Текст книги "Ставка Гитлера «Вервольф» в пространстве и времени"

Автор книги: Иван Загородний

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

К сожалению, роды прошли с осложнениями, младенец умер. Для женщины это была настоящая трагедия, боль которой могла вылечить лишь кипучая деятельность и ряд новых опасных авантюр. Одним словом то, что она любила в жизни.

Летом 1913-го переехав с мужем в Питер, Мария снова получила надежду стать матерью. Ермолай устроился на службу в регистрационный отдел департамента полиции. Он уже знал, что жена агент царской охранки. Выезжая на длительное время из дому на задание, она вынуждена была хоть что-нибудь рассказывать ему. Так, Ермолай знал, что в том же 1913-м Марию (в то время она уже имела псевдоним «Реноме»), как одного из самых опытных агентов, послали в Финляндию на розыск Ульянова-Ленина. Там она подняла на ноги всех финских эсеров и натолкнулась на его след. Однако, чувствуя в спину горячее дыхание царской охранки, Ленин срочно выехал за пределы Финляндии.

По требованию руководства, которое решило пожалеть беременную женщину, Мария опять возвращается в Киев, а в канун родов – в Липовец. Но и в этот раз судьба опять отвернулась от нее. Второй ребенок Марии также родился мертвым. Для неё это был тяжёлый удар. Она приехала в Санкт-Петербург, но работать уже не могла – все валилось с рук. Сначала руководство охранного отделения всячески поддерживало своего агента и морально, и материально. Никто не хотел верить, что навсегда потеряли такого блестящего профессионала. Так прошло два года. Ежемесячная субсидия в размере 150 рублей выплачивалась исправно. Но затем субсидии сократили. Это чрезвычайно оскорбило Марию. Она попыталась требовать увеличения жалования, но напрасно. И тогда прежний агент принимает решение рассказать некоторые факты деятельности охранки.

В трех выпусках столичного журнала «Жизнь и суд» за 1915 год были напечатаны мемуары с претензионным названием «Из сестер милосердия – в охранку. Дневник Марии Николаевны». Прежний шеф «Воскресшей» Спиридович сразу догадался, кто автор этих мемуаров, которые принесли ему много неприятностей. На него и на его коллег сразу упало клеймо палачей революции. Газеты подняли шумную кампанию по их дискредитации. Между тем Мария получила от редакции гонорар в размере 500 из обещанных 1500 рублей.

Чтобы заставить её молчать, руководство охранного отделения принимает решение выплатить ей сумму, равнозначную редакционному гонорару, повысить по службе Ермолая и отправить семью в Ялту. Так прежний суперагент очутилась на юге, куда позже перевели градоначальником и Спиридовича. Впрочем, задержался он там недолго. На календаре уже был 1917 год. Назревала революция. Во избежание преследований Временного правительства, Спиридович собрал вещи и убежал в Турцию. Литорская также накивала пятками, но только в Симферополь.

Между тем в прессе, словно снежная лавина, начинают появляться обличительные публикации о деятельности царской охранки. В одной из московских газет сначала напечатали выдержки из ее переписки со Спиридовичем (убегая за границу, он в панике не забрал их с собой), а затем в «Московских ведомостях» появился список тайных агентов охранки. Мария Николаевна, понятное дело, была в том черном перечне и, как умная женщина, реально оценивала свои шансы выбраться из этой круговерти. Она опять несколько раз меняет фамилию, в конечном итоге перевоплощается в Ляховскую Ефросинию Андреевну и выезжает в Киев. Там уже никого не осталось, кто бы мог ее опознать. Родственников поразбрасывала жизнь по миру, «соратники» по партии эсеров уже были на Соловках, а близких друзей или подруг никогда не имела. Следовательно, можно было начинать свою биографию заново…

