Текст книги "Ди-джей (СИ)"

Автор книги: Иван Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Глава 8

1.

Прошло около полутора суток с момента завершения дискотеки. Если говорить точнее… тридцать восемь часов и сорок две минуты!

Маховик роста популярности ведущих «Звездной программы» начал раскручиваться: Вот он уже тихой сапой ползёт по Москве. Ненавязчивой мелодией проникает в дома, квартиры. Ещё немного, ещё чуть-чуть и он выплеснется наружу. Зазвучит из окон, форточек, дверей. А пока…

Утро понедельника в общежитии началось стандартно…

– Тук-бряк-тук-тук, – настойчиво стучали в дверь Максима.

– Нукоготамаопятьпринесло, – недовольно, сквозь зубы промямлил спящий постоялец женского "монастыря".

– Бряки-бряк-туки-тук, – ответили ему.

"Дайте же, наконец, человеку поспать, спокойно!", – Макс приподнялся с кровати. С трудом отдирая ноги от пола, подошёл к двери. С нудным скрипом её отворил.

У входа стояла Лариса Корычева.

"Дурной знак", – подумал ди-джей. – "Скандальная малолетка долбится с утра в дверь, чего-то хочет – удачи не ведать".

– Слушаю? – хозяин сушилки зевнул в кулак. "Вот принесло не свет ни заря? Может, кукла поломалась? Или задачку решить не может? А я-то здесь причём?".

– Максим! – несостоявшаяся невеста со всей ответственностью заломила руки. По-взрослому блеснула очками.

– Я серьезно размышляла всю ночь. Не спала. Читала письма! Думала о главном!

Очевидно, полагая, что она изрекла очень важную житейскую мудрость, Лариса с достоинством поджала тонкие губы и широко открыла глаза.

– Какие письма? – сонный Дон Жуан всё ещё не мог освободиться от оков Морфея. Он с трудом соображал, что от него хотят. Мозги никак не хотели включаться в работу.

– Письма, которые ты писал мне целых два года из армии.

– Я, что-то, кому-то, писал? – снова шумно зевнули, ничего не соображая.

– Так, вот! Я поняла! Это были не твои письма и нам надо об этом срочно поговорить.

– Послушай, Лариса! Ты, это… Иди куда шла. Там: в школу, в садик, на занятия, в продлёнку. И не приставай по пустякам.

Макс решительно закрыл дверь перед её носом.

– Как ты смеешь? – вспылила девчушка. Она смерила закрывшуюся дверь презрительным испепеляющим взглядом и недовольно захлопала сильно накрашенными ресницами.

– А ну открой, немедленно!

Она начала долбить небольшими кулачками в дверь, приговаривая…

– Я, тут, все выходные, думала только о нём! О нас! Ночей не спала! А он… А он! Даже поговорить не хочет!

– Ну, погоди! Дождешься! Всё-таки придётся обо всём написать брату!

Обиженная презрительно развернулась и побежала по коридору, гневно размахивая руками.

– Давай, давай заноза! Иди, иди! Пиши, пиши, – произнесли, ухнувшись на узкую железную кровать с тонким ватным матрацем.

– Бряк-тук-тук-там, – новый стук через несколько минут.

"Вот привязалась егоза настырная!", – Макс решил не подниматься с кровати. – "Обойдётся!".

– Тум-тук-тум, – повторилась настойчивее.

– Что опять? – крикнули в сторону двери. – Я нянечкой не работаю!

– Тук-тум-тук, – не желали оставлять постояльца в покое.

– И воспитателем тоже!

– Максим, это я! – за дверью раздался напевный голос Кристины.

– Открой, пожалуйста.

"У них, сегодня, что? У моей двери валерьянку пролили?", – Макс недовольно вздохнул. Поднялся с кровати и подошел к дверному проёму. Открыл дверь. Она издала тонкий тоскливый писк.

– Мне мама прислала посылку с вишневым вареньем, – приглушенно-вежливым голоском проворковала сероглазая красавица. Она удивленно подняла на него высокие, словно нарисованные брови. Отбросила с груди за спину длинную прядь волос.

– И у Татьяны сегодня выходной. Приходи к нам вечером, чаю попьём. Часам к семи?

– Наверно, может быть, приду… – через небольшую паузу протянул Макс, вспоминая поведение сероглазой динамо-машины в предыдущие дни.

– По крайней мере, постараюсь, – добавил он в полголоса.

