Текст книги "На судьбу я не в обиде..."

Автор книги: Иван Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Значительно активизировалась работа редакций с авторским активом. При газетах создаются школы и университеты рабкоров, клубы юных журналистов. Успешно работает с рабселькорами редакция газеты «Ветлужский край» Шарьинского района Костромской области. Свидетельство тому – возрастающий приток писем читателей (до 3 тыс. ежегодно) и тираж, достигший 14 тыс. экз.

За лучшую постановку массовой работы редакции городских, объединенных, районных и многотиражных газет ежегодно отмечаются премиями имени М.И. Ульяновой. За 1987 г. отмечены газеты «Колгоспна зоря» (г. Винница), «Сокольская правда» (Вологодская область), «Под знаменем Ленина» (г. Кораблино, Рязанская область), «Труд» (п. Клинцы, Брянская область), «Сияние Севера» (п. Вуктыл, Коми АССР).

Коллективы редакций настойчиво добиваются превращения районных, объединенных, городских газет в еще более действенное средство осуществления политического руководства экономическим, социальным и культурным развитием районов, коммунистического воспитания трудящихся.

Рабочая книга редактора районной газеты (М.: Мысль, 1988. С. 24–34)

ВО ИМЯ РОССИИ
Публицистика русского зарубежья

Октябрьская революция и гражданская война вызвали огромную эмигрантскую волну: Россию покинули, по различным оценкам, до трех миллионов человек[45]45
  См., например: Бунин И.Л. Миссия русской эмиграции // Руль. Париж. 1924, 3 апреля.


[Закрыть]. К декабрю 1924 г. только в Германии оказалось около 600 тыс. русских эмигрантов, во Франции – около 400 тыс., в Маньчжурии – более 100 тысяч, даже в США – около 30 тысяч. Русские эмигранты обосновались в 25 государствах, не считая стран Америки. Столь огромная эмиграция переставала быть лишь способом физического выживания. Она приобретала характер духовной миссии, которая заключалась в том, чтобы сохранить ценности и традиции русской культуры и продолжить творческую жизнь ради духовного прогресса родины, независимо от того, суждено ли было эмигрантам вернуться домой, или умереть на чужбине.

Поэтому эмигранты, даже попав в чуждое окружение, хотели жить, работать и творить как неотъемлемая часть России, посланцами которой они себя считали. Они остались за границей и создали Зарубежную Россию именно для того, чтобы передать своим детям взгляды на сущность истинной русской культуры. Какие бы разногласия о сути русской культуры и ее традициях ни возникали среди эмигрантов, они преодолевались ради молодого поколения, которому, как они считали, предстояло в будущем создавать новую свободную Россию. Слова Зинаиды Гиппиус «Мы – не в изгнании, мы – в послании» стали своего рода девизом Зарубежной России.

Центрами русского зарубежья были Берлин, Париж, Рига, Прага, Харбин, в меньшей степени и в течение более короткого времени – Константинополь (в первые годы), Белград, София, а также ряд населенных пунктов в Аргентине и США (в послевоенные годы). Возникновение подобных центров стало возможным также благодаря значительной русской аудитории, готовой и стремящейся к восприятию культурных ценностей, создаваемых их товарищами по изгнанию. Очагами притяжения являлись энергичные и творчески активные люди, которые, несмотря ни на что, продолжали вносить вклад в развитие русской культуры, и те печатные органы, которые имели достаточно средств для распространения своих изданий.

Приход к власти в Германии Гитлера и последовавшая вскоре немецкая оккупация Чехословакии подорвали творческий потенциал центров русской эмиграции в этих странах и положили конец существованию там русских учебных заведений, литературной и художественной жизни.

Последний удар по России за рубежом был нанесен начавшейся в 1939 г. Второй мировой войной, в особенности немецким вторжением во Францию, а затем ее поражением весной 1940 г. Война принесла материальные тяготы и невзгоды, от которых страдала вся завоеванная Гитлером Европа, но, кроме того, она сделала невозможным творчески свободное существование русской эмиграции.

