. Присыпав свежие чернила песком, подождал, когда они высохнут, после чего стряхнул остатки в корзину для бумаг.

– Готово, – с удовлетворением кивнул он, и хотел было протянуть бумагу Будищеву, но остановился на полпути.

– Что-то не так?

– Дмитрий Николаевич, – пытливо вглядываясь в глаза Будищева начал врач, – вы, когда говорили про лечение гонореи, имели в виду случайно не плесень из рода penicillium?

– Понятия не имею о чем вы, – пожал плечами подпоручик, но заметив недоверчивый взгляд врача, неожиданно сам для себя добавил, – могу сказать лишь, что это средство уничтожает все болезнетворные микробы в ранах. Но, как и из чего его получать… вообще не в курсе.

– Ну, конечно, – скептически покачал головой врач. – Как и про ту засаду. Впрочем, не хотите говорить не надо. Теперь отправляйтесь домой. Через три дня я вас навещу, а если состояние ухудшится, то дайте знать, приеду немедленно.

– Благодарю, Владимир Андреевич. Сколько я вам должен?

– Я еще не начал практиковать, так что этот визит не будет стоить вам ничего. И уберите ваш бумажник, а не то я обижусь. В конце концов, мы с вами немало пережили во время последнего похода.

– Как знаете.

Добравшись домой, Будищев поручил мальчишку заботам охающей Домны, а сам направился в гальваническую мастерскую, забрать Стешу. После несчастья с Семкой Дмитрий твердо решил, что дети будут жить у него и наплевать на людские пересуды. Люсия, слава богу, не дура, должна понять, что к чему, тетушка тоже, а мнением прочих можно и пренебречь.

Как не странно, девушки на работе не оказалось. По словам управляющего, утром она пришла с заплаканными глазами, чувствовала себя нехорошо, все валилось у нее из рук, и тот, зная об особом отношении хозяев к Филипповой, разрешил ей уйти пораньше.

– И куда же она пошла? – озадаченно спросил подпоручик.

– Простите великодушно, Дмитрий Николаевич, не осведомлен, – пожал тот плечами. – Но предполагаю, что к себе в слободку.

– Ну-ну, – нахмурился моряк, которого только что кольнуло острое предчувствие.

Не теряя ни минуты, Будищев бросился на выход, но извозчик, которому он велел дожидаться, отчего-то уехал, и теперь о его существовании напоминала лишь кучка лошадиного навоза на месте стоянки.

Вообще-то до рабочей слободки было не так уж далеко, но офицеру было не прилично ходить пешком, если конечно речь не шла о прогулке с барышней. Однако Дмитрий привык доверять своим инстинктам, а потому сломя голову бросился бежать, радуясь про себя, что морякам в повседневной форме положен кортик, а не сабля как у сухопутных собратьев.

К счастью, народа на улице из-за зимнего времени было немного, и вид несущегося со всех ног офицера флота не привлек особого внимания. Разве что у лавки как всегда толпились какие-то люди. Одни пришли что-то купить, другие уже уходили, третьи просто собрались почесать языки. Правда, на сей раз, посетители почему-то разбегались в разные стороны, опасливо поглядывая назад. Машинально отметив эту странность, Будищев остановился и решил зайти внутрь.

Что такое лавка для городского человека? Все! Это деревенские могут проходить всю жизнь в домотканине и лаптях, есть то, что дала земля, а покупать разве что соль, да еще, быть может, раз в год красный платок у забредшего к ним офени для полюбившейся девки. А в городе, шалишь, брат! Нет у людей времени растить лен, драть лыко, да горбатиться в огороде. Какой ты ни есть, а надобны тебе и сапоги, и пиджак, и справный картуз. Продукты опять же. А потому приказчик в лавке, как ни крути, а персона!

А потому с простецами Прошка держался не теряя достоинства, разговаривал хоть и не через губу, а все же фасон держал. Нет, коли забредет к ним ненароком кто из благородных или купеческого звания, так Прохор перед ними мелким бесом рассыплется, чтобы угодить! Только не часто такое случалось. Чего им делать в лавке для простого люда?

– Прохор Кузьмич, почем ситец? – заискивающе спросила женщина с усталым от бесконечных забот лицом.