– Всё, договорились! – Кристина не дослушала полного ответа. – Я полетела на работу. Вечером мы с Таней тебя ждём.

Входная охранница затаилась, затихла на четверть часа. Максим не веря своему счастью, задремал.

– Бум-бам-бум… – снова кто-то настойчиво барабанил в дверь.

Несчастный жилец закрыл голову подушкой, отрёкся от всего безумного женского мира и сквозь наволочку и пух твердо произнес…

– Если вы к гражданину Иванову, его нет дома. Он гуляет. Ищите во дворе.

– Бам-бам-бум, – Максим, будь добр, открой. Это Семёнов Григорий. Водитель автобуса, из районного комитета комсомола.

– Слушаю, – уже полностью проснувшийся жилец отворил дверь. Раздался легкий хрип петель, переходящий в низкие, басовые звуки.

Возле двери стоял долговязый мужчина с выцветшими добрыми глазами в бело-синей клетчатой рубашке.

– Товарищ Хлеборобов попросил тебя помочь с организацией творческого выступления агитбригады в поселке Н-ское. Прислал за тобой.

– Но! Я же только проснулся и даже не ел, – рассеяно пробубнил Максим.

– Ничего! По пути, заедем, позавтракаем. Давай, собирайся. Жду тебя в автобусе. ПАЗ с синей полосой. Стоит у подъезда.

2.

Максим с «кислой миной» ходил – бродил по автобусу, осматривал содержимое сваленное «горой» внутри салона.

– Акустическая система "50АС-5", – вороша тюки, он начал перечислял имеющуюся технику.

– Катушечный магнитофон "Маяк-202", радиола "Эстония-007-стерео". Сумка со шнурами. А там два микрофона "МД-78А".

– О! Коробка!

– Вау! – изумился ди-джей. – Цветомузыкальная установка![48]48
  http://www.rw6ase.narod.ru/00/cmu/cwetomuz.html Одна из первых, разработанная и выпущенная ещё в далёком 1962 году!


[Закрыть]

– Какой-то мешок? – он подошел к большому пузатому мешку, завязанному веревкой. Развязал его.

– Что в нём? Посмотрим.

– Народные костюмы: Сарафаны, рубахи, штаны. Лапти!!!

– Ух ты! Григорий, смотри! За сидением, балалайка!

– Правда, почему-то, с одой струной!

– Ещё коробка.

– Что там?

– Старые катушки с какими-то записями. Надписи на конвертах неразборчивые.

– И пластинки: Моцарт, Бетховен, русские народные композиции.

– Да-а. Прямо настоящее богатство!

– Вот, только зачем нам всё это? – он вопросительно посмотрел на водителя.

– А я знаю?! – Григорий недоуменно пожал плечами.

– Я вообще не в курсе! Велено было взять автобус с аппаратурой. Забрать тебя и ехать в посёлок на проведение программы.

– Здравствуйте, ребята! – в салон поднялся седовласый мужчина в мешковатом костюме и "модном" широком галстуке в крапинку.

– Я, Котов Евгений Павлович, представился он. – Руководитель профсоюза Н-ской ткацкой фабрики.

– Это вас прислали для организации творческого концерта?

– Нас, – согласился Григорий.

– Семенов Гриша, – поздоровался водитель.

– Иванов Максим, – он указал рукой на Макса. – Звукооператор.

Дедок утвердительно махнул головой и сразу начал давать указания…

– Так, голуби сизокрылые! Сейчас, заезжаете на футбольное поле. Подъезжаете к месту выступления. Вон, туда, в центр, к площадке, где натянут шатёр. Видите?

– Видим, – Григорий внимательно следил за указаниями старца.

– Автобус поставьте с правой стороны сцены, чтобы удобно было носить аппаратуру. Разгружаетесь. Подключаетесь. Ждёте…

– Чего ждать? – водитель повернул голову и посмотрел в глаза старца.

– Ждёте, когда приедет поэт Святослав Лукашкин. У него авторский тур по сёлам и посёлкам района. Как только появится, включаете микрофон. Он выступит перед работниками. Прочитает свои стихи. Ответит на вопросы. После чего сядет в машину и поедет в следующее село.

– А мы?

– А вы собираете аппаратуру, кушаете в заводской столовой и отправляетесь домой. Понятно?

– Да.

– Тогда я побёг. Надо уже народ собирать. Ровно через час, как только привезут поэта – сразу быстренько начинаем.

