Текст книги "Том 6. Дворянское гнездо. Накануне. Первая любовь"
Автор книги: Иван Тургенев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 41 страниц)
В переводах на иностранные языки «Дворянское гнездо» стало появляться с начала 60-х годов прошлого века. Одним из первых был французский перевод, выполненный В. А. Соллогубом и А. Калонном и авторизованный Тургеневым; он вышел в свет в Париже в 1861 г. [205]205
Une Nichée de gentilshommes, moeurs de la vie de province en Russie. Traduction française par le comte Sollohoub et A. de Calonne autorisée par l’auteur. Paris. Dentu, 1861. В этом переводе, довольно близком к оригиналу, с ведома Тургенева пропущена вся XXIV глава. Текст этого издания, выпущенный издательством Дантю, в том же 1861 г. перепечатан в Париже у Этцеля. В том же году «Дворянское гнездо» напечатано в Праге в чешском переводе A. Strauch в журнале «Pražske Noviny» («Šlechticke hnizdo»).
[Закрыть]В 1866 г. отрывки из этого перевода вместе с пересказом всего произведения поместил А. Ламартин в XXII томе своих «Семейных чтений о литературе» (Cours familier de littérature).
Отзывы французской критики о «Дворянском гнезде» были в общем благоприятными. Маленькая заметка в хронике «Русского архива» свидетельствовала: «В последнее время появилось в иностранной литературе довольно много переводов повестей И. С. Тургенева, и критика отзывается о них с особенною похвалою. „Дворянское гнездо“ (во франц. переводе „Une Nichée de gentilshommes“) после „Записок охотника“ всего более понравилось читателям» ( Рус Арх,1868, столб. 324–325). В последующие десятилетия «Дворянское гнездо» также пользовалось известностью во Франции; однако его ценили здесь менее, чем «Рудина» и, в особенности, чем более поздние романы Тургенева («Накануне», «Отцы и дети»), с их более яркой, наглядной и понятной для зарубежных читателей общественной проблематикой. Этическая направленность «Дворянского гнезда», изображенные в романе картины из быта русских провинциальных помещиков, своеобразие его женских образов – всё это до конца века оставалось довольно чуждым французской критике и читателям. Даже Э. М. де Вогюэ, один из наиболее преданных Тургеневу истолкователей его творчества, посвятивший «Дворянскому гнезду» несколько страниц в своей широко известной во всей Европе книге «Русский роман», сопровождал свои похвалы повествованию о любви Лаврецкого и Лизы Калитиной некоторыми очень типичными оговорками. Считая, что «Дворянское гнездо» и впредь будет составлять «одно из лучших оснований литературной славы Тургенева», Вогюэ всё же находил, что роман имеет и недостатки: экспозиция его не столь удачна, как в «Рудине», родословные действующих лиц образуют длинноты, ослабляющие интерес к его основному действию; только несравненное искусство писателя спасает избранный им и обновленный им сюжет от близости к схемам сентиментальных повестей начала века (к «добродетельным историям для девиц во вкусе г-жи Коттень»). Впрочем, эпилог «Дворянского гнезда», по мнению Вогюэ, «является и навсегда останется одним из образцов русской литературы» [206]206
Vogüé v-te E. M. de. Le roman russe. Paris, 1886, p. 169, 172.
[Закрыть]. В те же годы Н. С. Лескову казалось, что «добрая половина» типов русских людей, изображенных русскими писателями, остается «непонятной и неинтересной» зарубежным читателям. «Характеры тургеневских героев – и те даже непонятны для французов», – утверждал Лесков и пояснял свою мысль ссылкой именно на «Дворянское гнездо»: «Французский критик, рассуждая о последней сцене „Дворянского гнезда“, понять не мог, как Лиза встречается с Лаврецким, разбившим ее жизнь, и проходит, опустив глаза в землю, проходит pas un mot… Да тут надо бы… тут можно бы… И действительно, будь подобная сцена у французов, они придали бы ей настоящего жару» [207]207
ФаресовА. И. Против течений. Н. С. Лесков. СПб., 1904, с. 243.
[Закрыть].
В Германии «Дворянское гнездо» первоначально прошло мало замеченным. Отдельное издание романа появилось в 1862 г. в Лейпциге, в переводе Пауля Фукса [208]208
Das adelige Nest. Aus dem russischen übersetzt von Paul Fuchs, 2 Bd. Leipzig, 1862.
