Текст книги "Мы родом из СССР. Книга 2. В радостях и тревогах…"
Автор книги: Иван Осадчий
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
(Из интервью Николая Осадчего, опубликованного в «Туапсинских вестях» 10 марта 2001 года)
Фамилия Осадчих в нашем городе известна. В 60-е годы Иван Павлович Осадчий был секретарём горкома по идеологии. Многие сегодняшние руководители города воспитаны им. Его сын – Николай Иванович Осадчий – депутат Законодательного собрания края, философ, учёный, первый секретарь крайкома КПРФ. Сегодня «первые» уже не та величина, что раньше, – времена не те. Отношение к коммунистической партии у общества разное, да и сами коммунисты претерпевают изменения. Впрочем, сегодня речь идёт не об идеологии и не о задачах партийного строительства. Мы воспользовались тем, что Н. И. Осадчий, первый заместитель председателя Законодательного собрания края, приехал в Туапсе по делам, и поговорили с ним просто так, «за жизнь».
– Николай Иванович, вы часто вспоминаете Туапсе? Считаете ли Туапсе своим родным городом?
– Да, конечно. Я всегда с добром и только с теплотой вспоминаю Туапсе. Я здесь родился и жил до пятого класса. Поначалу – на улице Коллективной. В школу я пошёл уже с улицы Богдана Хмельницкого и помню библиотеку в подвале дома, которого уже нет. Переехали мы в Краснодар, потому что отец сменил работу, стал преподавать в Кубанском университете. Шёл 1970 год. Вот знаете, удивительно, но я помню день отъезда. Потому что тогда было открытие чемпионата мира по футболу в Мексике. Мы прямо на чемоданах сидели в студенческом общежитии и смотрели матч – взрослые и дети. Наши сыграли вничью с хозяевами турнира.
– Сегодня, в непростое для компартии время, вы – лидер краевой организации. Продолжаете дело отца?
– Отец, конечно, во многом повлиял и на моё мировоззрение, и на мою биографию. Я продолжаю его дело. Хотелось бы в науке, однако приходится в политике. Но надо сказать, он никогда не заставлял меня принимать решение, которое он считал верным. Отношения у нас были (и остаются) товарищескими, и отец всегда оставлял мне право выбора. А о партийной карьере я даже не помышлял, честно говоря…
– А почему вы выбрали Московский государственный университет? Можно было бы остаться на Кубани…
– Потому что в Кубанском преподавал отец.
– Наоборот, многие сочли бы это за удачу.
– Только не я. Чтобы доказать, что ты в жизни что-то стоишь, надо добиваться всего самостоятельно. Я скучал по дому, учась в МГУ, а потом и в аспирантуре, всё время рвался домой. Кстати, к сегодняшней партийной должности пришёл сам, после долгих раздумий. Да, личный пример отца, конечно, повлиял. Он – очень последовательная, цельная натура, если он, как историк, с кафедры университета говорит что-то, то дома на кухне от него нельзя услышать обратное. Может быть, если бы у нас все брали пример со своих отцов, страна не оказалась бы в таком положении, как сейчас. Но я в Москве не занимался политикой. Начало моей преподавательской «карьеры» совпало с горбачёвской перестройкой. В конце 80-х годов много выступал со своей точкой зрения и в печати, и на лекциях. Вот и получилось незаметно, что стал политиком. Просто не боялся высказывать свою точку зрения на происходящие в стране события. И теперь делаю то же самое…
– А в университете гонений за это не было?
– Нет. Ни в университете, ни в мединституте, где работаю много лет. Я же не использую лекции для пропаганды. Если преподавать культурологию, политологию и другие дисциплины профессионально и без лжи, – получится лучше любой пропаганды. В принципе, вся гуманитарная мысль XX века – она камня на камне не оставила от идеи капитализма, от капиталистической рыночной экономики. Мне не трудно «вести агитацию и пропаганду», надо просто рассказывать об этом. Когда расшатался догматизированный марксизм, появилась возможность самим анализировать историю и современность, высказывать своё понимание предмета…
(Беседовала С. Светлова)
На Мамаевом кургане.
