Текст книги "Так начиналась война"

Автор книги: Иван Баграмян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 36 страниц)

ОТХОД ОТХОДУ РОЗНЬ

Маршала Тимошенко все больше беспокоило положение на правом крыле фронта. Связь с нашим северным соседом нарушилась. Генерал Покровский поручил мне немедленно связаться с Генеральным штабом и попытаться там получить необходимые сведения. Вечером 6 октября мне удалось вызвать заместителя начальника Оперативного управления Генштаба генерала М. Н. Шарохина. Но он сказал, что и в Генеральном штабе мало данных о положении Брянского фронта. Известно лишь одно: враг на подступах к Орлу.

Угроза глубокого обхода фашистами правого крыла Юго-Западного фронта вынудила маршала Тимошенко просить у Ставки разрешения на отвод наших 40-й и 21-й армий на линию городов Суджа, Сумы, Ахтырка, Котельва, Колонтаев.

Прежде чем санкционировать отход, Ставка попыталась использовать выгодное положение 40-й армии по отношению к противнику, преследовавшему войска Брянского фронта. Маршал Шапошников предложил С. К. Тимошенко силами этой армии нанести удар на север. Но, взвесив обстановку, Семен Константинович заявил, что не сможет сделать этого: сил 40-й армии едва хватает, чтобы сдерживать натиск врага с запада.

Многое значит авторитет командующего. С доводами маршала Тимошенко в Ставке согласились сразу же. Наши правофланговые 40-я и 21-я армии получили приказ на отход. По директиве командующего фронтом они должны были совершить этот маневр за три ночных перехода. В это время 38-й и 6-й * армиям предписывалось прочно удерживать занимаемые рубежи.

Враг заметил отход наших войск и усилил атаки. Основные удары он наносил в стык армий. В тяжелом положении оказалась 227-я стрелковая дивизия 40-й армии. Вначале она сама нанесла сильный удар по вклинившимся частям противника. Командиры полков понадеялись, что после больших потерь фашисты не сунутся вперед, и, что называется, распустили вожжи. А самоуспокоенность никогда не приводит к добру. В ночь на 10 октября гитлеровцы внезапно обрушили мощный удар по беспечно отходившим батальонам 777-го стрелкового полка. Командир потерял управление. Атакованные батальоны отбивались очень стойко, но разрозненно.

Выручили дивизию мужество и находчивость артиллеристов 595-го артиллерийского полка. Они быстро развернули орудия и встретили прорвавшегося врага ураганным огнем. Это внесло в ряды противника смятение, помогло командиру дивизии привести части в порядок и организованно отойти.

Более спокойно развивались события в 21-й армии. Когда враг нанес здесь удар по 1-й гвардейской стрелковой дивизии, командарм решительными контратаками 1-й танковой бригады

– – – —

* 6-я армия решением Ставки была передана нам из Южного фронта.

и быстрой переброской сюда частей 297-й стрелковой дивизии задержал его и обеспечил организованный отход войск на назначенный рубеж.

Противник продолжал атаки и в полосах обороны других армий фронта. Части 38-й армии, которой теперь командовал генерал-майор Виктор Викторович Цыганов, вели жаркие бои юго-западнее Богодухова.

Все больше тревожились мы за свое левое крыло. Командующий 6-й армией генерал-майор Р. Я. Малиновский докладывал, что связи с соседом не имеет и фланг его обтекается немецкими дивизиями.

В это время 18-я и 9-я армии Южного фронта, которым теперь командовал генерал Я. Т. Черевиченко, сражались во вражеском кольце. Танковые и моторизованные войска Клейста уже подошли на подступы к Таганрогу. Возникла реальная угроза их прорыва к Ростову-на-Дону. Ставка в связи с этим начала спешно формировать из войск Северо-Кавказского военного округа 56-ю Отдельную армию, перед которой была поставлена задача во что бы то ни стало удержать Ростов, прочно закрыть ворота на Кавказ.

