Текст книги "Том 6. Дворянское гнездо. Накануне. Первая любовь"
Автор книги: Иван Тургенев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 41 страниц)
Общая оценка романа в статье П. Е. Басистова была положительной, несмотря на ряд критических замечаний, не отличавшихся, впрочем, особенной глубиной и оригинальностью. Наиболее существенные из них сводились к доказательству художественной невыразительности изображения Инсарова, обусловленной, по мнению критика, тесной связью замысла этого образа с идеями речи «Гамлет и Дон-Кихот». Сопоставляя центральные положения этой речи с характеристиками Инсарова от лица Шубина и Елены, П. Е. Басистов отмечал: «Итак, другие говорятоб Инсарове то же самое, что сам г. Тургенев говорит о Дон-Кихоте; жаль только, что Инсаров сам за себя ничем не говорит, как бы следовало ожидать от живого лица. Что ж такое этот Инсаров? Отвлеченная идея донкихотства, в благороднейшем смысле этого слова, окрещенная славянской фамилией, но, при всем том, оставшаяся отвлеченной, как создание мышления, а не фантазии… Из всего сказанного выходит, кажется, то заключение, что философское мышление и мышление поэтическое не столько помогают друг другу, сколько мешают, как скоро начинают действовать вместе < …> отвлеченное мышление портит ряд поэтических образов мертвыми призраками» ( Отеч Зап,1860, т. СХХХ, № 5, отд. III, с. 9, 14). Однако отрицательная оценка Инсарова в статье П. Е. Басистова в значительной степени предопределялась не столько несовершенством его художественного воплощения, сколько общественно-политической ориентацией критика. В соответствии с этой ориентацией в статье настойчиво подчеркивалось, что «идея гражданина своей земли < …> и теперь, после Инсарова, осталась пока в нашей литературе без образа», что «этот образ – в будущем», а несогласие с добролюбовской трактовкой Инсарова граничило почти с испугом: «Ведь „Накануне“ значит очень близко,завтра…» (там же, с. 15).
«Письмо провинциала к г. Тургеневу» не отражало мнения редакции «Отечественных записок» о романе и было напечатано только по просьбе самого писателя. В редакционной сноске, принадлежавшей, очевидно, С. С. Дудышкину, отмечалось, что это «Письмо… слишком взыскательно и односторонне в своих эстетических требованиях» (там же, с. 1). В свою очередь Тургенев, сообщая К.Н. Леонтьеву о своих попытках продвинуть его отзыв в печать, писал 22 апреля (4 мая) 1860 г.: «Статью вашу о „Накануне“ я отдал было в „Современник“, но он отказался поместить ее; тогда я вручил ее Дудышкину – и он обещался ее принять < …> Мне самому она показалась очень умной и тонкой; но вы согласитесь, что я в этом деле не судья, и, в силу тех же законов человеческого самолюбия, подкуплен порицанием».
«Порицание» Тургеневу в критическом отзыве Леонтьева действительно было очень сильным, во многом несправедливым и педантично придирчивым. Леонтьев утверждал, например, что Тургенев в романе «Накануне» не перешел «за ту черту, за которой живет красота,или идея жизни». План романа представлялся ему «слишком выразительным, ясным, резким; от него, – отмечал Леонтьев, – не веет волшебной изменчивостью, смутою жизни. Возьмите все лица: как ясно, что они собрались для олицетворения общественных начал» ( Отеч Зап,1860, т. СХХХ, № 5, отд. III, с. 21). Леонтьев упрекал Тургенева за «механические приемы», употребленные им «для объяснения читателю, что Инсаров человек дела не сухого, а поэтического» и жаловался «на безжизненность всего этого, на отсутствие откровения изящного и в сцене спасения дам, и в сцене встречи у часовни, и в других местах» (там же, с. 22, 23). Крайне резким было суждение Леонтьева о «самых страстных, самых драматических сценах „Накануне“». «Все они, – настаивал критик, – как будто сделаны с усиленным стремлением к простоте и вечным, коренным красотам страсти; но вместо всего этого вышло что-то избитое и механическое» (там же, с. 23).
