Текст книги "Томчин (СИ)"

Автор книги: Иван Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

Глава 5.

Бортэ появилась через два дня, когда я уже не то что не ждал ее, а начал придумывать новые каверзы. Сегодня она, наверно, решила меня поразить, по крайней мере я положительно воспринял перемены в ее внешности. Вместо стандартного халата и шаровар, в которых они здесь ходят, судя по всему аналога нашей походно-полевой формы, в этот раз ко мне явилась царица. Величественный халат до пят, под ним рубашка с длинными рукавами, скрывающими пальцы, под ней, наверно, майка. У нас так обкуренные негры в кинофильмах иногда одеты, ярко, цветасто, все не по размеру, стиль такой в жизни. Те, которых я сам за границей видел, одеты как окружающие, а в Амстердаме или на карнавале в Рио все дурака валяют, я сам валял, хотя в колготках, конечно, не ходил. Может, не с теми неграми общался, не туда ездил, правды жизни не искал? Шучу я, шучу, нервничаю сильно, свободы хочется. Сапожки Бортэ мне понравились, носки их выглядывают из под халата. Великокняжеские сапожки. На голове какое-то медное, но, наверно, модное сооружение в виде трубы с перьями, стоящими в ней как в вазе. Прическа. Очень красиво. Волосы в тонких косичках и по плечам лентами переплетены. Все это золотом расшито, разноцветными камнями украшено, маленьким был в этнографическом музее – там примерно такое же на экспонатах. Отставить разглядывание. Раз после прошлой встречи в мою стандартную однокомнатную юрту такой пришла, значит, не зря я старался. Работаем переговоры.

Переступила порог юрты, до нее все вползали, встала надо мной, лежащим на свернутом вместо подушки куске войлока, слушать готова. А вот это – подарок, это да, угодила. Дощечки, намазанные чем-то вроде воска и медный гвоздь. Но Цэрэн все равно, пригодится, он меня и лежащим понимает, хоть цифры до царицы донесет.

Два часа толковал, Цэрэна запарил, вроде все что хотел два раза донес, но поди ж ты, пойми – что ей в голову попало? Из нового. Учи язык и лекаря пришлю. Уезжать пора на зимние квартиры, готовься. Да я встаю с трудом, как на коне поеду? А повозок нормальных у них нет. Не на телеге же по степи. А ехать далеко? Ну, как готовиться? Да пошла ты...

Опять под ложечкой заныло.

Переезд свершился, мы в долине какой-то маленькой речки в предгорьях. Да какое предгорье, метров сто – сто пятьдесят выше степи, все жухлой травой покрыто, кое-где камень обнажился, видел пару осыпей. Но въехали в приличный котлован, пастбища, место для стоянки, вода. Чувствуется, что они здесь каждый год зимуют. Ну и планета мне попалась, как тут только люди живут? Летом градусов до пятидесяти доходит, а средняя жара каждый день – тридцать пять. Почти пустыня. Думал здесь зимы мягкие. Ага, как же! Двадцать градусов – это я спокойно бы воспринял, в Питере и тридцать, и ветер еще бывает, потерплю. А пятьдесят – не хотите? Был в Иркутске зимой при сорока пяти, могу отличить. Да, еще здесь снега мало. Юрту дали ханскую, большую, белый войлок. Охрана шесть лбов за ширмой сопит, смена шесть раз за сутки.