А нам пришлось отводить армию Малиновского. Снова измотанные изнурительными боями и слабо укомплектованные войска фронта растянулись огромной дугой, загнув на восток свои фланги. Но больше, чем положение нашего фронта, нас беспокоила в те дни судьба Москвы. Гитлеровцы уже были на дальних подступах к столице. Держаться, отвлекать на себя как можно больше вражеских войск и тем помочь защитникам Москвы – этой мыслью жили все мы. У нас не хватало людей, вооружения, снарядов. Мы понимали, что сейчас основные силы и средства нужны под Москвой, и не настаивали на удовлетворении наших заявок. 15 октября Военный совет фронта принял решение о сборе трофейного оружия и централизованном его распределении между армиями. Создавались курсы для подготовки инструкторов по трофейному вооружению. Эта мера в дальнейшем будет играть немалую роль до тех пор, пока наша эвакуированная на восток промышленность не развернется в далеком тылу и не обеспечит все потребности войск в вооружении и боеприпасах. В связи с нехваткой противотанковой артиллерии был рассмотрен вопрос о максимальном расширении производства бутылок с горючей смесью.

На заседании Военного совета присутствовал незнакомый мне генерал. Я спросил Парсегова, кто это. – Из Москвы, фамилия Бодин. Вспомнил: Бодин был начальником штаба 9-й армии. О нем говорили много хорошего – умный, грамотный, энергичный. В конце заседания маршал Тимошенко представил его: Павел Иванович Бодин, новый начальник штаба фронта.

Через полчаса я уже докладывал Бодину обстановку на фронте. Он был идеальным собеседником. Слушал с напряженным вниманием, не перебивая, устремив на тебя голубые широко открытые, словно несколько удивленные, глаза. Дождавшись удобного момента, переспрашивал, уточнял ту или иную деталь, делал замечания. Сам Бодин говорил всегда спокойно, немного приглушенным голосом, слегка растягивая слова. Мысли свои формулировал кратко и ясно. Он мне понравился своей непосредственностью, живостью характера, умением на лету схватывать суть вопроса.

Разобравшись в обстановке, Бодин попросил познакомить его с людьми. Мы обошли почти все отделы. Павел Иванович беседовал с товарищами, интересовался их настроением, нуждами. В тот же день он пригласил к себе руководящих работников штаба и повел разговор о скрытности управления.

– От вас, – сказал он Д. М. Добыкину, снова возглавившему управление связи фронта, – я требую строжайшего контроля в этом деле.

Дмитрий Михайлович сказал, что связисты, мол, и так смотрят в оба. Бодин улыбнулся.

– Но вот эту телеграмму вы тоже смотрели. – Он достал из папки листок и прочел: – «Вновь открытый в Борисполе сельсовет подвергается бомбардировке. Средств противовоздушной обороны нет. Прошу выделить один зенитно-артиллерийский дивизион и одну пулеметную роту». – Начальник штаба укоризненно взглянул на Добыкина: – Не надо противника считать глупцом. Любой немецкий ефрейтор догадается, о каком «сельсовете» печется автор телеграммы.

Все смущенно молчали: за каждым водились подобные грешки. Скрытности управления войсками мы учились плохо. В мирное время, бывало, проведем несколько специальных занятий и успокоимся. А как штабные учения, то вся информация идет открытым текстом. Каждый думал: «Ладно, мол, вот на войне все будет по-другому». И забывали, что дело это требует знаний, навыков. Вот и получается сейчас: иной наш товарищ назовет в донесении людей «карандашами», а танки «коробками» и искрение верит, что противник не догадается, о чем идет речь.

В восьмом часу вечера я снова побывал у Бодина – принес ему на подпись очередную оперативную сводку. Он тщательно отредактировал ее, похвалил составителей и очень тактично коснулся тех мест, которые ему не понравились. Впоследствии я убедился: Бодин умел сделать так, чтобы любое, пусть даже самое малозначительное замечание ему не приходилось повторять дважды.