3.

Спустя час на центральной трибуне стадиона, напротив сколоченной из досок сцены стали собираться люди.

Максим, в ожидании начала творческой программы, закинув руки за спину, вытянулся в плетёном кресле.

Григорий, дабы не терять понапрасну время, пошёл прогуляться по посёлку.

– Ребятушки, хлопчики дорогие, выручайте! – на площадку поднялся Котов. Организатор мероприятия был не в духе: нижняя губа оттопырилась, придавая ему не то обиженный, не то надменный вид. Он хмурился и тяжело посапывал.

– Святослав Лукашкин задерживается. Только, что звонили от соседей. Сказали, будет через час. А у меня народ волнуется. Ещё немного, ещё минут десять – пятнадцать и всё! Начнёт расходиться. А этого никак допустить нельзя!

– Максимушка! – профсоюзный деятель слёзно посмотрел на ди-джея.

– Сынок! Родной! Сделай что-нибудь. Прошу! Пожалуйста. Мы этого поэта ждали два месяца!

– Что сделать? – Макс не понял просьбу. Он замер на несколько мгновений, словно переваривая полученную информацию

– Ну, не знаю! Поставь музыку. Душевную. Пущай народ слушает. Отдыхает. Настраивается на творческую встречу. А там глядишь, и Лукашкин подъедет.

– Душевную? – Максим нагнулся и потянул первую попавшуюся пластинку из коробки.

– Вот! Чайковский! "Времена года"! Подойдет?

– А ещё, могу предложить…, – Максим стал вытаскивать вторую пластинку.

– Хорошо-хорошо! – Котов не стал слушать до конца список имеющихся записей.

– Ставь "Времена года", – произнес он, на ходу спускаясь с площадки.

Путешественник во времени аккуратно поставил пластинку на круг магнитолы. Дотронуться до рычажка проигрывателя и вот уже надпись на голубовато-зеленом поле: "Апрелевский завод грампластинок" начала медленно вращается вокруг оси. Затем пластинка закружилась быстрее, и так, что надпись совсем растворилась, утонула в небесной голубизне, как в колодце.

Из колонок с небольшим хрипением раздалось[49]49
  https://www.youtube.com/watch?v=aFtywkZutWY


[Закрыть].

Спустя несколько минут Котов вновь стоял перед ди-джеем. Он прерывисто дышал от бега. Переминался с ноги на ногу.

– Максим! Эта-а! – организатор мероприятия замялся, ища подходящую фразу.

– А есть что-нибудь другое. Со словами. А то, что-то людям не нравится. Многие собираются уходить.

– Другое? Со словами? – Макс задумчиво закусил губу. Покопался в коробке и достал пластинку с русскими народными песнями.

– Есть! Русские народные песни… Они вроде поживее и со словами.

– Например, – он начал зачитывать названия. – "Не одна во поле дороженька".

– Или вот, "Ой, ты Ваня".

– Ещё есть, "Не бела заря" или…

– Ставь первую, а потом последующие…, – бешенный профсоюзный лидер опять не дослушал. В ожидании скорого приезда поэта, он вновь убежал со сцены.

– Первую, так первую, – произнес послушный звукооператор, и спустя мгновение магнитола заурчала утробно и умиротворённо, словно кошка, когда её почесывают за ухом…[50]50
  https://www.youtube.com/watch?v=pg8-YsHWooI


[Закрыть]

 
Не одна-то ли, да одна, ай, во поле дорожка,
Во поле дороженька, эх, во поле дороженька.
Не одна-то ли дороженька, ай, дорожка пролегала,
Она пролегала, эх, она пролегала…
 

Не успела доиграть до конца «зажигательная» русская народная композиция, заказанная по многочисленным просьбам трудящихся обувной фабрики, как Максима снова тянули за рукав.

– Это…! Слушай! А может, найдёшь что-нибудь ещё, а? Повеселее? Побыстрее? Позадорнее?

Котов нерешительно потер нос. Говорил он нехотя, с трудом выдавливая из себя слова, как полузасохшую зубную пасту из тюбика.

– Ну, там, тили-тили… Трали-вали… Хоп-хей ла-ла-лей…

– А то от прошлой песни тоскливо на душе и плакать хочется!

– Сынок! Покопайся в коробке. Пожалуйста! Люди хотят послушать что-нибудь популярное. Весёлое! Чтобы можно было попеть. А ещё лучше, попеть и потанцевать!