Первый раз меня попытались убить часа через три после ухода Бортэ. Как раз прошла смена моего караула и новая парочка замерла метрах в двух за моей головой, лицом ко входу. Я своих охранников сразу так сориентировал, чтобы постоянно их не видеть. Уставшая пара у входа становится на четвереньки и выползает, новая вползает распрямляется у моих ног и проходит назад, за спину. Еще при той охране я засунул два ножа за пояс и два зажал в руках, спрятав их под полы халата. Ножи мне принес Цэрен сразу после Бортэ, ничего другого я придумать не успел. Паранойя, конечно, но кому-то надо верить? Я верю себе. Лежу, сплю, готовлюсь к походу. Когда новые распрямлялись в юрте, я открыл глаза и случайно поймал взгляд правого. Дальше уже слушал его дыхание, минут через десять он решился. На мечах я не дерусь, а молодому воину нетрудно с размаху зарубить спящего больного старика, тем более, что старик притворяется спящим. Мы оба знаем, что он знает и так далее. Здесь у него ошибка была, здесь. Надо было колоть. Как отомстила мне спина потом, когда все кончилось, но рывок из позиции лежа я совершил и парень, с вырванным из-за спины мечом, пришел в точку соприкосновения с ножом, сам накололся, как бабочка. Интересно, что подкуплен был только правый. Левый меня решил убить из солидарности с товарищем, когда в палатку на его крик ворвалась внешняя охрана. Бабочка молчала – печень. Здесь было проще, я стоял на ногах, прижавшись к войлочной стене юрты и оскалившись словно драный волк. Это мне, наверно, помогло при их расследовании, видели же что я только защищался. Если это расследование было. Мне не докладовали. И дрожащий Цэрэн, наверно, что-то там пилюкнул в мою пользу. Я вылез из угла, снова лег и сделал вид, что меня все это не волнует, спрашивать бесполезно, я с вами не говорю. Быстро все убрать, кровь затереть, охрану сменить и всем лишним выйти. Надеюсь, меня так поняли. Брюхо орало.

Спасение утопающих дело рук самих утопающих. Началась конкурентная борьба за доступ к моей тушке. Не то чтобы я кому-то был очень нужен и ценен, но пусть, как говорят, у соседа корова сдохнет. Корова – это я, мне и заботится придется. Для начала прекратил есть что дают. Вот от мамы бы в детстве попало. Перешел на кулинарные экзерсисы солдатского котла вместе с Цэрэном, естественно, куда ж я без него. Цэрэн вытребовал для меня барана и мы сдали его на кухню моей охраны. Помирать – так с музыкой и вместе, пусть и охране жизнь медом не покажется, если проворонят отравителя. Приказал ему брать в середине раздачи, не торопиться, следить чтобы по дороге в еду ничего не попало, при любых сомнениях – выбросить. Сомневаемся часто, сидим голодные. Охрана злится, про покушения помнит, похоже тоже голодает. Или жрут где-то на стороне.

Второе свое спасение ничем иным объяснить не могу, только везением. Или – на фиг никому не нужен, в гробу меня видали. Решил разминаться потихоньку перед отъездом и просто ходить. Мне никто не запрещает передвигаться между юртами, охрана следует сзади, получается площадка: примерно сто на сто метров, по которой я разгуливаю зигзагами. Пока отсутствовал – ну, сколько? ну, час, одна сторона моей юрты оказалась даже не истыкана, а пробита стрелами. Около двадцати штук собрал внутри юрты и передал охране. Часть стрел воткнулась в мою лежанку. Глупость какая-то, неужели стрелявшие не знали, что меня нет внутри? И куда внешняя охрана смотрит? Cкорее всего кто-то кого-то подставил, стрелка можно определить по оперению. Да и проще для всех, если стрела придет в мою грудь из степного тумана, утром, когда я прогуливаюсь. Как я понял, здесь таких мастеров полно. Пора садиться на коня, опять учиться ездить. Вот, придумал! Можно мне еще бешенную лошадь подсунуть!

Что-то как-то несерьезно это все. Пугают, зачем?

Следующий случай произошел на третий день после свидания. Вспоминает она про меня, что ли? Ну, как такое объяснить? Я в этом стойбище уже месяца два. Племя к войне готовится, глава семейства здесь пребывает. Тридцать тысяч рыл в округе размещено. Должны быть настороже и вдруг, во второй половине дня примерно триста всадников галопом вламываются и начинают рубиться с охраной, гражданскими – теми, кто выскочил, черт знает что вытворять, ломиться в юрты. Дикость какая-то. Как они здесь воюют? Что – опять провокация? Визг, крики, грохот лошадей, на что-то налетевших. Один в мою юрту сунулся, получил от меня брошенный нож в грудь и убежал. Моя охрана с воплями выскочила наружу и тоже исчезла. Я в юрте сижу, себя охраняю. Конская лава прошла, потише стало, эти обалдуи вернулись и опять сзади стоят. У них что – все время так? Ни мозгов, ни дисциплины? Похоже, боевого охранения и разведки на дальних подступах тоже нет. Бардак.