Как дела, «Спартак»? «К.И.Н.О.» 1970 г.
В редкий выходной…
«К.И.Н.О.» в Смоленском доме отдыха на Днепре (1973 год).
Отец и сын (фотография на память).
Университетские годы
Николай Осадчий 3-й курс МГУ.
Николай ОСАДЧИЙ, дипломированный философ. 1980 г.
Коля Осадчий с однокурсниками: Володя Маркин (в центре) и Саша Густырь.
Друзья-однокурсники
Виктор и Людмила Фирсовы с дочкой Иришкой.
«Присядем друзья перед дальней дорогой…» Николай ОСАДЧИЙ (в центре с гитарой); Володя МАРКИН (слева).
В современной России, особенно в кругу «господ» ново-русских, можно часто слышать злобные суждения о негативах советского времени, советской жизни, о мрачных фактах тех лет. Да. Действительно были проблемы, омрачавшие многих людей. Наиболее остро волновал дефицит отдельных продуктов и товаров. Именно о дефицитах и об очередях больше всего любят порассуждать современные приверженцы «демократического» строя, рыночного капитализма. Бесспорно, в советское время были и дефициты, и очереди. Но не этим запомнилась Советская власть абсолютному большинству советских людей.
Главное внимание она уделяла вопросам благосостояния народа в самом широком понимании этого слова. Советская власть заботилась о труде, здоровье, отдыхе, благополучии каждого человека, начиная с малых лет и до глубокой старости. Об этом говорит и невероятно низкая квартплата, которая оставалась неизменной на протяжении многих десятилетий; бесплатное образование и бесплатное здравоохранение; бесплатные или за символическую цену путевки в здравницы: в санатории, пансионаты, дома отдыха; на туристические базы, в пионерские лагеря. Это было доступно и считалось обыденным практически для каждого человека. Сегодня новым поколениям, родившимся и выросшим в условиях современной России, в это трудно поверить…
Я сделал небольшое предисловие для того, чтобы легче воспринималось то, о чем пойдет речь в этой главе.
Отпускное время – особенная часть жизни. В советские годы оно приносило радость и вдохновение.
Пока Коля, наш сын, был совсем маленьким, где-то до трех-четырехлетнего возраста, отпуск свой мы проводили в Туапсе. Да и нам самим хотелось насладиться морем. Приобретали путевки в дома отдыха, пансионаты, туристические базы на туапсинском побережье.
Когда Коля подрос, стали выбираться и в другие места, чаще всего в здравницы Подмосковья – в Жаворонки, Истру, на Клязьминское водохранилище. Одно лето провели в смоленском доме отдыха на Днепре, в другой раз – в дачной деревне Копаново на Оке.
В годы моей работы ответственным секретарем Туапсинского отделения Общества «Знание» меня несколько раз премировали экскурсионными путевками в Москву и в Ленинград, по историческим и ленинским местам. Ездили всей семьей. Эти экскурсии давали возможность и нам, взрослым, и подраставшему сыну основательно познакомиться с самыми достопримечательными местами обеих столиц, побывать во многих музеях.
Экскурсия в Москву включала посещение Кремля, Оружейной палаты, Мавзолея и Музея Владимира Ильича Ленина, Исторического музея, Музея революции и Новодевичьего кладбища, ВДНХ, Третьяковской галереи и Музея А. С. Пушкина, Музея Вооруженных Сил СССР и «Бородинской панорамы», Политехнического музея, других памятных мест столицы; поездки в Горки Ленинские, в городок космонавтов, в Бородино, в Петрищево – к месту подвига легендарной Зои Космодемьянской…
В Ленинграде мы посещали ленинские места в самом городе и в Разливе; Смольный и Зимний дворцы, крейсер «Аврора», Пискаревское кладбище, Петропавловскую крепость, пушкинские места, Русский музей, Военно-морской музей; совершали поездки в Пушкино и в Петергоф, а также обзорную экскурсию по городу с остановками у памятных исторических мест, какими богат Ленинград…
Такие экскурсии обогащали нас знаниями о том, о чем имели поверхностные представления из книг по истории и кинофильмов. Волнующие страницы истории представали перед нами во всем величии и значимости; оставляли огромное впечатление в памяти и в сердце на всю жизнь; Рождали радость и безграничную гордость за нашу великую и могущественную Советскую Отчизну, за её немеркнущую историю…
Вечерами, после экскурсионных походов и поездок, шли в столичные театры и концертные залы. А в дни игр московских команд «Спартака» по футболу или хоккею, – спешили на стадион или во Дворец спорта в Лужниках…
Цены на билеты в театры и в цирк, на концерты, в музеи и на стадионы были фантастически низкие.