– Давай, дружок! Придумай что-нибудь! Помоги! На тебя вся надежда!

– Попеть и потанцевать? – Макс на несколько минут задумался и посмотрел в сторону автобуса, окна которого были завешаны шторами. – "А почему бы нет?".

– Есть, у меня записи застольных песен. Под них можно и петь и плясать. И даже конкурсы проводить!

– Максим! – Котов посмотрел на ди-джея, широко открыв глаза.

– Ты! – его седая голова затряслась от возбуждения. Он схватил руку Макса и начал её трясти. – Ты, просто гений! Слушай, давай включай свои записи! А я пойду, посмотрю подарки для конкурсов!

4.

Магазин, который решил посетить Семенов Григорий в своей пешей экскурсии по «Н-ску», носил гордое и редкое название «Универмаг». Занимал он новое, одноэтажное и весьма пристойное помещение. Торговали там, судя по названию, всем – начиная от консервов «Завтрак туриста» с пыльными мятыми этикетками и «Березовым соком» в трехлитровых банках и оканчивая одеколоном «Шипр» и готовой одеждой.

На высоком крыльце "Универмага", дремал подвыпивший человек. На умиротворенном лице ушедшего в подпространство "гида-краеведа" лежала печать глубокой задумчивости.

Спящий под дверью услышал звуки шагов незнакомого человека. Очнулся.

– Эй, палля, будь длугом! – прозвучало так, как будто бубнили со дна бочки. Говорили медленно, не спеша оглаживая и ровняя слова языком, лениво проталкивает их между губами.

– Чего? – водитель автобуса не разобрал местного произношения. (Что взять с него – москвич в третьем поколении).

"Экскурсовод" набрал воздуха в рот и снова сильно шепелявя, произнес…

– Пойдем, на улицу Епсковского пивасапопьём, – из сказанного текста Григорий понял первые два слова и то, что его куда-то зовут.

– Куда? – переспросил шофёр.

– Идём до улицы Кондлата Епсковского, к дому тлидцать тли, – медленно повторил абориген, с трудом выговаривая названия исторических мест Н-ска.

– Тут, недалече, – он шмыгнул лиловым носом. – Челез два пелеулка будет кафешка. Нам с тобой, туда!

– Давай, блатец! – несчастный проводник потянул руки в сторону водителя автобуса. – Помоги мне! Видишь, я больной на голову с утла и ноги отказали.

Григорий рассеяно осмотрелся по сторонам.

– У вас, что других помощников нет? И вообще! Тебе надо. Ты и иди!

– Я? – н-ский Иван Сусанин помотал головой из стороны в сторону, сбрасывая наваждение.

– Я не могу, – он явно не ожидал, что гость откажется от его предложения. Это было неслыханно!

– Это ещё почему?

– Во-пелвых! – Я пьяный в дюпу, а во-втолых, у меня нет денег.

– При чем же здесь я? – удивился Семёнов.

– Плитом! – Семенова схватили за рукав. – Пойми! Туда, должны пливезти лазливное пиво.

– Только – тссс, – подпольщик-шифратор поднёс палец ко рту. – Это большой секлет!

– Вот, ты! – он тыкнул пальцем куда-то в середину шофёра.

– Угостишь меня палой клужечек. А чё? Всё по сплаведливости! Я тебе лассказал про пиво – ты меня отблагодалил! Всё по-честному! Без обмана. Ну, идём?

– Здорово придумано! – Григорий резко одёрнул руку и недовольно обошёл препятствие. – Только, без меня. Лады?

– Как знаешь, – страждущий заговорщик махнул рукой. – Не хочешь – не надо. Буду ждать нолмального покупателя. А то ходят тут всякие!

5.

Внутри магазина было чисто, уютно и немноголюдно. Деревянный пол недавно полили водой, и он глухо пах старой, подгнившей сосной и почему-то свежими яблоками.

За прилавком продавщица взвешивала покупательнице конфеты и лениво переговаривалась с ней. Солидная дама в углу готовой одежды придирчиво выбирала галстук для мужа. Редкие солнечные зайчики бегали по пыльным стенам заставленные товаром.

– Ой, Наташка!.. – заговорщицки вполголоса шептала покупательница продавцу. – Говорят, поэт Лукашкин настоящий герой – любовник. И пишет с тайным, чувственным смыслом. Представляешь!

– Люба! Да врут, как всегда! Окажется – маленький, лысенький, задрипаный! И стихи, небось – так себе!

