Текст книги "Мастер (СИ)"

Автор книги: Иван Сабило

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Иван САБИЛО

МАСТЕР

Повесть

Виктор Алексеевич Плетнёв опаздывал на работу.

Его нынешняя ночь прошла без сна, и утро из-за этого идёт кувырком. К чему он только ни прибегал, чтобы уснуть: мысленно считал в алфавитном порядке страны Европы, которых, как известно, сорок две, всякий раз не досчитывался одной-двух и начинал сначала – не помогло; вспоминал вальсы Штрауса и другие вальсы – безрезультатно; пытался представлять бесконечность мира – это его только раздражало. Весь вечер и всю ночь он думал о Нелли Георгиевне, которая вчера не приехала к нему, хотя договаривались. Потом она позвонила и сказала, что благодарит его за дружбу и за всё хорошее, что было между ними целых три года. Но все три года она чувствовала себя виноватой, и пришла пора в их отношениях поставить точку. Она говорила сухо, без волнения и сожаления. Ясно, что всё продумала и не случайно пришла к такому решению. «Не понимаю! – крикнул он в трубку. – Что с вами? Вы можете объяснить?» – «Ничего особенного, просто всё труднее скрывать от семьи мою отдельную жизнь. Но не только это». И прервала разговор. Он пытался дозвониться до неё, потребовать объяснений, но она отключила мобильник.

Всю ночь его томили воспоминания, он ворочался в постели и остро, как никогда раньше, видел, представлял себе её лицо, её нежное, совершенное в каждом порыве и движении тело и мучил себя единственным вопросом – почему? Он вставал, пил воду, включал телевизор и подолгу наблюдал каких-то уродов, какую-то дьявольщину, которой полнились почти все ночные программы. Ещё никогда он не чувствовал себя так зябко и одиноко. И думал, что завтра снова будет ей звонить, спрашивать, а если не поможет, то поедет к ней на почту, чтобы заставить её отказаться от своих слов. Думал и не верил в это, потому что понимал: такие решения принимаются неспроста. «Она же сына мне доверила, сделала его нашим тайным посредником – и нате... »

Утро тоже не задалось, и всё валилось из рук. Вначале замешкался с бритьём. Тут же прибежала соседка – ей, видите ли, нужно срочно на дачу, так она хочет оставить у Виктора ключи от своей квартиры, потому что муж отбыл в командировку, а когда вернётся, не сможет попасть домой, так как забыл ключи. Она видела, что Виктор торопится, но всё не могла закрыть рот. И умолкла лишь на лестнице, после того как он вышел вместе с нею и захлопнул дверь. В метро он тоже потерял немало времени, когда электричка по неизвестной причине застряла на одном из перегонов. Так что серьёзно опаздывал на работу в училище, где его ждала столярная группа первогодков. А тут ещё позвонила тётка Тамара и, глотая слёзы, рассказала, что вчера умер её муж Николай. И попросила помочь с похоронами, так как других помощников у неё нет.

Конечно, он поможет и сделает всё, чтобы облегчить её участь. Он любил Николая Михайловича и относился к нему с большим уважением. А вот опоздание на работу ему просто так не сойдёт. И поделом. Не забывай, что есть профессии, где опоздание граничит с преступлением. Не может учитель или, как он, мастер производственного обучения, опоздать даже на минуту. Тем более, когда твоя группа в училище не совсем на хорошем счету. В таких группах не редкость ЧП, в особенности, если ребята предоставлены самим себе. Но даже если в твоё отсутствие ничего не случится, всё равно за опоздание схлопочешь выговор. Шут с ним, с выговором, лишь бы пацаны потерпели со своими вечными выкрутасами. А то обязательно, как чёрт из табакерки, возникнет какой-нибудь Колганов или Ярёма, от кого только и жди очередной пакости. Вдруг превратятся в людей-пауков и полезут по стенам на крышу. Или пойдут воровать сигареты в «Пятёрочку». А могут вообще решить по-простому: нет мастера – и айда по домам. Короче, после разговора с Нелли Георгиевной он ко всему готов, а более всего к неприятностям.