Однако наряду с такого рода суждениями в «Письме» Леонтьева встречались хотя и односторонние, но не лишенные проникновенности характеристики главных образов романа. Примечательным было утверждение Леонтьева о «художественном самоотрицании» Тургенева в «Накануне», обусловленном первым опытом выбора центрального героя из среды, социально чуждой ему, о намерении Тургенева с помощью Инсарова «казнить» не только Берсенева и Шубина, лучших представителей культурного передового дворянства, но и самого себя. «Художественное самоотрицание убийственно для поэзии, – отмечал Леонтьев, – < …> если писателю невесело, не по себе с его лицами, едва ли уважение спасет их от холодности… Надо их любить, а не уважать; вы не любили Инсарова, вы любили Рудина, и он всё озарил вокруг себя, и сама Наталья, которой нравственный принцип туманнее принципа Елены, вышла мила» (там же, с. 25).
Видя главную «беду» Тургенева в «Накануне» «в насиловании собственного вкуса, в предпочтении упрямой, ограниченной, но благородной направлением души – душе изящной, разбегающейся, страдающей и мыслящей», Леонтьев ставил вопрос, в высшей степени – и социально и психологически – актуальный и для Тургенева на всем протяжении его романного творчества: «Какие души нужнее, когда и где – кто решит?» Вместе с тем критик пытался внушить Тургеневу мысль, что сближение с Инсаровым пагубно для его художественного таланта. Леонтьев заканчивал свой отзыв о романе следующим образом: «…нравственное торжество Инсаровых над Берсеневыми и Шубиными непривлекательно для русской души (она не виновата!), а потому вы оставались холодны к уважаемым вами лицам, не возвели их „в перл создания…“» (там же, с. 26, 27).
Одновременно со статьями Басистова и Леонтьева в журнале «Русское слово» появилась статья Н. Н. Булича «Две повести г. Тургенева: „Накануне“ и „Первая любовь“». Отзываясь весьма положительно о новом романе Тургенева, Булич возражал тем критикам, которые упрекали автора за болгарское происхождение главного героя. «Виновата среда, если лицо Инсарова в русской повести кажется нам иностранным, – отмечал критик. – Нам горько и больно это обстоятельство, но делать тут нечего, и мы покорно клоним голову перед неизбежным произволом автора, но зато радостно приветствуем этот новый, невиданный дотоле в русской литературе < …> образ, как заждавшиеся, стареющие супруги приветствуют первое дитя свое, ожидаемое с трепетом и молитвою» ( Рус Сл,1860, № 5, отд. II, с. 6).
Касаясь упреков Тургеневу в связи с отсутствием в романе широкой картины деятельности Инсарова, Булич писал: «Нам не нужно в повести подробного изображения всего круга его деятель ности, его сношений с болгарскими патриотами, рассказа, как в деле выражается его ум, воля, характер. Автор пишет повесть из русского быта, а вовсе не историю славянских племен» (там же, с. 26). В данном случае Булич полемизировал с Добролюбовым. Его вывод противоречил и точке зрения А. Григорьева, высказанной несколько позднее (см. ниже).
В следующем, 1861 году появились отзывы о «Накануне» А. Григорьева и Д. И. Писарева.
В статье «Искусство и нравственность», где речь шла не только о Тургеневе, А. Григорьев спокойно иронически отнесся к злопыхательской критике «Нашего времени» и расценил новый роман Тургенева как несомненно «замечательное произведение». Однако основная мысль его статьи заключалась не в этом. По мнению А. Григорьева, перед Тургеневым в процессе создания «Накануне» стояли две важные задачи, но писатель безукоризненно решил только одну из них – «общепсихологическую и поэтическую». По атому поводу он писал: «Задача общепоэтическая: стремление изобразить два страстных существования, роковым, трагическим образом столкнувшиеся, скользящие над бездной и гибелью в исключительной обстановке Венеции – жажду жизни и упоение ею на краю смерти и гибели посреди чудес поэтического и отжившего мира, – задача, выполненная блистательным образом, создавшая в романе какой-то байронски-лихорадочный эпизод, великолепную, обаятельную поэму» (Светоч, 1861, № 1, отд. III, с. 12). Иным было отношение критика к общественной тенденции романа с ее главным вопросом о герое. А. Григорьев находил, что этот вопрос, «логически и исторически правдиво» поставленный Тургеневым-мыслителем, оказался не по силам Тургеневу-художнику.