[Закрыть]и вызвало только одну рецензию в журнале «Magazin für die Literatur des Auslandes», автор которой, Мюберг, сетовал на то, что немецкая печать никак не откликнулась на это произведение Тургенева. Пытаясь возбудить к нему интерес немецких читателей, Мюберг дал в своей рецензии подробный пересказ «Дворянского гнезда»; однако он не достиг особого успеха. Лишь в 1806 г. в том же журнале Л. Пич, в большой статье о Тургеневе, остановился вскользь на значении «Дворянского гнезда» для понимания мировоззрения писателя – мировоззрения, в котором, по мнению критика, «едва ли в достаточном равновесии находятся понятия вины и наказания» [209]209
Eichholz J. Turgenev in der deutschen Kritik bis zum Jahre 1883. – Germanoslavica, Bd. 1 (1931–1932), S. 47, 51.
[Закрыть]. Тем не менее восторженные ценители «Дворянского гнезда» находились и среди немецких писателей. Так например, сильное впечатление произвел роман на Т. Шторма, о чем он писал тому же Л. Пичу; в особенности Т. Шторм потрясен был образом Лемма, сценой импровизации его в XXXIV главе, гордыми словами, обращенными к Лаврецкому: «Это я сделал, ибо я великий музыкант» [210]210
Blätter der Freundschaft, mitgeteilt von V. Pauls. Heide in Holst. 1943, 2 Aufl., S. 143. (Письмо Т. Шторма к Л. Пичу, посланное из Хузума между 14 сентября и 22 ноября н. ст. 1864 г.)
[Закрыть].
Более полное и отчетливое понимание исторического и художественного значения этого произведения Тургенева открылось немецким критикам и читателям значительно позднее, лишь к концу века, особенно после того, как роман получил многократную и очень сочувственную оценку в Англии, в Америке, в скандинавских странах. В XIX–XX веках «Дворянское гнездо» неоднократно переиздавалось в различных немецких переводах, обсуждалось в посвященных Тургеневу монографиях и критических статьях и даже оказало воздействие на некоторых немецких писателей [211]211
Под явным влиянием «Дворянского гнезда» написан, например, роман Э. Кейзерлинга (1855–1918) «Вечерние дома» (Abendliche Häuser, 1913).
[Закрыть].
Широкое распространение «Дворянское гнездо» получило в Англии и в США. Уже в 1861 и 1862 годах в английских журналах появились рецензии на французский перевод романа [212]212
Athenaeum, 1861, vol. XXXVIII, № 1781, p. 803; A Russian Romance. – Saturday Review, 1862, vol. XIII, № 334, p. 334–336.
[Закрыть]; в конце того же десятилетия предпринято было несколько попыток сделать его английский перевод. Первым и наиболее удавшимся следует признать тот из них, который принадлежит перу В. Рольстона и издан в Лондоне в 1869 г. под заглавием «Лиза» [213]213
Liza. By Ivan Turgenief. Translated from the Russian by W. R. S. Ralston. London, Chapman and Hall, 1869, 2 vols. (переиздания 1869, 1873, 1884, 1914, 1923, 1938, 1945).
[Закрыть]. Этот перевод сделан был с разрешения Тургенева, утвердившего и новое заглавие этого романа для английских читателей. Тургенев просмотрел весь английский текст и еще до его набора сообщил переводчику ряд замечании и пояснений к отдельным, затруднявшим его местам русского оригинала (см. с. 425). В период совместной работы Рольстона и Тургенева над этим изданием окончательно установились их близкие дружеские отношения, стала более постоянной и частой их переписка; поэтому Рольстон имел возможность предпослать своему изданию следующие слова: «Посвящено автору его другом-переводчиком» и высказать в предисловии несколько суждений о романе, ставшем одним из любимых его произведений. Перевод стоил Рольстону огромного труда и во многих отношениях может считаться образцовым: он переиздавался много раз в Англии и Америке и был сочувственно отмечен критикой [214]214
M. Turgenief’s Liza. – Every Saturday, 1869, № 203, p. 656; Saturday Review, 1869, vol. XXXVIII, № 718, p. 163–164; американское переиздание романа приветствовал в своей статье будущий видный писатель У. Д. Хоуэллс (W. D. Howells) – Atlantic Bonthly, 1873, № XXXI, p. 239–241. См.: Fryckstedt Olov W.
[Закрыть].