Вся советская культурно-просветительская жизнь (кинофильмы, спектакли, концерты, цирковые представления, музеи, экскурсии) служила духовному обогащению человека, несла в себе высокий нравственный заряд, рождала радость и вдохновение. Говоря словами поэта, сеяла «разумное, доброе, вечное». Каждая встреча с прекрасным украшала жизнь, создавала хорошее настроение, наполняла сердце и душу гордостью тем, что у нас «и жизнь хороша, и жить хорошо…»
Поводов для поездок в Москву, Ленинград, Подмосковье было предостаточно. Об отпусках и экскурсионных поездках я уже рассказал. Кроме того, необходимо было работать в Центральных архивах и в закрытых фондах библиотеки имени Ленина, вести поиск документальных источников и материалов для кандидатской и докторской диссертаций. Когда Нина прикрепилась в качестве соискателя ученой степени кандидата наук на кафедре хлебопечения Московского государственного технологического института пищевой промышленности, необходимость поездок в столицу возросла.
В советское время все вузовские преподаватели каждые пять лет направлялись на целое учебное полугодие в институты или на факультеты повышения квалификации. За годы вузовской работы в Краснодаре я трижды был на повышении квалификации в МГУ и дважды – в Ленинградском университете. А Нина – трижды в своем, выше названном вузе.
Кроме того, она ежегодно выезжала в Ленинград и в Москву для организации производственной практики студентов на хлебокомбинатах и хлебозаводах. Я, как правило, приурочивал к этому времени свои научные командировки.
Когда Коля стал студентом, а затем аспирантом философского факультета МГУ, – это стало «главным поводом» для учебных, служебных и научных поездок в Москву, не говоря уже об отпусках.
У меня же возникла еще одна жгучая необходимость получения дополнительного отпуска в связи с невозможностью оставаться на Кубани в жаркое время года, ориентировочно с июля до начала октября. Она касалась многих десятков, если не сотен тысяч, жителей Кубани. Причиной была треклятая амброзия – жесточайший сорняк, «подаренный» нам США. Впрочем, как и колорадский жук. Не говоря уже о духовно-нравственной «отраве», экспортируемой Западом под названием «массовой культуры», которая разрушала души, калечила нравы множества людей, особенно в юные годы.
Амброзия вызывает жутчайшую аллергию, поражая дыхательные органы. Чтобы человек мог избежать этих пыток, врачи выдавали справку-заключение о необходимости выезда из края в средние или северные районы страны, где амброзия, как теплолюбивое растение, не могла прижиться. По месту работы страдающим от амброзии предоставляли дополнительный отпуск и путевки в здравницы.
Едва ли не в первый год работы в краснодарском вузе, я, как и все преподаватели и студенты, в начале учебного года (в сентябре-октябре) участвовал в уборочных работах. И вот на сборе помидоров, когда амброзия цвела, а её пыльца обильно насыщала воздух, я переусердствовал до «седьмого пота» и надышался ею сполна. Спустя неделю-две уже был не похож на себя: предстал перед врачами с распухшим носом, жесточайшим чихом и одурманенными глазами. Тут же получил предписание: «Срочно выехать в зоны недосягаемости амброзии». Аллергия на амброзию тогда считалась неизлечимой…
Все последующие годы жизни и работы на Кубани, сразу после окончания летней экзаменационной сессии, брал трудовой и дополнительный (по справке врачей) отпуск и спешно покидал край. Нередко один или с Колей, пока сын был школьником. Нина приезжала к нам после завершения своих преподавательских дел. Задерживался в Москве или в Подмосковье до наступления на Кубани осенней дождливо-прохладной погоды. Определялся в подмосковные дома отдыха или пансионаты – в Трехгорке, в Тучково, в Звенигороде, Зеленоградской, Мамонтовке или на квартиры друзей – московских ученых.
