Текст книги "Холостяк"
Автор книги: Иван Тургенев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)
Она протягивает ему руку.
Не плачь, пожалуйста.
Маша (сквозь слезы). Извините меня, Михаиле Иваныч. Это сейчас пройдет. Это только в первую минуту. (Утирает глаза платком.)
Мошкин (опять подсаживается к ней и отбирает у ней письмо). Это ничего, Маша, это все ничего.
Маша. Если б я этого не ожидала, а то, вы сами знаете, я на все была готова. Конечно, это письмо, вдруг, после всех обещаний... но я и прежде не обманывалась... Желаю ему всякого счастия... (Опять плачет.)
Мошкин. Яс ним поговорю, Маша...
Маша. Ни за что в свете, Михайло Иваныч! Он отказывается от меня – ну, и бог с ним. Я не хочу ему навязываться, Михайло Иваныч, я вас прошу, слышите, ни слова обо мне Петру Ильичу. Я сирота... У меня нет никакой опоры .. он обидел меня... Что ж? я ему прощаю; но не хочу ему навязываться. Слышите, Михайло Иваныч, ни слова, ни одного слова, если вы меня любите...
Мошкин. У тебя нет никакой опоры, Маша; а я-то что? Разве я не люблю тебя пуще родной дочери? Ведь что меня убивает? Меня убивает, так сказать, та мысль, что, в сущности-то, я, я один всему причиной, я все дело затеял. Он меня зарезал, спора нет, он меня просто надул, да что ж? нам от этого все так и бросить, поклониться ему, да и прочь отойти?
Нет, это невозможно, воля твоя. Притом, может быть, он сам еще опомнится. Привел же я тебе его тогда.
Маша. И совершенно напрасно. Какая вышла польза?
Вы сами видите.
Мошкин. Да помилуй, однако, Маша, что ж мне было другого делать? Посуди. Стань тоже на мое место. Давно ли, кажется, все так прекрасно шло?.. Ведь если б ты сама не захотела отсрочить – ведь об эту пору ты бы уже была замужем. Как же ты хочешь, чтоб я эдак, разом, от всего отказался? Да это просто сон, какое-то наваждение, туман какой-то! Вот посмотри, мы вдруг с тобой проснемся; глядь, ан все по-старому. Как это от тебя отказаться, помилуй, скажи сама? Чем, ну скажи, чем ты не берешь?
Маша (уныло). Вы слишком добры, Михаиле Иваныч; вы меня любите, так вам все во мне и нравится. А он... Нет, ему не то нужно. Сначала я его точно забавляла, а потом... Я уже давно все это замечала, Михаиле Иваныч; но я вам этого не сказывала, потому что боялась вас огорчить. Видите вы, какие у него приятели... Где нам с вами!.. Для него мы слишком просты, Михаиле Иваныч. Для него мы низки. Он нами гнушается, просто...
М о ш к и н. Гнушается! А деньги у меня он не гнушался брать? Вишь, у него немец приятель, так вот он и зазнался! Нет, брат, не на того наскочил...
Маша. К чему все это, Михаиле Иваныч? к чему? Прошедшего нам с вами не воротить...
Мошкин. Да ведь, Маша, помилуй, вспомни, что скажут, Маша, что скажут...
Маша. Что же делать, Михаиле Иваныч?
Мошкин. Что делать? Об этом-то вот я и думаю.
Маша (помолчав немного). А только, конечно... мне у вас больше жить нельзя.
Мошкин. Что-о?..
Маша. Я должна съехать от вас, Михаиле Иваныч.
Мошкин. Это зачем? Это что такое? Уж не тетка ли твоя тебе это натолковала?
Маша. Тетенька мне точно об этом говорила; впрочем, я и без того... Поверьте, Михаиле Иваныч, сердце у меня обливается кровью при одной мысли расстаться с вами...