Свидетельством широкой популярности «Дворянского гнезда» в Англии и Америке может служить большое количество изданий романа, многократно выпускавшегося в новых переводах и под самыми разнообразными заголовками: буквальный перевод русского заглавия представлял явные стилистические трудности. В английских переводах заглавие варьировалось на разные лады (A Nest of Gentlefolk, A Nest of the Gentry, A Nest of Nobles, A Noble Nest, A Nobleman’s Nest и в 1914 г. даже почти юмористически звучащее – A Nest of Hereditary Legislators). В самом конце века в соперничество со старым переводом Рольстона вступил новый английский перевод «Дворянского гнезда», выполненный Констанцией Гарнетт под заглавием «A House of Gentlefolk» (напечатан в 1894 г., во втором томе ее известного «Собрания сочинений» Тургенева); этот перевод также издавался очень часто (1900, 1911, 1914, 1915, 1917, 1920, 1921, 1922, 1930 и т. д.) [215]215
Turgenev in English. A Checklist of Works by and about him. Compiled by R. Yachnin and D. H. Stam. N. Y., 1962.
[Закрыть]. На рубеже двух столетий, в период нового увлечения творчеством Тургенева, именно этот перевод закрепил в сознании английских читателей представление о «Дворянском гнезде» как об одном из шедевров русской и мировой литературы.
Английские и американские исследователи усматривают многочисленные и весьма заметные следы тщательного и любовного изучения «Дворянского гнезда» в произведениях, принадлежащих писателям стран английского языка. Это воздействие чувствуется, например, в ранних романах Генри Джеймса (1843–1916), лично знавшего Тургенева и считавшего себя его верным учеником, например в «Дейзи Миллер» (1878), героиня которого не раз сопоставлялась с Лизой Калитиной, особенно в романе «Американец» (The American, 1877), затрагивающем проблемы долга и больной совести в их тургеневском понимании; сюжетное построение этого романа Джеймса, повествующего о трагической любви Ньюмена и Клэр, и самые образы действующих лиц близко соответствуют рассказу о Лаврецком и Лизе Калитиной [216]216
LernerD. The influence of Turgenev on Henry James. The Slavonic Year book, 1924, vol. XX, p. 44; PhelpsG. The Russian Novel in English Fiction. London, 1956, p. 79–80.
[Закрыть].
Отмечено влияние «Дворянского гнезда» и на произведения англо-ирландского писателя Джорджа Мура (1852–1933), который также был знаком с Тургеневым и высоко ценил его творчество. Героиня повести Мура «Ивелин Иннс» (Evelyn Innes, 1898) имеет черты сходства с Лизой Калитиной, но основа ее религиозности католическая и с мистическим уклоном; любовь уводит ее от жизни в монастырь, как и Клэр в «Американце» Джеймса. О том, что, создавая свое произведение; Дж. Мур имел перед глазами «Дворянское гнездо» в качестве образца, свидетельствует такой персонаж «Ивелин Иннс», как сэр Оуэн – сколок с тургеневского Паншина. В более позднем романе Мура «Озеро» (The lake, 1905) мы находим новую вариацию истории Лаврецкого и Лизы в повествовании об Оливере и Норе [217]217
GettmannR. A. Turgenev in England and America. Urbana, 1941, p. 151; PhelpsG. Указ. соч., с. 102.
[Закрыть].
Сильное влияние Тургенева испытал на себе также Джон Голсуорси (Galsworthy, 1867–1933). В своих критических статьях Голсуорси неоднократно возвращался к истолкованию творчества Тургенева, а в художественной прозе давал чувствовать тесные связи, роднящие ее с многими произведениями (прежде всего с романами) русского писателя. В небольшой повести Голсуорси, составляющей «интерлюдию» между первым и вторым томами «Саги о Форсайтах» – «Indian summer of a Forsyte» (1917) [218]218
В русских переводах эта повесть Голсуорси известна под заглавиями: «Последнее лето Форсайта» или «Последний луч старого Форсайта».
[Закрыть], заключительные ее страницы, описывающие последний сон и смерть старого Джолиона в саду перед террасой его дома в Робин Хилле, – как предполагают английские критики, – созданы под непосредственным воздействием эпилога «Дворянского гнезда» [219]219
PhelpsG. Указ. соч., с. 123. Здесь говорится также о воздействиях «Дворянского гнезда» на творчество Дж. Конрада (р. 127–130).
[Закрыть].