А через час начальник штаба вызвал меня и приказал:

– Немедленно садитесь за подготовку проекта директивы на общий отход армий.

Он протянул мне документ. Бегло пробежав его глазами, я остолбенел.

«…Ставка Верховного Главнокомандования приказывает: Юго-Западному фронту с 17 октября начать отход на линию Касторная, Старый Оскол, Новый Оскол, Валуйки, Купянск, Кр. Лиман; закончить его к 30 октября…»

Это означало, что войска нашего фронта не только должны отступить от 80 до 200 километров, но и оставить Харьков, Белгород, Донецкий промышленный район.

Я не мог прийти в себя. Что же вынудило Ставку принять столь трудное решение? Ведь я не мог забыть, как месяц назад в более безвыходной, как нам казалось, для нашего фронта обстановке Ставка проявила максимум настойчивости, чтобы не допустить отвода войск на такое же примерно расстояние. А теперь, когда командование фронта и не просит об этом, когда положение фронта куда более прочное, чем было в середине сентября, отдается приказ отходить. Я не удержался и высказал свое удивление Бодину. Павел Иванович, шагая по комнате, задумчиво сказал:

– Вы наверняка это сами испытали: наблюдаешь бой из окопа – видишь одно, взберешься на высотку – обзор расширится, и заметишь такое, о чем раньше и не думал. Чем выше точка наблюдения, тем дальше видно. Вот так-то. Мы многого с вами не знаем. А из Москвы видят не только наш фронт. Учитывают там и прорыв Клейста к Таганрогу, и угрозу Ростову, и вражеские полчища у Москвы и Ленинграда. Если в сентябре на большинстве стратегических направлений установилось относительное затишье и Ставка могла рискнуть побороться за Днепр и Киев переброской резервов с других фронтов, то теперь, когда враг на подступах к Москве и у ворот Кавказа, она не только не сможет помочь нам, но и будет требовать, чтобы мы выделили часть сил в ее распоряжение. А фронт наш растянулся огромной дугой, удерживать врага все труднее. Что, если фашисты опять повернут танки Гудериана и Клейста в тыл нашего фронта? Чтобы выправить положение, сил у нас уже не будет. Вот почему Москва не может сейчас рисковать и потому отводит наши войска.

Некоторое время мы на огромной карте намечали промежуточные рубежи, направления и полосы отвода армий. Покончив с этим, Бодин заметил:

– Видите насколько выгоднее станет наше оперативно-стратегическое положение: мы получим возможность вывести в резерв большое количество сил, восстановим локтевую связь с соседними фронтами, сможем больше помочь войскам, сражающимся на подступах к Москве, так как с отходом на восток рубеж нашей обороны значительно выдвигается на север…

Бодин сказал о том, что с завтрашнего дня войска Южного фронта вновь переходят в подчинение маршалу Тимошенко. Теперь наш штаб фронта одновременно будет выполнять роль и штаба войск всего Юго-Западного направления. Нам придется думать и о соседе – Южном фронте.

До начала отхода оставалось около полутора суток. За столь короткое время нужно было проделать всю работу по организации сложного маневра огромной массы войск. Я уже говорил, что тот, кто считает отход делом простым, глубоко ошибается. Если отнестись к этому маневру без должной вдумчивости, то войска может постичь еще более тяжелая катастрофа, чем при плохо организованном наступлении. Легче всего вспыхивает паника и неразбериха именно при отступлении, если к его организации и обеспечению отнеслись несерьезно. Вот почему для всех командиров штаба и управлений фронта с получением приказа на отход сутки перестали делиться на день и ночь. Работа требовала предельного напряжения сил.