Мошкин. Да ты лучше зараз прикажи мне из окошка выпрыгнуть! Помилуй, Маша, что ты, в своем ли ты уме? Да и куда ты пойдешь, помилуй, скажи!.. Ах, она старая чертовка! Да она меня, я вижу, просто убить собирается. За что ж это ты, Маша, ты-то за что меня погубить хочешь? Помилуй, помилуй!.. Что ты это?
Маша. Михаиле Иваныч, выслушайте меня хладнокровно, и вы согласитесь со мной.
Мошкин. Ни за что, матушка, не соглашусь, ни за что! Маша. Послушайте. Вы меня к себе взяли после матушки, после покойницы; вы одни заботились обо мне; вот, наконец, с Петром Ильичей вы меня познакомили; потом вот все это случилось: он посватался, а теперь отказался... Какое же мое положение, Михаиле Иваныч? Что ж вы хотите, чтоб обо мне подумали?..
Мошкин. Как что подумали?
Маша (поспешно). Ведь я все-таки вам чужая, Михайло Иваныч. Все скажут: он отказался, ну, что ж такое? Она ведь воспитанница, приемыш; даром хлеб ест. Ее взяли, а теперь вот бросили – что ж из этого? Вот велика важность! И за то уже спасибо, что позанялись ей. Поделом ей! Кто за нее отвечает? Жила бы у своих родственников – с ней бы этого не случилось. Даровой хлеб, знать, вкусен. А работать ей, видно, не хочется? . Вы поймите, Михайло Иваныч, мое положение. Я вас люблю больше, чем кого-нибудь на свете; но что же делать? До сих пор я еще могла жить у вас, а теперь... Мне теперь невозможно остаться; право, невозможно. За что же я буду презрение сносить, посудите сами? А я еще сумею кусок хлеба себе заработать...
Мошкин. Я ничего не понимаю, решительно ничего не понимаю, что ты мне такое говоришь? Какой кусок хлеба? и какое презрение? и кто посмеет? Христос с тобой, Маша!.. Кто за тебя отвечает? – Я за тебя отвечаю! Я никому не позволю над собой насмехаться. Я это всему свету докажу, молокососу этому докажу...
Маша. Полноте! что вы это?
Мошкин. Да вот посмотришь. Ты меня еще не знаешь. "Ты у меня живешь",да, Маша, перекрестись: ведь я старик, ведь я степенный человек, ведь все знают, что ты мне дочь... Помилуй, помилуй! Я тебя, ей-богу, не понимаю.
Маша. Нет, Михайло Иваныч, вы меня понимаете...
Мошкин. Да полно же, Маша! неужели ты это не шутя говоришь?
Маша (вставая). Мне теперь не до шуток, Михайло Иваныч.
Мошкин. И ты можешь меня оставить?
Маша. Я должна.
Мошкин. Да куда же ты пойдешь?
Маша. Куда-нибудь. Сперва я к тетке перееду, а там посмотрю: может быть, место где-нибудь найду.
Мошкин (складывая руки). Я с ума сойду, ей-богу с ума сойду. Ты к тетке переедешь?.. Да ты спроси прежде, где тетка-то сама живет? – У повивальной бабки в чулане за перегородкой, вместе с банными вениками, сушеными грибами да старыми юбками!
Маша (несколько обиженная). Я не боюсь бедности.
Мошкин (вскакивая). Да нет! это вздор! это вздор! Я не в состоянии буду это вынести. Как? И он, и ты,– и все, все разом... Докажи же мне хоть ты по крайней мере, что у тебя сердце доброе, не то что у него. Неужели вы все, молодые люди, нынче такие? Ты посуди: ведь я только для тебя и живу... Ведь твое отсутствие меня убьет... Маша, сжалься над бедным стариком... Что я тебе такое сделал?..
Маша. Михаиле Иваныч, да войдите же и вы в мое положение... Я не могу, ей-богу не могу у вас остаться...
