Текст книги "Изгои (СИ)"

Автор книги: Иван Калиничев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Остап легонько толкнул ее плечом:

– И?

– Прости меня, Джей.

Грузовик заурчал и запыхтел, и тронулся с места.

Направление выбрали путем голосования. Решили ехать в сторону холма. Остап сел за руль, на пассажирском сидении разместилась Гюрза. Остальные забрались в кузов. Несмотря на проведенные уборочные работы, воняло там так, что дух захватывало.

– Знаете, а я даже зауважала Остапа. Приструнить такую вздорную бабенку все равно, что усмирить тигра, – сказала Джей.

– Это ненадолго, – заверил Луцык.

– Думаешь?

– Уверен. Я уже такое наблюдал. Как-то раз мы вместе были в одном клубе. Гюрза закатила Остапу скандал, такой, что мама не горюй. Полночи его мурыжила. В конце концов он не выдержал, провел с ней воспитательную беседу. Угомонилась. Но ненадолго. Потом все вернулось на круги своя.

– А я думала, что восточные женщины покладистые, во всем слушаются мужа.

– Выходит что не все.

– А еще они прекрасно готовят, – проговорил Кабан.

– Обожаю восточную кухню. Особенно корейскую: пигоди, кимчхи, марковча, хе… – мечтательно протянула Джей.

– А я слышал, что корейцы едят собак. Это правда?

– Есть такое.

– Честно говоря, я бы сейчас и от собачятины не отказался.

– Стыдно признаться, но я бы тоже, – Джей щелкнула зубами, гавкнула по-собачьи и улыбнулась, но через пару секунд вновь стала серьезной. – Все, хватит о еде! Иначе я с ума сойду!

Луцык потянулся и сказал, зевая:

– У Гюрзы мама белоруска, а папа только наполовину татарин, так что назвать ее восточной женщиной можно с большой натяжкой.

– Кстати, у меня тоже есть татарские корни, – поделилась Джей.

– Неужели? – произнес Луцык.

– Угу. Ну там какой-то дальний родственник. О-очень дальний. Я его раза три всего видела. Зовут дядя Марат. Помню, усы у него были и плешь на голове. А работал он таксистом. Неказистый с виду мужичок, но говорят, бабы на него так и вешались.

– Подтверждаю, такое бывает. У меня знакомый был тоже плешивый, да еще и без руки, так он семь раз женат был. О как!

– Кстати, Луцык, все не было времени спросить, а почему ты развелся? – спросила Джей.

– Не сошлись характерами.

– Понимаю. Ты далеко не подарок.

– Чего сразу я-то? Может, это Ленка!

– Вот уж не поверю!

– Ладно, ладно, не она. Но ты могла бы быть и потактичнее.

– Признавайся, все из-за бухла?

– Ну не такой уж я и алкаш…

– В постели были проблемы?

– Какие проблемы?

– Это у тебя надо спрашивать. Скорострел, самострел…

– Самострел? Это что еще такое?

– Порнозависимость. Настоящий бич современных мужчин. Главная причина эректильной дисфункции.

– Да ну тебя!

– Прости, я просто предположила. Так в чем причина?

– Я не хочу об этом говорить.

– Ну дело твое.

– И кстати, с сексом у меня полный порядок.

– Очень за тебя рада.

Грузовик наехал на кочку, друзей слегка тряхнуло.

– А что, если на этой планете водятся динозавры, – предположил Кабан.

– Было бы круто! – ответил Луцык.

– А у тебя есть любимый динозавр?

– Тираннозавр, конечно же. А у тебя?

– Улугбекзавр узбекистаненис!

– Чего? Ты это сам сейчас придумал?

– Нет. Реально был такой зверь. Хищник, в сто раз круче ти-рекса. Его останки нашли в Узбекистане, а имя дали в честь древнего султана и ученого. Точно переводится как «Ящер Улугбека из Узбекистана».

– А вдруг тут живут антропоморфные мутанты? – ворвалась в дискуссию Джей.