В мае 1945 года, когда шли жестокие бои в Берлине, разведчики одной из передовых частей наступающих советских войск захватили часть архивов абвера. Среди трофейных документов оказалось и личное дело агента № L-1318/315 «Воскресшей». Начинаются активные поисковые работы по установлению ее личности. К сожалению, тогда они не дали никаких результатов. В деле не было данных о последующей жизни этой женщины на территории Германии. И только по окончании «холодной войны» стало известно о ее судьбе. Оказалось, что руководство киевской группы абвера учло просьбу «Воскресшей»: оказало ей надлежащую денежную помощь и отправило в Германию. Там она должна была связаться с работником спецслужбы Гофманом. Но никаких данных о том, работала ли липовецкая Мата Хари на абвер, в Германии нет. Не исключено, что она приняла решение на этом завершить свою карьеру агентесы, тем более, что война заканчивалась и она понимала, что вместо этой авантюрной, приключенческой деятельности нужно искать тихое и надежное пристанище. Возможно, совсем неслучайно на момент освобождения она очутилась в английской зоне союзников. Непревзойденный мастер выдумывать всевозможные легенды, она рассказала англичанам о своих мытарствах в России, как страдала от преследований советской власти в годы довоенных сталинских репрессий. Ей, бесспорно, поверили и позволили беспрепятственно выехать во Францию. Там Мария поселилась в г. Леоне, близко сошлась с русской эмиграцией и безбедно прожила до 75 лет.

5
От ставки к ставке

Сколько раз Гитлер приезжал в «Вервольф»?

Чтобы руководить немецким наступлением на Кавказе и операцией «Блау» под Сталинградом, Гитлер принимает решение в середине июля 1942 года переехать в винницкий филиал своей главной полевой ставки. С документальной точностью известно, что фюрер находился в «Вервольфе» трижды.

Впервые – с 16 июля по 1 ноября 1942 года – 100 дней (пребывание было прервано поездкой в Берлин с 24 сентября по 4 октября); второй раз – с 17 февраля по 13 марта 1943 года – 18 дней (за исключением 22–25 февраля); третий раз – с 27 августа по 15 сентября 1943 года – 20 дней. Как свидетельствуют записи биографов Гитлера, ни в одной другой из своих многочисленных ставок он не провел так много времени.

И так, 16 июля 1942 года фюрер вылетел из аэродрома Вильгельмсдорфа («Вольфшанце») в 8 ч. 15 мин. на своем знаменитом четырехмоторном самолете «Кондор» «Ю-52» №D-2006. Как всегда, его сопровождало 15 истребителей, пилотируемых лучшими немецкими асами. Кстати, самолеты этой марки были только в авиаотряде Гитлера и в отрядах курьерской связи. В ставке «Вервольф» Гитлера уже ожидали Борман, Геринг, Гиммлер и Кейтель. В связи с «новосельем» были усилены меры безопасности. В частности, в центральной зоне каждый день 56 патрулей заступали на 28 постов. Руководитель личной охраны фюрера Раттенхубер разработал особый режим пропуска к шефу. Был определен круг лиц, которым разрешено находиться в ставке. Самому тщательному контролю поддавались почта, адресованная фюреру, продукты питания и медикаменты для него. Так, с помощью ренгеновского аппарата тщательно проверялись почтовые письма, посылки, бандероли. Немцы предвидели возможность использования так называемых «почтовых бомб».

Продукты питания поставлялись от строго определённых фирм, служащие которых находились под постоянным тщательным полицейским контролем. Заказ продуктов по телефону был запрещён, и продукты закупались только лицами из личной охраны, которые доставляли их на кухню. Все продукты подвергались химическому анализу. Минеральная вода разливалась в бутылки только в присутствии работников личной охраны фюрера и доставлялась в ставку специальным курьером. Зелень, которая составляла основу рациона Гитлера, лично отбирал начальник столовой на огородном хозяйстве под Винницей. Медпрепараты заказывались и проверялись только личным врачом фюрера профессором Мореллем. А изготовляли их под надзором назначенного специалиста-фармаколога и также доставлялись в резиденцию спецкурьером.