В 22 часа 15 октября собрался Военный совет фронта. Присутствовали все командующие и начальники родов войск и служб, а также начальники основных отделов штаба фронта. Генерал Бодин зачитал директиву Ставки, кратко оценил оперативно-стратегическую обстановку, уделив особое внимание положению соседей, высказал некоторые предложения.

Маршал Тимошенко изложил свое решение, как всегда, коротко и четко. Он назвал основные промежуточные рубежи, которые войска фронта должны удерживать в течение твердо установленного времени. Первый такой рубеж, на который армиям предстояло выйти к утру 23 октября, проходил через города Белгород, Змиев, Балаклея и Барвенково. В качестве подвижных фронтовых резервов на период отхода выделялись 2-й и 5-й кавалерийские корпуса и одна танковая бригада. Им тоже были указаны направления отхода и районы сосредоточения. Штаб фронта остается в Харькове до 10 часов 18 октября, после чего передислоцируется в город Валуйки, оставив вспомогательные пункты управления в Обояни и Чугуеве.

Семен Константинович указал, что мы за счет сокращения линии фронта должны к концу октября высвободить в резерв не менее шести стрелковых дивизий и два кавалерийских корпуса. Кроме того, в Харькове спешно заканчивается формирование 216-й стрелковой дивизии, которая явится костяком гарнизона города. Формируются еще две стрелковые дивизии (62-я и 253-я) и два запасных кавалерийских полка, а 3-й воздушно-десантный корпус будет переформирован в 87-ю стрелковую дивизию.

Получив все указания, мы занялись разработкой плана отхода и подготовкой войск к новому маневру. Я поручил своим заместителям составить графический план передвижения войск на всю глубину, а сам занялся подготовкой фронтовой директивы на отход. В первом часу ночи я отпечатал проект документа и отдал начальнику штаба, а в час ночи директива уже была подписана и без промедления передана телеграфом в армии. Утром в войска вылетели группы офицеров фронтового аппарата. Перед этим их пригласил к себе Бодин, подробно проинструктировал и особо потребовал, чтобы они позаботились о скрытности управления войсками.

Мы внимательно следили за событиями и в полосе Южного фронта, который теперь входил в наше направление. В полдень 16 октября оттуда поступила тревожная весть: танковая армия Клейста форсировала реку Миус и устремилась на Ростов. Маршал Тимошенко потребовал от командующего Южным фронтом генерала Черевиченко принять все меры, чтобы задержать гитлеровцев, и сообщил, что перебрасывает в его распоряжение танковую бригаду с Юго-Западного фронта.

…Приближался час отъезда нашего штаба в новый район. Военный совет и часть аппарата фронтового управления переезжали сначала в Чугуев, а остальные сразу в Валуйки.

Мне нужно было прибыть в Чугуев несколько раньше основной колонны, чтобы принять на себя управление войсками и встретить командование фронта. Ранним утром 18 октября я поспешил к своей машине, в которой меня уже ожидали офицеры моего отдела Саракуца и Дорохов.

Проезжая по улицам Харькова, я с горечью смотрел на его прекрасные здания, на известные всему миру промышленные предприятия, угрюмо затихшие, словно из них вынули душу. Не дымились уже заводские трубы, за фабричными воротами стояла мертвая тишина. Партийные и советские организации города хорошо потрудились: было вывезено все, что можно было поднять.

Я впервые видел заранее обреченный наш крупнейший промышленный город. Мне был точно известен день, когда по мостовым харьковских улиц загрохочут фашистские танки. Это должно было случиться 25 октября. Невыносимо тяжело было думать об этом.

И я легко представил себе, сколько колебаний, сколько трудных часов пришлось пережить Верховному Главнокомандующему перед тем, как отдать приказ оставить Донбасс и такие города, как Харьков и Белгород.

Не удивительно, что и наш главком С. К. Тимошенко сейчас ходил мрачнее тучи. Он тяжело переживал необходимость сдачи важнейшего экономического района страны, хотя и сознавал неизбежность этого шага.