Многие эмигранты пережили войну, немало их героически сражалось за независимость стран, предоставивших им убежище. Тем не менее как самостоятельное «общество в изгнании» русская эмиграции выжить не смогла. В 1945 г. произошли два важных события, которые и положили конец истории России за рубежом. Во-первых, молодое поколение эмигрантов, принявшее участие в войне против Гитлера, и их дети оказались полностью интегрированными в общества тех стран, где они проживали. Во-вторых, за границу стали прибывать русские беженцы второй волны – так называемые перемещенные лица. Часть из них составляли эмигранты, прежде жившие на Балканах и в Центральной Европе и вновь бежавшие от Красной Армии. Но в основном это были военнопленные, угнанные на работы в Германию мирные жители Советского Союза, или же те, кто по каким-либо причинам решил воспользоваться немецкой оккупацией и бежать от сталинского режима. В отличие от своих предшественников – эмигрантов 1920-х годов – новые беженцы отнюдь не стремились к воссозданию России за рубежом. Они хотели лишь обрести мир, безопасность, спокойную жизнь вдали от кошмаров Советской России. В силу всех названных причин временем существования России за рубежом «общества в изгнании», можно считать период с 1919 по 1939 год[46]46
  См.: Раев М.И. Россия за рубежом: История культуры русской эмиграции 1919–1939. М., 1994. С. 16–17.


[Закрыть].

История русской эмиграции позволяет заключить, что в географическом смысле она не представляла собой единого целого. Ее представители были рассеяны по разным странам и континентам. Центры русского зарубежья сформировались там, где значительные по численности группы творчески активных в науке или искусстве эмигрантов находили более или менее стабильные условия для своей деятельности.

Так как русская диаспора возникла в результате политических изменений, произошедших в России, – после длительной мировой войны, радикальной политической революции, кровавой гражданской войны, – то есть, казалось бы, все основания предположить, что русское зарубежье должно было сосредоточить основное внимание на политических проблемах и политического же свойства предрассудках. Это, однако, верно лишь в самом общем смысле.

Единственное убеждение, разделявшееся большинством эмигрантов и особенно остро ощущавшееся в первые годы эмиграции, – это неприятие большевистского режима. Интеллектуальные споры разворачивались по двум основным вопросам. Первый: как большевикам удалось захватить власть, и кто в том виноват? Второй вопрос касался будущего большевистской системы.

В 20—30-е годы контакты между эмигрантами и советскими гражданами были ограничены, а после 1934 г., когда советская власть ужесточила политику внутри страны и полностью отрезала ее от внешнего мира, прекратились окончательно, русское зарубежье лишилось возможности сношений с Советской Россией. Советские граждане боялись поддерживать связи с внешним миром, в первую очередь – с эмигрантами.

В конце концов из-за отсутствия прямых и действенных контактов с сочувствующими на родине, которые в свое время столь широко поддерживали русские эмигранты XIX – начала XX века, всякая политическая жизнь в изгнании заканчивалась бесплодными усилиями.

Гораздо успешнее представители русского зарубежья реализовали себя в культурной сфере деятельности. Для русской эмиграции культура была существенной составной частью их национального самосознания, мироощущения образованного русского человека. Все ее проявления в литературе, художественном и научном творчестве нации, которое развивается в рамках таких общественных институтов, как церковь, школа, театр, книги и журналы, неформальные общественные клубы, общества и организации, отмечены печатью особой, русской индивидуальности.

Доминирующей формой выражения творческого потенциала русской культуры всегда, начиная с петровской эпохи, была литература. В разнообразных своих формах она отражала культурный идеал и наиболее яркие элементы самосознания интеллигенции. В эмиграции литература приобрела еще более существенное значение для сохранения «русскости» коллектива эмигрантов, поскольку язык, слово выступают как основные признаки принадлежности к определенной группе. Русское слово, устное и печатное, связывало между собой разбросанных по свету эмигрантов.

Естественно, что и русскоязычная печать служила для эмигрантов средством выражения их принадлежности к «обществу в изгнании» и осуществления той культурной миссии, которую русское зарубежье выполняло по отношению к обеим Россиям.