Разнообразны и многочисленны влияния романа Тургенева в скандинавских литературах, в частности в датской, где в последней четверти XIX века среди молодых прозаиков создалась целая «школа Тургенева». «Дворянское гнездо» было издано впервые в датском переводе В. Мёллера в Копенгагене в 1875 г. (переиздано в 1890 и 1910 годах), но читалось в Скандинавии и во французских и в немецких переводах. В небольшом творческом наследии рано умершего норвежского писателя Кристиона Эльстера (1841–1881), всецело проникнутом воздействиями Тургенева, и переводчика (с немецкого) «Рудина» и «Накануне», есть роман «Опасные люди» («Farlige Folk», 1881), в котором еще Георг Брандес усмотрел своеобразный вариант «Дворянского гнезда». В образах Кнута Хольста и Корнелии К. Эльстер еще раз воспроизвел здесь душевную драму Лаврецкого и Лизы, истолковав ее на норвежском бытовом фоне и в соответствии с датско-норвежскими литературными традициями, но в явно тургеневской художественной манере [220]220
BrandesG. Samlede Skrifter. Kjøbenhavn, 1900, III, S. 422; ТиандерК. Датско-русские исследования. СПб, 1913. Вып. II, с. 231–246; NilssonJ. Kristian Elster. Lund, 1942, S. 223–224.
[Закрыть]. Среди ранних произведений датского писателя Германа Банга (1858–1912), в свою очередь, есть роман «У дороги» («Ved vejen», 1886), который принято считать своего рода подражанием «Дворянскому гнезду». Действие этого романа развертывается в датской провинции, в узком, замкнутом мещанском мирке местной интеллигенции. Роль Лизы играет здесь Катинка, жена начальника маленькой железнодорожной станции, Бая, обывателя и пошляка, роль Лаврецкого – молодой агроном Хус (функции В. П. Лаврецкой в датском романе выполняет Бай). История их сильной безнадежной любви, искусственно пресеченной в самом своем расцвете, рассказана Бангом с нежным лиризмом, но в очень пессимистических тонах, усиленных ироническими и сатирическими тенденциями в описании той провинциальной бытовой среды, жертвами которой являются Хус и Катинка [221]221
JensenJohan Fjord. Turgenjev i dansk ändsliv. Kjøbenhavn, 1961, p. 224–225.
[Закрыть].
«Дворянское гнездо» переведено было также на многие другие иностранные языки и давно уже сделалось одним из классических произведений мировой литературы.
…по-ихнему, со львами да со зверями знакомство вела.– В Англии и во Франции в конце 30-х – начале 40-х годов XIX века слова «лев» и «львица» обозначали светских модников и модниц. В этом смысле ими широко пользовались очеркисты этих лет ( ЯкимовичТ. Французский реалистический очерк 1830–1848 годов. М., 1963, с. 88, 283–285). Тогда же эти слова получили широкое распространение и в русской печати и в быту (см.: Дружинин,т. V, с. 311–312, и наст. изд., т. 1, с. 481–482). В применении к облику В. П. Лаврецкой термин «львица» получал определяющий смысл; поэтому Тургенев вкладывает его поочередно в уста тех, с кем она знакомится у Калитиных по возвращении из Парижа. «Скромна, скромна, а уж точно львица», – отзывается о ней сама Марья Дмитриевна; настоящей заграничной львицей представляется она Паншину и Гедеоновскому (см. гл. XL).
…у ремонтера– (от франц. remonter) – офицера военного ведомства, ответственного за приобретение лошадей для армейских частей.
…Орландом…– Конь назван по имени главного героя поэмы Л. Ариосто «Неистовый Роланд» («Orlando furioso»).
…взял коня в шенкеля.– Шенкель (нем. Schenkel – ляжка). Здесь: спортивный или военный термин, обозначающий управление лошадью с помощью обращенных к ней частей обеих ног седока от колена до щиколотки.
…тасуя карты между двумя робберами или после удачного большого шлема…– Роббер – в висте, винте, бридже и других карточных играх – круг игры, состоящий из трех отдельных партий. Большой шлем – термин, относящийся к тем же карточным играм и обозначающий выигрыш всех тринадцати взяток. Об этом термине см. заметку И. А. Битюговой: Т сб,вып. 3, с. 183.
Он вышел с чином действительного студента.– В первую половину XIX в. лицам, окончившим университетский курс, присваивался чин в зависимости от полученных экзаменационных отметок. Первый чин – «действительный студент», второй – «кандидат». Напомним, что И. С. Тургенев окончил С.-Петербургский университет в 1836 г. с чином действительного студента. В следующем, 1837 году, прослушав лекции последнего курса и вторично сдав экзамены, Тургенев получил чин кандидата.