Но, оказывается, он плохо знал своих «короедов», как их называли в училище и как они сами называли себя. И случилось такое, чего он никак не ожидал. Лишь вчера назначенный им староста группы Миша Матвеев, оценив обстановку, позвонил ему и сказал, что, пока Виктор Алексеевич в пути, он не будет держать ребят в училище, а потащит их на комбинат. И посоветовал мастеру катить прямо к проходной. Виктор Алексеевич мысленно похвалил Мишу за находчивость и впервые за это утро перевёл дыхание.

***

Он приехал на комбинат в тот самый момент, когда вахтёры проверяли его группу по списку. Будь при них мастер, они бы этого не делали, но без него решили не отступать от давнего, ещё не ими заведённого, порядка.

– Мои, мои! – бодрым, но и виноватым голосом произнёс Виктор Алексеевич вахтёру и, протиснувшись вперёд, ступил первым в помещение комбината. За ним направились ученики – двадцать пять будущих столяров. За проходной ребята построились в колонну по два и пошли. Он отыскал глазами старосту – маленького крепыша с насмешливым лицом и умными, чуть навыкате глазами, подождал, пока тот подойдёт, и молча пожал ему руку: молодец!

– Всё путём, – сказал Миша Матвеев. – Но если когда снова задержитесь, позвоните. Чай, мобила теперь у каждого.

– Годится, – кивнул Виктор Алексеевич. – Только обещаю: следующего раза не будет. Держи, командир, открывай наш офис, – усмехнулся он и в знак особого расположения протянул ему увесистую связку ключей. – Открывая дверь, прижми её коленом, а то погода сырая, и она слегка набрякла.

Чуть впереди подпрыгивающей походкой шагал долговязый Юра Бородин, сын Нелли Георгиевны. Голова и плечи опущены, руки глубоко засунуты в карманы светлой куртки – видно, что погружён в себя и нет ему никакого интереса до остальных. Все его мысли теперь о суде. Уголовное дело не пустяковое и крайне неприятное. В начале сентября он в компании друзей-фанатов возвращался вечером с футбола. Их любимая команда одержала очередную победу, и настроение парней зашкаливало за все пределы. Бесились как могли, ездили друг на друге, задирали прохожих. На радостях он остановил возле поликлиники девушку, чтобы, как он объяснил, поближе познакомиться. Девушке не понравилась такая настырность, и она сказала: отстань. Тогда он вытащил перочинный ножик и дважды уколол её в предплечье, заставляя назвать своё имя. Девушка закричала, приятели бросились врассыпную. Он побежал за ними, а ночью к нему в дом явилась полиция, доложила родителям о поступке сына и увезла Юру в следственный изолятор. Оказалось, девушка зашла в поликлинику, обратилась к врачам за помощью и рассказала, что произошло. Врачи сообщили куда следует. Прилетела полиция, задержала на улице нескольких парней, среди которых оказались и те, что были с Юрой на футболе...

Утром с ним разговаривал следователь. Юра во всём признался, и его отпустили, предупредив, что дело будет направлено в суд. Вскоре следователь потребовал характеристику на Бородина, и мастер написал её, указав в ней только положительные черты – других он здесь не проявил.

Этот нескладный и не слишком разговорчивый парень был у мастера на особом счету. Взять его в свою группу попросила мама – Нелли Георгиевна, с которой у Виктора Алексеевича сложились давние близкие отношения. Познакомились они в санатории под Сестрорецком три года назад. Виктор Николаевич, будучи абсолютно здоровым, впервые попал в оздоровительное учреждение. Два дня томился от скуки, хотел уехать, но потом стал по утрам бегать к заливу на зарядку, включая в разминку упражнения с увесистым булыжником... и остался. В первое же утро он увидел высокую стройную женщину-брюнетку в коротких шортах и прозрачной кофточке. Она стояла босиком на зыбком песке берега и следила за чайками, что низко летали над выступавшими из воды камнями.