Вечером после погрома без предупреждения явилась Бортэ с каким-то мрачным типом. Я его обозначил для себя – Генерал. Родственник мой, наверно. И стал я с Генералом в шашки играть. Генерал принес карту – более-менее, местность читаемая, только нашего местоположения на этой карте нет. Расставил он двенадцать сотен вражеской конницы по холмам на карте, что-то вроде монеток использовал, с пятачок размером, сотня – пятачок, и мне выдал бусы на две тысячи конных стрелков – воюй. Я ему объясняю – сам воюй, а я погляжу, как вы тут лаптем щи хлебаете. Надулся, сейчас лопнет, скрипит, видно, что не нравится. Но Борте, сидящая рядом, легко его успокоила, начал потихоньку играться. Разобрали несколько схем, оба довольны, первый раз такое. Только гости разошлись, тут и массажист пришел, третий день мою спину к походу готовит. Завтра в путь.

Ехали мы восемь дней. По меркам кочевников, наверно, просто ползли. В результате я справился с поставленной задачей, доехал сам, не упал, не заболел. В общем, молодец, свой парень кочевник. Ура, товарищи! Задницу стер, само собой.

Теперь серьезно. По дороге в палатке у меня постепенно образовалось что-то вроде Генерального штаба. Игрушечного, конечно. Кроме Генерала каждый вечер часа через два после остановки обоза появляются трое Командующих дивизиями. В каждой дивизии примерно по десять тысяч всадников, но неровно, и называются они соответственно – левое крыло, правое крыло и центр. Набор произведен по семьям или родам, в каждом из которых какое-то количество юрт, поставляющих воинов. Все это как-то равномерно постарались разбить на три части, но смысл очевиден – в каждой дивизии воюют воины одного клана, старые и молодые вместе, нет дедовщины и существует взаимовыручка. Командующих дивизиями я обозначил как Полковника, Майора и Капитана. Полковник старый, а Капитан совсем пацан, лет двадцать пять всего. Кроме них присутствует, но никогда не вмешивается в обсуждения, Интендант. Это я его так назвал, думаю, так оно и есть. Пока это похоже на семинар: они мне ставят задачки на различной местности, я их, в меру способностей, решаю. Своей информации дают мало, только Капитан иногда горячится и кое-что проясняется, как с составом дивизий. Конница у них сборная, в части коней и вооружений разношерстная. Кто с чем пришел, тот тем и воюет. Оружие передается по наследству. Основное оружие – лук и меч, копий практически нет. Кони хорошие. В части коней всадники друг от друга отличается только тем, что у большинства имеются три коня, но есть и однолошадные. Но чужого – не трожь. Дисциплины практически нет, бандиты бандитами. Воинского конного строя не знают, нападают толпой. Стреляют по команде, но могут и без, увидел – пали, остальные присоединяются. Были случаи дезертирства во время боевых действий, наказывали, но без толку. Так и воюют. И у других местных кланов то же самое. Главное имущество – скот, его и угоняют. Присутствует борьба за пастбища, красивых женщин и личные мотивы – месть. Воюют постоянно, жадные до чужого, собираются в стаи у хана, задумавшего набег. Легко меняют хозяина, сегодня у тебя тридцать тысяч, а завтра и нет никого. Все как у всех, ничего нового. Но, считаю, за восемь дней – неплохо. Карты нет, свободы нет, но информация появилась. А степь – что степь? снег идет иногда, буран почти постоянный. Или я не любопытный. Такие дела.

Всему хорошему когда-нибудь приходит конец. Еще вечер, два заседаний нашего Генерального штаба и мои оппоненты заметят, что я начинаю повторяться в предлагаемых комбинациях. Перестановки туда-сюда, быстрая переброска сил и их концентрация на местах возможного прорыва противника, нереальная к исполнению с этой бандитской вольницей и все, варианты закончились. Бобик сдох.