В начале 80-х годов мой верный друг Василий Степанович Романченко, работавший директором туапсинской типографии, познакомил меня с Алексеем Николаевичем Дорофеевым, заведовавшим небольшой, непритязательной базой отдыха Союзпечати в Мамонтовке. Очень скоро мы «породнились» не только с ним, а со всей его семьей: с женой Раисой Ивановной и дочерьми – Светланой и Полиной. Да и всему «здоровому коллективу» базы в количестве трех человек, если мне не изменяет память, мы пришлись «ко двору». И в любое время года, в любое время суток приют и уют для нас находился. До самого последнего часа… пока ельцинские вандалы-реформаторы не раздарили и не разрушили всё, что попадало на их глаза. «Крахнула» и база отдыха «Союзпечати» в Мамонтовке.
Осталась только добрая, светлая память о ней и гостеприимной семье Дорофеевых. Да еще короткая записка, адресованная нам Алексеем Николаевичем 10 октября 1987 года:
«Дорогие наши друзья из славного города Краснодара! Вспоминаете ли вы свои „каникулы“ в Москве и маленький „замок“ в Мамонтовке?
…Ждем вас в любое время у нас, как самых близких и родных. Пароль не забыли?»
…Не забыли, дорогой Алексей Николаевич, ни Вас, ни «пароль»… Благодарно помним…
Был еще один, более чем уважительный «повод» коротать отпускное время в Москве или в Подмосковье. «Виноват» в этом московский «Спартак», яростным болельщиком которого я стал в комсомольские годы и остался им поныне. Коля в шести-семилетнем возрасте тоже стал самозабвенным болельщиком за футбольный «Спартак». И за хоккейный. Особенно в годы, когда в нем играли такие спартаковские легенды, как Вячеслав Старшинов, Борис и Евгений Майоровы, Александр Якушев, Владимир Шадрин…
К нам с Колей вскоре присоединилась и Нина. Вообще я не помню ни одного случая, чтобы она, когда мы бывали всем «К.И.Н.О.» (всей семьей) в Москве, хотя бы однажды уклонилась от посещения спартаковских игр. Где бы они не проходили: в Лужниках, на «Динамо», «Торпедо» (на Восточной улице), «Локомотиве» (в Черкизово), ЦСКА (на Песчаной).
Игры спартаковских дублеров в Тарасовке, на «Красной Пресне», в «Сокольниках», на стадионах других московских команд высшей лиги, мы посещали с Колей вдвоем.
Конечно, можно было смотреть футбол или хоккей с участием любимой команды и по телевидению или слушать неповторимые радиорепортажи Вадима Синявского или Николая Озерова по «Маяку». Но ни с чем несравнимое зрелище видеть футбол или хоккей в «живом виде» на зеленом поле, в гуще десятков тысяч беззаветных спартаковских болельщиков. И хотя многие годы (не менее четверти века) я ехал в отпуск с чемоданами документов и материалов для работы над кандидатской или докторской диссертацией, монографиями, книгами, брошюрами, статьями, но… когда играл «Спартак», – забывал обо всем. Это был самый активный и самый вдохновенный отдых, особенно когда любимая команда побеждала. А если и проигрывала, – то уходили, хотя и расстроенными, но с твердой верой, что в следующей игре наши непременно порадуют, победят…
Пора сказать и о тех, чье душевное тепло, внимание и заботу мы ощущали всегда, приезжая в Москву, чьи квартиры и семьи были всегда для нас гостеприимными, а встречи с ними – радушными.
Начну с семьи Ивана Борисовича Шевцова – активного участника борьбы за Советскую власть на Кубани и в Черноморье. Познакомила, подружила, породнила меня с ним моя научная судьба, о которой я уже рассказал. Он сам, его супруга Зинаида Ивановна, их сын Андрей стали для нас на многие годы родными и близкими.