Усиленный режим охраны действовал и на транспортных средствах, которыми пользовался Гитлер. В его распоряжении был личный самолет, спецпоезд и бронированный автомобиль марки «Мерседес-Бенц».

Самолет «Кондор» «Ю-52» №D-2006 развивал крейсерскую скорость около 340 км в час и мог находиться в воздухе без дозаправки до 4 часов. Это была настоящая летающая крепость, оснащенная двумя автоматическими пушками. Стенки салона Гитлера были защищены бронированными плитами толщиной 12 миллиметров, пуленепробиваемым стеклом толщиной 5 сантиметров, броня также прикрывала салон сверху и снизу. Поскольку Гитлер всегда интересовался высотой полётов и придавал большое значение тому, чтобы посадка самолёта совершалась без опоздания над его сиденьем вмонтировали спидометр и часы, которые заводились па определённое время перед каждым полётом.

В сиденье Гитлера вмонтировали парашют, и в минуту опасности ему оставалось всего лишь потянуть за красный рычаг. Когда гидравлический механизм убирал специальные панели, Гитлер мог выбраться через люк в днище самолёта, размером метр на метр и нырнуть в воздушный океан с парашютом.

Самолёт Гитлера и сопровождающие самолёты охранялись смешанными патрулями, каждый из которых состоял из одного эсэсовца и одного полицейского. Когда самолёты возвращались на аэродром, бортмеханики обязаны были сразу же готовить их к следующему вылету. Механики не имели права влезать внутрь самолёта или ремонтировать его без присмотра кого-либо из членов экипажа. В случае если бортинженеру требовалось отойти, он просил механиков приостановить работу и устроить перекур. В его отсутствие часовые, которые стояли рядом всё это время, занимали посты вокруг самолётов. После завершения работы машины запирались на замок. Перед любым вылетом Гитлера или одного из его приближённых соратников производился испытательный полёт, продолжавшийся не менее десяти минут. Полагали, что такого полёта достаточно для того, чтобы сдетонировало любое спрятанное в самолёте взрывное устройство.

Даже если фюрер отправлялся в дорогу самолетом, сразу же к его месту назначения следовали и его персональный спецпоезд, а также поезд Геринга и бронепоезд Гиммлера. Если фюрер ехал поездом, то по всей трассе выставлялась усиленная охрана. Устраивалась живая изгородь вдоль железной дороги. В целях безопасности следования железнодорожным транспортом в обязательном порядке сначала по путям пропускали товарный поезд – «болванку». Он должен на себе проверить – не заминирован ли путь. За товарным проносился курьерский. Он такой же, как и поезд Гитлера, и тоже из ставки, и по виду ничем не отличался от состава фюрера. В отличие от обычных пассажирских поездов, номера вагонов ставки помечались белой краской и с красной каймой на окнах.

Спецпоезд состоял из пятнадцати вагонов, в том числе два багажных, два с зенитными установками, вагон-салон, вагон-штаб, два вагона столовых, вагон для личной охраны, два вагона для гостей, два вагона-спальни, вагон-ванная и вагон для руководителя германской прессы.

Пассажиры спецпоезда, в том числе и офицеры были зарегистрированы в личной адъютантуре Гитлера. Посторонним доступ в поезд был запрещен. Личный состав поезда не менялся, и все знали друг друга в лицо. Подходы к поезду контролировались имперской службой безопасности и железнодорожной полицией. Проводники вагонов были ответственны за вход в каждый вагон.

Продукты питания в спецпоезд доставлялись со склада «Общества среднеевропейских путешественников» («Митропа»). Ответственность за снабжение вагонов водой несли проводники вагонов.

Охрану пустого поезда несли два человека от имперской службы безопасности, одиннадцать железнодорожных полицейских и наряд от команды зенитчиков, которая насчитывала тридцать девять человек. Подойти к поезду можно было только по особым пропускам.

Маршруты поездок были строго засекречены и подробно разработаны, хотя в них не указывалось, где, на какой станции будет садиться и выходить Гитлер. Он всегда выходил из поезда под охраной команд сопровождения и личной охраны, всегда отдельно от остальных.

