Текст книги "Испанские тетради"

Автор книги: Иван Майский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Упомяну здесь лишь о двух наиболее острых случаях.

Первый случай касался Португалии. Вдохновляемая из Рима и Берлина, она категорически отказалась допустить на свою территорию контролеров комитета. В течение трех недель шли безуспешные переговоры между комитетом и португальским правительством. Наверное, они так ничем и не, кончились бы, если бы не вмешалась Англия – эта традиционная покровительница Португалии. В результате был достигнут компромисс: португальское правительство согласилось допустить на свою территорию около 130 контролеров, но только в качестве агентов британского правительства (а не комитета), и обязательно из числа лиц британской национальности. Эти агенты должны были подчиняться британскому послу в Лиссабоне и лишь через него сноситься с комитетом.

Второй случай касался СССР. Как уже говорилось выше, новым вариантом плана предусматривался морской патруль вокруг Испании. Но какие державы должны были участвовать в патрулировании? Риббентроп и Гранди настаивали, чтобы к этому были допущены лишь Англия, Франция, Германия и Италия. Фашисты решительно возражали против несения морской патрульной службы военными кораблями СССР. Напротив, Советское правительство принципиально требовало своего полного равноправия в этом отношении. Плимут и Корбен заняли весьма подозрительную позицию: не солидаризируясь открыто с фашистскими представителями, они в то же время уклонялись от прямой поддержки СССР. В комитете и подкомитете дебаты по этому вопросу замяли почти весь февраль. Однако твердость, проявленная Советским правительством, заставила отступить его явных и скрытых противников. В конечном счете комитет принял решение, что участвовать в морском патрулировании могут все державы, подписавшие соглашение о невмешательстве. СССР, таким образом, одержал принципиальную победу. Но затем произошло то, чего в комитете никак не ожидали. На заседании подкомитета 26 февраля по поручению Советского правительства я сделал следующее заявление:

«Ввиду того, что сейчас принципиально признано право каждого члена соглашения о невмешательстве, если он того пожелает, участвовать в морском контроле, правительство СССР в настоящее время не претендует на фактическое использование этого права, ибо оно не заинтересовано ни политически, ни в других отношениях в нахождении своих морских сил в Средиземном море или Атлантическом океане на большом расстоянии от своих морских баз»[49]49
  Протоколы, т. I, стр. 646.


[Закрыть].

Когда я огласил это заявление, за столом подкомитета в первый момент воцарилось недоуменно-Настороженное молчание. Потом из груди многих невольно вырвался вздох облегчения, а мой сосед швед Пальмшерна, пожав под столом мою руку, шепнул:

– Ваше правительство маневрировало поистине блестяще…

Действительная причина нашего отказа от практического участия в морском патруле заключалась в том, что поблизости от Испании мы не имели собственных баз, а пользоваться французскими или английскими не хотели из опасения возможных в тогдашней обстановке провокаций, которые только еще больше накалили бы международную атмосферу. В сложившихся условиях мы были вполне удовлетворены принципиальным признанием нашего равноправия в осуществлении морского патрулирования у территориальных вод Испании.

Нам удалось добиться и еще некоторых успехов. После длительного нажима со стороны СССР 16 февраля 1937 года пленум комитета принял два очень важных решения: о запрещении посылки в Испанию каких бы то ни было «добровольцев» начиная с 21 февраля 1937 года и о введений в действие плана контроля на суше и на море в ночь с 6 на 7 марта[50]50
  Протоколы, т. I стр. 594.


[Закрыть].

С этого момента подкомитет развил лихорадочную деятельность. Достаточно сказать, что между 16 февраля и 8 марта состоялось 12 заседаний подкомитета, а сверх того почти непрерывно работали различные комиссии и подкомиссии. Недаром в понедельник 8 марта, докладывая пленуму комитета окончательный вариант разработанного подкомитетом плана контроля, Плимут не то с сожалением, не то с гордостью заявил: «Мы работали в субботу до позднего часа»[51]51
  Протоколы, т. II, стр. 28.


[Закрыть]. Он не нашел лучшего доказательства необыкновенного усердия подкомитета. Еще бы! Насмарку пошел священный английский «Week end» («конец недели»), забыты были гольф и крикет, которыми обычно развлекаются в это время британские политики и государственные люди. Куда уж дальше!