Виктор Алексеевич прикрыл глаза и... оказался на необитаемом острове. Он здесь уже пятнадцать лет, истосковался по людям, потерял надежду хотя бы на случайный корабль, а тут человек, женщина, да ещё какая!

Остановился рядом, радостно выдохнул:

– С хорошей вас погодой!

– Сама удивлена, – сказала она, продолжая смотреть на чаек. – Радио нам обещало дождь и ветер.

– Ошиблись и на этот раз. Погоду сложно угадать.

– Разве? У них же там спутники, синоптики?

– Всё равно. А вы чайками любуетесь?

– Да, они успокаивают и заставляют думать, что всё будет хорошо.

– Согласен, они бесподобны. Я где-то читал, что души погибших моряков переселяются в чаек, поэтому их особенно любят моряки.

Она повернула голову – обычное женское лицо с карими глазами и ровным, узким носом. Под глазами небольшие голубые разводы, сеточки морщинок. Немолода, но привлекательна своей женственностью и улыбкой, точнее, полуулыбкой, когда губы не открывают зубов. Они познакомились. Виктор Алексеевич узнал, что у Нелли Георгиевны муж-дальнобойщик и сын-семиклассник. Теперь отец повёз его на машине на свою родину, в Аркуль, что на Вятке. Она же выбрала санаторий, так как в машине её всегда укачивает. Служит оператором в почтовом отделении и очень устаёт. Когда он сказал, что работает мастером в училище, она особенно внимательно посмотрела на него, расспросила о профессии столяра и предположила, что когда-нибудь её сын тоже придёт к нему.

Виктор Алексеевич поинтересовался, знает ли она, что многие родители и даже учителя пугают своих деток: «Будете плохо учиться – пойдёте в пэтэу!» Да, знает, но тяга сына к учёбе такова, что никаких других учебных заведений ему не одолеть.

– Из нашей системы тоже вышло немало выдающихся людей, – бодро сказал он. – Один из них – Гагарин.

– Вы считаете Гагарина выдающимся?

– Да, разумеется. Не учёным, не государственным деятелем, а человеком.

Они так долго ходили по берегу залива, так увлечённо разговаривали, что опоздали на завтрак и явились только к обеду. Тогда же он узнал, что Нелли Георгиевна старше его на семь лет и не представляет себе дружбы с юнцом. А когда он гордо заявил, что ему уже четверть века, Нелли Георгиевна сказала: «Успокойтесь, все ваши девушки ещё учатся в школе». В доме отдыха они радовались общению друг с другом, много разговаривали, ходили на залив, но только в самый последний вечер он её поцеловал. А чувства их раскрылись в городе, когда Виктор Алексеевич пригласил Нелли Георгиевну к себе на свой день рождения...

***

Вспомнив это, он почувствовал, как его телесная сущность остро напомнила о себе. И удивился, что Нелли Георгиевна решилась прервать их отношения именно сейчас, когда от него, мастера группы, что-то зависело в судьбе её сына. Значит, на самом деле причина серьёзная, раз даже это её не остановило. Он глубоко вздохнул, догнал Юру и положил руку ему на плечо:

– О чём печалишься? Суд назначили?

– Да, в понедельник.

– Родители переживают? Им сейчас труднее, чем тебе? – сочувственно спросил он.

– И не говорите. Мама совсем извелась. Она считает, её бог за что-то наказал. Просит батю, чтобы он кому-нибудь денег предложил.

– Предлагал?

– Нет, боится, что и его привлекут за попытку взятки.

– Я думаю, он прав. А тебе советую на суде попросить у девушки прощения. Она там тоже будет, должна быть. Вас не пробовали мирить?

– Мама пыталась, но её матерь ни в какую.

– Что ж, такова реальность. В котором часу начало суда?

– В четыре.

– Хорошо, что после занятий. Я тоже приду. И покайся. Главное, попроси у девушки прощения. Не веди себя гордо, как некоторые. Судьи тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо.

Он говорил это и слышал, как за спиной острили ребята:

– Наш мастак нынче жонку всю ночь петрушил, потому и дрыхнул до обеда.