Ночью двери вагонов закрывались, за исключением вагона, где размещалась личная охрана. В остальных вагонах были открыты только те двери, у которых дежурил проводник. Строжайше запрещалось приближаться к поезду ночью или проносить какой бы то ни было багаж. В случае сомнения проводник обязан был обратиться к соответствующему лицу из имперской службы безопасности. Через станции, на которых делал остановку спецпоезд, прекращалось движение поездов по графику. Поезд должен был быть готов к поездке в любую минуту, поэтому, особенно зимой, обращалось внимание на место стоянки и на ветры. Большое внимание уделялось маскировке поезда.

Свои автомобильные переезды Гитлер осуществлял на «Мерседесе» с мощностью двигателя в 150 лошадиных сил или вездеходе марки «Штейер». Салоны обеих машин были оборудованы потайными нишами, из которых за считанные секунды можно было добыть автомат или пистолет для самообороны. Правда, машины были полностью бронированные, стекло пуленепробиваемое. Время от времени обе машины проходили испытания, результаты которых свидетельствовали, что их броня выдерживала обстрел с пулемета, а от взрыва гранаты на поверхности оставались только легкие царапины. Стекло же оставалось невредимым даже после семи выстрелов из винтовки в одно место. Кроме того, машины были оборудованы такими мощными фарами, что во время движения они полностью ослепляли встречный транспорт и таким образом исключали возможность ведения по ним прицельного огня на физическое поражение. Мало того, в салонах находилось еще несколько небольших, но мощных фонарей, которыми при желании вручную можно было создавать вокруг машин настоящую иллюминацию. Так что когда Гитлер отправлялся в очередную «командировку» от ставки к ставке на автомобиле, это путешествие становилось похожим на впечатляющее военное шоу.

Но вернемся к первому пребыванию фюрера в «Вервольфе». С первого же дня по прибытию Гитлера в ставку для постоянного курьерского и служебного соединения с Берлином была налажена транспортная связь челночного типа. Ежедневно из берлинского железнодорожного вокзала «Шарлоттенбург» ровно в 19 ч. 51 мин. отправлялся поезд, который за 34 часа преодолевал путь через Варшаву, Брест, Ковель, Ровно, Бердичев и в 6 ч. 45 мин. прибывал в Винницу. В обратном направлении, также ежедневно, в 22 ч. 38 мин. поезд отходил из Винницы и в 9 ч. 57 мин. прибывал на Силезский вокзал в Берлине.

Кроме того, ежедневно в 14.00 из Берлина специальным рейсом вылетал самолет, который приземлялся в ставке в 18.00. Этим же курсом, но уже в обратном направлении, ежедневно вылетал другой самолет.

В первые же дни по приезду Гитлер выразил свое недовольство местом расположения «Вервольфа». Дело в том, что температура воздуха в некоторые дни «подскакивала» до + 45 градусов и из-за жары у него сильно болела голова. Помещения, где он принимал доклады военного руководства, постоянно поливались холодной водой, но эта мера приносила лишь временное облегчение.

Фюрера раздражало слишком ослепительное винницкое солнце. Именно поэтому он дал поручение немедленно сшить ему фуражку с большим «козырьком». Донимали и комары. Чтобы не заболеть малярией, Гитлер и его окружение ежедневно стали употреблять медпрепарат «Атибрин». Работая в ставке, Гитлер любил тишину. Гробовую – ни шороха, ни шелеста. Вот что по этому поводу рассказал сотрудник его личной охраны: «Каждая случайно залетевшая муха выводила его из себя. Даже безобидные бабочки приводили его в бешенство. Были приняты все меры против мух, комаров, бабочек. Окна в доме Гитлера были затянуты проволочной сеткой. Каждое утро ординарцы, вооружённые хлопушками, уничтожали последних мух, которые попадались в доме. На столах везде были расставлены стаканы с мёдом, на потолках развешивались мухоловки. В коридоре и у дома висели синие лампы, заделанные в сетки с током высокого напряжения, на которых гибли насекомые».