Самый пленум 8 марта, заседавший утром и вечером, в свете последующих событий представлял очень любопытную картину. Конечно, план контроля был принят единогласно почти без прений. Конечно, представители Англии и Франции произнесли в данной связи весьма оптимистические речи. Это было, так сказать, в порядке вещей. Менее обычным оказалось поведение германского и итальянского представителей. Бросалось в глаза, что на столь важное заседание комитета не явились ни Риббентроп, ни Гранди. Их заменяли лица второго ранга – советник посольства Верман от Германии и советник посольства Крола от Италии. Это наводило на некоторые размышления. Зато, как бы желая парировать возможные сомнения, оба советника расточали самые неумеренные восторги. Они пытались даже облыжно приписать фашистским державам авторство и инициативу в разработке плана контроля. Советник Верман, между прочим, сказал: – Мое правительство искренне надеется, что меры, которые намечено принять, будут способствовать скорейшему прекращению несчастной и жестокой гражданской войны, приносящей так много страданий испанскому народу, да и другим странам… Я особенно рад, что вопрос о добровольцах, впервые поднятый в августе 1936 года германским, итальянским и португальским правительствами, ныне нашел свое решение. К. сожалению, еще не установлена точная дата введения в действие плана контроля в полном объеме, но я надеюсь, что мы в самом срочном порядке установим такую дату… Германское правительство с самого начала высказывало пожелание, чтобы ни одна держава не вмешивалась в нынешний конфликт в Испании[52]52
  Протоколы, т. II, стр. 43.


[Закрыть].

В таком же духе высказался и итальянский советник Крола.

В противоположность всем другим членам комитета я выступил на заседании 8 марта очень осторожно. В моей речи было много скептицизма, естественно вытекавшего из опыта прошлой деятельности комитета. Я тоже выражал удовлетворение тем, что план контроля наконец принят, но подчеркивал, что самое важное – это срочное осуществление его на практике, и прежде всего в отношении «добровольцев».

– Вы все должны были заметить, – говорил я, – как основную тенденцию в нашей работе, то, что темп ее становится с каждым новым вопросом все медлительнее. Нам потребовался месяц на то, чтобы выработать первую схему контроля, которую в конце концов пришлось оставить ввиду оппозиции генерала Франко. Нам потребовалось двойное по сравнению с прежним количество времени на то, чтобы выработать ныне принятую схему контроля. Я очень надеюсь, что это последовательное удвоение количества времени не потребуется при выработке схемы эвакуации иностранцев из Испании…[53]53
  Там же.


[Закрыть]

И тут же счел своим долгом сделать следующее предупреждение:

– Советское правительство сейчас, как и раньше, будет чувствовать себя связанным решениями этого комитета только в том случае, если такие решения будут честно выполняться всеми другими государствами, его членами. В противном случае Советское правительство будет считать себя морально свободным в своих действиях[54]54
  Протоколы, т. II, стр. 42.


[Закрыть].

В тот момент, когда произносились эти слова, я сам не подозревал, в какой мере они были своевременны и необходимы.

Что же представлял собой новый план контроля, утвержденный комитетом?

Основные его черты сводились к следующему.

Вся система контроля на суше и на море должна была осуществляться под непосредственный руководством специального совета, состоящего из представителей Англии, Франции, СССР, Германии, Италии и трех меньших стран (Польши, Греции и Норвегии). Этот совет был уполномочен решать все вопросы административного и организационного порядка. Вопросы же принципиального и политического характера подлежали передаче в комитет по «невмешательству».

Франко-испанская граница (на французской стороне) делилась на известное количество зон; каждая зона находилась под наблюдением особого «администратора», а вся граница в целом под наблюдением «главного администратора». Агенты контроля, подчиненные «администраторам», должны были находиться на главных пунктах железнодорожных и шоссейных путей, ведущих из Франции в Испанию. Кроме того, предполагалось создать еще «летучие отряды» контролеров.

В Гибралтаре действовал один «администратор» с небольшой группой контролеров.

Контроль на португало-испанской границе должен был осуществляться на базе специального соглашения между Англией и Португалией, суть которого читателю уже известна.

Все агенты контроля пользовались обычными дипломатическими привилегиями, а также правом свободного посещения и инспекции железнодорожных станций, складов, элеваторов и т.п. Они могли требовать от местных властей документы, необходимые для установления характера грузов, идущих в Испанию, и осуществлять проверку паспортов у лиц, едущих туда же.