Два лета мы находили приют и уют в квартире Игоря Нуховича Тхагушева – сына известного ученого-селекционера, профессора Кубанского сельскохозяйственного института Нуха Ахмедовича Тхагушева. Родом он из Туапсинского района. Один из организаторов первой комсомольской ячейки в адыгейском ауле. И первый адыгейский профессор.
Игорь окончил факультет журналистики МГУ, затем аспирантуру. Там же судьба свела его с Таней Шумилиной. Она тоже кандидат филологических наук. Многие годы они работали на родном факультете. Когда мы обитали у них, их забавный сынишка Руслан был еще крохой. Теперь он тоже журналист…
Расскажу о них подробнее.
Игорь Нухович Тхагушев – один из самых верных и надежных друзей, встретившихся на моем жизненном пути. Спокойный, выдержанный, рассудительный человек, обладавший великим тактом, способностью слушать и слышать другого; уважительно относиться к мнению собеседника. Он всегда был готов отозваться без колебаний на зов друга, прийти на помощь в любом деле. Таким запомнился мне Игорь уже при первой с ним встрече. Таким оставался всегда…
Началось все в далеком 1964 году. Я работал тогда секретарем Туапсинского горкома КПСС. По соседству с нами, на одном этаже, жил Володя Шхалахов – первый секретарь Туапсинского райкома комсомола.
Однажды, скорее всего это был выходной день, в дверь постучали. Я вышел. Передо мной стояли два юноши. Поздоровавшись и извинившись за беспокойство, спросили: «Вы не знаете, где ваш сосед Володя Шхалахов? Много раз звонили – никто не отвечает…»
– А вы кто ему?
– Братья двоюродные – Тхагушевы, Игорь и Виталик. А вы Иван Павлович Осадчий? Володя говорил, что вы живете в соседней квартире.
– Да, это я. Где Володя – сказать не могу. Он редко бывает дома. Комсомольские дела не дают покоя. Мотается по району. Да что же мы стоим на пороге? Заходите. Познакомимся поближе. Может, и Володя объявится. Напишите записку, что ждете его у нас, и оставьте в двери квартиры.
…Нина Тимофеевна предложила пообедать. Юноши не стали отказываться. Подняли тост за знакомство. Разговоры пошли веселей. Обо всем. О себе. О жизни Туапсе и района. О партийных делах…
– А Нуха Ахмедовича вы знаете?
– Да. Это наш отец.
– Я знаком с ним уже шесть лет, с 1958 года. Он приезжал в Туапсе на сорокалетие комсомола. Он ведь наш знаменитый земляк. Из Куйбышевки (бывшей Карповки). Один из первых адыгейских комсомольцев и организаторов комсомольской ячейки. Потом стал ученым-профессором. Первым из адыгов. Работает в Кубанском сельскохозяйственном институте. Специалист по плодоводству, особенно по орехам. Я ничего не напутал?
– Нет. Все точно, – ответил Игорь, нисколько не удивившись моей осведомленности. – Я тоже родом из Куйбышевки. Окончил факультет журналистики МГУ. Вот собираюсь в аспирантуру… Будете в Краснодаре – рады вас видеть у себя в гостях. Запишите наш адрес. Вот отец будет рад! Да и мама тоже. Она у нас очень гостеприимная. О вас я непременно ей расскажу…
Потом был долгий разговор о «хрущевских завихрениях», о моих научных мытарствах, о многом другом.
Так отложилась в памяти та наша первая встреча с Игорем. Потом были еще одна-две короткие встречи на туапсинской земле.
А в гостях у родителей Игоря мы побывали спустя годы, когда уже жили в Краснодаре.
Игорь, как и намечалось, перебазировался в Москву. Сначала – в аспирантуру, а после её окончания – остался работать преподавателем на факультете журналистики.