Через несколько дней после приезда в «Вервольф» Гитлер почувствовал себя полностью разбитым. У него поднялась температура до 40 градусов, которая почти не падала под воздействием медикаментов. Врачи диагностировали у фюрера грипп. Начались осложнения. В первую очередь пострадала нервная система. Донимала головная боль, поднялось кровяное давление. Состояние его характеризовалось как критическое. Адольф заметил, что во время ходьбы теряет равновесие. «У меня все время такое ощущение, будто я заваливаюсь на правую сторону», – жаловался он. Гитлер чувствовал себя так плохо, что попросил приехать к нему свою любовницу Еву Браун. Следует отметить, что немецкая да и мировая общественность находилась в неведении о подробностях взаимоотношений Гитлера и Евы. Ходили только слухи, состоявшие из смеси правды и домыслов. В действительности между ними были близкие дружеские связи. Гитлер был искренне к ней привязан. Ева Браун понимала, что никогда не сможет стать женой человека, которого любит. Она была согласна оставаться всего лишь любовницей. Поэтому она не играла никакой роли в политике, и у неё не было больших амбиций, не считая желания провести всю свою жизнь рядом с Гитлером. Временами Ева впадала в сильную депрессию из-за того, что она скрыта от глаз общественности, но редко позволяла себе это показывать. Когда Гитлер находился рядом, она всегда бывала лёгкой в общении и счастливой. Учитывая своё положение, Ева никогда не выступала в роли хозяйки дома при важных встречах. Только во время небольших дружеских застолий она могла «снять вуаль». В таких случаях она всегда производила хорошее впечатление своей скромностью. Без всякого сомнения, день свадьбы, который стал возможен только в самом конце её жизни, стал для Евы Браун самым счастливым днём. Когда общественность о ней узнала, Ева была признана не просто любовницей Гитлера, а его законной женой. Тогда же по приезду в «Вервольф» Ева Браун вдохнула Гитлеру силы и в начале августа его состояние здоровья пошло на улучшение.

Распорядок дня фюрера в «Вервольфе» практически ничем не отличался от берлинского. Разве что длительностью сна. Как правило, спал Гитлер мало, а вот в винницкой ставке просыпался достаточно поздно – в 9 или 10 часов. Потом с помощью адъютанта брился и одевался, затем принимал легкий завтрак, который длился не более десяти минут, после чего начиналась прогулка. Утренняя прогулка была каждый день, в любую погоду. После нее фюрер брался за государственные дела.

Обычно рабочий день начинался традиционно – с докладов о ситуации на фронтах и в самой Германии. В резиденции вместе с шефом находилась вся верхушка военного и гражданского управленческих аппаратов, которая действовала в четком соответствии с рабочим графиком своего вождя. Прослушав информацию, Гитлер сразу же давал распоряжения, как решать ту или иную проблему. Около 16 часов обедал и, если в ставку приезжали гости, то за столом он выявлял чрезвычайное гостеприимство и внимание к ним. В меню включались только вегетарианские блюда.

После обеда опять много работал и первый небольшой перерыв делал только около первого часа ночи – на легкий ужин. К слову, во время трапезы фюрер любил пофилософствовать на разные темы бытия. Временами, особенно ночью, эти разговоры переходили в длинные монологи, которые участники ужина должны были терпеливо слушать, бывало, до утра. Вот как вспоминает о таких ночах в своих мемуарах один из представителей высшего командования вермахта Гудериан:

«…Гитлер часами просиживал со своими адъютантами и секретарями, обсуждая и таким образом разглашая свои планы. Кроме личных стенографисток и присяжных стенографов Рейхстага, гениальные речи фюрера постоянно фиксировались уполномоченными военными историками Гитлера. Болтовня фюрера не знала пределов и границ».