– Ты чё, он не женатый. Он за библиотекаршей Мариной ухлёстывает.

– Во бухнул, откуда ты знаешь?

– Обээс вещает. Знаешь, что такое обээс? Одна баба сказала...

По голосам он узнал Юру Богданчика и Сашу Воронкова – известных болтунов. Оба из пригородного посёлка Левашово, оба в училище направлены комиссией по делам несовершеннолетних. Можно бы и в колонию за то, что отобрали у второклассника мобильный телефон и заперли учительницу математики в женском туалете. Но решили, что они ещё просто дурные, а давать срок подросткам за глупость, к счастью, пока непринято.

– Разговорчики! – обернулся мастер. – Трудились бы так, как языками фугуете.

Богданчик и Воронков заулыбались – до чего стеснительные, скромные мальчишечки. И никто не поверит, что минуту назад несли ахинею про своего мастера.

Что касается библиотекарши Марины, то и здесь они ошибались – не «ухлёстывал» он за ней, понимая всю бесперспективность этого дела. Сначала из спортивного интереса пробовал увлечь, заходил в библиотеку, вёл разговоры о писателях, и ей нравилось, что он начитанный человек. Даже собирался пригласить её в театр и спросил, какие спектакли ей по душе – драматические или музыкальные. Но она поблагодарила его и сказала, что у неё есть с кем ходить в театры. Ещё бы: умна, красива, только что с отличием окончила университет культуры и искусств, поступила на заочное отделение аспирантуры. А в училище пришла работать только потому, что здесь преподавателем компьютерной графики работала её мама, Евгения Борисовна. Та решила дать своей дочке возможность попрактиковаться, присмотреться в учебно-трудовом коллективе, чтобы затем целиком уйти в науку и стать профессором.

Виктор Николаевич знал, что так и будет. В мире немало папочек и мамочек, которые занимаются детьми с их рождения. Его родители не такие. Точнее, стали бы такими, если бы имели хоть малейшую возможность. Ему было семь лет, когда страну стала терзать перестройка. Отец и мать, чтобы «выжить», из инженеров превратились в челночников. Они ездили в Турцию и Польшу, привозили одежду и обувь и не то чтобы прохладно относились к его образованию и воспитанию, а просто верили, что он без посторонней помощи разберётся в школьных проблемах и найдёт, как распорядиться отпущенным ему на детство временем. Сыт, одет, а в остальном пусть действует, как бог на душу положит. Им некогда, они заняты. К тому же есть бабушка Нина, так что не пропадёт. Но бабушка вскоре умерла. Его ранняя самостоятельная жизнь привела к тому, что он неплохо окончил девять классов, затем это же училище, где получил специальность столяра пятого разряда, а напоследок – индустриально-педагогический техникум, после которого стал мастером производственного обучения. И считал, что, несмотря на разор в стране, который, по выражению отца, «учинила контра», судьба его ничуть не обделила, дала трудную и красивую работу – быть мастером и педагогом. А если к этому добавить, что все годы, проведённые в училище и техникуме, он занимался каратэ под руководством опытного тренера Владимира Сергеевича и выполнил мастерский норматив, то, в самом деле, можно считать, что жизнь удалась. Точнее, удалось её начало. Он и теперь частенько заходил к Владимиру Сергеевичу в спортзал, работал, что называется, «для себя» и помогал ему на тренировках.

Не удалась жизнь у родителей. Отца убили бандиты, узнав, что он везёт из Турции партию дублёнок. А мама скончалась от кровоизлияния в мозг через полгода после его смерти.