…Вот мы уже и миновали юго-восточную окраину Харькова и выбрались на шоссе, бесконечной змейкой вьющееся в направлении Чугуева. По нему сплошным потоком двигались машины с бойцами и с военными грузами. Наш шофер Старжинский, несмотря на свое мастерство, вел машину со скоростью пешехода.

В Чугуев прибыли около 9 часов утра. Сразу же попытались войти в контакт со штабами армий. Но это оказалось не просто. С фланговыми 6-й и 40-й армиями удалось связаться быстро, а штабы центральных – 21-й и 38-й армий – разыскали по радио лишь через два часа. Отход осуществлялся в трудных условиях, гитлеровцы наседали очень крупными силами, стремясь наносить удары на стыках. Но все наскоки врага успешно парировались.

Вскоре прибыл Военный совет. С. К. Тимошенко, выслушав мой доклад, отдал ряд уточняющих распоряжений армиям. К вечеру маршал, оставив в Чугуеве группу командиров во главе со своим заместителем генералом Костенко, вылетел на основной командный пункт в Валуйки. Мы последовали вместе с ним.

Новый КП был уже полностью развернут. Связь действовала более или менее нормально. Маршал Тимошенко почти не отходил от аппаратов, ведя переговоры с командармами. Убедившись, что отход армий Юго-Западного фронта проходит без особых осложнений, он особенно пристально следил за действиями наших южных соседей. То и дело маршал вызывал на провод командующего Южным фронтом генерал-полковника Черевиченко и командующего взаимодействующей с ним 56-й Отдельной армией генерал-лейтенанта Ремезова. Черевиченко докладывал, что 12-я и 18-я армии отходят строго по плану без каких-либо осложнений. Хуже на южном крыле фронта. 17 октября войска Клейста прорвались в полосе 9-й армии и овладели Таганрогом. Сюда спешно переброшена 136-я стрелковая дивизия из 18-й армии.

Маршал Тимошенко предупредил командующего фронтом, что с падением Таганрога возникла угроза выхода противника в тыл наших войск. Чтобы не допустить этого, он приказал немедленно усилить боевой состав 9-й армии средствами противотанковой обороны, наладить ее взаимодействие с 56-й Отдельной армией, оборонявшей Ростов. На помощь 9-й армии маршал пообещал перебросить еще одну танковую бригаду с Юго-Западного фронта.

Враг неудержимо рвался к Ростову. Маршал Тимошенко потребовал от нас подробного доклада о силах, оборонявших город. Мы быстро собрали эти сведения. 56-я Отдельная армия только еще формировалась из войск Северо-Кавказского военного округа. К 17 октября ее две стрелковые и одна кавалерийская дивизии успели занять оборонительный рубеж в тылу 9-й армии на линии населенных пунктов Генеральское, Синявка – в 25 километрах западнее Ростова.

В гарнизон города входили Ростовское артиллерийское училище, окружные курсы партийно-политических работников. Военно-политическое училище, 220-й конвойный полк, 33-й мотострелковый полк, Ростовский коммунистический полк и полк народного ополчения – всего 6392 человека. За пределами города в распоряжении командарма находились 64-я кавалерийская дивизия, дивизион бронепоездов, Севастопольское военно-морское училище и отряд кораблей Азовской военной флотилии. Танков не было.

Этих сил явно не хватило бы, чтобы остановить танковую армию Клейста в случае ее прорыва к Ростову-на-Дону. К тому же оборона города готовилась крайне медленно. Строительство укреплений задерживалось из-за недостатка рабочих рук.

Слабые стороны обороны ростовского направления были хорошо известны Ставке. По ее распоряжению на усиление армии генерал-лейтенанта Ф. Н. Ремезова были выделены три стрелковые, одна кавалерийская дивизии и отряды двух военных училищ из Краснодара. По настоянию Ставки в конце октября активизировались оборонительные работы на подступах к Ростову и в самом городе, в них широкое участие приняло местное население.