Военный министр Шпейер воспроизвел атмосферу ночей-монологов еще более колоритно:

«Еженощно он (фюрер) собирал свое ближайшее окружение: стенографисток, машинисток, министров, генералов, секретарей, гауляйтеров, а также водителей и адъютантов, рассаживал вокруг стола якобы для ужина и начинал говорить. Говорил без передышки. Иногда до трех, четырех часов ночи. Речь шла обо всем: о истории и экономике; климате и религии; как вынудить овчарку Блонди стать вегетарианкой; о том, что предками немцев были греки (в другой раз – викинги); чего не хватает женщине и о чем она, как правило, думает и чего хочет; о производстве стали и бумаги; о качествах одеколона, а также о себе и еще раз о себе. Под утро слушатели уже едва держались, чтобы не уснуть за столом. После утомительных дневных заседаний монотонный голос Гитлера действовал как снотворное, у всех просто слипались веки. Только чувство обязанности и уважения к фюреру вынуждали всех нас приходить на эти разговоры. (На основе застольных бесед, монологов Гитлера в Германии издана книга „Секретные беседы 1941–1944 гг.“ – прим. авт.) Все, кто был рядом с Гитлером в винницкой ставке, отмечали его неуравновешенность, а после болезни еще и повышенную нервозность. Сразу по приезду в „Вервольф“ у него чрезвычайно обострились отношения с генералитетом вермахта. Он не соглашался ни с одним предложенным командованием военным планом».

На этот счет доктор Геббельс записал в своем дневнике такой эпизод:

«Прилетел в Винницу. Был принят фюрером и счастлив, что провел с ним весь день. В деталях рассказал ему о бомбардировке Берлина. Он слушал меня внимательно и при этом очень ругал Геринга. Не очень одобрительно выражался и в адрес других генералов. Сказал, что не верит ни одному из них, и из-за этого вынужден сам командовать армией».

Результатом таких напряженных отношений стало то, что за период войны из 17 фельдмаршалов 10 были смещены со своих должностей. Кроме того, трое погибли после неудачного покушения на Гитлера 20 июля 1944 года. Двое умерли, а один попал в тюрьму. Лишь один-единственный Кейтель остался на службе до конца войны. Из 36 генерал-полковников лишились своих должностей 26, семеро погибло и только трое сохранили свои должности и звания до мая 1945 года.

Состояние недоверия и подозрительности фюрера позже подтвердил на допросе генерал-полковник Йодль. Вот что записано с его слов в протоколе допроса: «Летом 1942 года я считал, что Гитлер неудовлетворительно вел военные действия на Восточном фронте. В это время он находился в Виннице и оттуда руководил военными операциями. Постоянно отдавал противоречивые один другому приказы. Я сделал ему на этот счет замечание, из-за чего наши отношения ухудшились…»

В материалах личного архива фельдмаршала Паулюса есть свидетельство о том, что 12 сентября 1942 года в «Вервольфе» он выразил свои рассуждения относительно слабости немецкого фронта под Сталинградом. Но они не были приняты во внимание. Во время совещания с Паулюсом из рук стенографисток, которые в начале сентября прибыли из Берлина, выходило в среднем пятьсот машинописных страниц, на которых были запечатлены все мысли Верховного командования вермахта. Расшифровкой стенограмм руководил Борман. Тогда же в сентябре эта информация поступила на доклад Сталину.

На одном из совещаний в «Вервольфе» возник резкий конфликт между Гитлером и Гальдером, что в конечном итоге привело к отставке шефа генерального штаба сухопутных войск. Сохранилась стенограмма этого спора:

«… От военного руководства я требую такой же твердости, как и от фронта», – горячился Гитлер. На это замечание Гальдер отреагировал таким образом: «У меня есть твердость, мой фюрер. У меня есть Вы, мой фюрер. Но на фронте тысячами погибают мужественные мушкетеры и лейтенанты, а руководство вермахта при этом не имеет права самостоятельно принять пи одно решение, у него связаны руки».