Я не мог найти здесь увертюру Оберона»…– «Оберон (1826) – последняя опера немецкого композитора Карла Мариа Вебера (1786–1826) на волшебно-рыцарский сюжет по поэме Виланда. В Петербурге «Оберон» Вебера был дан немецкими артистами в концертном исполнении 12 декабря 1837 г. и 22 февраля 1838 г. (Тургенев жил в то время в Петербурге) и вызвал к себе интерес меломанов (Художественная газета, 1837, № 24; Сев Пчела,1838, № 13; автором статьи во второй из названных газет был скрывшийся под псевдонимом В. Ф. Одоевский. – См. ОдоевскийВ. Ф. Музыкально-литературное наследие. М., 1956, с. 150–153), но широкой популярностью пользовалась только увертюра в переложении для рояля, ставшая излюбленной репертуарной пьесой. Введенная в моду «Société des concerts» Парижской консерватории, эта увертюра, отличавшаяся увлекательной силой и огнем, превосходящая предшествующие увертюры Вебера драматическим единством композиции, в конце 30-40-х годах нередко исполнялась и в Петербурге иностранными и русскими пианистами (там же, с. 175–176). В Париже «Оберон» полностью был поставлен лишь в 1852 г.
Луна плывет высоко над землею…– Для романса Паншина Тургенев воспользовался собственным стихотворением, посвященным А. Н. Ховриной (1840), оставшимся в то время не напечатанным (см. наст. изд., т. 1, с. 314, 536). Стихотворение это навеяно чтением Гейне («Der Mond ist aufgegangen» из цикла «Die Heimkehr», 1823–1824); оно начинается свободным переложением первых четырех строк немецкого подлинника (Тургенев сам указывает на это в черновом автографе «Дворянского гнезда»). Впоследствии это стихотворение стало хрестоматийным (см. его, например, в «Русской музе» П. Ф. Якубовича-Мельшина под № LVII) и действительно было положено на музыку И. Калашниковым в 1881 г.
…Шекспира в шлегелевском переводе.– Речь идет о ставшем в Германии классическим стихотворном переводе драматических произведений Шекспира, выполненном Августом Вильгельмом Шлегелем (Shakespeares Dramatische Werke, übersetzt von A. W. Schlegel. Berlin, 1797–1810). Указание Тургенева, что Лемм читал Шекспира именно в этом переводе, следует рассматривать не только как хронологическое; на всем этом переводе лежит колорит романтического восприятия Шекспира.
Anch’io sono pittore(Я тоже художник). – По итальянской легенде, эти слова произнес художник Антонио Корреджо (1494–1534) перед одной из картин Рафаэля.
…раздушенная амброй à la Richelieu…– Тургенев имеет в виду Луи Франсуа Армана Ришелье (1696–1788), маршала Франции, который был более известен своими скандальными похождениями и интригами как светский повеса, щеголь и законодатель мод времен регентства и Людовика XV. Апокрифические «мемуары» маршала Ришелье (1790) дают типические картины разложения французской аристократии перед революцией. А. Брийа-Саварен в своей «Физиологии вкуса» (1825) упоминал, что если смолистый и резкий «запах амбры, употреблявшейся вместо духов, мог казаться вредным некоторым имеющим изысканные восприимчивые нервы, то принятая внутрь амбра считалась тонизирующим и веселящим средством», и что «маршал Ришелье имел обыкновение жевать ароматические таблетки из амбры» ( Brillat-SavarinA. Physiologie du goût, ou Méditations de gastronomie transcendante. Paris, 1838, p. 418).
…эмалевой табакеркой работы Петито́…– Эмалевые табакерки, расписанные знаменитым живописцем по эмали Петито́ (Jean Petito, 1607–1691), были в моде во Франции при дворах королей Людовика XV и Людовика XVI. После революции 1789 года многие из этих табакерок, вывезенные эмигрантами, попали в Россию. В первые годы XIX века в Петербурге пользовалась известностью и вызывала разнообразные толки обширная коллекция табакерок Петито́, принадлежавшая польскому графу Валицкому ( БулгаринФ. Воспоминания. СПб., 1846, Ч. 2, с. 118).
…Во́лтер в голове сидит.– Провинциальных русских вольтерьянцев Тургенев описывал неоднократно, в частности – в рассказе «Мой сосед Радилов», где имя французского просветителя герой упоминает с той же акцентовкой, типичной для человека, не знающего французского языка (см. наст. изд., т. 3, с. 56), и в повести «Три портрета», основанной на семейных преданиях о роде Лутовиновых (см. статью М. В. Португалова «Тургенев и его предки в качестве читателей» в его книге «По тургеневским местам». М., 1924, с. 22–23).