Все суда (кроме военных); идущие под флагом наций, участвовавших в соглашении о невмешательстве, и направлявшиеся в Испанию (включая испанскую зону Марокко), должны были по пути заходить в один из одиннадцати специально поименованных портов (Дувр, Шербур, Лиссабон, Гибралтар, Марсель, Палермо и др.) и брать там на борт двух или больше контролеров комитета. На этих контролеров возлагалась обязанность, не сходя с борта судна, наблюдать за выгрузкой в испанских портах. Контролеры имели право требовать от капитанов судов, на которых они находились, грузовые документы, допрашивать пассажиров и команду, а также проверять их паспорта.

Вдоль испанского побережья устанавливался морской патруль, осуществляемый военными судами Англии, Франции, Германии и Италии. Все побережье, включая Испанское Марокко и Балеарские острова, делилось на 7 зон. Англо-французские суда патрулировали франкистские зоны, а германо-итальянские – республиканские зовы. Патрулировать разрешалось на расстоянии 10 миль от испанского берега. Патрульные суда не имели права обыскивать торговые суда, направлявшиеся в Испанию. Их задачей было лишь выяснить, имеются ли на борту этих судов контролеры комитета.

Общее количество работников, обслуживающих систему контроля (контролеры, администраторы, аппарат центрального совета и др.), достигало опять-таки 1000 человек. Все они должны были в известной пропорции вербоваться из числа граждан стран – участниц соглашения о невмешательстве. Во главе центрального совета с резиденцией в Лондоне стоял голландский контр-адмирал в отставке Ван-Дульм, главным администратором по морскому контролю был голландский контр-адмирал в отставке Оливье, главным администратором по сухопутному контролю во Франции – датский полковник Лунн. Секретарем центрального совета и лицом, ответственным по международному денежному фонду, назначили Фрэнсиса Хемминга[55]55
  Протоколы, т. II, стр. 57.


[Закрыть].

Содержание всей системы контроля при расчете на год было определено в 898 тысяч фунтов стерлингов, из которых 80% должны были платить Англия, Франция СССР, Германия и Италия (по 144 тысячи фунтов каждая), а остающиеся 20% распределялись между всеми остальными, меньшими, странами – участницами комитета[56]56
  Протоколы, т. II, стр. 62.


[Закрыть].

Едва ли нужно доказывать, что только что изложенный в общих чертах план контроля имел много недостатков. Он не распространялся, например, на Канарские острова и испанские колонии в Африке, через которые, конечно, мог идти транзит оружия и военных материалов в материковую Испанию. Он не распространялся на военные корабли, а также на суда, идущие под флагом неевропейских держав и под испанским флагом (республиканским или франкистским). Он оставлял также в стороне вопрос о воздушном транспорте.

И тем не менее принятый 8 марта 1937 года план контроля мог бы принести известную пользу, если бы был быстро введен в действие и применялся эффектов» но. Германо-итальянская интервенция в этом случае встретила бы значительные затруднения. Но именно поэтому плану контроля сразу «не повезло».

Разоблачение фашистского мифа

Три месяца, отделявшие провал фашистского наступления на Мадрид от принятия комитетом плана контроля были периодом относительного затишья на фронте и большой активности по консолидации сил в тылах воюющих сторон. У фашистов шла серьезная переоценка ценностей. Уже ни у кого не вызывало сомнения, что Франко собственными силами (то есть испанскими мятежниками плюс «иностранный легион» и марокканцы) не в состоянии победить республику, даже при условии обильного снабжения вооружением из-за границы. Перед Гитлером и Муссолини стала дилемма: или допустить поражение фашизма в Испании, или поддержать Франко не только вооружением, но и посылкой ему крупных воинских соединений. Вопрос был решен в пользу увеличения ставок интервенции. К февралю 1937 года общее число итальянцев, сражавшихся на стороне Франко, достигло примерно 60 тысяч, а число немцев – примерно 10 тысяч человек.

Военная помощь мятежникам дополнялась политико-дипломатической. 21 ноября 1936 года Германия и Италия официально признали «правительство» Франко, порвав дипломатические отношения с Испанской республикой. Через неделю, то есть 28 ноября, Италия заключила с Франко секретное соглашение, которое предусматривало тесное сотрудничество сторон в международной политике, в использовании естественных ресурсов Испании и даже в «восстановлении социального и политического порядка» на испанской территории. К началу 1937 года фашистский лагерь более чем когда-либо был полон агрессивного духа.