Мошкин. Тьфу вы, женщины! Сущее божеское наказание! Что раз вошло им в голову – ну, хоть тресни!.. Нет, Маша, я не могу позволить тебе уйти отсюда... Здесь твое гнездо, твой кров; здесь все твое и все для тебя – я не могу с тобой расстаться... но я... Ну да; я готов, пожалуй, согласиться, что ты права; да, тебя должны все уважать, а я о своей стороны должен тебя защищать, как бы родную дочь защитил; это мое дело, потому что ты у меня живешь, потому что я за тебя отвечаю перед богом и перед людьми; а вследствие этого я тебе вот что скажуз ты теперь будь спокойна,– а я вот что намерен сделать: либо я все устрою по-прежнему, либо я его на дуэль вызову... Маша (с испугом). На дуэль?
Мошкин. Да, на дуэль. На шпадронах, на пистолетах– мне все равно.
Маша (задыхающимся голосом). Послушайте, Михайло Иваныч! Я вам говорю: если вы сейчас не откажетесь от своего намерения, я, ей-богу, в ваших же глазах... ну, я не знаю... я себя жизни лишу.
Мошкин (почти крича). Так что ж мне делать, боже мой, что ж мне делать? У меня ум теряется... (Вдруг останавливается.) Послушай, Маша... Да нет! я совсем с панталыка сбился... ну, да все равно. Слушай. Ты хочешь, чтоб тебя уважали, не правда ли? Ты хочешь, чтоб никто не смел даже подумать что-нибудь нехорошее на твой счет; тебе твое теперешнее положение в тягость – а? не правда ли?.. Ну, так слушай же – только, ради бога, не считай меня за безумного... Вот, видишь ли... я... ты останешься здесь... и никто... понимаешь?., уж совершенно никто не будет сметь – ну, словом сказать, хочешь ты за меня замуж выйти?
Маша (с невыразимым удивлением). Михайло Иваныч... Мошкин (необыкновенно быстро). Не перерывай меня... я сам не знаю, как эта мысль мне в голову пришла, но я должен ее высказать. Средство, я согласен, отчаянное, да и положение-то наше каково?.. Если б я надеялся на возвращение Петруши...
Маша делает движение рукой.
Ну, вот видишь, видишь... Позволь же мне по крайней мере объясниться, а то ты меня точно вправе за сумасшедшего счесть или даже... Нет! ты ке можешь подумать, что я в состоянии тебя оскорбить... Маша. Нет... но...
Мошкин. Ты сама виновата... Вольно ж тебе было пугнуть меня своим отъездом... Да и все, что ты мне натолковала о презрении там, о куске хлеба и прочее,– все это мне голову вскружило. Ведь из чего я бьюсь, Маша? Чего мне хочется? Мне хочется, чтоб тебя все уважали, как королеву; мне хочется доказать всем, всем, что руку твою получить – да это верх степени благополучия!.. Один дурак, мальчишка, отказался – от своего счастья отказался; а вот я, человек степенный, безукоризненный, как говорится, чиновник, и перед тобой на коленах; дескать, Марья Васильевна, удостойте. Вот что мне хочется всему миру доказать – ему тоже, Петру Ильичу то есть. Вот что пойми... Ради бога, не вздумай ты... Маша. Михайло Иваныч...
Мошкин. Постой, постой, я знаю, я все знаю, что ты мне хочешь возразить; но пойми меня. Какой я тебе муж – помилуй! об этом нечего и говорить... Но я чувствую точно, тебе нельзя жить у меня эдак, по-прежнему, а оставить меня ты не можешь. Я предлагаю тебе покой, тишину, уважение, приют – вот что я тебе предлагаю. Я человек честный, ты знаешь, Маша, ничем не замаранный; я буду тебя лелеять так же точно, как до сих пор лелеял. Отцом я тебе буду – вот что. А! тебя хотели бросить, обидеть: ты вот сирота беспомощная, приемыш; ты у чужих людей из милости на хлебах живешь – так нет же! Вот ты хозяйка, ты госпожа, ты барыня... а я... ширмы, понимаешь, ширмы, и больше ничего. Ну, что ты на это скажешь?