– Добрые или злые? – поинтересовался Кабан.

– Где ты видел добрых мутантов?

– Черепашки-ниндзя же.

– А, точно! – Джей задумалась. – Было бы прикольно встретить здесь Рафаэля, Микеланджело, Донателло и Леонардо.

– И учителя Сплинтера!

– Не-не, только не его. Ненавижу крыс.

– Формально Сплинтер не крыса, а мутировавший человек по имени Хамато Йоши.

– Это альтернативная версия из мультфильма восемьдесят седьмого года. В оригинале Сплинтер изначально был ручной крысой.

– Не знал, что ты фанатеешь по «Черепашкам».

– Это все мой жених. Вот он точно фанат. У него дома даже есть доспехи Шредера. Говорит, что это оригинальный реквизит со съемок фильма.

– Старого или нового?

– Того, что спродюсировал Майкл Бэй.

В диалог включился Луцык:

– Желейный угорает по «Черепашкам-ниндзя»⁈ Кто бы мог подумать!

– К твоему сведению, моего жениха зовут Валера.

– А вы часом не устраиваете ролевые игры?

– Чего⁈

– Ну типа он одевается Шредером, а ты Рафаэлем. И он такой: «Не спорь с судьбой, присоединись ко мне». А ты такая: «А жареных гвоздей не хочешь? Я спросил: жареных гвоздей не хочешь?». И потом вы сбрасываете с себя костюмы, и пошло-поехало.

– Какой же ты мерзкий! Теперь понятно, почему от тебя ушла жена.

Грузовик завернул за холм, и все лишились дара речи от удивления. Перед ними раскинулось поселение, огражденное невысокой каменной стеной. Были видны саманные домики c покатыми крышами, из которых торчали струящиеся белыми столбами дыма трубы. Между домами сновали люди, колесили запряженные мохнатыми тележки. В общем, кипела обычная жизнь. А над всем этим возвышался длиннющий флагшток с развивающимся кумачевым знаменем.

– Мы, кажется, приехали, – взволнованно произнес Кабан.

06. Трудовая коммуна имени В. В. Маяковского

Стоило машине остановиться, рядом с ней показался вооруженный помповым ружьем парень. Совсем юнец, лет 18–19. Низкорослый и рыжий, с кривым шрамом на левой щеке. На нем была синяя спецовка и сапоги с широкими брезентовыми голенищами.

Взяв грузовик на мушку, рыжий строго спросил на чистейшем русском языке:

– Кто такие? Откуда?

Функции переговорщика взял на себя Луцык:

– Мы с Земли.

– Понятное дело, что не с Марса. Выйти из машины! Оружие наземь! Руки за голову!

Спорить никто не стал, приказание выполнили. Джей выбросила ножик. Стражник подобрал его, сунул за голенище и окинул путников смурным взглядом:

– Новоприбывшие?

– Ну… да… наверное…

– Оружие еще есть?

– Это все.

– Попрошу предъявить парашюты.

– Их унесло ветром.

– А где Лютый?

– Что еще за Лютый?

– Человек, угнавший эту машину.

– Ах, он. Погиб. Тушканчики сожрали.

Рыжий поскреб пятерней в затылке:

– Что в кузове?

– Инструменты и аппаратура.

– Какие?

– Музыкальные. Гитары, бас, барабаны, колонки… мы их в контейнере нашли…

– Прикольно.

Из-за поворота появился еще один человек в спецовке, сапогах и с помповиком. Новый персонаж был обрит под ноль, нос его выглядел неестественно вздернуто, а на левом глазу красовался ячмень.

– Ты где пропадал, Пятак? – поинтересовался рыжий.

– Похезать ходил. Я же тебе сказал!

– Тебя пятнадцать минут не было, я уж думал, ты в очко провалился.

– Желудок чего-то прихватило, – пожаловался страдалец и перевел взгляд на новоприбывших. – Свежачок?

– Он самый.