Но консолидация происходила и в лагере демократии. Революционный народ – гигантская сила. Его творчество всегда богато, находчиво, многообразно. Так было и в Испании. Вставший на защиту республики народ, несмотря на величайшие трудности и препятствия, проявил истинные чудеса стойкости и беспримерного героизма. Впереди, как всегда в подобных случаях, шла коммунистическая партия, 18 декабря 1936 года в газете «Мундо Обреро» было опубликовано заявление партии под заглавием «Восемь условий победы». Эти восемь условий сводились к следующему:

– обеспечение всей полноты власти правительству, представляющему все общественные силы страны и отражающему волю масс;

– введение всеобщей воинской повинности, создание единого командования и генерального штаба, выдвижение к руководству войсками верных республике и народу командиров;

– установление железной дисциплины в тылу;

– национализация и реорганизация основных отраслей промышленности, в первую очередь военной индустрии;

– организация рабочего контроля над производством;

– установление справедливых цен на сельскохозяйственные продукты, согласование планов промышленного и сельскохозяйственного производства.

Излишне говорить, что на пути к осуществлению этой программы лежали многочисленные препятствия, которые полностью не удалось преодолеть вплоть до конца войны. Однако логика вещей и энергия коммунистической партии способствовали тому, что Испанская республика пусть зигзагами, пусть с колебаниями, но шаг за шагом двигалась по этому пути вперед.

В течение трехмесячного затишья на фронте больше всего удалось сделать в области перестройки вооруженных сил. Знаменитый 5-й полк стал костяком новой республиканской армии. Согласно приказу правительства, превращение народной милиции в регулярные войска должно было закончиться к 7 января 1937 года. Фактически это произошло несколько позднее. Но все-таки именно на рубеже 1936–1937 годов были достигнуты решающие успехи в создании настоящей революционно-демократической армии Испании.

Рождение новой армии происходило с большими трудностями. Оно все время тормозилось с одной стороны Ларго Кабальеро, а с другой – анархо-синдикалистами.

Ларго Кабальеро, который соединял в своих руках власть премьера и министра обороны, как мы уже знаем, подпал под влияние старых военспецов. Среди последних преобладали бездарности, имелись и прямые агенты Франко. А в итоге Ларго Кабальеро начал петь с чужого голоса. Он противился созданию генерального штаба и единого командования, отрицательно относился к институту военных комиссаров[57]57
  Институт военных комиссаров был введен в республиканской армии только 16 октября 1936 года. Ларго Кабальеро подписал приказ об этом под давлением народных масс.


[Закрыть], все время твердил, что армия должна поменьше заниматься политикой.

В свою очередь анархо-синдикалисты тоже не хотели мириться с необходимостью централизации и долго противились строгой дисциплине, обязательной для всякой боеспособной армии. На всех перекрестках они кричали, что создание такой армии является изменой делу революции. Анархо-синдикалисты принципиально не желали идти дальше той народной милиции, которая сложилась в первые недели войны.

В сентябре 1936 года, когда каталонское правительство призвало под знамена два возраста, Национальная конфедерация труда – главная твердыня анархо-синдикалистов – немедленно созвала в Барселоне громадный митинг, где был провозглашен лозунг: «Народная милиция – да! Солдаты регулярной армии – нет!» С этим лозунгом анархо-синдикалисты напали на казармы, в которых собрались новобранцы, и заставили последних разойтись по домам.

Следствием такого положения было то, что создание регулярной республиканской армии происходило относительно медленно и очень неравномерно. Как правило, этот процесс шел лучше и быстрее там, где фронт был ближе и где сильнее сказывалось влияние коммунистической партии. В районе Мадрида и на юге, у Посо-бланко, к февралю – марту 1937 года имелась уже сравнительно многочисленная, дисциплинированная и боеспособная армия, а в Каталонии, Леванте и особенно в Малаге, где чрезвычайно крупную роль играли анархо-синдикалисты, вооруженные силы республики все еще представляли собой недостаточно организованную и плохо руководимую массу народной милиции, неспособную к серьезному сопротивлению регулярным частям противника.