Я не оканчивал военного училища. И учила меня война. Шесть лет войны. На военной кафедре в институте преподаваемые предметы не оседали в памяти надолго, учеба там была вынужденной необходимостью, чтобы не вылететь, не более того. Пара по войне, запрет на посещение лекций, автоматическое исключение – вот что нам прочно вдолбили. Еще шагистика по лужам в идеально начищенной обуви и отглаженных брючках запомнилась. Нет, как правильно держать автомат при атомном взрыве я усвоил, и кое-что еще, применимое в той реальности и неприменимое в этой. Остальное как вода – набрал в мисочку перед экзаменом, предъявил преподавателю, получил зачет, вышел за дверь, выплеснул. А главное, нам не давали на военной кафедре истории войн и войск, тактику и стратегию кавалерии, всех этих Александров Македонских и их фаланг, то, что дают в училищах. Это у меня только в объеме средней школы. Учили нас хорошо, сколько лет прошло и, если надо пообщаться на тему о военных аспектах жизни кочевников, арабов, бедуинов, монголов, турков-огузов, о том же Чингизхане или железном хромце Тимуре – справлюсь, тему поддержу, хотя не рвусь нисколько. С этими же справляюсь, беседуем. Да. Но, не две же недели.

Видятся мне два варианта завтрашнего завершения цикла лекций. Первый: пусть попробуют сами применить на практике проигранные нами схемы, прибегут побитыми щенками. Все прощу, лично приедем на места боев и разберемся. Переиграем. Второй: давайте конкретный практический пример и, на мою ответственность, отработаем. Лучше всего мелкий агрессор, беспокоящий мирных жителей пограничья, или крупная разбойничья банда до тысячи всадников. На выходе – моя свобода, должен я что-то получить, а то все болтаем, болтаем. И информация, черт возьми, ну сколько так можно, ничего не знаю и не понимаю вокруг. И при чем здесь знания языка, если никто ничего не говорит. Вот кто я такой, например? Опять – сам догадайся? С завтрашнего дня я – Томчин и пусть произносят мое имя когда ко мне обращаются.

Чего-то депрессия навалилась. Типа: жизнь пошла скучная, неинтересная, бесцельная. Выпить нечего, кумыс их этот – дерьмо. Толку чуть, трезвенники. И вообще все – дерьмо. Надоело с этими козлами общаться. Объяснил им один раз вместе с Цэрэном свои предложения и замолчал. Не поняли – их проблемы. Не хочу я ничего. Цэрэн уже неделю грустный в юрте сидит, переживает. Зря. Все идет как идет и будет как будет. Пора его арифметике учить, сейчас и начнем.

Приехали, праздник устроили, меня на пир притащили. Сижу рядом с каменной Борте, лег бы, да неудобно. И чего орут? Мяса не видели? Кого-то мелкого побили, а радости – полные штаны. Режутся друг с другом круглый год, гоняют табуны из рук в руки, а толку чуть. Лет двадцать – тридцать пройдет, кто был наверху – окажется внизу, а потомок пастуха станет ханом. У верблюда два горба потому что жизнь борьба. Почему они не понимают бессмысленности этого процесса? Все эти племена в округе на тысячу километров вряд ли насчитывают больше миллиона человек, а то и меньше. Эта степь могла бы прокормить вдвое, впятеро больше народа, если бы не людская жадность и дикость. Спокойно паси свои табуны, не бойся, что тебя убъют и детей твоих угонят в рабство, живи и радуйся, так нет. Или какой-то местный ханчик решит тебя пощипать, или сам, надувшись от жадности и гордости, почти рефлекторно тянешь жадные руки к чужому добру. Что за природа у человека, я не говорю – у этих людей, на моей родине насмотрелся. Это именно природа дикого человека, не смотря на все плоды цивилизации, нахапать побольше и гордо оглядывать всех с кучи добра. Не подходи – мое. Куда тебе все это, зачем берешь чужое? Ведь сдохнешь все равно. Ну, эти-то дикари не понимают, но у нас – что творилось после перестройки? Да и последние годы рейдерские захваты столь напоминали сумасшедший набег месячной давности на летнюю стоянку. А, что говорить, дикари, непоймут-с.

Как говаривал Йоганн Вайс: – Я хочу командовать многими и чтоб я подчинялся немногим. А я не хочу. Спать пойду. Надеюсь, имею я право и свободу хотя бы встать и уйти к себе спать? И нечего на меня так смотреть, Бортэ.