– А чего это они на тачке приехали, которую Лютый угнал, а?

– Не знаю. Будем разбираться. Ты постой пока здесь, а я отведу их в администрацию к Лаптеву.

– Слушай, Ржавый, когда обратно пойдешь, загляни в столовую, захвати чего-нибудь похавать, а?

– Постараюсь, но не обещаю.

– И что же тебе может помешать?

– Дядя Франк вышел на работу после болезни, а у него снега зимой не выпросишь.

– Зато повар отменный, не то что Люсия. Всю неделю какими-то помоями кормила, собака.

Их привели в довольно просторное помещение с двумя большими окнами, располагавшееся на первом этаже двухэтажного дома. Всю мебель составляли грубо сколоченный письменный стол, стоявший по центру, колченогий шкаф в углу и сделанная из металлической бочки печка-буржуйка, на ней грелся дюралевый чайник. На одной из стен висел кумачовый лозунг: «Вперед, к победе коммунизма!»

За столом на табуретке сидел пузатый мужчина лет шестидесяти. Его яйцевидную голову венчала мудрая плешь, а затылок «украшал» жиденький хвостик. Мужчина был одет в парусиновый костюм, на ногах были кожаные сандалии. Он что-то писал в толстой тетради старой перьевой ручкой, периодически обмакивая ее в квадратную чернильницу. Утомленное лицо и темные тени под глазами пишущего свидетельствовали о бессонной ночи, а то и не одной.

Наконец он закончил свой труд и, отложив в сторону открытую тетрадь, чтобы высохли чернила, подозвал Ржавого. Тот стал ему что-то торопливо шептать, сопровождая свои слова энергичными жестами.

– Принял, понял, обработал, – в какой-то момент прервал тихого докладчика мужик, отослал его и обратился к гостям. – Добро пожаловать на Карфаген, товарищи новоприбывшие! Вы находитесь в трудовой коммуне имени В. В. Маяковского. Говоря по-простому, в Маяковке. Я – здешний председатель, фамилия моя Лаптев. Ко мне можно обращаться просто, без выканья: Сергей Леонович. А вас как звать-величать?

– Виктор Луцык, – сказал писатель.

– Гузель Мусаевна Дасаева, – пискнула Гюрза.

– Остап, – представился ее сердечный друг.

Руководствуясь примером Остапа, остальные назвали только свои клички:

– Кабан.

– Джей.

– Рад знакомству, – улыбнулся Лаптев. – Но позже я все-таки попрошу вас написать биографии. Коротенечко, буквально на страничку.

– Сергей Леонович, а Карфаген – это что? – приступил к добыче информации Луцык.

– Планета, на которой мы находимся.

– То есть мы не на Земле?

– Нет.

– Что и требовалось доказать, – трагично вздохнула Джей.

– А почему планета называется Карфаген? – уточнил Луцык.

– А почему Земля называется Землей? – вопросом на вопрос ответил Лаптев.

– Не знаю.

– Вот и я не знаю.

– А зачем мы здесь? И кто нас похитил? – не утерпел Остап.

– Без малейшего понятия, – равнодушно ответил председатель.

– В смысле?

– В том смысле, что тайна сия великая есть. Вы ведь все спустились на парашютах, не так ли?

– Так. Только сейчас у нас их с собой нет. Ветром унесло во время бури.

– Жалко. Парашют – очень полезная в хозяйстве вещь, – с сожалением цокнул языком Лаптев и прибавил. – Если была буря, то был и контейнер?

– Был. Мы его разгрузили, а вещи в кузов сложили.

– Контейнеры всегда в бурю прилетают. Иногда по несколько штук сразу. Но в основном по-одному.

– И всегда вместе с ними приземляются парашютисты с Земли?

– Иногда. У нас, честно сказать, давненько не было пополнения. А кого размера был ваш контейнер?

– Трехтонник, наверное.

– Прекрасно! Контейнер рядом с вами приземлился?

– Где-то метрах в тридцати…

– Точку высадки указать сможешь?