Сказанное было воспринято Гитлером, как неслыханная наглость. Он совсем вспылил: «Генерал-полковник Гальдер! Что Вы себе относительно меня позволяете да еще и таким тоном!? Вы хотите рассказать мне о жизни на фронте? А что вы вообще знаете о фронте? Где Вы были во время Первой мировой войны? И Вы упрекаете меня, что я ничего не знаю о фронте?! Я Вам запрещаю! Замолчите!»

Прощаясь с Гальдером Гитлер заметил: «И у вас, и у меня расстроены нервы. Половина моей усталости из-за вас. Так дальше продолжаться не может».

Трофейные и другие архивные материалы свидетельствуют о том, что период пребывания Гитлера в винницкой ставке с середины лета до начала осени 1942 года, несмотря на болезнь фюрера, был достаточно плодотворным для него.

Прежде всего речь идет об отработке в это время окончательного варианта плана Сталинградской битвы. 23 июля, через неделю после приезда в «Вервольф», невзирая на болезнь, Гитлер издает директиву № 45. Согласно нее группа армий «Юг» была разделена на две. Назначение первой – группы «А» – заключалось в захвате Черноморского побережья Кавказа. Вторая группа – группа «Б» – должна была развернуть наступление на Сталинград, выйти к Волге и таким образом отрезать для России поставки северокавказской нефти. Предыдущей директивой ОКБ № 44 фюрер поставил задание перед 22-й горной армией и 5-м воздушным флотом захватить Мурманский железнодорожный путь в районе Кандалакши. Этим ударом немцы хотели перерезать поставки советским войскам, которые проходили от союзников через Баренцово море. В это же время с «Вервольфа» Гитлер отдает приказы о взятии Ленинграда любой ценой.

Для согласования всех деталей этих стратегических задач 8 августа в ставку прибыл главнокомандующий центральной группы армий генерал-фельдмаршал фон Клюге. 22 августа Гитлер вызвал на совещание главнокомандующего группой армий «А» генерал-фельдмаршала Листа. 24 августа фон Клюге опять побывал в «Вервольфе» (всего он был 10 раз – авт.).

Два-три раза в месяц фюрер обязательно выезжал из ставки. Поездки были непродолжительные, двое-трое суток. В частности, чтобы поближе ознакомиться с ситуацией на центральном фронте, Гитлер выезжает туда в сопровождении Геринга и Гиммлера. Они посещают Смоленск, Вязьму, Ржев, Гжатск. В это же время он побывал в Умани, Мариуполе, Полтаве, Сталино (Донецк), Николаеве, Херсоне и на других участках фронтов.

Между тем на театре военных действий на Западе, в Африке и в Советском Союзе произошли серьезные изменения. 2 сентября 1942 года армия под командованием Роммеля провалила наступление на Эль Аламейн в Северной Африке. Следовательно, стала невозможной оккупация Мальты. В Финляндии потерпела фиаско попытка блокировать Мурманский железнодорожный путь. Под Ленинградом инициатива перешла на сторону Советской Армии. При этом значительные усилия центральной группы немецких армий отвлекались на борьбу с крепнущими силами партизан.

А затем было катастрофическое поражение фашистов под Сталинградом, который Гитлер надеялся захватить одним ударом. На планах захватить нефтяные скважины Кавказа также был поставлен крест. В войне наступил переломный момент в пользу Советской Армии. Обвинение в адрес главнокомандующих групп войск «А» и «Б» закончилось. Гитлер назначает сам себя главнокомандующим вермахта. Он устраняет с ключевых военных постов одного за другим своих вчерашних соратников.

Директива № 18, подписанная Гитлером в «Вервольфе», обязывала армейские подразделения усилить борьбу с партизанами на Востоке. А приказ от 18 октября этого же года развязывал руки немецкой политической полиции, которая массово арестовывала в Германии родных офицеров, которых подозревали в нелояльности к политике «великого фюрера». Начинается охота на ведьм по сценарию Гитлера.