…причесался à la Titus…– Эта прическа вошла в моду во Франции после того, как она была изобретена парикмахером Дюпланом для артиста Тальма́, игравшего роль сына Брута в трагедии «Брут». Поводом для этой прически явился декрет французского правительства от 1-го фримера первого года Республики (1790), запрещавший парики с длинными волосами без пудры, которые носили якобинцы; Дюплан придумал тогда парик с коротко стриженными волосами для роли Тита. Вскоре после этого во Франции вошла в моду напоминавшая этот театральный парик прическа. «Сначала ее носили поклонники древнего мира, художники и писатели, а затем молодые люди всех партий» ( ArnaultA. V. Souvenirs d’un sexagénaire. Paris, 1833. T. II, p. 210).
…оправдал на деле Руссо, Дидерота и la Déclaration des droits de l’homme.– Имеются в виду французские просветители XVIII века Ж. Ж. Руссо и Дени Дидро, осуществлявшие идейную подготовку Французской революции 1789 года, в конституцию которой вошла «Декларация прав человека и гражданина», получившая широкую известность во всей Европе. Все 17 параграфов «Декларации» были напечатаны в «С.-Петербургских ведомостях» (1789 г., № 74), а затем распространялись в рукописных списках (см. ШтрангеМ. М. Русское общество и Французская революция 1789–1794 гг. М., 1956, с. 49–50). Женитьбу Ивана Петровича Лаврецкого на простой крестьянской девушке Тургенев иронически объясняет знакомством своего героя с основной мыслью «Декларации»: «Все люди рождаются вольными и в совершенном в рассуждении прав равенстве; различия же долженствуют быть основаны на единой токмо общей пользе».
…одной из знаменитых тогдашних Фрин или Лаис~ Тильзитский мир был только что заключен…– Фрина (Phryné) – одна из знаменитых греческих куртизанок, известная из биографии скульптора Праксителя и художника Апеллеса. Лаиса (Laïs) – имя нескольких прославленных древнегреческих куртизанок, популяризованное во французской поэзии XVII и XVIII веков – от Мольера (см. мадригал Триссотена в «Ученых женщинах») и до Вольтера (в его подражании «Греческой антологии»). На вопрос английского переводчики «Дворянского гнезда» В. Рольстона Тургенев в письме к нему от 19 ноября (1 декабря) 1868 г. так истолковал ему это место: «Красавиц – немного легкомысленных – времен империи (в 1807 г.) охотно сравнивали с Фринами и Лаисами. Тогда это было модно, и Иван Петрович мог волочиться за ними, как в Париже, так и в Лондоне. После Тильзита – по моему замыслу – он немедленно отправился в Париж». За трактатом между Россией, Францией и Пруссией, заключенным в г. Тильзите 8 июля 1807 г., последовала декларация русского правительства о разрыве мира с Англией (7 ноября 1807 г.), вследствие чего Иван Петрович и должен был отправиться из Лондона в Париж.
«Символы и эмблемы»(см. также с. 66: много воспоминаний возбудили в нем давно забытые, но знакомые «Символы и эмблемы»). – «Толстая» и «таинственная» книга, которую Тургенев имеет в виду и подробно описывает, рассказывая о детских чтениях Лаврецкого, имела первоначально название «Символы и эмблемата»; вышедшая в Амстердаме по повелению Петра I в 1705 г. и переизданная в Петербурге гражданской печатью в 1719 г., она заключала в себе 840 гравированных на меди рисунков мифологического и аллегорического содержания с объяснительным текстом на нескольких языках. Книга восходит к сборникам XVI–XVII веков, которые были широко распространены во всех литературах Западной Европы. «Главная задача подобных сборников, в XVII–XVIII веках имевших сильное и продолжительное влияние на эстетическую мысль, искусство и поэзию, – разъяснял Ф. И. Буслаев, – состояла в том, чтобы приурочить аллегорический рисунок к выражению нравственных сентенций или вообще остроумных и замысловатых изречений». «Казалось недостаточным выразить мысль в ее голой простоте; надобно было облечь ее в фигуру, придать ей фигуральный оборот, наворотить ее на новый манер, сделать ее манерною, превратить ее в замысловатую фразу, в загадку, облеченную в эти символы и эмблемы < …> Все первоначальные идеи, из которых когда-то, по внутренней потребности, органически возникали художественные формы и греческой мифологии, и христианской символики, и средневекового мистицизма, – измельчали и обессмыслились в этих сборниках символов и эмблем, будучи приняты в их внешних выражениях только как знаки разных отвлеченных мыслей» («Иллюстрация стихотворений Державина». – В кн.: БуслаевФ. И. Мои досуги. М., 1886. Ч. 2, с. 80–105). «Символы и эмблемата» в переработке Н. М. Максимовича-Амбодика были изданы в 1788, 1809 и 1811 годах (Описание изданий гражданской печати 1708 – январь 1725 гг. Сост. Т. А. Быкова и М. М. Гуревич. М.; Л., 1955, с. 20 и 530, со ссылками на «Дворянское гнездо»).