– Наверное.

Председатель окинул взглядом комнату:

– А где Ржавый?

– Ты же сам его отпустил, – напомнил Остап.

– И правда! Эх, что-то я совсем заработался. Денек сумасшедший выдался! – Лаптев высунулся в окно и прокричал: – Ржавый, вертайся назад, дело есть!

– Нам бы перекусить, – промямлил Кабан.

Но хозяин словно бы не услышал этих слов.

В комнате возник запыхавшийся Ржавый:

– Звал, Сергей Леонович?

– Надо бы за контейнером слетать, – последовало указание.

– За каким еще контейнером?

– За обыкновенным.

– Ах, ну да… Прости, затупил, что-то я сегодня сам не свой.

– Прощаю, я и сам что-то весь день буксую. Давление, наверное.

– Наверно.

– Значит, так. Ты – за главного. С собой возьми трех… нет, четырех крепких ребят. Кто там с тобой сегодня на посту?

– Пятак.

– Нет, этот пусть на воротах стоит. А дорогу покажет… Как там тебя? Остап, да? Вот, значит, Остап и покажет дорогу.

Лаптев вынул из кармана кожаную ключницу и бросил ее рыжему:

– Это от оружейки и гаража. Возьми пушки, инструменты и полуприцеп… Что там с грузовиком Лютого?

– Вроде на ходу, – не слишком уверенно сказал Ржавый.

– Ключи от машины где? – уточнил председатель у новоприбывших.

– В зажигании, – ответил Остап.

– Вот и хорошо!

– Там в кузове грузовика музыкальные инструменты и всякие там колонки… – сказал Ржавый.

– Небесный дар? – спросил Лаптев.

– Угу.

– Тащите их в клуб. Да, и заправиться не забудь.

– Будет сделано! – отчеканил Ржавый.

– Только очень тебя прошу, в этот раз верни тачку в целости и сохранности.

– Сергей Леонович, Христом богом клянусь, это не я! Это все Пятак, чтоб ему пусто было!

– Отставить поповщину! Ты – главный, и на тебе ответственность!

– Слушаюсь.

– Тогда руки в ноги, и вперед!

– А можно мне какую-нибудь одежду? А то мои шмотки пришли в негодность, – попросил Остап и указал на разодранную тушканчиками одежду.

Лаптев открыл шкаф, вытащил оттуда потертый комбинезон, почти такой же, что был на госте, и протянул ему:

– Держи. Кажется, это твой размер.

Остап переоделся, поцеловал на прощание Гюрзу и грустно сказал:

– Не поминайте лихом, друзья. Если не вернусь, присмотрите за Гузей.

А она между тем находилась в каком-то ступоре. Стояла молча, устремив взгляд на чернильницу и потеряв всякий интерес к окружающему.

Когда посланцы удалились, Луцык спросил:

– А зачем им оружие?

– Мало ли, всякое может случиться, – расплывчато ответил Лаптев.

– Хищные звери? Вроде этих ужасных тушканчиков?

– Не только звери, но и люди. Контейнер, пусть даже пустой – вещица ценная. На такую штуку много охотников найдется.

– Значит, ваш населенный пункт не единственный на планете?

– Не единственное.

– И сколько их тут?

– Много. Очень много. Говорят, даже города есть, но никто из нас там не бывал. А рядом с нами только два поселения: Алькатрас на юге и Дарьяна на севере.

– Алькатрас? В честь тюрьмы, что ли?

– Точно. Его урки с Земли основали.

– Как же они тут очутились?

– Так же как и вы.

– А Дарьяна почему?

– Гнездо язычников. Они там уже давно окопались. Поклоняются не то ведьме, не то волшебнице по имени Дарьяна. Нормальные ребята, почти бесконфликтные.

– И часто у вас случаются недопонимания по поводу контейнеров?

– Редко. Но всегда надо быть настороже.

Гюрза вдруг пришла в себя и взволнованно спросила:

– А как нам отсюда выбраться?