В Германии первоначально находилось наибольшее число русских эмигрантов, так как в 1922–1923 гг. стоимость жизни для иностранцев здесь была наиболее низкой, и открывались возможности дешевле публиковать литературные произведения и выпускать периодические издания.

Стабилизация марки, наступившая после 1924 г., драматическим образом повлияла на рост стоимости жизни и обусловила массовый отток эмигрантов из Германии. Новые волны отъездов поднимались по мере ухудшения политической обстановки в Веймарской республике, когда постепенно создалась угроза не только свободе слова, но и личной безопасности людей.

В то же время рост безработицы в период Великой депрессии, начавшейся в 1931 г., вызвал к жизни целый ряд законодательных актов, ограничивавших возможности трудоустройства иностранцев, так что многие русские эмигранты были вынуждены искать счастья в другом месте. В результате русская община в Германии к 1930 г. сократилась до 90 тысяч.

Во Франции в целом отношение к эмигрантам было весьма либеральным, кроме вьщачи разрешений на трудоустройство. Зато французские власти выдавали виды на жительство на большие сроки, для тех же, кто располагал определенными средствами, ограничений вовсе не существовало. Русские, проживая привезенные из России сбережения и беднея год от года, имели, тем не менее, возможность насладиться свободной и волнующей атмосферой культурной жизни Парижа и в определенной мере вносили и свой вклад в ее развитие. Неудивительно, что Париж стал настоящей политической и культурной столицей зарубежной России, где были представлены все оттенки политических взглядов и все культурные течения.

Русское зарубежье должно было заботиться об объединении своих разбросанных по свету граждан, сохранении и развитии их самосознания. Печатное слово – газеты, журналы, книги – были действенным и фактически единственным средством достижения этих целей.

Рассеянные по всему земному шару группы эмигрантов были слишком немногочисленны и слишком бедны чтобы, например, основать радиостанцию: для ее организации необходима была государственная лицензия, и по тем временам она не обладала большим радиусом действия. Личные контакты были затруднены в связи со сложностями с оформлением виз и заграничных паспортов. Поэтому основная роль в поддержании и укреплении чувства единства русского зарубежья принадлежала издательскому делу.

Различные политические группировки издавали за границей в общей сложности свыше трех тысяч наименований газет и журналов. В этом огромном потоке периодики четко выделяются органы печати монархистов, кадетов, эсеров и меньшевиков. На самом правом фланге находились такие издания, как «Двуглавый Орел» (затем «Вестник Высшего монархического Совета». Берлин, Париж – 1920–1922 гг.), газета «Новое время» (Белград, 1921–1930 гг., ред. М.А. Суворин). Затем следует назвать более умеренные журналы «Грядущая Россия» (Париж, 1920, редакторы – лидер энесов[47]47
  Энесы – народные социалисты, объединялись в трудовую народно-социалистическую партию (ТНСП), официально заявившую о себе в 1906 г., в 1920 г. в Париже был образован заграничный комитет партии.


[Закрыть] Н.В. Чайковский и М.А. Ландау-Алданов) и «Русская мысль» (София, Прага, Берлин, 1921–1924 гг., ред. П.Б. Струве). К ним примыкала право-кадетская газета «Руль» (Берлин, 1920–1931, ред. И.В. Гессен). Ведущим органом кадетов являлась газета «Последние новости» (Париж, 1920–1940 гг. ред. П.Н. Милюков); центральным органом эсеров был журнал «Революционная Россия» (Юрьев, Берлин, Прага, 1920–1931 гг., ред. В.М. Чернов), меньшевиков – «Социалистический вестник» (Париж, Нью-Йорк, 1921–1965, первым редактором был Л. Мартов – Ю.О. Мартов-Цедербаум). Широкую известность получил журнал «Современные записки» (Париж, 1920–1940, ред. коллегия: Н.Д. Авксентьев, И.И. Бунаков-Фондаминский, М.В. Вишняк, А.И. Гуковский, В.В. Руднев). Не утихали споры вокруг сменовеховских изданий: журнала «Смена вех» (Париж, 1921–1925) и газеты «Накануне» (Берлин, 1922–1924. Редактором и журнала, и газеты был Ю.В. Ключников). Не менее известным был «Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)» (Париж, Берлин, Нью-Йорк, 1929–1941, ред. Л.Д. Троцкий).