– Вот, к примеру, что он написал? – со стороны прилавка задумчиво щелкнули счёты.

– Как что? – искренне изумилась Любка. – Стихи!

– Наталья! – недовольно произнесла полная женщина с рябоватым лицом и очень толстыми ярко накрашенными губами из "отдела" одежды. – Галстуки, сегодня, почём?

– По деньгам, как и неделю назад, – продавщица высыпала в ладонь Любки мелочь, лишь потом удивленно взглянула на придирчивую мадам копающуюся в углу магазина: галстуки в поселке, особенно летом, почти никто не покупал.

– Ангелина, а зачем твоему Прохору галстук? Ты же взяла три на прошлой неделе? Не приглянулись что ли?

– Или вы их собрались солить? – весело съязвила покупательница конфет. (Она же завсегдательница магазина Любка Косыгина. Кстати, по-справедливым отзывом местных жителей абсолютно ветреная особа, не умеющая хранить секретов. К тому же Любка обладала женской слабостью – проходя мимо магазина, обязательно заглянет туда – просто так поглазеть или купить нибудь-чего. И там, уже на месте, обсудить с лучшей подругой Наташкой все "горяченькие" новости и события Н-ска).

Ангелина повернулась к трещоткам-приятельницам, смерила их унижительным взглядом. Процедила колко, сквозь зубы…

– Сколько надо – столько возьму! У тебя есть ещё галстуки?

– Конечно, – кивнули из-за прилавка.

– Давай! Показывай!

Продавец на несколько мгновений исчезла за дверью с марлевой, от мух, занавеской, а Любка осталась с кульком конфет. Она недовольно посмотрела на Ангелину. Затем прищурив глаза, стала наблюдать за высоким парнем, бесцельно бродившим по магазину.

– Вот, выбирай, – Наталья вынесла и подала женщине связку галстуков.

– Молодой человек, выбрали что-нибудь? – продавец обратилась к Григорию. – Если, что заинтересует? Спросите. Покажу или вынесу со склада.

– Это верно, – добавила Любка, пытаясь привлечь внимание незнакомца к своей "скромной" персоне. Она с большим интересом рассмотрела посетителя с ног до головы и с каким-то непонятным удовлетворением констатировала… – У неё, там, на складе, чего только нет!

– Он подождёт с выбором, – встряла в разговор сварливая Ангелина. – Моя очередь! Со мной ещё не закончили!

– Этот, в какую цену, – она высоко подняла над головой образец насыщенно серого цвета с большими белыми горошинами.

– Восемь двадцать.

– А розовый, с синими квадратами?

– Пять семьдесят пять.

– А тот? – она указала на ядовито-коричневый в мутных разводах.

– Четыре сорок две.

– Мммм, понятно, – покупательница кисло поморщилась, словно глотнула уксусу. Заново начала сравнивать галстуки, наматывать их на руку, что-то бормотать себе под нос…

– У серого с горохом – ткань другая, более плотная, – Наталья продолжила консультировать "вредную" клиентку.

– Розовый – сшит по-другому, – она аккуратно потянула за изделие. – Галстук на резиночке, его не нужно завязывать. На коричневый – уценка. Год уже не берут. Не нравится цвет.

– А этот, узкий, с жидкими зелеными полосками, – женщина выбрала по её мнению "самый неходовой" и спросила ради интереса. – Сколько стоит?

– Десять двадцать.

– Сколько-сколько? – покупательница произнесла, недоумевая от услышанной цены.

(И вот! Странно? Произнеся такую цифру – бесстыжая продавщица не только не окочурилась сразу на месте, но даже не проглотила свой поганый язык, не захлебнулась ядовитой слюной, а повторила спокойно, не отводя глаз.)

– Я же говорю, десять двадцать, – спокойно повторила Наталья.

– Почему такая цена? – Ангелина продолжала кипеть как перегретое масло на сковородке.

– Новая модель. Свежее поступление. Говорят импортная дорогостоящая ткань. Хорошо стирается. Привезли два. Вот, остался один.

– Хорошо стирается? – язвительно сморщилась "Недоверчивая Федора". Она переплела пальцы, сжала так, что суставы побелели, и вдруг сказала твердо и непреклонно…

– Вот это? С жидкими полозками? Импортное? Ты в своём уме?

– Да за такие деньги! – её лицо покраснело. Глаза налились кровью. – Он! Должен не просто хорошо стираться! А ещё сам гладиться и завязываться узлом!!!