– А никак! – лихо ухмыльнулся председатель.

– Но должен же быть хоть какой-то способ…

– Его просто не существует.

– Но мне нужно домой! У меня работа, у меня мама через неделю приезжает!

– Ничем не могу помочь.

– Я заплачу! У меня есть деньги, а если надо возьму кредит. Назовите любую сумму и номер карточки…

Лаптев заботливо погладил ее по плечу:

– Не забивай голову. Теперь ваш дом – Карфаген!

– Мы что, застряли здесь навсегда?

– Именно так.

По щекам Гюрзы потекли слезы. Сообщивший же столь безрадостные вести попробовал сказать и что-то утешающее:

– Ну, ну, не надо так сильно переживать! Все образуется… Я вот с девяносто третьего года тут кукую. Первые пару лет было очень трудно, сильно по Родине тосковал. А потом привык. И ты привыкнешь.

– Я не хочу-у-у-у привыкать!

– А придется. Кстати, я так понимаю, вы из России?

– Из России, – подтвердил Луцык.

Лицо Лаптева просияло:

– Земляки, значит!

– Ну да… мы же по-русски с вами разговариваем… – сказал Луцык.

– И да, и нет, – уклончиво заметил председатель.

– Не понял.

– Позже объясню. Вы, кажется, проголодались? Так может быть, перекусим?

– Было бы неплохо! – оживился Кабан.

– Тогда пройдемте в столовую.

Столовая располагалась в длинном бараке. Там стояло несколько дощатых столов с лавками, а кухня отгораживалась полинялой шторой.

Обстановка чем-то напомнила Луцыку пионерлагерь, куда он успел съездить на излете СССР всего один раз, но воспоминания остались очень хорошие. Особенно впечатлила кормежка. И если бы сейчас его спросили, что самое вкусное он пробовал в своей жизни, ответ прозвучал бы немедленно и однозначно: та самая лагерная стряпня. О, что там были за блюда! Какие каши! Гречневая на молоке, геркулесовая, пшеничная. И конечно же, манная со сливочным маслом и капелькой клубничного варенья. Дома у мамы манка постоянно получалась с комками, а здесь – ни единого… А котлеты! Просто пища богов! Таких котлет он никогда не ел. А пюрешка! Настоящее волшебство… Еще были сосиски с макариками. Объедение! А вот суп Луцык не любил. Да и кто из детей любит суп? На полдник обычно давали стакан кефира с булочкой или ванильным сухариком. Но особенно запомнился компот из сухофруктов. В основном из сушенных яблок, но иногда попадались и груши. После того как выпьешь компот, плоды можно было ложкой выудить из стакана и съесть, получая от процесса нереальное наслаждение… Жрать в пионерлагере хотелось все время. И главное, никто из ребят не поправлялся. Среди друзей и знакомых маленького Вити имелся лишь один толстяк: Кабан.

От этих воспоминаний у Луцыка заурчало в животе.

– Дядя Франк, принимай пополнение! – крикнул Лаптев.

– Кого там еще черти носят? – донесся сиплый голос.

– Начальство не узнаешь? Ай-яй-яй, как не стыдно!

Из-за шторки показался потный повар с обвислыми усами и красным, как помидорина, носом. Судя по морщинам, избороздившим лоб, дядя Франк был одного возраста с Лаптевым, или даже старше, но его потрясающей физической форме позавидовали бы и 20-летние. Кожаный фартук только подчеркивал достоинства фигуры высокого, мускулистого, с широкой грудью хозяина кухни.

– Сергей Леонович! Не узнал, богатым будешь! – повар и председатель обменялись рукопожатием.

– Надо бы новоприбывших покормить.

– Обед еще не готов.

– Ну поскреби по сусекам. Не мне тебя учить.

– Ладно, придумаем что-нибудь. Присаживайтесь.

Скоро на столе появилось большое блюдо с вяленым мясом и какими-то синими клубнями, напоминающими картофель, и большая краюха сероватого хлеба.