«Против болгарского дела не может быть сделано никакого возражения: дело совсем правое, ясное и понятное всякому, – писал А. Григорьев. – Но совершенно правильно выбравши герояиз среды близкой нам по племенному происхождению, поэт не позаботился нисколько о красках для своего очерка… Никаких местных болгарских черт, ни в нем самом, ни в его обстановке < …> в этом отношении художническая манкировка < …> вовсе непростительна < …>. Будь Инсаров окружен настоящей болгарской обстановкой, т. е. будь он расцвечен красками, какое бы это вышло лицо!» (там же, с. 13–14).
Как отмечено выше, аналогичные суждения об Инсарове неоднократно высказывались в критике того времени, причем почти всегда – с разных идеологических позиций. А. Григорьев критиковал роман «Накануне» с позиций так называемого почвенничества, имевшего общие черты с идеологией славянофилов. Бледность местного болгарского колорита в романе А. Григорьев ставил в прямую зависимость от специфических условий, в которых формировались взгляды Тургенева и его отношение к действительности. «В манкировке виноват < …> не столько сам поэт, сколько эпоха, к которой принадлежит он по своему развитию, – писал А. Григорьев. – Его эпоха совершенно чуждалась славянства – хоть этого ей, поглощенной до самозабвения западными идеалами – нельзя поставить в укор» (там же, с. 14).
Почвеннические идеи А. Григорьева сказались и на его анализе образа Елены, в которой он видел «дитя, воспитавшееся под могущественным, но малозначительным по количеству влиянием кружков < …> Белинского и Грановского». «Елена Стахова – совершенно исключительное, местное, московское явление, – утверждал А. Григорьев. – Поэт не потрудился задать себе вопроса: что такое ваша женщина внеисключительных влияний известного, развитого более других кружка, составляющего < …> оазис в безбрежной и безвыходной пустыне, что такое наша настоящаяженщина, женщина в обычных средах жизни» (там же, с. 14–15).
В противоположность А. Григорьеву, всё же не отрицавшему больших художественных достоинств романа и его общественного значения, Д. И. Писарев дал о «Накануне» подчеркнуто нигилистический отзыв.
В статье «Писемский, Тургенев и Гончаров» ( Рус Сл,1861, № 11) Писарев отмечал: «…Тургенев и Писемский – стояли в чисто отрицательных отношениях к нашей действительности < …> Эти отрицательные отношения, этот скептицизм – величайшая их заслуга перед обществом» ( Писарев,т. 1. с. 213). Эта характеристика распространялась на всё творчество Тургенева, за исключением романа «Накануне». В следующей статье Писарева «Женские типы в романах и повестях Писемского, Тургенева и Гончарова» ( Рус Сл,1861, № 12) роман получил крайне суровую оценку, так как ни в его замысле, ни в его центральных образах критик не обнаружил соответствия с характером предшествующей литературной деятельности писателя. В связи с этим Писарев писал, например, о Елене: «…она ищет лучшего и, не находя этого лучшего, уходит в мир фантазии, начинает жить воображением < …> она не критикует нашей жизни, не всматривается в ее недостатки, а просто отворачивается от нее и хочет выдумать себе жизнь» ( Писарев,т. 1, с. 267). Наряду с Еленой в мечтательном отношении к действительности Писарев обвинял и самого автора. «Оттого, – резюмировал Писарев, – он вместе с Еленой ищет героев < …> вместе с нею бракует Шубина и Берсенева; оттого он выписывает из Болгарии невозможного и ни на что не нужного Инсарова» (там же).