Осиротев, он стал жить у маминой сестры тётки Тамары и её мужа Николая, а летом вместе с ними переселялся в деревню, в бабушкин дом на берегу Кре– мянки. Его двухкомнатную квартиру в центре города практичная тётка сдавала надёжным людям. После техникума Виктор ушёл в армию, и тётка продолжала её сдавать. А когда вернулся, узнал, что на его личном счёте накопились немалые деньги. К тому же он имел неплохую по нынешним временам зарплату в училище. Пора было начинать семейную жизнь, и он, влюблённый в Нелли Георгиевну, просил её стать его женой, но она, хоть и радовалась такому предложению, всё же не собиралась разводиться. Однажды Виктор попросил её рассказать о муже. После долгого молчания она сказала: «Уже то, что я с вами, всё говорит о нём». – «Что именно?» – настаивал Виктор. – «Я не хвалю ни себя, ни вас за то, что я с вами, – сказала она. – Хотя, думаю, у меня есть оправдание... Я девятнадцатилетней второкурсницей вышла за него замуж, бросила университет, родила сына. И всё, как выяснилось, для того, чтобы он изменял мне с проститутками...»

То, что она рассказала, было не ново и по-современному тупо. Её муж– дальнобойщик в одной из своих поездок воспользовался услугами «плечевой», как называли дорожных проституток. Девушка оказалась не только профессионалкой своего дела, но и настоящей шантажисткой-вымогательницей. По номеру фуры она разыскала его телефон, заявила, что он заразил её венерической болезнью, и потребовала компенсацию в триста тысяч рублей. Он посмеялся над ней, сказал, что не болен, и положил трубку. Через день снова звонок – на этот раз к телефону подошла Нелли Георгиевна. Жёсткий мужской голос коротко доложил суть вопроса и посоветовал не упорствовать, а раскошелиться. И чем быстрее, тем будет лучше для него, для неё и для их сына.

«Вы себе не представляете, что со мной было, – сухо сказала она. – Я насмотрелась «учебных» кинофильмов по телевизору и знала, что бывает после таких предупреждений. Собрала все домашние деньги, получила зарплату за месяц, влезла в долги, но вышла из положения. Муж противился, говорил, что его только пугают. Когда тот же голос снова позвонил, я назначила встречу и отдала деньги».

Она ни словом не обмолвилась о том, что пережила, только добавила: «После этого моё замужество сделалось формальным. Ни его просьбы о прощении, ни заверения, что ему преподан жестокий урок и больше он никогда не оступится, не могли изменить моего к нему отношения. Мы остаёмся под одной крышей только потому, что есть сын, что он привязан к отцу и ничего не знает о моих переживаниях... Наверное, я бы сошла с ума, если бы не вы...»

Кровь бросилась в голову Виктора Николаевича при этих воспоминаниях. Он чуть не застонал, но рядом были ученики, а им совершенно неинтересны его чувства. Придя в себя, он снова услыхал голоса Воронкова и Богданчика, которые сейчас спорили о лекарстве от СПИДа, и подумал: «Миша Матвеев – ученик, и Воронков с Богданчиком – ученики, а какая разница!» Он с теплотой посмотрел на Мишу. Ему с первого дня знакомства понравился этот парень, его чистоплотность в поступках и словах. История жизни Миши Матвеева банальна до глупости: папа сидит за попытку ограбления ломбарда, а мама давно сделала своей лучшей подругой бутылочку. Приютила Мишу и взяла над ним опекунство бабушка – весьма пожилая, к тому же больная сахарным диабетом женщина. Виктор Алексеевич, войдя в положение парня, предложил устроить его в общежитие при мебельном комбинате. Но Миша поблагодарил и отказался. Нельзя ему отдельно от бабушки – без него ей будет ещё труднее.

***

В тяжёлых раздумьях мастер немного отстал от колонны и тут увидел, что в ней происходят какие-то перемещения. Ребята стали оглядываться на него, словно чего-то испугались. Оказывается, причиной их смущения явились двое молодых людей, которые вышли из сборочного цеха и, заметив колонну, почему-то остановились.

Виктор Алексеевич догнал Богданчика и Воронкова, что плелись позади всех, взял Богданчика за локоть:

– Кто они? – показал на молодых людей.

– Дак эти...

– Мы не знаем, – перебил дружка Воронков.

– Не врать! – тихо, но грозно сказал мастер.

– Дак наркоту продают, – сказал Богданчик. – Уже подходили, предлагали.