…Если на Южном фронте противнику пока удавалось сохранять за собой инициативу и нам оставалось лишь лелеять надежду на стабилизацию положения, то на Юго-Западном фронте во второй половине октября мы имели возможность твердо контролировать и направлять ход событий. Даже не терпевший благодушия и самоуспокоенности маршал Тимошенко вечером 20 октября с удовлетворением выслушал доклад Бодина. Войска отходили строго по плану, вопреки отчаянным попыткам противника помешать этому. Бодин подчеркнул, что теперь стал ясен замысел фашистского командования – рассечь войска Юго-Западного фронта в трех направлениях: от Сум на Белгород, от Богодухова на Харьков и от Лозовой на Барвенково. Но все его планы разбиваются о стойкость наших соединений.

Отход совершался неравномерно. Правофланговая 40-я армия оказалась на несколько десятков километров западнее остальных войск. Это было сделано с умыслом: соединения левого крыла соседнего Брянского фронта отстали. Поэтому Ставка потребовала от нас задержать отход 40-й армии, пока левофланговые соединения Брянского фронта не отойдут на одну линию с ней. И 40-я армия остановилась и твердо удерживала этот рубеж.

Маршал Тимошенко остался недоволен лишь тем, что отвод войск осуществлялся слишком линейно: большинство армий фронта имеют одноэшелонное построение сил и средств без их уплотнения на главных направлениях, без выделения сильных резервов. Рассматривая карту, он спросил:

– Почему Гордов разбросал все свои дивизии по фронту? Немедленно соедините меня с ним.

Через несколько минут он уже говорил в трубку:

– Здравствуйте, товарищ Гордов! Создается такое впечатление, что ваши дивизии разбрелись… Это не только затрудняет управление ими, но и обрекает армию на пассивность. А мы должны стараться и при отходе наносить противнику максимальный урон.

– Товарищ главнокомандующий, – оправдывался Гордов, – враг все время норовит обойти наши дивизии, вклиниться в их стыки, вот и приходится повсюду держать войска.

– Но вы не учитываете, что вытягивать войска в ниточку – это все равно что за стеклянной перегородкой прятаться от града летящих камней. Ведь противник в любой точке легко разорвет эту нитку и пойдет гулять по вашим тылам. А у вас нет достаточных резервов, чтобы помешать этому. Совсем иначе получилось, если бы вы не разбрасывали свои силы, а создали мощные ударные кулаки. Тогда смогли бы крепко бить противника, чуть он попытается вклиниться в расположение ваших войск.

Должен заметить, что маршал Тимошенко неустанно заботился о создании достаточно крупных фронтовых резервов, стараясь располагать их там, где можно было ожидать удара противника. Это не только позволяло вовремя парировать вражеские атаки, но и сберегало наши силы. Дивизии и корпуса, пока они находились в резерве, успевали пополниться людьми, вооружением и немного отдохнуть, чтобы со свежими силами вновь вступить в сражение.

– Я прошу, – сказал командарм, – разрешить армии не задерживаться на промежуточном рубеже. Тогда мы выиграем время и оторвемся от противника, чтобы лучше организовать оборону на следующем рубеже.

– Нет, – последовал ответ, – на промежуточном рубеже придется обязательно задержаться. Иначе вы поставите под угрозу армию Подласа, которая вынуждена дожидаться отхода Брянского фронта.

Слушая этот разговор, я невольно сравнил наше нынешнее положение с летними событиями.

Фашистское командование прилагало все усилия, чтобы расколоть фронт наших отходящих войск своей излюбленной тактикой клещей, откусывать и перемалывать их по частям. Но то, что врагу иногда удавалось в первые недели войны, теперь не получалось. Горький урок, полученный нами, не пропал даром. Мы приобрели опыт.