Маша. Я так удивлена, Михайло Иваныч... и так тронута... Как вы хотите, чтоб я теперь вам отвечала...
Мошкин. Да кто ж тебя принуждает, помилуй! Ты обсу-ди это дело на досуге. Ведь я это придумал для твоего спокойствия... Это твое дело. Ты только скажи мне сегодня, что ты остаешься у меня. Вот я и буду счастлив. Больше мне ничего не надо.
Маша. Но остаться у вас я ведь не могу, если... Я только тогда останусь... Я не могу вам ответить теперь.
Мошкин. Ну, как хочешь, как хочешь... Подумай...
Маша. Но, Михайло Иваныч, если б даже... имею ли я право располагать вами... за что же вы...
Мошкин. Вот тебе на! А на что ж я, по-твоему, нужен на сем свете? Скажи-ка, а? На что? Вот что выдумала! Да старому дураку, как я, такого счастья и сниться-то не следует! Господи боже мой! Вот еще что! Ты мне только одно те
перь скажи, что ты остаешься... а ответ ты мне дашь потом, когда вздумается и какой вздумается...
Маша (помолчав). Я в вашей власти.
Мошкин (с сердцем). Если ты мне еще раз это скажешь, я, как перед богом говорю, я сейчас пойду в кухню и стану сапоги Маланье чистить – слышишь? Ты в моей власти? Ах, господи боже мой!
Маша (глядит на него некоторое время; тронутым голосом). Я остаюсь, Михаиле Иваныч.
Мошкин. Остаешься! Душа ты моя! (Хочет ее обнять.) Нет, не смею, не смею, не смею...
Маша (обнимая его). Добрый, добрый мой Михаиле Иваныч... Да, вы меня любите, вы мне преданны... да, да, это так. Вы не обманете меня, вы не измените. Я на вас могу положиться. Только позвольте мне уйти теперь к себе... У меня голова кругом идет. Я к себе пойду.
Мошкин. Сделай одолженье, Маша.. Помилуй, как тебе угодно. Над тобой здесь набольшего нет. Отдохни. Это главное. А остальное уладится как-нибудь. (Провожая ее до двери.) Так ты остаешься?
Маша. Остаюсь.
Мошкин. Ну, и слава богу, слава богу! Лишь бы ты была покойна и счастлива. А о прочем не беспокойся, ради бога... Говорят, в таких случаях следует спросить у возлюбленной то есть особы: могу ли я, дескать, надеяться? Но ты не бойся, я ничего у тебя не спрошу...
Маша (помолчав немного). Напрасно. Вы можете надеяться. (Подумав.) Вы можете надеяться (Быстро уходит.)
Мошкин (один). Что это она сказала? Вы можете надеяться? (Прыгает.) Стой, старый дурак! Что это ты расскакался? Разве ты не понимаешь?.. Но, господи боже мой! Кто бы мог это все предвидеть? Это просто такие чудеса, каких на свете никогда не бывало! Тот отказывается, Маша остается, я вот, по всей вероятности, женюсь... Я женюсь? В мои года, и на ком же? На совершенстве на каком-то, на ангеле... Да это сон, это бред; просто я в чаду хожу... в горячке; я в горячке. А? Петр Ильич? Вы думали нас подкузьмить? Ан, нет же, вот! Шиш тебе, мой голубчик! (Оглядываясь и тихонько про себя.) То-то у меня и прежде сердце замирало, когда я ее сватал... (Махая рукой.) Молчи, молчи, старый, молчи! А только я задыхаюсь, ей-богу задыхаюсь... Пойду по улице немножко пробегаюсь...
Схватывает шапку и в дверях сталкивается с Шпуньдиком и Пряжкиной.
Шпуньдик (с недоумением). Куда это ты?
Мошкин. На воздух, Филипп, на воздух – немножко так пробегаться. Я сейчас вернусь...
Шпуньдик. Да что с тобой? Не случилось ли чего? Что Марья Васильевна?