Обращаясь к анализу образа Инсарова, Писарев писал: «Тургенев не мог остановиться на чисто отрицательных отношениях к жизни < …> Ему захотелось колоссальности, героизма < …> образ не напрашивался в его творческое сознание, надо было с невероятними усилиями составлять этот образ из разных кусочков < …> Инсаров, каким он является в отдельных сценах романа < …> не представляет в себе ничего целостно-человеческого и решительно ничего симпатичного». И далее: «… что истинный художник, Тургенев, соорудил ходульную фигуру, стоящую ниже Штольца, – это очень грустно; это показывает радикальное изменение во всем миросозерцании, это начало увядания. Кто в России сходил с дороги чистого отрицания, тот падал. Чтобы осветить ту дорогу, по которой идет Тургенев, стоит назвать одно великое имя – Гоголя. Гоголь тоже затосковал по положительным деятелям, да и свернул на „Переписку с друзьями“. Что-то будет с Тургеневым?» (там же, с. 270, 271).
В романе «Накануне» Писарев усматривал опасные симптом» отказа Тургенева от реализма и вместе с тем признаки возможною компромисса с действительностью. «Отцы и дети» внесли необходимую поправку в это ошибочное представление критика о характере творческой эволюции писателя, но отрицательное отношение к роману «Накануне» сохранилось у него до конца жизни.
В ряду критических статей о «Накануне» наиболее значительной была статья Добролюбова, ускорившая разрыв Тургенева с лагерем «Современника», но вместе с тем оказавшая несомненное влияние на его дальнейшую писательскую деятельность. В этой статье были четко определены взгляды и настроения новых людей и дана суровая критика дворянско-либеральных общественных деятелей, а это способствовало более глубокому проникновению Тургенева в сущность социального конфликта, предопределившего сюжетную основу его следующего романа – «Отцов и детей». История создания этого романа свидетельствует о художественном преломлении в образе Базарова многих высказываний Добролюбова. Тургенев-художник не мог не считаться и с общими установками статьи Добролюбова, сводившимися к требованию изобразить русского Инсарова в борьбе с внутренними турками. В этом требовании выражалось одно из характернейших настроений эпохи, а Тургенев всегда был чуток к таким настроениям.
Роман Тургенева и посвященная ему статья Добролюбова оказали, по-видимому, определенное воздействие на Чернышевского при его работе над романом «Что делать?».
Рахметов стал тем «русским Инсаровым», скорый приход которого в русскую жизнь и в русскую литературу предсказывался в статье Добролюбова. Образ Рахметова был полемичен по отношению к тургеневскому Базарову и создавался в пору, когда идейный разрыв революционной демократии с Тургеневым стал непреложным фактом. Но всё это не исключало преемственной зависимости замысла образа Рахметова от проблематики творчества Тургенева, связанной с поисками и изображением нового героя.
Такая зависимость подтверждается использованием в «Что делать?» характерных композиционных особенностей романа «Накануне». В композиционном отношении группировка характеров (Лопухов – Кирсанов – Рахметов) напоминает аналогичную группировку характеров в «Накануне» (Шубин – Берсенев – Инсаров). Обыкновенность, «заурядность» хороших «новых людей» Лопухова и Кирсанова постигается вполне только при сравнении их с Рахметовым, а достоинства Рахметова как идеального революционера еще рельефнее выделяются на фоне этой «нормы». То же самое происходит в романе Тургенева. И Тургенев и Чернышевский преднамеренно представляют читателю сначала своих сравнительно второстепенных героев и только после этого вводят в действие главные силы – Инсарова и Рахметова. И в том и в другом случае система характеров и определенная последовательность в их обрисовке рассчитаны на один и тот же эффект, но приоритет в применении таких приемов композиции в романе с ярко выраженной тенденцией поучения обществу но праву принадлежит Тургеневу.
Эта связь улавливалась современниками писателя. В статье «Новый тип» ( Рус Сл,1865, № 10) Д. И. Писарев, повторяя свои прежние чрезмерно резкие и категорические суждения о «Накануне», вместе с тем отмечал: «Попытку Чернышевского представить читателям „особенного человека“ можно назвать очень удачною. До него брался за это дело один Тургенев < …> Тургенев хотел из Инсарова сделать человека, страстно преданного великой идее…» ( Писарев,т. 4, с. 48).