Ядро почти всех наших соединений состояло теперь из обстрелянных бойцов и командиров. Воинское мастерство командного состава всех степеней, и в первую очередь оперативного звена, заметно повысилось. Наше командование стало лучше маневрировать резервами. Хотя условия для материального обеспечения войск и ухудшились, партия и правительство сумели с максимальным эффектом использовать все ресурсы для поддержания боеспособности армии.

Я отнюдь не хочу уверить читателя, что отвод наших войск проходил совсем гладко: ведь какая махина и на каком огромном пространстве передвигалась под неослабевающим напором фашистских полчищ! И все же то, что нам довелось увидеть в октябре 1941 года, нельзя было даже сравнивать с тем, чему мы были свидетелями, когда наши войска отступали от границы к Днепру. В то время мы только и занимались тем, что вызволяли окруженные полки и дивизии, предпринимали неимоверные усилия, чтобы ускользнуть из очередных клещей. Теперь этого не было. Армии отходили в тесном взаимодействии. И если одна из них оказывалась в трудном положении, то соседи замедляли свой отход и приходили на помощь. Случалось, что фашистам и удавалось прорываться на отдельных направлениях, но они быстро там же и находили себе могилу.

Так было 21 октября. Из 38-й армии донесли, что две крупные фашистские группировки, стремясь с обеих сторон обойти Харьков, пробились сквозь наши арьергарды и захватили города Дергачи и Мерефа, прикрывавшие подступы к Харькову. Главком немедленно нацелил сюда значительные силы фронтовой авиации, а командарму приказал выбить противника из захваченных населенных пунктов. И войска 38-й армии выполнили приказ. Решительной атакой они очистили оба города. Гитлеровцев, засевших в каменных зданиях, выжгли огнеметами. Это охладило пыл фашистов, они больше не пытались взять Харьков в клещи.

В те дни мы снова убедились, как важно соблюдать суворовское правило: каждый воин должен знать свой маневр. То ли из-за спешки, то ли из-за стремления сохранить все в тайне в некоторых подразделениях не только рядовым бойцам, но и командирам не разъясняли смысл предстоящего отхода. А кое у кого сложилось мнение: коль отступаем, значит, враг уже в нашем тылу. И наиболее ретивых приходилось задерживать довольно далеко от своих дивизий.

Военный совет немедленно обсудил этот вопрос. Начальник политуправления фронта бригадный комиссар С. Ф. Галаджев признал, что командиры и политработники допустили серьезную ошибку, не разъяснив людям существо предстоящего маневра. Военный совет направил в войска соответствующую директиву. На места выехали специальные группы командиров и политработников из фронтового аппарата. Им было поручено не только помочь в организации разъяснительной работы, но и принять некоторые практические меры, чтобы упорядочить отход – сосредоточить на маршрутах движения войск тягачи и тракторы для рассасывания пробок, наладить службу регулирования, обратиться к местному населению с просьбой помочь в ремонте дорог.

На призыв Военного совета фронта горячо откликнулись партийные организации всех частей. В подразделениях были проведены беседы с бойцами. В результате в войсках еще больше повысились организованность и дисциплина.

К 22 октября соединения Юго-Западного фронта стали сосредоточиваться на очередном промежуточном рубеже по линии река Сейм, исток Северского Донца, города Белгород, Харьков, Славянск.

Мы все беспокоились за Харьков. Ведь на оборону такого большого города были выделены всего лишь одна стрелковая дивизия и бригада войск НКВД. Но события показали правильность решения главкома. Он считал, что после отпора, который получили фашисты при попытке обойти город, они будут вынуждены атаковать его в лоб. А такие атаки сможет отбить и сравнительно небольшой гарнизон, если он использует оборонительные сооружения, созданные на подступах к городу и внутри него.