На протяжении того же трехмесячного периода значительно выросли и окрепли интернациональные бригады. Идея создания таких бригад родилась как-то сама собой. Началось с того, что иностранцы-антифашисты, проживавшие в Испании, сразу после 18 июля 1936 года объявили о своем желании принять участие в борьбе против Франко. Затем из-за Пиренеев в Испанию потянулись французы, стремившиеся не только на словах, но и с оружием в руках дать бой германо-итальянскому фашизму. За ними последовали нашедшие себе убежище во Франции эмигранты из фашистских или полуфашистских стран – немцы, итальянцы, поляки. А с конца августа под влиянием мировых демократических сил, пришедших на помощь Испанской республике, движение за создание интернациональных бригад приняло всеевропейский и даже всемирный характер. Люди, хотевшие сражаться против фашизма в Испании, являлись настоящими добровольцами в лучшем смысле этого слова. То были выходцы главным образом из пролетарских и интеллигентских кругов. Нередко, отправляясь на войну, они оставляли свои семьи необеспеченными. Денег на дорогу в Испанию им не хватало, и многие вынуждены были, по крайней мере, часть пути преодолевать пешком.

Французское правительство ставило всяческие препятствия антифашистским волонтерам, направлявшимся в Испанию. Приходилось тайком в темные ночи пробираться по горным тропинкам Пиренеев. Далеко не все из волонтеров были коммунистами. Среди них встречались и социалисты, и радикалы, и беспартийные, и бывшие пацифисты. Никому не было отказа, если только он изъявлял готовность с оружием в руках драться против фашизма.

С сентября 1936 года до февраля 1937 года в интернациональные бригады вступило 15 тысяч человек, принадлежавших к 32 национальностям. Такая пестрота национального состава волонтеров создавала известные трудности. Организаторы бригад, естественно, стремились укомплектовать подразделения людьми, говорящими на одном языке. Так получилось, что возник немецкий батальон имени Тельмана, итальянский батальон имени Гарибальди, французский батальон имени Парижской коммуны, польский батальон имени Домбровского, американский батальон имени Авраама Линкольна. Однако не всегда удавалось свести в батальон добровольцев одной национальности. Иногда создавались и многонациональные батальоны. Таков был, например, 49-й батальон имени Чапаева, в котором оказались представленными свыше двадцати национальностей.

Обычно каждая интернациональная бригада состояла из трех батальонов общей численностью в 1500–2000 человек. Всего было образовано пять бригад. Общее количество интернационалистов на протяжении войны значительно колебалось, но никогда не превосходило (вместе с резервами и пополнениями) 20 тысяч. Их базой являлся город Альбасете.

Интернациональные бригады со сказочной быстротой превратились в первоклассные боевые единицы – дисциплинированные, прекрасно организованные, преисполненные мужества и отваги. Не случайно реакционеры в Испании и вне ее так усиленно распространяли тогда лживые слухи о том, будто бы в интернациональных бригадах преобладают профессиональные военные. В действительности было как раз наоборот: лишь немногие из интернационалистов проходили в прошлом военную учебу. Подавляющее большинство до того никогда не держало в руках винтовки. Однако горячая ненависть к фашизму, революционный энтузиазм и сознание опасности, нависшей над Европой, очень скоро делали этих неопытных в военном отношении людей настоящими бойцами.

Особенно важную роль интернациональные бригады сыграли в первый период войны, когда республиканская армия еще не вышла из пеленок народной милиции. Лучшим примером тому было участие их в обороне Мадрида. Но и в дальнейшем ходе войны, когда республиканская армия превратилась уже во внушительную военную силу, интернациональные бригады с блеском участвовали во всех крупнейших битвах – на Хараме, под Гвадалахарой, Пособланко, Брунете, Теруэле и, наконец, на Эбро. И хотя по мере роста и укрепления республиканской армии чисто военное значение интернациональных бригад постепенно падало, их огромное политическое значение сохранилось до конца. Присутствие этих бригад на республиканском фронте каждодневно напоминало испанскому народу, что лучшая, прогрессивная часть человечества на его стороне. Одновременно это показывало трудящимся всего мира, что в рядах пролетарского движения уже сложились и быстро крепнут силы, готовые с оружием в руках противостоять фашизму.

За те же три месяца затишья республике удалось в известной мере пополнить свои арсеналы. Вооружение поступало из трех главных источников. Во-первых, путем величайших усилий стало налаживаться внутреннее производство винтовок, пулеметов и другого легкого стрелкового оружия[58]58
  Этот источник дал бы, несомненно, еще более ощутимые результаты, если бы в промышленной Каталонии не пользовались таким влиянием анархо-синдикалисты. Из-за них значительная часть производимой там военной продукции вместо отправки на решающие участки фронта оседала на месте, в «частных» арсеналах анархистских отрядов.