– А наши?

– Не, не брали. Ни у кого таких денег нету. Видно, снова будут предлагать.

Виктор Алексеевич отошёл от них, достал мобильник, набрал 02 и сказал в трубку, что, если полиция сработает оперативно, можно будет задержать торговцев наркотиками с поличным.

Он обогнал учащихся и поднял руку. И боковым зрением следил за теми двумя. Они отошли к цеху и топчутся, ожидая, когда группа двинется дальше.

– Почему я вас остановил? – сказал мастер. – Мы четвёртую неделю ходим на практику. Пришла пора немного рассказать вам о мебельном комбинате. Отсюда видны все три цеха: основной, стекольный и сборочный. Слева – основной, в нём, с помощью высокоточного оборудования, изготовляется мебель. Справа – стекольный, в нём ведётся работа со стёклами и зеркалами, а также наносятся тонирующие и укрепляющие плёнки. А по особому заказу можно сделать и рисунки на стекле.

Виктор Николаевич говорил и смотрел за спины ребят, в сторону проходной – не появилась ли полиция? Догадались бы в гражданских шмотках прикатить, а то эти двое пулей рванут, заметив полицейские мундиры, – ищи свищи их тогда. Из проходной вышли женщина в джинсовой куртке и трое мужчин, одетых кто во что.

«Нет, не они, вещаем дальше...»

– А прямо перед вами – сборочный цех, – продолжал он. – Сюда направляется продукция из первых двух цехов. Отсюда выходит полноценная мебель, готовая к долгой жизни и радостям того, кто ею пользуется...

Молодые люди у цеха бросали на мастера недовольные взгляды, что держит пацанов, но не уходили. В это время женщина и трое мужчин поравнялись с группой, женщина спросила:

– Вы – Плетнёв? Мы по вашему звонку.

– Хорошо, что вовремя. Видите у цеха двоих?

Он сказал это и продолжал рассказ. Женщина осталась рядом, а трое мужчин направились к тем двоим. Что-то заподозрив, парни стали отступать за цех, но полицейские догнали их и надели наручники. Подвели к учащимся, старший по возрасту полицейский спросил у задержанных:

– Вы кто и почему не на работе?

– На работе. Просто вышли покурить, – сказал один. Он волновался, дрожала нижняя губа.

– А какие вопросы? – напирая на басы, поинтересовался другой.

– Наши вопросы могучи, как матросы. Что держим в карманах? – Полицейский обвёл учащихся глазами: – Всех остальных прошу быть свидетелями.

– С какой стати? Вы кто такие? Не имеете права, – заверещал один из задержанных.

– Заткнись, – басом посоветовал ему напарник.

– Прошу извинить, – сказала женщина и стала проверять карманы. В её руках оказалось три прозрачных полиэтиленовых мешочка, в которых находились сложенные по-аптечному бумажные пакетики.

– Наркотой промышляем? – спросил полицейский.

– Мы не знаем, откуда это, – вскинул голову один.

– Посидите в кутузке, вспомните!

Все увидели, как открылись ворота комбината и на территорию въехал небольшой полицейский «воронок».

Наркоторговцев поместили в него, полиция записала фамилию мастера и номер его группы и укатила. Долго молчавшие ребята вдруг затрещали на все лады, обсуждая происшедшее. Мастер окончил свой рассказ и повёл их дальше.

***

Приземистое кирпичное здание столярных мастерских, где учащиеся проходили производственную практику, состояло из двух помещений. В первом установили тридцать верстаков для практикантов, второе предназначалось для механической обработки древесины. Здесь были старые циркульные, ленточные, маятниковые и лобзиковые пилы, строгальные, фрезерные и токарные станки, а также пять новых деревообрабатывающих станков с программным управлением. На широких столах для ручной сборки и склейки щитов покоились хомуты и струбцины. В углу на высокой прочной табуретке стояла электроплитка, на которой разогревался мездровый и казеиновый клей. При входе в мастерскую располагалась небольшая комната для мастеров, где стоял телефон и куда для назиданий и внушений приглашали провинившихся учеников.