– Чем богаты, – пояснил дядя Франк, поставив на стол большой дымящийся чайник. – Столовые приборы сами возьмите на раздаче, а у меня тут забот полон рот.

– Да, ты просто Марья-искусница! – отмочил комплимент Лаптев.

– Как ты меня назвал?

– Марья-искусница. В одной русской сказке была такая героиня. На все руки мастерица.

– Женщина?

– Ну.

– А я мужик.

– Так ведь это присказка.

– Все у вас, у русских, через одно место.

Новоприбывшие уплетали еду за обе щеки, так, что за ушами трещало. Особенно пришлась по душе местная картошка, ароматная и сытная. Под мягкой кожицей обнаружилась сочная зеленая мякоть, обладающая насыщенным кисло-сладким вкусом.

– По вкусу похоже на манго, – определила Джей. – Это фрукт или овощ?

– А бес его знает, – пожал плечами Лаптев. – Растет в земле, как наша картошка. Кстати, ее здесь так и называют.

– Вкуснятина!

– В веганском сообществе это блюдо пользовалось бы огромной популярность, – подала голос Гюрза.

– Эх! – председатель мечтательно закатил глаза. – А я бы полжизни отдал за кастрюльку с нашей, русской картошкой. С солью бы ее да с постным маслицем. И вилочкой притоптать…

– Да под рюмашку! – подхватил Луцык.

– А вот это у нас не приветствуется. В Маяковке сухой закон. Хотя некоторые несознательные товарищи все-таки находятся. Нелегально гонят самогонку, понимаешь! Но мы всеми силами боремся с этим пагубным явлением.

– Как же, пробовали мы ваш само… – начал было Кабан, но, получив под столом пинок по ноге от Луцыка, оборвал себя на полуслове.

– А вообще, у нас, в Маяковке, хорошо! И главное, погода отличная! Как в Индии!

– А вы были в Индии? – спросила голос Гюрза.

– Мы же договорились на «ты»!

– Хорошо. Ты был в Индии?

– Не довелось. А вот «за речкой» бывал. Знаете, что это такое?

– Знаем, – кивнул Кабан. – Афганистан.

– Да уж, были времена… Сколько там наших ребят сгинуло, эх… – вздохнул Лаптев.

– Ты что, военный?

– Нет. Я инженер. Работал по найму.

– Сергей Леонович, – откашлялся Луцык. – Помнится, ты что-то про местный язык говорил.

– Ах, да! На Карфагене единый язык.

– Русский?

– Нет. Все, кто сюда попадают, понимают друг друга, считая при этом, что разговаривают на своем родном. Вот дядя Франк – француз. А из русских в Маяковке только я да мой старший братец, чтоб ему пусто было! А, ну еще Кац есть… Он не то чтобы русский, а… как это называется… – Лаптев судорожно защелкал пальцами, подбирая определение. – Русскоговорящий. Вот. С чтением, кстати, та же петрушка. Здесь я умею читать на любом языке.

– А как это так получается?

– Сам не знаю.

– А кто-нибудь знает?

– Кто-то, наверное, знает, но таковых я пока не встречал. Меня же, как и вас, сюда на парашюте сбросили. Был на дне рождения у братца в кабаке. Отмечали с размахом. Нажрались, что называется, до поросячьего визга, а потом вышли свежим воздухом дыхнуть – и все. Как отрезало. Провал в памяти. Очнулись уже здесь. Потом буря началась. А после бури мы контейнер нашли. Чего там только не было! Крупы, пищевые концентраты, строительные инструменты, оружие… А у вас что внутри было?

– Набор концертной аппаратуры.

– Ах, точно, Ржавый что про это говорил… Это очень интересно. А то порой в контейнерах такая хрень, откровенно говоря, приходит…

– Например?

– Один раз пришел полный контейнер долларов.

– Ого! И сколько же там было?

– Говорю же, полный контейнер.

– Наверное, несколько миллионов.