[Закрыть]. Во-вторых, поскольку в начале войны механизм «невмешательства» только еще создавался, на мировом рынке сохранялись некоторые каналы, через которые республика могла получать – правда, по бешеным ценам – вооружение и боеприпасы из капиталистических стран. И наконец, в-третьих, сравнительно большой поток вооружения – в том числе танков и самолетов – шел из Советского Союза. С октября 1936 года по сентябрь 1937 года всего из СССР в Испанскую республику было отправлено морским путем 23 транспорта с оружием.

Но всего этого было мало! Слишком мало в сравнении с потребностями республиканской армии. Слишком мала в сравнении с тем, что получал Франко из Германии и Италии.

Советское правительство могло бы, конечно, пойти на значительное увеличение поставок оружия для Испанской республики. Республика имела средства для того, чтобы оплачивать такие поставки. Дело лимитировалось трудностями транспортировки[59]59
  Интересные подробности о транспортировке вооружения из СССР в Испанию читатель сможет найти в статье Н. Николаева «Испанский флот в национально-революционной войне 1936–1939 гг.», опубликованной в сборнике «Из истории освободительной борьбы испанского народа» (Издание Академии наук СССР, 1959).


[Закрыть].

Но как бы то ни было, но к марту 1937 года республиканская армия оказалась вооруженной значительно лучше, чем в первых боях за Мадрид.

В течение трех месяцев, о которых идет речь, про – изошли некоторые важные события и во внутренней жизни Испанской республики. Крупнейшим из них была аграрная реформа, проведенная коммунистическим министром земледелия Урибе. Декрет об этой реформе был обнародован еще 7 октября 1936 года, но только к началу следующего, 1937 года он стал реально осуществляться и входить в жизнь деревни через созданные там аграрные комитеты.

Согласно декрету, конфискации подлежали земли помещиков и иных владельцев, которые «прямо или косвенно приняли участие в восстании против республики». Практически это означало, что почти все помещичьи земли подпадали под действие декрета. И действительно, за все время войны около 5 миллионов гектаров земли было распределено между батраками и мелкими крестьянами.

Статья 4 декрета устанавливала, что вопрос о том, как должны использоваться конфискованные земли – коллективно или индивидуально, – подлежал решению на специально созываемых для этой цели собраниях крестьян. Фактически большая часть экспроприированной земли оказалась в индивидуальном владении. Но кое-где (особенно в Андалузии) велась и коллективная обработка; в республике появилось около тысячи сельскохозяйственных кооперативов.

Легко понять, какое огромное влияние имела эта реформа на укрепление боеспособности республиканской армии, в основном состоявшей из крестьян. Исчезновение с горизонта помещиков и раздел их земель означали осуществление вековой мечты испанского крестьянства.

Значительные перемены произошли и в промышленности. Когда началась война, все крупные и большая часть средних промышленников бросили свои предприятия, расположенные на республиканской территории, и бежали либо к Франко, либо за границу. Инженерно-технический персонал поделился: одни последовали за хозяевами, другие остались на месте. Таким образом, и здесь сама жизнь продиктовала важные реформы. «Осиротевшие» частные предприятия перешли в руки государства, муниципалитетов, а больше всего в руки профсоюзов. Это не было формальной национализацией промышленности, против чего резко выступали анархо-синдикалисты. Нет, это была только «инкаутация» (термин, широко применявшийся в те дни в Испании), то есть переход фабрик и заводов под управление государства или общественных организаций без окончательного решения вопроса о том, чьей собственностью они станут в будущем.

«Инакаутация» с первых же месяцев войны приняла очень широкий размах, охватила десятки тысяч пред приятии. Трудностей – финансовых, административных, организационных – было при этом очень много. Промышленность работала с перебоями (за что главную ответственность несли анархо-синдикалисты). Снабжение фронта и тыла промышленной продукцией сильно хромало. Но все-таки испанский рабочий впервые почувствовал себя хозяином производства, и это также в немалой степени содействовало укреплению боеспособности республиканской армии.