Роман «Накануне» еще при жизни Тургенева много раз переводился на иностранные языки. Первым и весьма неудачным был перевод романа на французский язык, выполненный П. Дуэром («La veille». Roman russe d’Ivan Tourghénieff. Traduction P. Douhaire. – Le correspondant, 1860, sept., p. 117–167). По словам Тургенева, этот перевод имел с его романом лишь «некоторое сходство в деталях», так как «переводчик-украшатель выкинул несколько действующих лиц и заменил их другими» («Записки охотника» И. С. Тургенева. Сборник статей и материалов. Орел, 1955, с. 339). В следующем году в журнале «Revue Européenne» (т. XVII и XVIII) появился новый перевод романа на французский язык под названием «Елена» («Elena»), сделанный И. Делаво. Этому переводу, «полностью как в отношении эпизодов, так и в отношении характеров» соответствующему «рукописному подлиннику», Тургенев давал высокую оценку в письме к редактору «Revue Européenne» от 14 (26) марта 1861 г. и в письме к Л. Пичу от 4 (16) апреля 1870 г. (см. тот же сборник, с. 339). В 1863 году перевод И. Делаво вышел в Париже отдельной книгой вместе с повестью «Первая любовь» («Nouvelles scènes de la vie russe»).
Немецкий перевод «Накануне» под названием «Helene» был напечатан в 1871 году в пятом томе митавского издания избранных сочинений Тургенева (Ausgewählte Werke). В том же году появился английский перевод «Накануне» («On the Eve» by I. S. Tourgueneff. A tale, translation from the Russian by C. E. Turner. London, 1871). Роман в переводе Тернера дважды, в 1873 и в 1875 годах, издавался также в Нью-Йорке.
Особое значение имел роман «Накануне» для болгарских читателей; но он далеко не сразу после выхода в свет был переведен на болгарский язык. В этом, вероятно, сначала не было надобности, так как болгарская интеллигенция могла читать его по-русски. Но для широких кругов болгарских читателей перевод стал необходим, и первая мысль о нем явилась в 1879 г. у Ст. Бобчева, будущего видного общественного деятеля Болгарии, а в то время студента Московского университета. В статье, помещенной в рущукской газете «Българин», Ст. Бобчев писал о своей встрече с Тургеневым: «Я имел случай представиться старику-романисту и испросил у него позволения перевести на болгарский язык „Накануне“, героем которого является болгарский студент, а также некоторые рассказы из „Записок охотника“. На мою просьбу Тургенев ответил согласием и обещал написать собственное предисловие к переводу» (Българин, 1879, № 178). По свидетельству Н. Бобчева, эту встречу Ст. Бобчева с Тургеневым в феврале 1879 г. устроил М. М. Ковалевский (Славянски глас, 1908, кн. V–VI, с. 189). В марте того же года Тургенев писал Ковалевскому: «…я хотел просить Вас передать г-ну Бобчеву, что не уеду из России, не переслав ему (на Ваш адрес) того небольшого предисловия к переводу „Накануне“ с рассказом о Катранове, которое я обещал». Однако замысел перевода Ст. Бобчевым не был осуществлен, так же как и предисловие, задуманное Тургеневым.
Первый перевод «Накануне» вышел в Болгарии лишь десять лет спустя, в 1889 г. Роман появился одновременно в двух изданиях – в переводе И. Иванова (Тырново, 1889) и в переводе Ив. Драгиева (Пловдив, 1889).
В 1860-1870-е годы роман неоднократно переводился и на другие иностранные языки: польский (1870-71, 1874), чешский (1873, 1874), датский (1872), голландский (1872). После смерти Тургенева роман был переведен на языки: шведский (1884), венгерский (1887) и т. д. Итальянский перевод «Накануне» появился в 1924 году.