Книга эта в издании Н. Максимовича-Амбодика (1809 или 1811 годов) под заглавием «Емблемы и символы…» находилась в библиотеке с. Спасского-Лутовинова. Описывая чтения Лаврецкого, Тургенев воспользовался собственными детскими впечатлениями об этой книге, о которых он рассказал в 1840 г. в письме к М. А. Бакунину и А. П. Ефремову ( Т, ПСС и П, Письма, т. 1,с. 201–202, 536); Тургенев свидетельствует здесь, в частности, что «Емблемы и символы» были у него в руках в 1839 г. Сохранилась эта книга и доныне в Государственном музее И. С. Тургенева в Орле, но без титульного листа (его не было, вероятно, уже в детские годы Тургенева); в ней недостает также многих страниц с текстом и рисунками, в том числе и тех, на которые ссылается Тургенев, но на с. 381 находится та подпись под рисунком, которая была приведена им в черновиках «Дворянского гнезда» («Хищная птица, хотящая нечто похитить из кипящего котла»), и переводы ее на пяти, а не на шести языках, как у Тургенева. Возможно поэтому, что Тургенев знал «Емблемы и символы» не только по тому экземпляру книги, который хранился в его деревенском доме, но и по другим изданиям. Описание первоисточника переизданий Максимовича-Амбодика – амстердамского издания книги «Символы и эмблемата» дано было П. И. Мельниковым в заметке «Библиографическая редкость» ( Отеч зап,1840, т. 12, отд. VII, с. 9–12).
…столярное ремесло, по совету Жан-Жака Руссо…– Имеется в виду книга Руссо «Эмиль, или О воспитании» (1762), имевшая сильное и продолжительное влияние на европейскую и русскую педагогическую мысль. «… из всех упражнений, могущих человеку доставить пропитание, – писал здесь Руссо, – ручные работы приближают его более всех к естественному состоянию; состояние, всех менее зависящее от счастия и от людей, есть состояние ремесленника. < …> я желал бы, чтоб из всех ремесл столярное ремесло более всех прочих нравилось моему воспитаннику. Оно чисто, полезно, в нем можно упражняться дома; оно довольно содержит тело в движении и требует от работника ловкости и искусства, и в работах, которые делаются для пользы, не исключаются вкус и хороший вид» ( РуссоЖан-Жак. Эмиль, или О воспитании. М., 1807. Ч. 2, с. 122, 144–145).
Мочалов находился тогда на высоте своей славы…– Одной из известнейших ролей выдающегося русского трагического актера П. С. Мочалова (1800–1848) была роль Гамлета в трагедии Шекспира, переведенной Н. А. Полевым (1837). Об исполнении Мочаловым роли Гамлета, прославленном в статьях Белинского, Тургенев вспоминает в рассказе «Петр Петрович Каратаев» (см. наст. изд., т. 3, с. 238).
…в черном токе…– «Ток – франц. – род шапочки, иногда с лентами и перьями» ( УгловВ. Н. Объяснительный словарь иностранных слов, употребляемых в русском языке. СПб., 1859, с. 182).
…шопеновских мазурок, тогда только что входивших в моду.– Мазурки Шопена стали известны в России с конца 1830-х годов. В. Стасов вспоминает, что весной 1842 г. мазурки Шопена произвели на него сильное впечатление в мастерском исполнении Листа ( СтасовВ. В. Избранные сочинения в трех томах. М., 1952. Т. 2, с. 375–376, 380); см. также: БернандтГ. Шопен в России. (Страницы из истории русской музыкальной культуры 1830–1850 гг.) – Советская музыка, 1960, № 2, с. 29–38; Русско-польские музыкальные связи. Статьи и материалы. Под ред. И. Бэлзы. М.,1963,с. 124–125).
…этот юный Алкид.– Алкид – одно из имен Геракла; употреблялось фигурально для обозначения сильного человека мощного телосложения.
…стала известна от Chaussée d’Antin до Rue de Lille.– Обширный парижский район, в котором были сосредоточены нарядные особняки аристократов и кафе, модные казино и маленькие театры (см. анонимную «Физиологию парижских кварталов» – «Physiologie des Quartiers de Paris», Paris, 1841, автором которой был А. Гийемен).