Виктор Алексеевич сначала остановился на проблеме наркотиков и заявил, что он против отмены смертной казни.

– Лично бы я за торговлю наркотиками казнил! – сказал он. – В особенности за детей. Если втянул в наркоту несовершеннолетнего – смерть! С полной конфискацией имущества. Если ты в целях обогащения загубил детские души, а на вырученное бабло накупил кучу движимого и недвижимого барахла – всё, абзац. И тебе, и твоему барахлу. Вы согласны со мной?

Молчат. Только староста Миша Матвеев громко ответил:

– К нам это не относится.

– И хорошо. И правильно, – кивнул мастер. – Поднимите руку, кто хотя бы раз пробовал наркотики. Итак?

Поднялись две руки – Богданчика и Воронкова.

«И здесь они, – подумал, но не удивился мастер. – Две поганых овцы, которым нужен особый пастух».

– А сейчас? – грозно спросил он.

– Больше не тянет, – повертел головой Богданчик.

– То-то же, – сказал мастер. – Я думаю, те ребята, которых сейчас забрали, уже жалеют, что затарились таким дерьмом. А впереди следствие, суды, выявление организаторов и соучастников. Ох, коллеги, не хотел бы я оказаться на их месте... Богданчик, убери пилу с шеи Воронкова – она его зарежет... И скажу самое главное, что пришло сейчас в голову: нужно стремиться жить так, как жили первобытные люди. Что я имею в виду? А то, что у них не было и не могло быть ни спиртного, ни наркоты, ничего такого, что могло их рас-че-ло-ве-чить. У них было только то, что их о-че-ло-ве-чи-ва-ло: прежде чем поесть – пробежать двадцать километров за оленем, прежде чем попить – дойти до ручья. Прежде чем поспать, найти подходящую пещеру или высокое дерево. И не храпеть, чтобы не разыскал тебя по твоему храпу лев или тигр и не слопал тебя. То есть было стремление к тому, что продолжает жизнь, а не убивает её. Понятно говорю?

Всё, на этом конец. Остальные слова будут во вред всему уже сказанному. Теперь к делу.

Он, как обычно, отвёл несколько минут на подготовку к занятиям и, когда ребята, надев тёмно-серые комбинезоны, расположились на рабочих местах, поднялся на невысокую кафедру к своему верстаку.

– Стать столяром, – сказал он, – это значит в совершенстве овладеть более чем ста двадцатью инструментами. Сегодня вам предстоит освоить продольный распил доски. Что для этого нужно? Сначала при помощи метровой линейки и карандаша наносите по всей доске прямую линию. После этого зажимаете доску в верстаке, вот так. Берёте ножовку или лучковую пилу и начинаете пилить. Но не энергично, а в недодачу. То есть не пускайте полотно пилы на всю мощь, а немного придерживайте, чтобы можно было ею управлять. И чтоб сама она не пошла, куда ей захочется. Показываю!

Дав задание, прошёлся по рядам, наблюдая, как ребята приступают к делу. Затем отправился в комнату мастеров и присел на «трон» – так учащиеся называли высокое деревянное кресло из красного дерева, которое их предшественники сделали много лет назад. Прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Он был доволен собой. Сегодня он нашёл для учеников слова, которые они запомнят. А то всё бурчим: этого нельзя и того нельзя. А почему нельзя? Чем ты можешь подкрепить своё «нельзя»? Вот сказал им про первобытного человека и не только протянул нить от них теперешних, современных и бесшабашных, к дальнему родственнику за гранью тысячелетий, но и дал простор для сравнения. Кто им ещё такое скажет, кроме меня?

Пока не ушло вдохновение, он хотел позвонить Нелли Георгиевне, но побоялся, что снова не получится разговора, и пересилил себя. А вместо этого позвонил директору училища:

– Валентин Трофимыч, это я, Плетнёв. Я вас не отвлёк?.. Да, в мастерской трудовой уклад. О чём хочу вас попросить: будет время, свяжитесь, пожалуйста, с директором мебельного комбината и напомните ему, что пора заключить новый договор. Как в прошлом году. Они нам – заказы и деньги, а мы им – продукцию. Уже к Новому году мы готовы сотворить несколько сотен платяных вешалок и табуреток, а после каникул приступим к производству прикроватных тумбочек для больницы. Таким образом, наша практика будет иметь не только оценочный, но и материальный интерес.