…вышел третьим кандидатом!– Имеется в виду низшая ученая степень, присуждавшаяся в период между 1804 и 1884 годами успешно закончившим полный курс университета и представившим специальное сочинение. При назначении на гражданскую должность кандидатам присваивался чин десятого класса, т. е. коллежского секретаря.
…в дантановском вкусе,– В стиле Жана Пьера Дантана (Dantan, 1800–1869), французского скульптора-портретиста и монументалиста, снискавшего особую известность карикатурными бюстами и статуэтками известных деятелей своего времени (Талейрана, прусского короля Фридриха Вильгельма IV, Виктора Гюго и др.)
«Да здравствует Марья Петровна!» – Шубин поет популярную во второй-половине XIX века студенческую песнюна слова Н. М. Языкова («Разгульна, светла и любовна пусть слышится песня моя». Автор музыки неизвестен. Текст впервые опубликован в первом издании «Стихотворений» Языкова (СПб., 1833, с. 269–270; написан в 1829 г.). С нотами впервые опубликована в 1880 г. в издании графа А. А. Бобринского «Студентские песни 1825–1855» (СПб.; М.: Бернард, № 11).
…романтические звуки Оберонова рога…– Легендарный волшебник Оберон (Альберих) был героем ряда средневековых и позднейших литературных и музыкальных произведений на немецком и французском языках. По легенде, рог Оберона имел чудодейственную силу. В первую половину XIX века особенно известны были: последняя опера К. М. Вебера (Weber, 1786–1826) «Оберон» (1826) и поэма Х. М. Виланда (Wieland, 1733–1813) того же названия (на русский язык переведена в 1787 г.).
…не любовь-наслаждение, любовь-жертва.– Об этих двух родах любви неоднократно писал Артур Шопенгауэр («Мир как воля и представление». Т. 1, § 67; в русском переводе Ю. И. Айхенвальда – М., 1900, с. 389–392).
…мы толстокожие скифы.– В середине XIX столетия русская археология только начинала проверку сведений о скифах, сообщаемых Геродотом (V век до н. э.). Наиболее значительны были работы Н. И. Надеждина («Геродотова Скифия, объясненная чрез сличение с местностями», 1844), графа А. С. Уварова («Исследование о древностях Южной России и берегов Черного моря», 1851–1856) и Э. Г. Муральта («Скифские древности, хранящиеся в императорском Эрмитаже», 1853). В эту эпоху скифы представлялись только кочевым племенем, их культура обычно принижалась.
…вне Италии нет спасения!– Посылать художников для работы в Италию в первой половине XIX века считалось в России обязательным; в связи с этим в Италии в то время существовала постоянная русская художественная колония, неоднократно находившая отражение в литературе.
Ставассер полетел же…– Русский скульптор Петр Андреевич Ставассер (1816–1850), ученик профессора С. И. Гальберга, академик. Главные произведения: «Молящийся ангел», «Русалка», группа «Нимфа и сатир, надевающий ей на ногу сандалию».
«La dernière pensée»– фортепьянная пьеса К. М, Вебера (см. выше примеч. к с. 166).
…если это будет возможно,– См. ниже первое примеч. к стр. 199.
…пойти по следам Тимофея Николаевича…– Тимофей Николаевич Грановский (1813–1855) – профессор Московского университета по кафедре всеобщей истории, получивший широкую известность своими публичными лекциями (с 1843 года). Тургенев познакомился с Грановским в 1835 г. в Петербургском университете, где они оба были студентами. В статье «Два слова о Грановском» Тургенев писал: «От него веяло чем-то возвышенно-чистым; ему было дано (редкое и благодатное свойство) не убежденьями, не доводами, а собственной душевной красотой возбуждать прекрасное в душе другого» (наст. изд., т. 5, с. 326). Письма Тургенева к Грановскому (1839–1840) см.: наст. изд., Письма, т. 1.
…о французских романах…– Явно непочтительный, если не пренебрежительный тон в этих словах Елены объясняется появлением в тридцатые и сороковые годы XIX века множества русских низкопробных переводов романов французских писателей Поля де Кока, Поля Феваля и других, не претендовавших на серьезное литературное и общественное значение.