Монархисты сгруппировались вокруг претендовавших на титул российского императора великого князя Николая Николаевича (внука Николая I, Верховного главнокомандующего русской армией в 1914–1915 гг.) и великого князя Кирилла Владимировича (внука Александра II, двоюродного брата Николая II). 8 августа 1924 г. Кирилл Владимирович издал манифест «К русскому народу», в котором объявил себя вождем монархического движения и единственным законным претендентом на русский престол, а через три недели провозгласил себя государем всея Руси Кириллом I. Покончить с коммунизмом и обеспечить реставрацию династии Романовых призывали оказавшиеся за границей члены Союза русского народа (СРН) В.Н. Пуришкевич (умер в 1920 г.), В.В. Шульгин, Н.Е. Марков и др. Одним из главных идеологов продолжения борьбы с большевиками «всеми способами и прежде всего “вооруженным путем”» был П.Б. Струве, редактировавший в эмиграции журнал «Русская мысль». (Существует роспись содержания журнала: Исследования по истории русской мысли. М., 1997.)

Целью данного издания, основанного еще в 1880 г. в Москве, было стремление сплотить «все живые духовные силы», преданные идее «органического российского национального возрождения», пронизанной духом «белой борьбы» и реставрации. Журнал расценивал русскую революцию как разрушение и деградацию всех сил народа. В статьях П. Струве «Размышления о русской революции», «Прошлое, настоящее и будущее», «Мысли о национальном возрождении России», «Россия» и других утверждалось, что падение большевистской власти «приближается неотвратимо и ускоренно». В то же время редакция информировала читателей, что процесс объединения русских сил вокруг великого князя Николая Николаевича, одного из претендентов на царский престол, неизменно продолжается. «К великому князю, живущему недалеко от Парижа, – читаем в 9—12 номерах журнала за 1923—24 гг., – приезжал генерал Врангель и был очень сердечно им принят. Во всех государствах, где живут сейчас русские, начат сбор пожертвований в казну Великого князя», «Фонд спасения России». Этот сбор являлся первой попыткой двухмиллионной зарубежной России собственными силами начать дело борьбы за родину, не надеясь на державы, на «американские миллионы или на одни стихийные процессы в советской власти. Понятно поэтому раздражение, с которым этот сбор был встречен в большевистских и соглашательских кругах»[48]48
  Русская мысль. 1923—24. № 9—12. С. 484.


[Закрыть]. К этому же центру, сообщалось в журнале, примыкают и русские люди на Дальнем Востоке, наибольшее количество которых вне большевистской власти находится в Маньчжурии и горах Китая.

В журнале было помещено также «Заявление Великого князя Николая Николаевича», сделанное им американским журналистам в начале мая 1923 г. «Вы спрашиваете меня, как я отношусь к призыву моих соотечественников стать во главе движения во имя освобождения России… Я готов отдать все свои силы и жизнь на служение Родине»[49]49
  Там же. С. 518.


[Закрыть].

В течение двух лет, начиная с 1921 г. до 1923 г., в журнале публиковались воспоминания В.В. Шульгина «1920 год», «Дни». Приступая к их печатанию, редакция заявляла, что этот человеческий и исторический документ будет «во всей его значимости оценен и современниками и стремящейся к живой правде историей». В ряде номеров публиковался «Дневник» 3. Гиппиус («История моего дневника» и «Черная книжка»), оцененный редакцией, как «замечательный документ переживаемой эпохи». Почти в каждом номере появлялись стихи Н. Гумилева, И. Бунина, М. Волошина, М. Цветаевой. Значительный интерес представляют статьи «Из размышлений о революции» С. Франка.

«Бороться всячески и во всех направлениях» – этой политики по отношению к власти большевиков П. Струве придерживался и после прекращения издания журнала «Русская мысль», в том числе в новой эмигрантской газете «Возрождение», созданной в 1925 г. и неизменно ратовавшей за «освобождение России от ига III Интернационала».