– По деньгам, тетка Марфа. Тридцать копеек за аршин.

– Это что же так дорого?!

– Потому что товар уж больно хорош. Глянь, какой рисунок? А цвет? Новая краска. Ни в жисть не выцветет.

– Вы прошлый раз тоже так говорили, а он после стирки и того, – осторожно возразила клиентка.

– Это оттого, что вы вальком дерете безо всякого понятия, – снисходительно пояснил глупой бабе всю глубину заблуждений приказчик. – Стирать надобно аккуратно, можно сказать ласково. Тогда и ткань будет служить долго и рисунок вовек не сойдет. Сколько отрезать-то?

– Кубыть три аршина, – вздохнула тетка Марфа, прикидывая финансовые потери.

– Заплатите сейчас?

– Да где уж. Вы, Прохор Кузьмич уж будьте любезны, запишите в тетрадочку. А мой как получит положенное, так сразу и рассчитаемся.

– Рассчитаетесь вы, как же, – сварливо отвечал Прошка, отмеряя ткань. – Небось опять запьет твой мужик и про долги не вспомнит!

Несчастная тетка Марфа, прекрасно понимая, что такая перспектива более чем возможна, возражать не посмела, но и отступать не стала. Потому как мужнина пьянка это одно, а новые рубашки детям справить надо!

В этот момент внутрь лавки вошла девушка, при виде которой сердце приказчика затрепетало.

– Здравствуйте, Степанида Акимовна, – вежливо поприветствовал он новую посетительницу, – давненько вы к нам не захаживали.

Ответом ему было ледяное молчание. Решив, что нежданная гостья не хочет говорить при посторонних, Прохор бросился выпроваживать клиентку.

– Ладно уж, тетка Марфа, – сунул он ей отрез ткани. – Запишу тебя в тетрадочку. Ступай с богом.

– Мне бы еще спичек и мыла, – попыталась задержаться навострившая уши женщина, но не тут-то было.

– Ступай, говорю, – прошипел приказчик, – не дам в долг более ничего!

– А вот…

– Вали отсюда!

– Ладно-ладно, – засобиралась женщина, с жадным любопытством поглядывая на все еще не проронившую ни слова девушку. – Иду ужо!

– Что желаете, Степанида Акимовна? – завертелся вьюном Прохор, с вожделением поглядывая на Стешу. – Сукно жаккардовое имеется, ситчики веселенькие, а то может, платок шелковый пожелаете? Только скажите, сей момент ваше станет!

– Семка в больнице лежит, – бесцветным голосом проронила, наконец, девушка.

– Чего? – не понял сначала приказчик.

– Фельдшер сказывает, что помрет…

– Ишь ты, – почти искренне огорчился сообразивший в чем дело Прошка. – Видит бог, не хотел я такого.

– А что ты хотел?

– Поучить маленько, – пожал плечами парень, прикидывая про себя, не будет ли ему неприятностей за побои и кого надо первым делом умаслить в полиции, чтобы делу ход не давали. – Чего этот сопляк надо мной насмехался?

– Поучить, значит? – переспросила Степанида и внезапно вытащила из-за пазухи большой револьвер.

– Ты чего? – округлил глаза никак не ожидавший такого поворота приказчик. – Не балуй, слышишь!

Ответом ему был громкий щелчок взводимого курка, показавшийся местному Казанове звоном погребального колокола. В другое время он может бросился вперед, да вырвал у девушки оружие, благо, силы имел немеряно, но теперь между ними стоял высокий прилавок, который враз не перескочишь.

– Караул! Убивают! – заверещала так никуда и не ушедшая до сих пор тетка Марфа, после чего рысью бросилась вон, прижимая к груди драгоценную мануфактуру.

– Молись! – кротко велела порядком струхнувшему приказчику Стеша.

– Не стреляй, – взвизгнул тот, шмыгнув под прилавок.

– Стеша, стой! – раздался от двери голос Будищева.

– Не останавливай меня, – глухо прошептала девушка. – Он Семена убил!

– Во-первых, не убил, – мягко возразил ей Дмитрий, – врач сказал, что ничего страшного с ним не случилось. До свадьбы заживет.