…второй том «Истории Гогенштауфенов» Раумера…– Фридрих Людвиг Георг фон Раумер (Raumer, 1781–1873) – профессор истории и политических наук в Бреслау (Вроцлаве), позднее в Берлине. Его основополагающий труд «Geschichte der Honenstaufen und ihrer Zeit» (6 томов, 1823–1825, имеется ряд изданий) посвящен немецкому рыцарскому и царствующему роду XI–XIII веков, носледние представители которого погибли в заточении.
…о новом инструменте – «контробомбардоне»…– Контробомбардон – сокращенное название бомбардона контрабаса, духового металлического инструмента с пистонами, сконструированного бельгийским мастером Адольфом Саксом (патент 13 октября 1845 г.). Лондонская всемирная выставка открылась в 1851 г.
«Не отходи от меня»…– Романс на слова «Мелодии» А. А. Фета, впервые опубликован: Москв,1842, ч. IV, № 8, с. 234; музыка композитора А. А. Дерфельдта (1810–1869); издан М. Бернардом в 1858 г.
«Самосон»…– Так назывался диван в с. Спасском, на котором любил отдыхать Тургенев. В настоящее время «Самосон» хранится в музее И. С. Тургенева в Орле.
…иллюминат…– Последователь религиозно-мистического учения немецкого мистика Адама Вейсгаупта (Weishaupt, 1748–1830), основавшего в 1776 г. тайное просветительское общество иллюминатов.
…сведенборгианизм…– Теософское учение Эммануила Сведенборга (Svedenborg, 1688–1772), выдающегося шведского ученого-энциклопедиста, с 1745 года прекратившего научные исследования и обратившегося к теософии. В середине XIX века в России последователями учения Сведенборга являлись В. И. Даль и философ П. Д. Юркевич.
…о Вашингтоне.– Джордж Вашингтон (Washington, 1732–1799) – прогрессивный деятель, первый президент Соединенных Штатов Америки (1789), вложивший много сил в дело освобождения их от Великобритании.
Было, говорят, время в Московском университете!– Расцвет Московского университета падает на вторую половину 1830-х и первую половину 1840-х годов. Большую роль при этом сыграла деятельность профессоров Т. Н. Грановского, К. Ф. Рулье, Г. Е. Шуровского, П. Г. Редкина, П. Н. Кудрявцева, В. Н. Лешкова. Вместе с тем Берсенев, вероятно, имел в виду также знаменитые кружки Н. В. Станкевича и А. И. Герцена, возникшие в Московском университете в первую половину 1830-х годов. В течение 1848-1850-х годов Московский и другие русские университеты в связи с реакцией, вызванной революцией 1848 года, были лишены права преподавания философии; чтение курсов психологии и логики в них было передано профессорам богословия; научная сторона курсов истории, права и других дисциплин значительно снизилась.
…родом из Тырнова.– Тырнов (Тырново) – один из древнейших болгарских городов, известный уже в IX столетии; в 1186–1393 годах столица Болгарского царства. В 1393 г. был завоеван турками.
…болгарские – летописи…– Древнеболгарская летопись излагает события с 1296 по 1413 год. Уверенность в существовании более древних болгарских летописей выразил Ю. И. Венелин (см. ниже примеч. к с. 213) в своем труде «Критические исследования об истории болгар». М., 1849. Т. I–II.
…собирал материалы о восточном вопросе…– Под восточным вопросом, возникшим в семидесятые годы XVIII века в связи с ослаблением Турецкой империи, подразумевался вопрос о ее судьбах, преимущественно на Балканском полуострове. В течение всего XIX века он находился в центре внимания европейских политиков.
…мой друг Горацио?– Неточная цитата из трагедии У. Шекспира «Гамлет» (действие 1, сцена 2).
…непонятного, но великого Венелина…– Юрий Иванович Венелин (настоящая фамилия – Гуца, 1802–1839) – выдающийся исследователь истории, языка и фольклора болгар; с 1825 года жил в России. Академия наук командировала Венелина в Болгарию для изучения нового языка и памятников старого языка болгар.