– Сколько тумбочек сотворите до лета? – спросил директор.

– Пока договоримся на сто, а там посмотрим.

– Хорошо, успеха! – согласился директор и готов был положить трубку, но Виктор Алексеевич остановил:

– Валентин Трофимыч, у моей родной тётки Тамары умер муж, завтра похороны. Прошу отпустить на один день, чтобы помочь. У ребят завтра теория, и я...

– Сколько лет было, и от чего умер? – поинтересовался директор.

– Точно не помню, около шестидесяти. Ночью во сне отказало сердце. Вечером напился чаю, лёг и уснул. И навсегда. Хороший был мужик, машинист тепловоза.

– Надо, значит, надо, – сказал директор. – Материальная помощь нужна? Тогда примите наши соболезнования. А я попрошу зама по учебной части, чтобы присмотрел за вашей группой.

«Нормальный мужик! – мысленно одобрил директора Виктор Алексеевич и пожалел, что отказался от материальной помощи. – От души хотел помочь, а я не оценил... »

В кармане заелозил и запел электронным голосом телефон. Звонила тётка Тамара. Сказала, что ей удалось быстро собрать документы, и, уточнив, сможет ли он завтра быть на похоронах, предложила оформить на него их загородный дом. Он не согласился. В памяти возникло далеко не новое деревянное строение с большими окнами и высоким крыльцом. Сколько летних каникул провёл он там, у бабушки Нади и потом у тётки Тамары. Сколько рыбы выловил с дедом Иваном в быстрой и полноводной речке Кремянке. Дом стоял на отшибе, словно выбежал из деревни и застыл на её высоком берегу, поражённый открывшейся красотой: река, берега в зеленых зарослях и два солнца – одно в небе, другое в воде. Лет пять уже он не был там и теперь невольно прикинул, сколько с домом будет возни. А так как у него есть хорошая квартира в городе, то без раздумий посоветовал тётке продать это недвижимое имущество и поставить крест на своей прошлой деревенской жизни.

– Вот так сказал – «недвижимое имущество»! – обиделась тётка. – Не называй такими казёнными словами наш родовой очаг.

– Извини, случайно.

– Во-вторых, продать значит лишиться его навсегда. Когда-то ещё твой дед – мой покойный батюшка – наставлял: «От родины не отрекайся и родного дома не продавай». Если б ты согласился, то можно было бы туда приезжать. Подышать воздухом, пойти на речку и в лес за грибами. А так... И разве ж его купят, когда пустуют дома и получше? В общем, подумай. Тем более ты мастер-столяр, тебя дом благодарить будет.

– Тёть Тамара, что мне думать? – сказал он, тяготясь разговором и удивляясь тому, что тётка даже теперь, в таком горе, думала о доме. Значит, не шуточное это место для неё, неизбывное. – Я понимаю твою привязанность к прошлой жизни, но он же поглотит всё моё время. Сколько лет прошло, как ты его оставила? А дом – живой организм, ему постоянный уход нужен.

– Не прекословь, я лучше тебя понимаю. И муж мой Коля понимал. Мы долго человека искали и всё-таки нашли. Там уже третий месяц живёт хорошая женщина – учительница нашей деревенской школы. Ничего не платит, зато за порядком следит.

– Вот и пускай следит, это самый лучший выход. Я ведь могу только налётами– наскоками: примчался, кое-что поделал и умчался. Откуда лишнее время, скажи? Кроме того, как только подумаю, сколько сил надо вложить, чтобы привести его в порядок, у меня изжога начинается.

– Нет, Витя, не убеждает. В каждой неделе два выходных...

– У меня один, – перебил он её. – Училище работает по субботам.