Среди ярых антисоветских изданий не последнее место занимала газета «Руль», в особую заслугу которой сторонники низвержения большевистского правления ставили «последовательную антикоммунистическую деятельность». Газета выходила ежедневно с 16 ноября 1920 г. до 14 октября 1931 г. под редакцией кадета И.В. Гессена.

Излагая программу своей деятельности в передовой первого номера, редакция заявляла: «С большевизмом не может быть компромисса. Большевизм есть уродливый и болезненный результат старых ошибок власти – результат, достигнутый благодаря потрясениям великой войны. Эволюция большевизма невозможна. Восстановление России немыслимо при существовании советской власти. Каждый месяц, каждый день хозяйничанье этой власти продолжает и довершает дело разрушения России, ее культурных и хозяйственных ценностей. Вот те простые, ясные и, казалось бы, бесспорные положения которые объединяют всех врагов большевизма»[50]50
  Руль. 1920. 16 ноября.


[Закрыть]. Наша основная политическая задача, особо подчеркивалось в передовой, «освещать неприглядную русскую действительность».

В соответствии с намеченной программой в «Руле» с первых же номеров одной из ведущих стала рубрика «В Советской России». О характере публиковавшихся в этом разделе материалов можно судить по их заглавиям: «Голод в Петербурге», «Война с деревней», «Струве о борьбе с большевизмом», «Черчилль о большевизме» и т. д. 28 ноября 1920 г. газета обнародовала «Декларацию генерала Врангеля», в которой утверждалось: «Армия и флот не допускают мысли о возможности прекращения борьбы. Наша задача – сохранить ядро русской армии и флота для того часа, когда Европа учтет необходимость борьбы с мировой тиранией».

Активно в «Руле» сотрудничали М. Волошин, К. Бальмонт, И. Шмелев, печатались мемуары С. Витте. Выступал на его страницах и признанный классик русской литературы, ее первый нобелевский лауреат (1933 г.) НА. Бунин, решительно не принявший Февральскую, а затем и Октябрьскую революцию. 25 октября 1920 г. он навсегда покинул Россию. С 1920 по 1930 г. политическая позиция писателя оставалась неизменной. Еще в годы Гражданской войны, характеризуя революцию как начало гибели России, он принял участие в белогвардейской одесской газете «Южное слово», а очутившись в эмиграции, выступал на страницах разных изданий, кроме крайне монархистских и, наоборот, пробольшевистских. В «Последних новостях» печатались его рассказы, вышедшие впоследствии в берлинском собрании сочинений под заглавием «Серп и Молот». На страницах парижской газеты «Возрождение» отдельными очерками печаталась книга «Окаянные дни», которая по темпераменту и ярости обличения большевиков не имеет равных даже в самой ожесточенной белой публицистике.

^{Иван Алексеевич Бунин}

3 апреля 1924 г. в «Руле» была напечатана произнесенная в Париже речь И.А. Бунина «Миссия русской эмиграции». Речь имела программное значение для всех, оказавшихся в изгнании, с обращения к которым она и начинается: «Нас, рассеянных по миру, около трех миллионов». Вся речь проникнута призывом: не поддаваться ни соблазнам, ни окрикам, не соглашаться на “похабный” мир с большевистской ордой». «Знаю, многие уже сдались, многие пали, а сдадутся и падут еще тысячи и тысячи. Но все равно, – заключает писатель, – останутся и такие, что не сдадутся никогда».

Подтверждением этих слов является трагическая судьба самого писателя. Постоянно и безысходно тосковал он по России, но так и не вернулся на родину. Встречавшийся с ним в Париже в 1946 г. К.М. Симонов свидетельствует: «Это был человек не только внутренне не принявший никаких перемен, совершенных в России Октябрьской революцией, но все еще никак не соглашавшийся с самой возможностью таких перемен, все еще не привыкший к ним как к историческому факту»[51]51
  Симонов К. Из записей об И.А. Бунине. Собр. соч.: В 10 т. М., 1985. Т. 10. С. 359.


[Закрыть].