Наконец, огромную роль в подъеме духа республиканской Испании сыграла широкая международная поддержка, горячие симпатии к ней со стороны демократических элементов во всех концах земли. Массовые митинги протеста против фашистской интервенции проходили в Лондоне, Париже, Стокгольме, Мехико и других столицах.. Крупнейшие ученые, писатели, деятели искусств и культуры различных государств выступили с антифашистскими воззваниями. На всех пяти континентах начались денежные сборы в пользу испанских трудящихся. Из СССР, Англии, Франции в Испанскую республику поплыли пароходы с продовольствием и предметами широкого потребления…

Все это и многое другое наглядно свидетельствовало, что испанский народ не одинок в своей героической борьбе, что у него есть многочисленные друзья за границей, что мир смотрит на него как на авангард демократии, готовой к отпору черным силам фашизма.

Особенное значение для Испанской республики имела энергичная помощь со стороны СССР. Я уже рассказывал, что е октября 1936 года Советское правительство стало снабжать республиканскую армию вооружением. Однако этим дело не ограничилось. В Советской стране нашлись и люди, пожелавшие принять личное участие в борьбе против фашизма, разыгравшейся на испанской территории. Советские добровольцы, влившись в состав республиканской армии, оказали ей неоценимые услуги.

Очень видную роль сыграли и советские журналисты, писатели. С борьбой испанского народа неразрывно связаны, в частности, имена Михаила Кольцова и Ильи Эренбурга. Их сообщения из Мадрида, с Арагонского и других фронтов перепечатывались тогда всей мировой прессой. «Испанский дневник» Кольцова, и поныне остается неподражаемо яркой зарисовкой больших и малых событий испанской войны, героических защитников республики, их переживаний и настроений…

Итак, к моменту утверждения комитетом по «невмешательству» первого плана контроля Испанская республика была значительно крепче и сильнее, чем за три месяца перед тем. Однако ни Франко, ни Гитлер, ни Муссолини не верили в это. Они не замечали, а вернее, не хотели замечать перемен, происходивших по ту сторону фронта.

Заблуждению фашистских главарей немало способствовало следующее обстоятельство.

В середине января 1937 года колонна душителей республики в составе 20 тысяч итальянских «добровольцев» и 10 тысяч испанцев и марокканцев начала наступление на Малагу. По вине Ларго Кабальеро республика все еще не имела там регулярной армии, и защита Малаги фактически легла на плечи анархо-синдикалистокой милиции (анархисты всегда были сильны в том районе). К этому прибавилась измена некоторых военспецов, командированных в Малагу для руководства военными действиями. Оборона Малаги была организована из рук вон плохо: горные ущелья вокруг города оказались неприкрытыми, оружие не подвезено, войска не приведены в боевую готовность. Не мудрено, что наступление фашистов со стороны Алхесираса шло в чрезвычайно быстром темпе, и 8 февраля Малага пала.

Потеря Малаги, где фашисты уже после боя устроили кровавую резню и уничтожили свыше 10 тысяч мирных жителей, острой болью отозвалась по всей стране. Престижу анархо-синдикалистов был нанесен тяжелый удар. В Валенсии, где в то время находилось правительство республики, состоялась гигантская демонстрация с требованием немедленного создания дисциплинированной, боеспособной армии.

Легкость, с которой фашисты овладели Малагой, окончательно укрепила их в убеждении, что они располагают силами совершенно достаточными для окончательного разгрома республики, и притом в самом ближайшем будущем. Снова, как в канун первого наступления на Мадрид, Франко уже считал себя победителем, и Гранди в комитете по «невмешательству» опять давал понять, что недалек тот день, когда мятежный генерал въедет в столицу на белом коне триумфатора.

Но произошло нечто неожиданное…

Хорошо помня, какой неудачей обернулась лобовая атака Мадрида в ноябре 1936 года, Франко сделал попытку добиться той же цели иным способом. В конце января 1937 года мятежники начали наступление южнее Мадрида на реке Хараме (приток Мансанареса), рассчитывая обойти столицу. Однако и новый их план сразу затрещал по швам, ибо, как уже указывалось выше, здесь республиканцам удалось сравнительно быстро создать боеспособную армию. Сопротивление мятежникам на Хараме оказалось гораздо сильнее, чем под Малагой. Больше того, к середине февраля выяснилось, что инициатива переходит в руки республиканцев; они повели контрнаступление. А к концу того же месяца франкисты вынуждены были отступить на исходные позиции.