…В Краснодаре Тхагушевы принимали нас по высшему разряду. Для оценки их гостеприимства пятибалльной системы недостаточно. Искренность, добросердечность, душевная теплота и щедрость безграничные. Мама – Таисья Семеновна – выше всех похвал. Помимо всех наилучших человеческих качеств – она непревзойденная мастерица по пирожкам и другим печевам. Накормила, напоила нас с Ниной Тимофеевной сверх всяких разумных пределов. Да еще с собой приличный узелок вручила…
С Нухом Ахметовичем мы говорили о жизни страны, Кубани, Туапсе, его заботах о возрождении адыгейских садов в горных лесах Причерноморья, в особенности в Туапсинском районе. И о моих «хождениях по мукам» на научном фронте. Он был уже наслышан о них от Игоря и отнесся весьма участливо, с пониманием и пожеланиями успешного завершения…
Последняя встреча с Нухом Ахметовичем состоялась в стационаре при поликлинике Краснодарского крайкома КПСС. Там в это время лечилась и Нина Тимофеевна. Она и поведала мне о нем. Мы просидели с ним в больничном скверике на скамейке не менее трех часов. Разговор велся в основном о моих «баталиях» на научном фронте…
Неделю спустя Нина сообщила, что Нух Ахметович скончался…
К тому времени мы уже были близкими и родными не только с Игорем, но и с его супругой Татьяной Валентиновной Шумилиной.
Когда мы навестили их на московской квартире в Ясенево, у них уже рос сын Руслан. Во время летних отпусков мы не раз базировались в их квартире. Они уезжали в Краснодар или в Туапсе…
С Татьяной Валентиновной наши дороги еще сойдутся на партийно-политическом фронте в мрачные девяностые годы и в первое десятилетие XXI века. Но об этом разговор впереди…
О Руслане – сыне не могу умолчать уже сейчас. В свои детские годы, в трех-четырехлетнем возрасте он был очень резвый, живой, неугомонный малыш. Добрый и любознательный. Как и родители – одна доброта. Но была и проблема с ним: как уложить спать его одного, когда мы засиживались за ужином, у телевизора до полуночи, а то и за полночь. Случалось не раз: берет Игорь сына и уводит с кухни в спальню. Пытается уложить. Никакие уговоры не помогают. Тогда подает голос Татьяна Валентиновна:
– Оставь его. А то он будет кричать.
И тут же в тон маме раздается голос Руслана, решительный и безоговорочный: «Буду кричать! Буду кричать!»…
Как и его родители, Руслан стал журналистом, работает в нашей коммунистической печати. С Игорем, помимо всех других вопросов, нас еще роднила любовь к футболу. Редкий случай, когда бы он не присоединялся к нам на московских стадионах, где играл «Спартак»…
Можно рассказывать и рассказывать об Игоре бесконечно. Но обо всем не напишешь. Закончу сюжет его письмом, сохранившимся в моем адресном блокноте. Оно маленькое, но в нем сказано всё. Написано письмо в весьма памятном и значимом для меня 1982 году:
«Добрый день Иван Павлович и Нина!
С большим удовольствием узнали об успешной защите Вами диссертации. Хотя и с опозданием, но от всей души поздравляем Вас. Теперь ВАКовский этап. То, что банда не унимается, – это естественно (иначе и бандой она бы не была). И какие бы снаряды „не пущала“, – теряет одну позицию за другой…
У нас всё своим чередом. Мальчишка дохаживает свой садик, дважды в неделю играет в футбол (зимой – в хоккей) в секции Центрального Дворца пионеров. Выступает подставным игроком, выдаваемым за школьника. Мы выполняем свое учебное расписание в МГУ.
Деревня наша (это о Ясенево) растет. Главным образом, вверх. Проживает по официальным данным 170 тысяч человек. Транспорт действует исправно, остальных благ не прибавляется.
…Как Вам начавшийся чемпионат? Похоже, будет поострее, особенно внизу. „Кубани“ придется снова играть только на выживание. Кто может побить „киевлян“ во внутреннем чемпионате, – даже не видно.
О чемпионате мира гадать не будем.
Большое спасибо за вырезки из газет (об играх „Кубани“). Они прочитываются заинтересованными лицами и потом попадают в альбом. Всего Вам самого хорошего!