Не успели наши войска закрепиться на новом рубеже, как опять завязались ожесточенные бои на многих участках фронта. Стремясь избежать неоправданных потерь, маршал Тимошенко собирался продолжить отвод армий на очередной промежуточный рубеж. Но представители фронтового командования донесли, что все дороги к востоку от Белгорода и Харькова до предела забиты тыловыми частями и учреждениями. Автомашины из-за осенней распутицы продвигаются медленнее черепахи. И главком вынужден был отдать приказ – до 25 октября удерживать занятый рубеж. Тем временем штаб фронта и штабы армий прилагали все силы, чтобы продвинуть застрявшие на дорогах колонны. Было принято решение: автомашины по возможности заменять мобилизованным в колхозах и в учреждениях гужевым транспортом, а высвободившиеся грузовики стягивать в тыл и создавать из них резервные автобатальоны.

Убедившись, что работа по расчистке дорог идет полным ходом, маршал Тимошенко 23 октября распорядился подготовить армиям директиву об организации отхода на назначенный Ставкой новый оборонительный рубеж: Касторное, Старый Оскол, Красный Лиман. В 13 часов я принес проект директивы главкому. Он подписал ее, внеся лишь одно исправление: отход начать не в ночь на 26 октября, а на сутки раньше. «Нечего войскам нести лишние потери», – пояснил он причину поправки. По замыслу маршала сосредоточение войск на новом рубеже должно было завершиться до 2 ноября.

Вглядываясь в карту, Семен Константинович проговорил:

– Меня очень тревожит, где идут сейчас бои в Харькове: на окраине или уже в самом городе. Я предупредил Цыганова, что он не может уйти из Харькова раньше назначенного срока и пока не выведет из строя все важные в военном отношении объекты. Штабу фронта надо проследить, чтобы это было выполнено в точности.

Когда я пришел к Бодину, чтобы доложить о новом распоряжении главкома, у него был Галаджев. Начальник политуправления фронта говорил ему с жаром:

– Нет, Павел Иванович, так дальше продолжаться не может! Нужно немедленно поставить вопрос на Военном совете.

– Успеется, Сергей Федорович, – ответил Бодин. – До того ли сейчас, чтобы толковать о наградах. Да и не ради орденов наши люди сражаются.

В живых карих глазах Галаджева промелькнула досада.

– Вот и ты тоже заладил: некогда, дескать, сейчас заниматься пустяками, нужно, мол, поскорее пробки на дорогах рассасывать да выводить войска из-под ударов… А кто будет рассасывать пробки? Кто держит врага, не щадя жизни? Люди, наши замечательные бойцы и командиры. А мы упускаем возможность отметить их подвиг, влить в людей новые силы.

– Да все это я понимаю…

– А если понимаешь, почему не хочешь поддержать меня? Ведь что у нас сейчас получается? Вот уже почти четыре месяца идет война, и наши люди сражаются геройски. Не их вина, что подчас обстановка складывается не в нашу пользу и нам приходится отходить. Ну согласен: пока можно и не спешить с награждением высшего командного состава, а вот бойцов и командиров тактического звена обязательно нужно награждать. Пусть видят, что народ, командование знают и ценят их боевые дела. А пока ведь с этим плохо. Знаешь, сколько награждено на нашем фронте за все время, что мы воюем? Всего 399 человек! А отличившихся тысячи, десятки тысяч! Вот я и настаиваю обсудить вопрос на Военном совете. Возможно, пора и в правительство обратиться с предложением дать командующим право награждать отличившихся в боях орденами и медалями от имени Президиума Верховного Совета СССР…

– Ну хорошо, – сдался Бодин, – сегодня же буду говорить об этом с главкомом и думаю, что он поддержит нас.

– Вот это другое дело! – Галаджев широко улыбнулся и, молча кивнув нам, покинул кабинет.

– Ох и настойчивый же! – сказал Бодин. – Уж коль вцепится в дело, то добьется своего.

Я доложил начальнику штаба об указании маршала Тимошенко и свои предложения по их выполнению. Договорились, что сегодня же пошлем в Харьков офицеров нашего штаба, чтобы они на месте помогли командованию гарнизона города.