Мошкин. Ничего, ничего... Вы ее не беспокойте... Она у себя в комнате... Все хорошо. (Шпуньдику.) Филипп, душа моя! дай себя обнять... Я сейчас... а вы не входите к ней... Все хорошо, все прекрасно... (Убегает.)
Шпуньдик (обращается в величайшем недоумении к Пряжкиной). Что это значит? Что это с ним такое случилось?
Пряжкина (задыхающимся голосом и ловя рукой ручку кресел, словно падая в обморок). Ах... удар... удар... голубчик мой, помоги... удар...
Шпуньдик (поддерживая ее, с испугом). Что такое? что такое? С вами удар? (Кричит.) Стратилат, Страгилат, за доктором, скорей!
Пряжкина (замирая). Ах, батюшки... ах...
Шпуньдик (с отчаянием). Стратилат! Да где ж он? Стратилатка!
Стратилат (выбегая из передней). Чего изволите?
Шпуньдик. За доктором, скорей... Катерине Савишне дурно... Удар... вот...
Пряжкина (выпрямляясь и с достоинством отталкивая Шпуньдика). Перекрестись, отец мой. Что ты это? с ума спятил, что ли? Какой удар?
Шпуньдик (с изумлением). Да ведь вы сами...
Пряжкина (хныкая). Не со мной удар, а с ним, с моим голубчиком, с Михаилом Иванычем,– вот с кем удар.
Шпуньдик (с досадой). Тьфу ты, мать моя, как вы меня перепугали!.. (Стратилату.) Ступай.
Стратилат выходит.
(Пряжкиной.) Как вам не стыдно, право...
Пряжкина. Да как же, батюшка мой, али ты слеп? аль не видал? Ведь у него и личико-то все перекосилось, и губки тоже. Удар, батюшка, удар. Поверь мне. Вот на днях лекаря нашего также эдак хватило – пьяница, правда, был отъявленный, даже отек весь... Ну, совершенно вот одно лицо! Ах, я горемычная, на кого я теперь осталась!
Шпуньдик. Ну, опять пошла! Эх...
Мошкин вбегает из передней.
Ну, посмотри на милость сама, больной он, что ли? Эх ты, баба... (Мошкину.) Вообрази, Миша: Катерина Савишна уверяет, что с тобой удар приключился.
Мошкин. Что ж? В некотором смысле оно справедливо.
Я знаю, я знаю, вас должно удивить, что я эдак... Но вот постой, это все объяснится... со временем.
Шпуньдик. Да что с тобой, брат, скажи, пожалуйста... Ты вне себя.
М о ш к и н. Может быть. Еще бы!.. (Отводя Шпуньдика в сторону.) Филипп, знаешь, свадьба-то, может, еще будет.
Шпуньдик. Ой ли? Уладилось дело?
М о ш к и н. Уладилось, да не с тем. Шпуньдик. Как не с тем? с кем же?
М о ш к и н. А вот узнаешь, бог даст... Ну, обними же меня...
Шпуньдик. Изволь... только я, право...
Обнимаются.
Мошкин (тихонько). И поздравь меня.
Шпуньдик (с недоумением). Э-э?
Мошкин. А ведь ты, знать, предчувствовал, Филипп...
Шпуньдик. Предчувствовал? Что я предчувствовал?
Мошкин (не отвечая ему, Пряжкиной). И вы меня обнимите... (Обнимает ее.) Да не горюйте, полноте... Мы будем все счастливы... Посмотрите, как мы заживем... Филипп, когда ты едешь в деревню?
Шпуньдик. Да недели эдак через три... А что?
Мошкин. Ну, до того времени мы еще, может быть... Или нет! нет! как бы не сглазить...
Пряжкина. Да что такое, отец мой?
Мошкин. Не расспрашивайте меня, друзья мои, а лучше обнимите-ка меня опять... (Обнимает их обоих.) Вот так. А Маша будет счастлива... В этом я клянусь перед богом! Слышите – вы свидетели. Она будет счастлива! Она будет счастлива!
1849