– Наверное. Но на Карфагене проку от этих миллионов никакого.

– И что вы с ними сделали?

– На растопку пустили, а покойный дядя Томаш еще долго этими долларами зад подитрал. Говорил, что всю жизнь мечтал такой трюк провернуть.

– Не к столу будет сказано, но чем вы вообще подтираетесь. Ракушками, как в «Разрушителе»?

– Что еще за «Разрушитель» такой?

– Кинобоевик.

– Интересный?

– Забавный. Так чем вы подтираетесь?

– Мхом.

– Ужас какой.

– Ничего. Вот построим коммунизм, будет у нас и туалетная бумага и прочие блага цивилизации.

– А вы тут что, коммунизм строите? – поинтересовался Кабан.

– Строим. По кирпичику. Уже двадцать с лишком лет как, – с гордостью сообщил главный по коммуне.

– И как? Успешно?

– Более-менее.

– А можно чуть подробнее о вашей коммуне? – попросил Луцык.

Лаптев полез в карман, вытащил какую-то малюсенький блокнот, весь утыканный закладками, открыл и принялся читать:

– «Коммуна – это форма коллективной организации, при которой производственная деятельность осуществляется сообща. Все блага принадлежат коллективу. Вознаграждение труда в форме заработной платы или в какой-либо другой форме распределения доходов отсутствует, поскольку коммуна берет на себя обеспечение своих членов всем необходимым», – он захлопнул книжицу. – В общем, сами со временем во всем разберетесь… Лучше расскажите-ка мне, что с вами-то случилось.

– На нас напали тушканчики-людоеды! – начал было Луцык.

– И зомби! – перебил его Кабан.

– А еще… – собралась что-то сообщить Гюрза.

– Стоп! Пусть говорит кто-нибудь один.

– Можно я? – вызвалась Джей.

– Давай!

Выслушав весьма подробный рассказ, Лаптев призадумался.

– Значит, говорите, Елизавета стала зомби и тебя укусила… – пробухтел он себе под нос и обратился к Кабану: – Развяжи руку.

Зрелище было не из приятных: конечность посинела и распухла.

– Плохо дело, – заметил Лаптев.

Кабан шмыгнул носом:

– Насколько плохо?

– Укус неглубокий, но в рану проникла инфекция. А это опасно.

– Инфекция? Я что… Я превращусь?

– Чего?

– Я превращусь в зомби?

– Ах, ты вот о чем. Нет, конечно! Это все байки. Укушенные не становятся зомби при жизни. Только после смерти. После любой смерти. Так что пошли-ка, милок, в лазарет. А вы пока тут посидите. Попейте чаек. Он у нас морковный. Другого нет.

Тут в столовку вошел высокий, статный мужчина, облаченный в старую, расползающуюся на плечах черную рясу, с медным наперстным крестом на груди. Его длинные седые волосы ниспадали на плечи, а лицо украшала элегантная бородка. Судя по внешнему виду, это был священник.

– Здравствуйте, дети мои, – приятным баритоном произнес он.

– Вот и братец родный пожаловал, – тихо проворчал председатель.

– Я пришел поприветствовать новоприбывших. Зовут меня отец Иоанн.

– Шел бы ты, Ваня, мимо, – процедил сквозь зубы Лаптев.

– Я ненадолго. Хочу пожелать вам, дети мои, добра. Пускай вера, надежда и любовь сопровождают вас весь день! Пусть добрые друзья будут рядом, пусть благие дела делают вашу жизнь осознанной и благостной! Благодати вам и Божьей милости в этот прекраснейший день!

– Ты все сказал?

– Еще кое-что. Милости просим в нашу церковь. Там вы всегда найдете покой, мир и защиту. Ибо сам Иисус сказал: «Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас».

– Теперь-то все?

– Все. Храни вас Господь.

Отец Иоанн осенил воздух крестным знамением и вышел прочь. Главный по строительству коммунизма злобно посмотрел ему вслед и бросил Кабану:

– Пошли в лазарет.