Игорь, Таня, Руслан…»
…Да. Это было начало восьмидесятых. Какими они были – известно. Да и в последних главах этой книги им уделено достаточное внимание. Равно, как и моей судьбе, всецело вплетенной в политические события тех лет. Жизнь была тогда, в первом пятилетии восьмидесятых, еще в надеждах, но уже и в нараставших тревогах.
Потом грянули девяностые. Куда сложнее, драматичнее и трагичнее.
«Бывали хуже времена, но не было подлее». Эти некрасовские строки очень подходят к характеристике не только девяностых годов, но и начавшегося XXI века…
Встречи с друзьями стали редкими и короткими. Уже было не до футбола. Не хватало ни сил, ни времени, да и средств тоже… Потом спеленали недуги: один тяжелее другого. И меня, и Нину Тимофеевну. И пошли заботы о выживании.
И вот только теперь, когда очередь дошла до этой главы, надо было навестить всех хотя бы по телефону, расспросить – что и как, особенно тех, о ком здесь идет речь. С трудом дозвонился до Тхагушевых – Татьяны Валентиновны и Руслана. От них и узнал: Игорь Нухович ушел из жизни в 2009 году. Из жизни, но не из памяти. Он остается в сердцах всех, кто знал и любил его…
Еще одной гостеприимной обителью для нас была квартира Николая Семеновича Федоркина, тоже ученого Московского университета, с которым меня познакомил Василий Петрович Агафонов, один из друзей Владимира Павловича Фролова.
Находясь в Москве и в Подмосковье, мы часто гостили в семье Анатолия Ивановича Мельчина, научного сотрудника Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, одного из самых верных и надежных «товарищей по оружию» на научном фронте. Он и его безупречно гостеприимная и добросердечная супруга Лидия Максимовна, их сыновья Волик и Сережа, а позже и Сережина жена Оксана многие-многие годы были для нас своими, родными, близкими людьми. Запомнилась совсем крохотная Наташенька – дочурка Сережи и Оксаны, внученька Лидии Максимовны и Анатолия Ивановича… Любили они ее беззаветно и лелеяли с особой душевной щедростью и теплотой. По этой причине Анатолий Иванович окрестил Наташеньку: «Это наш „культ личности“»…
В середине девяностых годов Анатолия Ивановича не стало. А затем ушла из жизни и Лидия Максимовна.
Но память навсегда сохранила их, на редкость душевных, отзывчивых и заботливых…
Трудно найти слова, которыми можно выразить наше безграничное уважение и любовь, признательность и благодарность Михаилу Алексеевичу Китаеву, многие годы руководившему кафедрой истории КПСС знаменитого «Физтеха» в Долгопрудном, его супруге Татьяне Сергеевне, их сыну Сереже. Все они запомнились необыкновенной душевной щедростью, сердечностью, бескорыстием, отзывчивостью, непринужденностью, искренностью. С ними всегда было легко и просто, тепло и в высшей степени приятно, как с самыми-самыми близкими людьми.
В тех научных баталиях, которые выпали на мою долю, Михаилу Алексеевичу Китаеву принадлежит особое место – первого оппонента на защите мною докторской диссертации…
Нас сроднило еще и то, что в годы Великой Отечественной войны Михаил Алексеевич освобождал мой родной город Барвенково от последней – третьей – фашистской оккупации.
…Когда грянуло «ново-русское» время, судьба уготовила мне жесточайшую участь оказаться в эпицентре борьбы за партию коммунистов России, её создание и возрождение после кощунственного запрета Ельциным – циничным «отцом российской демократии», вождем «демократической» контрреволюции, – в августе 1991 года.
Многие годы я жил «между небом и землей». И только когда получил «крышу над головой» и обзавелся телефоном, восстановилась связь с Михаилом Алексеевичем и его семьей. Два-три раза в год, по большим советским праздникам и на Новый год он непременно звонил нам. Это были светлые минуты.
…Прошел год, наступил новый, а его не слышно. Я заволновался. Попросил сына поискать в Интернете: нет ли на сайте физтеха упоминания его имени.