Опытный продавец, предчувствуя бурю негодований, решила воспользоваться преимуществом всех продавцов перед покупателями: В ход пошла яркая, насыщенная, а главное "правдивая" реклама.

– Да! – она воодушевленно продолжила описывать свойства товара. – И он, кстати, очень похож на тот, в котором Ален Делон играет во французском фильме безжалостного любовника полицейского!

– Уууу, – Любка захлопала руками, поддерживая подругу.

– Неужели, как у Алена Делона? – её глаза загорелись огнём.

– Я так люблю этого киноактера! – щебетала Любка. – Наташка, ты не представляешь! Я пересмотрела с ним все фильмы. Его фото вырезала из журнала. Повесила над столом. Он такой красавчик! Такой молодчага! Такой… Такой…

– Ален Делон? – с удивлением повторила Ангелина. (Огромный "Титаник" на предельной скорости шёл прямо на айсберг.)

– Ну, да, – утвердительно кивнули с обратной стороны прилавка. – Ален Делон. Так все говорят.

"Как у Алена Делона!", – растроганная посетительница магазина ещё раз, но теперь уже с восхищением, повторила имя актера, и сразу запнулась. (Ледяная вода потоком хлестала в пробоину трансатлантического лайнера. Скрипя и визжа, он нехотя заваливался на нос.)

… "Пожалуй, Наталья права", – любящая жена уже по-другому смотрела на узкую полоску ткани.

Галстук внезапно переродился, похорошел и привлёк взор. Он заиграл переливами. Ткань стала мягкой и приятной на ощупь. И цвет у него стал такой… необычный. Интересный! Какой-то… мужской!

… "Но, десять рублей? За простой, обычный галстук? Десять!!!", – последняя одинокая мысля, всё ещё пыталась толкаться и оказывать сопротивление зарождающейся бури эмоций. (Кто-то из последних сил желал спасти, образумить капитана Эдварда Смита. В шлюпки сажали в первую очередь женщин и детей.)

… "Всего лишь десять рублей!", – воздыхательница импортных мелодрам томно прикусила нижнюю губу, глаза заволокло слабой поволокой.

"И привезли два! Остался один! ОДИН!!!". (Холодная пучина Атлантики вновь погубила полторы тысячи человек. Обломки "Титаника" покоятся на глубине 3750 м.)

Воспоминание о красавце французе примерило строгую покупательницу с потерей "бешенных" денег. Женщина достала из сумочки четыре зелёные трёшки, пересчитала, хотя сразу видела, что достала только четыре, и подала Наталье.

Получив сдачу, счастливая покупательница не пересчитывая небрежно сунула её в карман. И гордо, не оглядываясь, вышла из магазина. Знала, уже сегодня известие о её покупке разнесется по округе, и это приятно щекотало ей душу.

Продавщица глазами проводила Ангелину, задумчиво улыбаясь ей вслед.

– Вы выбрали что-нибудь? – она обратилась к Григорию.

– Нет. Знаете, пожалуй, я пойду.

6.

В большом цехе Н-ской фабрики, не останавливаясь, ухало, громыхало и стрекотало четыре сотни ткацких станков, приводимых в движение ремнями от трансмиссионных валов, беспрерывно вертевшихся у самого потолка.

Ткачихи в косынках, напудренные шлихтовальной пылью, отчего они были похожи на мельников, не останавливаясь, подобно обслуживаемым машинам, быстро переходили от станка к станку, двигались по строго намеченному маршруту. Работницы меняли челноки, на ходу запускали станки или, навалившись грудью на батан, проворными, рассчитанными на доли секунды движениями послушных пальцев заводили оборвавшиеся на основе нитки.

Раздалась сирена, извещавшая о завершении рабочей смены. Электрики остановили групповые моторы, натянутые ремни замедлили ход, медленно заурчали, захлопали и безжизненно повисли над станками. Шум прекратился и воцарилась непривычная тишина.

Группа девушек подбежала к бригадиру. И громко заверещала…

– Татьяна! Таня! Танечка! Танюша!

– Что случилось? – произнесла полная, с одутловатым лицом женщина лет тридцати. По старой привычке ткачих она туго повязывала голову платком. Окончив работу, ответственная машинально дописывала карандашом какие-то цифры в блокнот.

– Брось ты, этот чертов отчет! Тут, такое! Такое! А она отчеты пишет!