– Правда? – вспыхнула, обернувшись к нему Степанида.

– Еще какая, правда, – осторожно чтобы не напугать подвинулся к ней подпоручик. – А во-вторых, поверь, не стоит оно того. Уж я-то знаю…

Пока он так уговаривал девушку не наделать глупостей, прячущийся за прилавком Прохор заметил, что на него никто не обращает внимания, и решил действовать. Пробравшись на карачках под откидной столешницей, приказчик выскочил из своего укрытия и отпихнув в сторону никак не ожидавшую такого подвоха Стешу, завладел ее револьвером.

– Ишь, что удумала подстилка господская! – заорал он, ощутив в руке тяжесть оружия. – Вот я тебя в полицию сдам, хлебнешь на каторге с шила патоки!

– Что ты сказал, говнюк? – встал между ним и упавшей девушкой Будищев.

– Не подходи! – продолжал блажить почувствовавший себя героем Прошка. – Я про тебя слыхал, по тебе тоже тюрьма плачет!

– Да что ты говоришь? – криво усмехнулся моряк, прикидывая про себя сразу пристрелить мерзавца или сломать ему для начала пару конечностей.

– Да! Вы оба бандиты и социалисты! Думали, не догадаюсь? Шалишь, брат, я вас сразу раскусил! Ничего, сейчас полиция подоспеет…

– И что ты сделаешь? – поинтересовался Дмитрий.

– Всех вас сдам, скажу, вы меня грабить пришли с револьвером, вот!

– Положи ствол, придурок, пока я тебе его никуда не засунул!

– Ах ты! – вспыхнул приказчик от просквозившего в словах подпоручика презрения и нажал на спуск.

Мудреный механизм исправно сработал, курок щелкнул по шпендику и… ничего не случилось.

– Он что, незаряжатый? – растерянно спросил Прошка, с недоумением разглядывая оказавшееся бесполезным оружие.

– Ну почему же, не заряжен, – почти сочувственно улыбнулся Будищев. – Просто капсюля на место не вставлены.

– Вона как, – протянул приказчик и тут же согнулся от удара под дых.

– Слушай сюда, урод, – прошипел Дмитрий, вывернув приказчику руку, так что он и дернуться не мог. – За Семку я бы тебе просто ноги переломал, а вот если бы Стешу на каторгу из-за такого как ты дерьма отправили…

– Пустите, ваше благородие…

– Ты смотри, уже и благородием стал…

Примерно через четверть часа на месте происшествия появилась полиция, в лице городового Тихона Зыкина.

– Есть кто живой? – опасливо крикнул он в дверь, выставив перед собой саблю.

– Заходи не бойся, – с усмешкой отвечал ему Дмитрий, добавив про себя «выходи не плачь».

– Это что у вас тут приключилось? – округлил глаза страж порядка, увидев избитого и связанного Прохора и стоящего рядом с ним флотского офицера.

– Да вот, – пожал плечами подпоручик, – напал на защитника отечества, понимаешь!

– Прохор-то? – с явным недоверием в голосе протянул Тихон, неумело убирая клинок в ножны.

– И еще револьвером угрожал, – добавил Будищев.

– Каким таким револьвером? – еще больше удивился городовой, сам так и не сподобившийся приобрети себе огнестрел и обходившийся при охране порядка кулаками, лишь для самых буйных приберегая сабельные ножны. [2]

– А вот, – показал Дмитрий.

– Ишь ты, – подобрался старый служака. – Откуда только он у него взялся?

Услышав эти слова, приказчик встрепенулся и, с надеждой посмотрев на полицейского целым глазом, попытался что-то промычать, но со сломанной челюстью это было несколько несподручно.

– Любезнейший, – нахмурился моряк, – мне показалось, или ты подвергаешь сомнению слова офицера флота?

– Никак нет, ваше благородие! – испугался городовой. – Не извольте сомневаться, сейчас я этого паразита в околоток доставлю, а уж там разберемся и где он револьвер взял, и кто его надоумил с им на господ кидаться. Только уж вы, господин подпоручик, соблаговолите с нами пойти. Чтобы значит, показания дать по всей форме.