В журналистике русского зарубежья одним из наиболее известных изданий, несомненно, была газета «Последние новости», выходившая в Париже с 27 апреля 1920 г. до середины 1940 г. Первым ее редактором был присяжный поверенный М.А. Гольдштейн. С 1 марта 1921 г. редакцию возглавил лидер кадетов П.Н. Милюков. Редактировавшаяся Милюковым почти 20 лет газета по праву была центральным органом кадетской партии и, в отличие от правокадетского «Руля», значительно отличалась от него более объективной оценкой происходивших в Советской России событий, о чем редакция открыто заявила в открывавшей первый номер статье «Наша задача»: «Хотели бы самим своим названием сказать, что они будут стремиться отражать не столько свои мнения по поводу события, а сами события, не тенденциозное освещение фактов, а факты. Слова все сказаны, мнения все высказаны, но, увы, никто никого ни в чем не убедил, не научил и не заставил забыть… Задача наша иная, более скромная, в необходимость ее мы верим непоколебимо. Эта задача – излагать факты как они есть, т. е. говорить правду – и не ту, которая той или иной партии в преломлении политической веры кажется правдой, а ту, которая есть правда. Вот почему, вопреки установившемуся в последнее время трафарету, мы не считаем нужным озаглавливать нашу газету, как “беспартийную” или “демократическую”. За этими словами столько раз обнаруживалась и очень узенькая партийность и очень широкая антидемократичность, что мы предпочитаем опираться не на аншлаг, который часто ни к чему не обязывает, а на ежедневную работу, которая будет вся на виду, как под стеклянным колпаком». Избрав своим девизом служение объективной правде, какой бы она ни была, редакция особенно настаивает на недопустимости в прессе лжи, неискренности, погубивших царскую Россию и не дающих ей подняться при большевиках. Поэтому правда, по мнению редакции, «должна стать национальным кумиром и извращение ее должно считаться осквернением святыни».

Выдвинув столь благородную задачу, во имя новой России, в которой не должно быть места «ни угнетению, ни насилию», призывая делать журналистику «чистыми руками», редакция на первых порах всячески стремилась к тому, чтобы газета выглядела сугубо информационным органом. Об этом свидетельствуют даже рубрики первых номеров: «Телеграммы», «По Советской России», «В Париже», «На Западе», «Среди эмигрантов» и т. д. Стремясь показаться объективной в оценке событий, газета прибегала даже к осмеянию всевозможных небылиц, распространявшихся в европейской, в том числе русской эмигрантской печати, о событиях в Советской России. 10 июля 1920 г. в «Последних новостях» за подписью Лоло[52]52
  Лоло (Мунштейн Леонид Григорьевич, 1866–1947) – поэт, фельетонист, драматург, переводчик, издатель, театральный деятель.


[Закрыть] появилось стихотворение «Вранье», гласившее:

 
Боже мой, как люди врут —
Врут и здесь, и там, и тут,
Врут повсюду, в целом свете,
Врут в парламенте, в газете,
В министерском кабинете…
Врут изящно и вульгарно,
Вдохновенно и бездарно
Для других и для себя,
Ненавидя и любя.
 

Однако, как и следовало ожидать, все стремления редакции не вникать в политику, успехом не увенчались. 27 апреля 1923 г. в статье «Трехлетие “Последних новостей” было сказано: «Само название нашей газеты показывает, что, когда три года назад она была основана, ее цель была по преимуществу информационная. Однако, политическое значение переживаемого нами времени так велико, что газета… не могла остаться в стороне от борьбы направлений, и вынуждена была неизменно следовать курсу верному своему компасу – “борьбы против насильников, овладевших Россией”.

Страницы газеты украшали рассказы и очерки И.А. Бунина, отдельные главы из трилогии А.Н. Толстого «Хождение по мукам». Регулярно публиковались фельетоны Н. Тэффи. «Ностальгия» – так назывался один из них, правдиво передававший настроение всех находившихся в вынужденной эмиграции, в разлуке с родной страной. «Пыль Москвы на ленте смятой шляпы, я как символ свято берегу» – эти строки, взятые в качестве эпиграфа к фельетону из стихотворения Лоло, как нельзя лучше отражали его содержание. «Я видела признаки этой болезни и вижу их все чаще и чаще, – с грустью пишет Η. Тэффи. – Приезжают наши беженцы изможденные, почерневшие от голода и страха, отъедаются, успокаиваются и вдруг гаснут. Тускнеют глаза, опускаются вялые руки и вянет душа, душа, обращенная на восток. Ни во что не верим, ничего не ждем, ничего не хотим. Умерли… Думаем только о том, что теперь там, интересуемся только тем, что приходит оттуда»[53]53
  Последние новости. 1920. 13 мая.