Впрочем, в винницкой ставке Гитлер, хоть и нечасто, но всё же переживал и положительные эмоции. Во время первого пребывания он вручал здесь награды немецким воинам, которые отличились в боях летней кампании 1942 года. Так, 22 августа 1942 года состоялся торжественный прием немецких летчиков-асов, сбивших более ста самолетов противника и «награждение их высшей военной наградой за героизм в Германии – железным крестом».

На государственном уровне в ставке 22 сентября 1942 г. проводились переговоры с румынским президентом Антонеску, а через два дня состоялась встреча с хорватским лидером Анте Павеличем. Сюда приезжали на прием к фюреру турецкий, болгарский, итальянский и японский послы.

В «Вервольф» летом 1942 года с Бердичева приезжала медсестра полевого госпиталя, жена сына венгерского диктатора Хорти, который был боевым лётчиком на Восточном фронте и погиб в авиационной катастрофе. Гитлер выразил ей соболезнование и предложил свой самолёт, чтобы она смогла попасть в Будапешт на похороны.

«Вервольф» сыграл роль спасительной соломинки в судьбе шефа абвера адмирала Канариса. В феврале 1942 года Гиммлер и Шелленберг доложили Гитлеру, что на адмирала работают многие «агенты влияния» из числа евреев. Зная враждебное отношение фюрера к представителям этой национальности, они надеялись, что Канарис будет немедленно освобожден от должности. Гитлер действительно срочно вызвал к себе Кейтеля и приказал временно отстранить адмирала от дел. Однако Канарис (в руководящих кругах Германии он имел стойкую репутацию «хитрого лиса») начал искать случай оправдаться перед Гитлером. 15 августа адмирал вылетает в «Вервольф» и уговаривает адъютанта устроить свидание с фюрером. Разговор между ними длился достаточно долго и, к глубокому разочарованию Гиммлера и Шелленберга, его опять восстановили в должности. Правда, в конце войны Канариса обвинили в причастности к покушению на Гитлера и он был повешен…

27 сентября 1942 года фюрер на одну неделю прервал свое пребывание в винницкой ставке. Он срочно вылетел в Берлин, где на следующий день выступил с речью во дворце спорта перед 10 тыс. кандидатов в офицеры. Кстати, о том, что на собрании будет выступать фюрер, можно было догадаться лишь по чрезвычайным мероприятиям безопасности и значительно усиленной охране дворца. Имя оратора не разглашалось до последней минуты. Когда Гитлер выехал из канцелярии, его машину сопровождало 450 офицеров гестапо и криминальной полиции. За неделю до события во дворце спорта 60 тысяч офицеров и полицейских с собаками уже несли постоянную охрану, патрулировали улицы вокруг него, обследовали подвалы и чердаки прилегающих домов. Команда из 16-охранников бдила за работниками дворца и достоверностью пропусков, вещами, которые заносились в помещение. Чтобы гарантировать полную безопасность и предотвратить распространение информации, телефонные будки в помещениях на длительное время были заняты охраной и пользоваться телефоном запрещалось. В день выступления 15 тысяч офицеров полиции охраняли верхние этажи, крыши всех окружающих зданий. Владельцы и арендаторы этих зданий были зарегистрированы полицией, им приказали не выходить из дома или находиться на день визита Гитлера где-то вне своего помещения. Под надзором было все: уличные ящики с песком, подземные переходы, общественные туалеты, канализационные коллекторы, заборы, садики, ворота, вентиляционные шахты, почтовые ящики, водозаборные трубы и тому подобное. Никому не разрешалось лазить по деревьям, заборам, столбам или пользоваться каким-нибудь видом транспорта. Все полицейские были обязаны тщательным образом проверять чемоданы, тюки, сумки и, особенно, корзины граждан. Подозрительным лицам было приказано находиться вне зоны охраны. Полиция, гестапо, офицеры СД стояли вдоль маршрута и контролировали людей на тротуарах, в окнах и на балконах домов. Выступая перед будущими офицерами, фюрер, как всегда, был уверен в победе Германии, в силе немецкого оружия и несокрушимости верной ему армии.