Девица Марс уже сошла тогда со сцены, а девица Рашель еще не появлялась…– Марс (Mars Anna Françoise Hippolyte Boutet, 1779–1847) – знаменитая французская актриса, дебютировавшая в 14-летнем возрасте и в течение четверти века остававшаяся «королевой сцены» в театре Comédie Française. Рашель (Rachel Elisa Félix, 1821–1858) – французская трагическая актриса, дебютировавшая с шумным успехом в 1838 г. Тургенев, по-видимому, не однажды видел Рашель на сцене. О ее игре в трагедии Д. де Жирарден «Клеопатра», – пьесе, по его оценке, невыносимой, претенциозной, утомительной и лживой, – Тургенев писал 1 (13) декабря 1847 г. П. Виардо: «Костюмы у Рашель великолепные, она находит восхитительные позы, но она определенно сдает» (подлинник по-французски).
…смеялась над развалинами Одри…– Одри (Jacques Charles Odry, 1781–1853) – знаменитый французский фарсовый актер театра Варьете; выступивший впервые на сцене в 1803 году, он еще в 30-х– 40-х годах вызывал восторги таких критиков, как Теофиль Готье. Тургенев несомненно видел его игру; в одном из писем 1857 года к П. В. Анненкову из Парижа он вспоминает «вздернутый нос» Одри ( Т, ПСС и П, Письма,т. III, с. 74, 486).
…плакала от игры г-жи Дорваль в какой-нибудь ультраромантической мелодраме…– Речь идет о Marie Amélie Delaunay (1798–1849), известной под именем Dorval, – прославленной французской актрисе, игравшей в знаменитых драмах французских романтиков – В. Гюго, А. де Виньи, К. Делавиня. Биография ее принадлежит перу А. Дюма.
…ту песенку вашего поэта Пускина…– Имеется в виду знаменитая цыганская песня А. Верстовского, написанная для пьесы В. А. Каратыгина «Цыгане» – драматического представления, взятого из поэмы Пушкина (1832). Это «представление» с большим успехом давалось в Петербурге, в конце 30-х – начале 40-х годов. Особенным успехом пользовалась песня Земфиры ( СтолпянскийП. Произведения Пушкина и их переделки на Петербургской сцене в Николаевскую эпоху. – Русский библиофил, 1911, № 5, с. 75–77; ДурылинС. Н. Пушкин на сцене. М., 1951, с. 29–31).
…стал думать о Роберте Пиле…– Роберт Пиль (1788–1850) – английский политический деятель, премьер-министр Англии с 1841 по 1848 год (ср. «Новь», гл. VIII – наст. изд., т. 9).
…чепца с лентами цвету массака́… —Цвет массака – «темно-красный, иссиня-малиновый», по объяснению В. И. Даля. Это ныне неупотребительное слово было в широком обиходе в XIX веке. Им пользовались Достоевский («Вечный муж»), Толстой («Война и мир»), Лесков («Соборяне»). У Тургенева оно встречается также в рассказе «Два приятеля».
…платья из трю-трю-левантина.– Это место затруднило первого английского переводчика «Дворянского гнезда» В. Рольстона, и он обратился к автору за разъяснением. Тургенев ответил ему в письме от 19 ноября (1 декабря) 1868 г.: «Во времена наших бабушек была такая ткань, которая называлась по-французски trou-trou – по всей вероятности, это было нечто очень легкое с большими глазка́ми (à larges mailles) – и простодушный старичок спутал эту ткань с левантином. Слово осталось у него в памяти». Левантин – род легкой шелковой ткани.
…все у них пошло хинею…– Хинею, чаще хинью – «прахом пошло», «без пользы», от слова «хинь» по диалектному употреблению Тульской, Орловской, Ярославской и Курской губерний (см.: ДальВладимир. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1956. Т. 4, с. 548; ВиноградовВ. В. О слове «ахинея» в русском литературном языке. – Русская речь / Под ред. Л. В. Щербы, новая серия, № 3. Л., 1928, с. 34).
…балладу Шиллера «Фридолин».– В оригинальном немецком тексте заглавие баллады Шиллера иное: «Der Gang nach dem Eisenhammer» («Путь в плавильню»), 1797. В вольном переводе В. Жуковского баллада получила название «Божий суд» (1834), а в последующих русских переводах, до конца 50-х годов (1850, 1853, 1859), озаглавлена по имени ее главного героя. Принимая это название, Тургенев самим именем героя как бы напоминал читателю о сюжете и основной идее баллады, что казалось ему существенным для характеристики вкусов и мировоззрения Лемма. В конце главы XXII Тургенев вкладывает в уста Лаврецкого скептическое и горькое замечание о концовке баллады.