– Девчата, что случилось? Рабочий день закончился! Смену провели нормально! Норму выполнили. Что-то не так?

– Таня, срочно нужна твоя помощь.

– Что произошло? – старшая быстро оглядела затихший цех. Посмотрела на растрепанных девчат. – Вроде всё нормально?

– Нормально? – девчушки заголосили в разнобой…

.. – Там, на стадионе, наших девчат, забижают!

… – А ты, как парторг, молчишь?

… – И ничего не делаешь?!..

… – И это, по-твоему, нормально?

– Так, все успокоились! Кто вас обижает?!

– Кто – кто? – вперед всех выдвинулась Катерина Пашкова. Ударница коммунистического труда была, пожалуй, самой напористой в ткацком цехе. Язык у неё, как конвейер, не знал покоя. – Все обижают! Второй цех и третий и ещё… наладчики, мастера с кладовщиками. И заготовщики. И даже сторожиха баба Вера – и та за них!

– Катя, подожди, не спеши! Ничего не ясно! Как обижают? Кто обижает?

– Танечка, они… нам, нашей бригаде подарки не дают выиграть!

– Кто не даёт? Как не дают? Да объясни же ты толком. Ничего не понятно.

– Вот так, не дают и всё: Поэт Святослав Лукашкин задерживается. Носит его где-то нелегкая. Все его ждут-ждут, а его всё нет и нет!

– Про поэта поняла, ещё не приехал – все ждут и что?

– И, то… Пока отсутствует Лукашкин, профком объявил конкурс на лучшее исполнение популярных песен под фонограмму. Все присутствующие разбились на две группы. Мы с девчатами объединились. Сразу решили – наша группа – только наш цех. Чужих мы к себе – не берём! Ты же знаешь – мы всегда друг за дружку горой! Нам чужих, не надо! Тем более – меньше народу – больше достанется подарков.

– Так, про подарки тоже всё ясно, – бригадир внимательно слушала, продолжала разбираться. – Все подарки должны быть в нашей передовой бригаде. Так было – так есть – и так будет! Рассказывай дальше.

– И вот! Нас мало – мы поём куплет очередной песни, слова вспоминаем! А они, мухлюют. Собрали всех, кто есть на стадионе и все поют против нас. Против нашего цеха! Таня, ты представляешь – всей толпой – против нас! Их там человек двести! А сейчас к ним присоединилось и мед. училище. И ещё подошли какие-то спортсмены! Люди с поселка стали подтягиваться. Мы поём – они перепивают! Мы поем – изо всех сил, слова вспоминаем – они перепивают. Все им подсказывают, подпевают – вон, их сколько! А Лукашкина, всё нет – а Котов, всё видит, старый хрыч и молчит! Не даёт нам возможности выиграть. И это не справедливо!

– Подожди, Катя! Вот теперь, я ничего не понимаю! Какое медучилище? Какие спортсмены? Почему все поют против нас? Против нашего цеха?

– А чего тут понимать! Мы бригада или нет? Мы должны победить или нет? Собирай всех девчат! Идём на стадион. По дороге все объясню.

7.

Главная трибуна футбольного стадиона трансформировалась в гигантские подмостки театра. Зрители на огромной сцене стали исполнителями! Все пели. Всем было интересно. Все желали получать призы! (Правда, что это за призы – никто не знал. Руководитель профсоюза Н-ской ткацкой фабрики в лице Котова Евгения Павловича всю информацию о призах держал в строжайшем секрете!).

А тем временем всё громче и громче разносилось над футбольным полем…[51]51
  https://www.youtube.com/watch?v=2KS4sKBpMxY


[Закрыть]

 
…Жила, к труду привычная,
Девчоночка фабричная,
Росла, как придорожная трава.
На злобу не ответная,
На доброту приветная,
Перед людьми и совестью права…
 

Зрителей – исполнителей популярных песен на стадионе становилось всё больше. Музыка становилась всё громче.

Полуторатысячная чаща стадиона медленно заполнялась.

Поэта Святослава Лукошкина всё не было.

Вечер в поселке обещался быть насыщенным на события.

Директор стадиона "Труд" Аристарх Геннадьевич Латышев появился в здании радиоузла во второй половине дня. Человек он был определенный, прямой, иногда даже резковатый, особенно в своих действиях по отношению к подчиненным.