– Это можно, – кивнул Будищев.

Не выглядевший слишком здоровым Зыкин неожиданно легко поднял за шиворот Прохора и пихнул впереди себя, иди, мол. Тот, и не подумав сопротивляться, покорно поковылял, время от времени припадая на ушибленную ногу.

– Стеша, нам пора, – позвал отрешенно сидевшую в уголочке девушку Дмитрий.

– Хорошо, – как-то безучастно кивнула она.

– Ну что с тобой? – наклонился над ней моряк.

– Я думала, я его убью, – всхлипнула она. – Револьвер Семка из квартиры уволок перед самым обыском. Говорил, что будет меня защищать, а он даже не заряжен…

– Бывает.

– Будищев, научи меня стрелять! – с неожиданной страстью в голосе попросила Степанида.

– Прямо сейчас?

Полицейский околоток за прошедшие несколько лет ничуть не изменился и даже надзирателем здесь по-прежнему служил все тот же штабс-капитан Деревянко.

– Что тут у вас? – с ленцой в голосе поинтересовался он, уставившись на избитого приказчика и бравого моряка.

– Нападение на господина офицера, – отрапортовал городовой.

– Даже так?

– Здравия желаю, господин штабс-капитан, – протянул ему руку Будищев.

– Мы знакомы? – удивился тот, отвечая на рукопожатие.

– Встречались, – ухмыльнулся Дмитрий.

– И где же?

– Здесь.

– Вот это поворот, черт возьми! – округлил глаза вспомнивший его полицейский. – Прямо скажу, не ожидал!

– Если честно, я тоже.

– Но, что же случилось?

– Их благородие, значит, желают жалобу подать, – вмешался преданно глядевший в глаза начальству Зыкин.

– На кого?

– Так на Прошку же. Он стервец удумал господину подпоручику револьвером угрожать.

Услышав обвинение, смирно стоявший до сих пор приказчик, встрепенулся и бросился в ноги к полицейскому, пытаясь что-то промычать, но бдительно следившие за ним городовые, немедленно пресекли эту попытку и скрутили задержанного.

– Господи, совсем мир с ума сошел! – брезгливо посмотрел на него Деревянко.

– И не говорите, господин штабс-капитан, – поддакнул Будищев.

– А вы, собственно, каким образом в его лавке оказались? Это ведь в лавке случилось, не так ли?

– Случайно, – равнодушно пожал плечами Будищев. – Услышал шум и зашел. А он там бушует. Девушку какую-то обидел, оружием размахивал… вероятно, выпил лишнего. Вот и пришлось его успокоить.

– Это бывает. А что за девушку?

– Помилуйте, мне откуда знать? – картинно удивился Дмитрий, успевший посадить Стешу на извозчика и отправить домой. – Да и так ли это важно, если имеется угроза оружием офицеру императорского флота?

– Конечно-конечно, – поспешил согласиться околоточный надзиратель. – Просто необходимо узнать все подробности. Служба такая.

– Понимаю.

– Кстати, а где револьвер?

– Так вот же он, – выложил на стол улику городовой.

– Заряжен?

– Так точно. Только капсюлей нет.

– Может, потерялись? – с невинным видом предположил Будищев. – Так бывает, если неловко насадить их на шпеньки?

– Да такое случается, – согласился Деревянко, после чего испытующе взглянув на Дмитрия, спросил, – не ваш случайно?

– Ну что вы, – не моргнув глазом соврал подпоручик. – От казны у меня Смит-Вессон, а вне строя я предпочитаю Варнан.

– Что?

– Револьвер системы Варнана, – охотно пояснил моряк. – Конструкция почти та же, но легче и самовзвод. Хорошая вещь, рекомендую.

– Калибр три и восемь десятых линии? – прищурился полицейский.

– Да, девять миллиметров. Как по мне, вполне достаточно.

О чем поговорить двум мужчинам да еще и офицерам, если не об оружии? Несчастного Прохора, теперь нисколько не напоминавшего прежнего сердцееда и первого парня на слободке, отправили в холодную, а сами их благородия еще долго обсуждали достоинства и недостатки различных систем вооружения, после чего расстались совершеннейшими приятелями.