Достал я Бортэ воплями: – Я хан или не хан! Провела ликбез. Не даром с Цэрэном язык учу потихоньку, сотню слов уже знаю. Хоть что-то начал понимать в этом сумасшедшем доме. Государства у них, как такового, разумеется, нет. Базовая единица общества – семья, у них это называется юрта, в среднем в ней человек пять – десять. В каждой юрте от одного до трех воинов, с учетом неженатой молодежи, остальные – женщины и дети. Юрты сбиваются в команду произвольной величины, назовем это родом, хотя национальные, языковые и родственные связи не обязательны, тут я запутался. Количество юрт в таком роде может быть от десятка до нескольких сотен, в зависимости от авторитета самостийного родового вождя и территории выпасов, которые эта орда способна удержать и защитить. Следующий уровень – племя. Один из родовых вождей почему-то кажется остальным более перспективным для совместного нападения на соседние племена и становится племенным вождем, остальные приносят ему что-то вроде клятвы вассальной верности. Смешно. Такое племя может насчитывать несколько сотен тысяч человек, но все аморфно, постоянно кто-то приходит, кто-то уходит. Внутри каждого племени, рода, юрты идет резня за имущество и личные амбиции. Поскреби любого пастуха и у него в предках и родне окажутся ханы и местные боги. Да и утренний хан может к вечеру одиноко пасти своего единственного коня, если за день все его соплеменники разойдутся по более сладким покровителям. Существует местная аристократия, потомки всяческих героев легенд, когда-то удачно укравших у соседей козу или жену, и воспетых бардами за этот подвиг в веках. Мой предшественник был ханом с родословной и связями, но не слишком уважаемым своими вассалами, большинство из которых в своих родах имели больше юрт чем он. Имущество здесь распределяется по юртам, ничего общего, государственного – нет, и хан фактически – это военный вождь, осуществляющий удачные набеги в военное время и успешно им противостоящий в мирное. И не хан, а каан. Ну точно, индейцы, как у нас.

Но, если будет хреново нападать и обороняться, все выжившие приспешники от него разбегутся. Чего ж народ так цепляется за это каанство? А от того что главный доход местного люда, особо ими ценимый – халява, грабеж соседей, кто чего захватил, награбил, то и его. А каан сидит высоко, ему сверху видно все, где чего лежит, он главный потребитель трофеев. Жизнь проходит не даром, мясо ест каждый день, а не только когда в степи суслика поймает. У кого скота много, тот, конечно, его подрезает, питается. а у кого мало – в основном охотой пробавляются, скот берегут. Или жена каких-нибудь корешков накопает. У хана жен много, в общем-то, сколько хочешь, если пленников достаточно. Я думал – сколько прокормишь, но, оказывается, кормить не обязательно. Как-то сами едят, муж не заморачивается. Но главная – старшая жена, по ее детям род ведется. Остальные дети – родственники, не бастарды, как у нас, но, все-таки... Родственники, одним словом.

Этот каан, который в меня вселился, собирался в конце лета в большой набег на соседей, с которыми у племени контры постоянные. То одни, то другие на чужое стойбище нападут, народ перережут и в полон заберут, скот угонят. Вражда многолетняя. Выглядят эти кровные враги как патроны из одной обоймы, отличия только в языке и местном колорите – одежде. Наши больше в степи живут, другие в горах, в лесах, у озер, в той же степи, есть – почти в пустыне. Мно-ого врагов. Пленные перемешиваются с победителями и, через поколение, азартно грабят и режут бывших соплеменников. Но можно отколоться от одного племени и уже через год, в составе другой вражеской орды, начать богатеть, угоняя табуны вчерашних друзей и союзников. Нормально живут.

Вселение духа казалось хорошей идеей два дня. На третий сразу несколько вассалов и союзников ощутили в себе силы возглавить срывающийся победоносный поход, а заодно и племя, и стали активно думать, и зондировать почву в этом направлении. Соломенная вдова каждое утро просыпалась с опасением, что все уже откочевали, а ее позвать забыли, а может, и имущество семейное заодно вывезли и отогнали, поди докажи, что оно твое. Здесь закон стаи – кто сильнее, тот и прав. Повезло ей, что соратники перессорились и не успели придти к единому решению, а тут и подоспело мое предложение о слиянии в один моего и ханского образов. Решили провести набег, а затем, по его результатам, вернуться к обсуждению, кто здесь главный перец. Руководителем войны избрали Генерала и тут пригодились наши семинары по тактике. Так что я жил, жив и буду жить до завершения теперь уже весенней военной операции, пока я хан. Ну, нехай будет каан. Остальное понятно. Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой. И это таки верно сказано.