[Закрыть].

^{Надежда Александровна Тэффи}

Мыслью о трагической судьбе России проникнуты не только произведения Н. Тэффи, но и многих других писателей и публицистов. Из числа последних следует выделить Е.Д. Кускову, особенно ее «Письма из Берлина». Их публикация предварялась следующим редакционным примечанием: «Приступая к печатанию “Писем из Берлина” Е.Д. Кусковой, редакция оставляет ответственность за содержание этих писем на авторе. Кое в чем, быть может, важном мы можем разойтись. Но яркая личность Е.Д. Кусковой достаточно известна читателям и ее общее настроение в вопросах текущей минуты достаточно близко к нашему, чтобы мы считали себя вправе представить ее мысли читателям в том виде, как того желает сама уважаемая политическая деятельница»[54]54
  Последние новости. 1923. 1 апр.


[Закрыть].

В своих письмах Е.Д. Кускова решительно выступила против вооруженного свержения большевиков. Как бы ни относиться к революции, подчеркивала она, на стороне революции при самодержавии была «большая правда», большая «нравственная сила», и призывающие «топить» всех прикосновенных к большевизму, проявляют тот же «звериный русский большевизм, только наизнанку». «Струве настойчиво твердит, – читаем в “Письмах”, – мне все равно кто их свергнет Марков II или Керенский». Ну, а мне не все равно, заявляет Кускова, так как такое свержение приведет к еще более страшной гражданской войне[55]55
  Последние новости. 1923. 28 апр.


[Закрыть].

Оперативно откликнулись «Последние новости» на смерть Ю.О. Мартова-Цедербаума. Его роль в истории российской социал-демократии была отмечена «как выдающаяся и количественно и качественно». На заре марксизма в России, писала газета, когда социал-демократическое движение было представлено в России только молодежью, четверо юношей были выдвинуты событиями: Ленин, Потресов, Струве и Мартов. Ленин – «ушел в сторону примитивного коммунизма», А.Н. Потресов стал «проповедником легального парламентского социализма», Струве «ушел далеко вправо». «Один лишь Мартов остался тем, чем был в ранней юности: ортодоксальным марксистом героического периода социал-демократии»[56]56
  Последние новости. 1923. 12 апр.


[Закрыть].

С обстоятельною статьей выступила в газете Е. Кускова. «В Берлине умер Мартов, глава меньшевизма, в Москве умирает Ленин, глава большевизма, – так начинает она свою статью. – Двуглавая большевистская социал-демократия, победившая двуглавого орла самодержавия, теряет обе головы… На поверхности нет никого, кто мог бы их заменить…»[57]57
  Кускова Е. Мартов-Цедербаум // Последние новости. 1923. 12 апр.


[Закрыть]

Столь же оперативно откликнулась газета на смерть Ленина. «Партия, как целое, – отмечалось в передовой «После Ленина» (1924, 23 января) ослепла, потеряв свой перископ в Ленине». С 23 по 30 января в каждом номере под рубрикой «После смерти Ленина» печатались отклики на его кончину, сообщения о траурной процессии в дни похорон, о переименовании Петербурга в Ленинград, о траурных выпусках газет. Главная мысль всех публикаций в траурные дни сводилась к тому, что после смерти Ленина «быть может, недалек день перерождения всей русской жизни».