Главным итогом всех этих драматических событий стало окончательное переселение Семки и Стеши в квартиру Будищева. Мальчишка лежал, девушка за ним ухаживала, а Дмитрий в первый раз едва не поссорился с Люсией. Случилось это когда они со Степанидой вышли прогуляться и неожиданно столкнулись с братом и сестрой Штиглиц.

– Какая неожиданная встреча! – со странным выражением на лице воскликнула баронесса, смерив ревнивым взглядом незнакомую барышню.

– Добрый день, Люсия Александровна, – поклонился в ответ Дмитрий, после чего обменялся рукопожатием с Людвигом. – Я тоже очень рад вас видеть.

– Вы не представите нас вашей очаровательной спутнице?

– О, прошу прощения за оплошность, – спохватился подпоручик. – Это моя воспитанница Стеша. Я вам о ней рассказывал.

– Разве? – картинно удивилась Люсия. – Ах, да, припоминаю. Но мне казалось, что она должна быть несколько моложе. Не так ли Людвиг?

– Не припоминаю этих подробностей, – дипломатично ответил брат, – но все равно очень рад знакомству!

– Я тоже, – смутилась столь пристальному вниманию девушка и невольно отступила назад, будто пытаясь спрятаться за широкой спиной своего спутника.

Если бы Степанида Филиппова оказалась не так хороша собой, да к тому же была одета, как подобает людям ее круга, или хотя бы прислуге, мадемуазель Штиглиц, по всей вероятности, не обратила на нее особого внимания. Но она, к несчастью, оказалась барышней весьма видной, модно и со вкусом одетой, и вообще, что называется, интересной. Во всяком случае, Людвиг не сводил с нее глаз и, судя по всему, ему нравилось, то, что он видел. Сама же Стеша, напротив, держалась как можно ближе к Дмитрию и Люсия почувствовала опасность.

Каждую субботу Будищев со Стешей бывали у Барановских. В этот день в гостеприимной квартире на Сампсониевском собирались близкие люди, причем близкие не по происхождению или крови, а по духу и образу мыслей. Молодые инженеры, предприниматели, изобретатели. Иногда просто прожектеры. Они обменивались идеями, обсуждали технические новинки, делали предложения, и горячо спорили между собой, иной раз, даже переходя на личности.

Дмитрий, как обычно, сидел в сторонке с расслабленным видом, как будто развернувшаяся дискуссия его никоим образом не касалась, пока бывший здесь впервые капитан первого ранга Можайский излагал свое видение будущего летательных аппаратов. По его словам, они могли вести разведку, доставлять срочные донесения, бросать на голову противника бомбы, ставить в море мины и проделывать множество иных вещей, от которых у одних присутствующих захватывало дух, а у других появлялись скептические усмешки.

– Что же, господа, давайте поблагодарим Александра Федоровича за увлекательный рассказ о будущем его изобретения, – высказал всеобщее мнение Барановский. – Может, кто-нибудь желает добавить или выступить с критикой?

– А пусть Дмитрий Николаевич выскажется, – предложил Петр Викторович, без энтузиазма воспринявший возможность полета аппарата тяжелее воздуха. – У него явно есть соображения на этот счет.

– Вот уж не знал, что господин Будищев является авторитетом в области воздухоплавания, – пробурчал Можайский, все еще не могущий простить молодому офицеру его высказываний.

– Наш друг обладает поистине феноменальным техническим чутьем, – поспешил успокоить его фабрикант. – Признаюсь честно, многие вопросы, над которыми я бился годами, он разгадывал как будто детские загадки. Так что рекомендую прислушаться к его словам.

– Что же, хуже все равно не будет, – вздохнул моряк.

– Право, господа, я не знаю, что вам сказать, – отозвался подпоручик. – Все о чем нам поведал Александр Федорович, со временем произойдет. Правда, не очень скоро. Но они, действительно смогут доставлять грузы и людей, бросать бомбы, ставить мины, топить большие корабли и многое другое. В том числе, обстреливать вражескую пехоту с высоты.

– Из чего же, позвольте спросить? – не унимался Петр Викторович. – Из револьверов?