Вскоре Коля сообщил мне горестную весть: Михаил Алексеевич ушел из жизни. На сайте был опубликован очень проникновенный некролог о нем одного из его учеников и соратников…
Естественно, я назвал самых-самых незабываемых, самых близких и дорогих людей, которых нам подарила Москва, Жизнь, Советское время. Какие это были прекрасные люди! Было много и других. Все они продолжают жить в нашей памяти, в наших сердцах…
Говорят: «Незаменимых людей нет». Но кто заменит мне моих верных друзей-побратимов, какими были на протяжении многих десятилетий Михаил Алексеевич Китаев и Анатолий Иванович Мельчин и другие, названные здесь, которых уже нет в живых?
…В Ленинграде нас всегда принимали добросердечно, с открытой душой Мария Гавриловна и Прасковья Гавриловна Путиевы – родные сестры Ульяны Гавриловны – мамы Нины Тимофеевны.
Каждая встреча с ними была праздником, радостным, незабываемым, неповторимым.
Когда ездили по туристическим «или служебным» делам, – останавливались в гостиницах «Смольнинской», «Советской» или «Московской». Места нам всегда обеспечивал Геннадий Михайлович Гусев. Я уже писал об этом. А в свободные вечера и выходные дни неизбежно проводили у Марии Гавриловны или Прасковьи Гавриловны, или у Ларисы, – в их квартирах или на даче.
Чудное было время наше, советское, счастливое…
Теперь уже нет в живых ни их самих, ни мужей. Осталась одна Лариса – дочь Марии Гавриловны, двоюродная сестра Нины, да её дочь Марина, да прекраснейшая внучка Катя…
Ни единожды и в первой свое книге трилогии, и в предыдущей главе «Слово о сыне» я упоминал Аню Голуб – мою двоюродную сестру по маминой линии, а также её семью.
Самое время сказать о них и здесь: во всех трудных случаях, возникавших в нашей жизни, и в советские и в постсоветские годы мне приходилось обращаться к Ане, а еще чаще к её мужу Николаю Леонидовичу Крылову по различным вопросам. Но больше всего – по лечебным.
…Детские и школьные годы Аня прожила с родителями и братом – моим тезкой Ваней в Донбассе, в Никитовке. После школы Ваня, закончив политехнический институт, стал инженером, жил в Донецке. В послевоенные годы встречались с ним всего один-два раза. Последний раз он навестил нас в Краснодаре где-то в начале восьмидесятых. А на рубеже веков его не стало.
Аня училась в Харьковском медицинском институте, на педиатрическом факультете. Вышла замуж за Николая Крылова, который окончил лечебный факультет этого же института годом раньше.
Кстати, судьба распорядилась так, что они родились не только в один год, но и в один день – 21 января 1929 года. (Как и я, они сейчас уже ходят «в восьмидесятниках»)…
Коля стал профессиональным военным врачом. Его жизнь можно назвать подвижнической. Он отдал военно-медицинской службе шесть десятилетий.
Армейская служба бросала его по многим местам: сначала в Закарпатье; затем – в Ленинград; потом – в Венгрию, в группу советских войск, а после – в Казахстан. Там он возглавлял медицинский отдел военного округа. И, наконец, более трех десятилетий был начальником главного военного госпиталя имени Н. Н. Бурденко.
Николай Леонидович – прекрасный врач и организатор медицины. Доктор медицинских наук, профессор, заслуженный врач РСФСР. Высоко порядочный и высоконравственный человек. Его военную судьбу всецело разделила и Аня.
К слову, их сын, тоже Николай – тоже уже доктор медицинских наук, профессор. Врачом стала и дочь Виктория. И их дети (уже внуки Анны Яковлевны и Николая Леонидовича) тоже пошли по их стопам. Правда, не все…
Речь здесь, главным образом, об основателях медицинской «династии» Крыловых. Их жизнь достойна подражания. На них (!) равнение. Они и сегодня правофланговые в своей медицинской «династии». И хотя жестокие недуги основательно «подкосили» обоих, сейчас, говоря военной терминологией, они «годны только к нестроевой», но Николай Леонидович и ныне «не в обозе», а «на переднем крае». Продолжает трудиться там же, в главном военном госпитале России.