Перерождения русской жизни ждали не только кадеты, а, можно сказать, вся русская эмиграция, в том числе эсеры, неизменно занимавшие в своем центральном органе – журнале «Революционная Россия» позицию «изживания коммунизма» большевиков. Основанная в 1900 г. и выходившая до 1905 г. «Революционная Россия» в 1920 г. была возобновлена в Праге и издавалась до 1931 г. И до Октябрьской революции, и в годы эмиграции ее редактором являлся В.М. Чернов. Активными сотрудниками были А.Ф. Керенский, В.М. Зензинов, И.А. Рубанович, Н.С. Русанов, В.В. Сухомлин, Марк Слоним, печатался поэт Константин Бальмонт, который откровенно заявлял: «Коммунизм я ненавижу. С кем бы то ни было из коммунистов у меня нет ничего общего»[58]58
  Бальмонт К. О кровавых лгунах // Революционная Россия. 1921. Май. № 8.


[Закрыть].

В апреле 1921 г. в журнале появилась программная статья В. Чернова «Основные мотивы гильдейского социализма». Максим Горький, говорится в ней, недавно сравнил Ленина с Петром Великим. Тут есть некоторая доля правды, если судить не столько о калибре человеческой личности, сколько о социально-экономической стороне дела, о методах государственной работы. Действительно, суть большевизма заключается в том, что Ленин и его товарищи пробуют загнать Россию в коммунистический рай «дубинкой Петра Великого». Если однажды она вколотила в Россию западную цивилизацию, то почему бы ей не вколотить в Россию и коммунистический строй. Только в стране векового абсолютизма и «его самодурного экспериментирования» над подавленными массами социальные революционеры могли впитать в себя бессознательно столько веры в мощь исходящего сверху приказа, декрета. «Недаром, – пишет В. Чернов, – иронизировали над Лениным, называя его социализм декретным социализмом и “социалистическим декретинизмом”, только в стране векового абсолютизма идея “диктатуры пролетариата” могла выродиться в абстрактно-аракчеевскую схему диктатуры над пролетариатом и от его имени над всей страной»[59]59
  Революционная Россия. 1921. Απρ. № 6.


[Закрыть].

Считая октябрьский переворот «пародией на социалистическую революцию», В. Чернов решительно выступил против нарождавшейся дискреционной (тоталитарной) власти «коммунистических опекунов» над народом России.

^{Виктор Михайлович Чернов}

И все-таки, в отличие от монархических и кадетских изданий, «Революционная Россия» не поддерживала революционного выступления против власти большевиков. Монархисты мечтают, отмечалось в июле 1921 г. в статье «Изгои», силой оружия вернуть себе власть в России, готовятся к победоносному возвращению на Родину, чтобы по-своему расправиться с «взбунтовавшимися мужичками». К диктатуре меньшинства, отмечает журнал, постоянно призывает «неисправимый идеолог белых генералов» П. Струве. «Нужна сила, нужна энергия, восклицает он. Должно создаться мощное своим сознанием меньшинство, которое пошло бы напролом». «Напролом идут только те, – в ответ на эти призывы Струве отвечал журнал, – кому нечего терять». Именно напролом шли уже и Деникин, и Врангель, и подобные им могут еще пойти «напролом», чтобы захватить власть в государстве. Но, заключает автор статьи, это им не удастся, «ибо не насилием меньшинства, как думает г. Струве, а организованной волей большинства создаются великие государства»[60]60
  Революционная Россия. 1921. № 9.


[Закрыть].

Нередко в журнале появлялись статьи в защиту родной литературы, из которых можно выделить выступление В. Чернова «Убийство русской литературы». Без всяких преувеличений, – говорится в ней, можно утверждать, что «большевизм духовную жизнь России сковал сильнее, чем сковывало ее русское самодержавие». Приведя в статье письмо A.M. Горького к одному из цензоров, запретившему печатание книг А. Белого, Всеволода Иванова, Алексея Ремизова и других известных авторов, В. Чернов заключал: «Мучительно стыдно за великую страну, в которой крупнейший писатель должен царапать просительные письма какому-то культур-дикарю, осторожно разъясняя ему такие истины, что книга есть орудие культуры, и что “азбуки коммунизма” гг. Бухариных и заказные стишки дяди Михея, то бишь Демьяна Бедного, не могут исчерпать всех потребностей человеческого духа»[61]61
  Революционная Россия. 1921. Июль. № 10.


[Закрыть].