– Зачем же, – усмехнулся Дмитрий, – из пулеметов.

– Вашей с Владимиром Степановичем конструкции! – с непередаваемым сарказмом воскликнул оппонент и, обернувшись к двоюродному брату, добавил, – учись устраивать дела, мой дорогой!

– Нет, – невозмутимо покачал головой Будищев. – Мои будут тяжеловаты. Хотя за основу можно взять и их конструкцию. Почему нет.

– Но вы сказали, не скоро? – вычленил главное в его ответе Можайский.

– Видите ли, господин капитан первого ранга, – сочувственно развел руками подпоручик. – Нужны годы работы, чтобы аэропланы или самолеты просто полетели. Нужны новые двигатели, более мощные, чем существующие. Нужны более легкие материалы для корпуса. Вот вы, к примеру, из чего собираетесь делать?

– Силовой набор из сосны, обшивку из парусины.

– Нет, это не годится, – покачал головой Дмитрий. – Можете достать бальзу?[3]

– Что, простите?

– Бальзу. Дерево такое очень легкое. Кажется, из Южной Америки.

– Что-то слышал, – задумался Можайский.

– И обшивка лучше всего шелковая, пропитанная лаком, – продолжил неожиданно увлекшийся Дмитрий. – Кроме того, одно крыло не самый оптимальный вариант. Лучше два поменьше, одно над другим. Паровой двигатель не годится…

– А какой годится?

– Внутреннего сгорания, работающий на бензине. Примерно вот такой в разрезе.

С этими словами Будищев взял в руку грифель и изобразил на доске примерную схему четырехтактного двигателя, известного ему еще по урокам физики.

– Зажигание от магнето, – продолжал Дмитрий, – горючая смесь готовится в карбюраторе.

– Любопытно, – с интересом посмотрел на рисунок Петр Викторович, – кажется, общий принцип работы получается такой как у двигателя конструкции господина Отто?

– Да. Только работает не на светильном газе, а на бензине. Это самая легкая фракция при перегонке нефти.

– Я знаю, – мягко улыбнулся промышленник. – Довольно сложный механизм у вас получился. Одни клапана чего стоят.

– Можно и без них, – пожал плечами Будищев и рядом с первым рисунком появился второй, уже двухтактного двигателя.

– Как интересно! И что же, при такой конструкции и двигателе летательный аппарат сможет делать все то, о чем вы говорили с господином Можайским?

– Нет, конечно. Но полететь он, пожалуй, сможет.

– И как прикажете его использовать?

– Для начала устраивать показательные полеты для интересующейся прогрессом публики. Затем по мере накопления опыта и денег строить все более мощные и совершенные самолеты. Со временем они смогут летать все выше и быстрее, тогда можно будет подумать и над практическим применением.

– Как вы сказали? – воскликнул, раздувая ноздри от гнева, Можайский. – Перед публикой выступать?!! Мне, морскому офицеру? Вы, милостивый государь, отдаете себе отчет, кому вы это предложили?

– А вы думаете, вам казна денег даст? – пожал плечами ничуть не смутившийся Будищев. – Тем более что ни на что другое ваш «паровоз» пока не годится.

– Полно, господа, – поспешил встать между ними Барановский. – Не стоит так горячиться!

Подобные споры были не редкостью в их квартире. Изобретатели народ своенравный и самолюбивый, а потому вспыльчивый. Но гостеприимные хозяева умели гасить конфликты. К тому же ссориться при дамах последнее дело, а Паулина Антоновна со Стешей и Глафирой уже закончили накрывать на стол. За обедом Можайский немного оттаял, воздав должное кулинарным способностям хозяйской кухарки, и уже не так сердито поглядывал на Дмитрия. Но сотрудничества между ними так и не получилось. Слишком велика была разница в менталитете и положении.

[1]Асклепий – бог врачевания у древних греков.

[2] Резиновых палок в те далекие времена на вооружении полиции не было, но служители правопорядка в случае надобности прекрасно обходились ножнами холодного оружия.

[3] Бальса или Охрома – дерево семейства Мальвовых с очень легкой древесиной. Авиамоделисты часто называют ее «Бальзой».