Первым делом Аристарх Геннадьевич зашел в радиорубку к радисту Ивану Синцову. Молча сел на скрипящий стул, закурил, задумчиво пустив кольцо дыма в потолок, после чего глухо произнес…

– Товарищ Синцов, пожалуйста, объясните мне, что, у вас, тут, происходит?

– Так, это… – его не поняли. Очкастый, бледный и до отказа напичканный "всяческими радиодеталями" парень недоумённо пожал плечами. – Как и запланировано, выступает поэт Святослав Лукашкин. Читает свои лучшие и любимые стихи. А народ… эта, слушает его. И наверно рукоплещет…

– Иван! – директор начал закипать. Он махнул рукой в сторону спортивной поляны, где раздавалось всё громче и громче в едином порыве…

 
…Стою на полустаночке
В цветастом полушалочке,
А мимо пролетают поезда.
А рельсы-то, как водится,
У горизонта сходятся,
Где ж вы, мои весенние года…
 

Разбег недовольства у директора начался с низких тонов…

– Кто из них Лукашкин? И почему ты называешь хоровой вой на трибунах – чтением любимых стихов?

– Эта… почитатели поэта, поют песни под фонограмму. Развлекают себя перед выступлением! А что – здорово придумали! Да и поют, хорошо!

– Я не про песни! – лицо Латышева недовольно перекосилось. Покрылась красными пятнами. – Я про другое! Кто дал разрешение использовать на мероприятии нашу новую, недавно приобретенную аппаратуру? Ты знаешь, сколько сил и энергии я потратил, чтобы выпросить её в управлении? Ты представляешь, что мне это стоило?! Договориться? Выпросить? Достать новую технику?!..

– Аристарх Геннадьевич, я здесь не причём! – радист внезапно покраснел, начал оправдываться.

– Значит так! Закрой рот и послушай меня! Знаешь ли ты, балбес, что с тобой сделаю, если они сожгут аппарат? А они его обязательно сожгут! Просто непременно! Причём, думаю… минут через пять!

– Аристарх Геннадьевич! – Синцов задохнулся от чудовищного, беспочвенного обвинения. – Да я. Я… Я!

– Что, я! Что, я! Он ещё смеет, отпираться! Поглядите, на него? Я даже отсюда слышу, что динамики работают на пределе возможного. А эти хулиганы всё добавляют и добавляют мощности звука. Им-то, что. Они покричат, поорут, разойдутся. А кашу расхлёбывать кому? Нам с тобой?

– Так, я и хотел вам об этом сказать… – очки подчиненного заиграли неожиданными бликами. – Аристарх Геннадьевич…

Со стороны начальства уже неслись пена и скрипучие волны с мелкой галькой. Слушать оправдания естественно не желали…

– Молчи! Не перебивай! Не надо говорить мне ни-че-го! Нам с тобой, что сказали при продаже? Хотите, чтоб аппаратура работала долго? Желаете, чтобы она оставалась подольше как новая? – Старайтесь не использовать установку долго на максимуме! Берегите её! (Лучше вообще не включайте и не трогайте!).

– Иван, – Латышев торопливо затянулся два раза подряд, выдохнул остатки дыма и ввинтил окурок в какой-то открытый коробок из-под радиодеталей. – Мы с тобой говорили об этом серьезно! Говорили?

– Да, говорили…

– Так, какого же лешего! Они врубили её на полную катушку? Я даже отсюда слышу, что она бедная надрывается, хрипит, сопит и работает на последнем издыхании! – в комнате радиста, словно желая поддержать слова директора, звучало всё сильнее и сильнее.[52]52
  https://www.youtube.com/watch?v=8YtsaXBb6FI


[Закрыть]

Женские голоса пели всё громче. Народ подходил и подхватывал слова любимой песни…

 
…На дальней станции сойду,
Запахнет медом,
Живой воды попью у журавля.
Тут все мое, и мы, и мы отсюда родом
И васильки, и я, и тополя…
 

Тем временем от нарастающей мощности звука (Проходящего в колонках по рельсам поезда) начали дребезжать окна. Закачалась лампочка на тонком шнуре.

– Мало тебе того, что ты сжег предыдущую! – руководитель продолжал нагнетать обстановку. Кулаки его то сжимались, то разжимались, словно дышали. – Тебе, было этого мало?

– Аристарх Геннадьевич, я же уже извинялся перед вами. И сказал, что всё произошло случайно! Я не хотел! С новой аппаратурой я работаю правильно и аккуратно!