…болгарского короля Крума, Хрума или Хрома…– Крум (ум. в 815 г.) – болгарский князь с 802 г., выдающийся полководец, неоднократно успешно сражавшийся с византийскими войсками и нанесший решительное поражение армии византийского императора Никифора, во время которого сам Никифор был убит (811 г.).
…как Макс к Агате.– Макс и Агата – герои оперы Вебера «Волшебный стрелок» («Freischütze», 1820). Здесь имеется в виду сцена 3-го явления второго акта оперы.
…наши пустые сосуды…– Намек на учение славянофилов, с наибольшей полнотой изложенное в статьях А. С. Хомякова (1804–1860), К. С. Аксакова (1817–1860) и И. В. Киреевского (1806–1856), опубликованных в течение 40-х в 50-х годов. Согласно этому учению в результате европеизации русского дворянства Петром I оно оторвалось от исконных устоев русской культуры, в своем чистом виде сохранившейся лишь среди патриархального крестьянства.
…мужичок тянул« Степь моздокскую»,– Народная песня «Степь моздокская» (о смерти извозчика на чужбине), особенно распространенная в средней полосе России, впервые была опубликована в 1833 г. в издании: Русские народные песни, собранные и изданные для пения с фортепиано Даниилом Кашиным, кн. 1, Песни протяжные (№ 4).
И Фемистокл ел накануне Саламинского сражения…– В сентябре 480 г. до н. э. в результате хитроумного плана афинского военачальника Фемистокла греки одержали знаменитую победу над персидским флотом у острова Саламина.
Какие у нас песни! не хуже сербских.– Песни сербского народа приобрели мировую славу после того как они были записаны Вуком Караджичем (1787–1865) и изданы в 1814 и 1815 годах. Сербские песни характеризовал в связи с болгарскими уже Ю. Венелин в 1835 г. Близость болгарских песен к сербским отмечена также поэтом и переводчиком Н. В. Бергом в его книге «Песни разных народов» (М., 1854, с. XXIII).
…к развалинам Царицынского замка…– В Царицыне (название произошло в связи с принадлежностью этой местности Ирине Годуновой, жене царя Федора Иоанновича) была начата постройка, по приказу императрицы Екатерины II, большого дворца, оставшегося недостроенным и заброшенным.
«Le lac» Нидермейера.– Романс французского композитора Луи Нидермейера (Niedermeyer, 1802–1861) на текст стихотворения «Le lac» («Озеро») Альфонса Ламартина (Lamartine, 1790–1869). В романе цитируется первый стих второй строфы стихотворения.
…покнейпировать…– От немецких слов kneipen – пить, кутить, бражничать и Kneiperei – кутеж, попойка.
Он предчувствует войну…– См. ниже примеч. к с. 250.
…масляный портрет великого князя Константина Павловича…– Великий князь Константин Павлович (1779–1831) – второй сын императора Павла I, считавшийся до смерти Александра I наследником престола, но подписавший еще в 1823 г. отречение, остававшееся втайне.
Trema, Bisanzia!(правильно: Trema, Bisanzio!). – Слова Аламира из оперы Гаэтано Доницетти (Donizetti, 1797–1848) «Велизарий» (действие второе, явление XI), впервые поставленной в Неаполе в 1836 г. Либретто оперы написано Эдуардом фон Шенком по трагедии Сальваторе Каммарано (Cammarano 1801–1852). В России опера «Велизарий» впервые с большим успехом была поставлена в Петербурге в сезон 1839/40 г.
…художник, по новейшим эстетикам, пользуется завидным правом воплощать в себе всякие мерзости…– Имеются в виду представители немецкой эстетической мысли К. Розенкранц, А. Руге и Т. Фишер, в воззрениях которых существенную роль играло учение о безобразном. В своих построениях названные мыслители опирались на идеи знаменитого немецкого писателя Жан Поля (настоящая фамилия Рихтер, Иоган Пауль, 1763–1825). Значительное развитие идея безобразного получила также во французской литературе (Виктор Гюго, Шарль Бодлэр и др.).