Текст книги "Так начиналась война"
Автор книги: Иван Баграмян
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 36 страниц)
– А дисциплина? – не выдержал вчерашний солдат.
– И дисциплина держится на этом уважении и высокой сознательности каждого.
Все слушали с большим вниманием. И особенно – младший сын хозяина. Оказывается, его скоро должны призвать на военную службу. Со страхом ждал он этого дня – старший брат так много рассказывал о бесчеловечных порядках в панской армии. Сейчас парень повеселел. Засыпал нас вопросами о жизни красноармейцев.
– Неужели каждый может стать командиром?
– Каждый. Надо только служить хорошо и учиться старательно.
Затронули и повседневные житейские дела. Старик рассказал, что хлеб насущный дается им нелегко. Пасут овец и коз на горных пастбищах. Хлеба своего не хватает: с клочков каменистой земли, которые они засевают, собирают всего три-четыре центнера с гектара. Долгие годы не удавалось освободиться от помещичьей кабалы. Лучшие пастбища и пашни находились в руках помещиков и сельских богатеев. Только после воссоединения с Советской Украиной вздохнули полной грудью. Кончилась власть панов, все богатства земли стали достоянием трудового народа.
– Теперь жить можно, пан командир! – удовлетворенно заключил старик.
Ужокский перевал, по которому проходит шоссе Самбор – Ужгород, расположен на сравнительно небольшой высоте (889 метров над уровнем моря). Встретил он нас пронизывающим ветром и мокрым снегом. Буран мешал рекогносцировке. Окрестность просматривалась лишь в короткие минуты просветления. Горы здесь из песчаника. Глинистых сланцев, мергеля и других легкоразрушаемых пород. Этим объяснялись мягкие очертания возвышенностей и обилие глубоких теснин, прорезанных вешними водами и небольшими ручьями. У одного кристально чистого шумного ручейка присели отдохнуть. Не сразу мы разобрались, что сидим у колыбели крупной реки Сан.
Вечером на перевал поднялась голова экспериментальной колонны. Первыми преодолели подъем автомашины. Несколько позже – танки. Еще позднее – тракторы с артиллерийскими орудиями. Гужевого транспорта мы не дождались – встретились с ним, уже спускаясь с перевала. Кони с трудом взбирались по крутой дороге. Приходилось часто останавливаться, чтобы дать им передышку. В общем колонна двигалась очень медленно. Было ясно, что тяжелые, малоподвижные, не приспособленные к действиям в горах стрелковые дивизии в этом районе необходимо как можно быстрее переформировать в облегченные горнострелковые соединения.
В канун праздника Великого Октября мы возвратились наконец в Станислав. Я составил подробный отчет о поездке, отметил отдельные недостатки, положительно отозвался о боевой выучке частей, горячо настаивал на скорейшем переформировании ряда стрелковых дивизий нашей армии в горнострелковые. Вспоминаю сейчас об этом с горечью: с началом войны нашим горнострелковым дивизиям пришлось сражаться на равнине. Труд по их переформированию был затрачен впустую…
Первое в мире государство рабочих и крестьян существовало уже 23 года. Когда-то враги предрекали, что оно не продержится и нескольких недель. История посмеялась над горе-пророками. Советское государство здравствовало и крепло, стало одной из самых могущественных держав мира. Весь трудовой люд земли, все народы, изнывавшие под гнетом капитала, смотрели на Страну Советов с любовью и надеждой; Фашисты – с ненавистью и затаенным страхом. Мы знали, что они не оставят нас в покое, что нам еще придется драться с ними не на жизнь, а на смерть. Чувствовали, что грозный час испытаний приближается. Но мы верили в несокрушимость нашего общественного строя и смело смотрели в будущее.
7 ноября не узнать было Станислава. Как уже говорилось, при первом знакомстве он показался мне захолустным, обывательским. И вдруг я увидел его другим. Улицы заполнились ликующим народом. Сплоченными колоннами проходили рабочие. Их оказалось много: промышленность города быстро развивалась. Дружные песни лились над людским морем. Советские песни. Всего год минул, как область влилась в Советскую Украину, а перемены разительные. Новая жизнь сплачивала, поднимала людей. Радовалось сердце: мы и здесь в родной семье.
В декабре 96-я горнострелковая дивизия нашей армии совершала марш на новое место своей дислокации – к границе с Румынией. Командовал дивизией известный кавалерийский генерал Павел Алексеевич Белов. Генерал Парусинов приказал мне выехать для контроля за маршем. К тому времени выпал обильный снег, резко похолодало. Все это затрудняло переход.
Авангард дивизии я нагнал ночью в районе Ланчина. Марш осуществлялся, как в боевой обстановке. Колонны двигались с организованным по всем правилам походным охранением, готовые в любой момент вступить во встречный бой. По маршруту в заранее намеченных пунктах были расставлены зенитные пулеметные и орудийные установки. Их расчеты настороженно всматривались в ночное безоблачное небо.
Генерала Белова я нашел в небольшой запорошенной снегом дубовой роще. Для его оперативной группы здесь были разбиты две брезентовые утепленные палатки. В перекрещенной ремнями длинной кавалерийской шинели генерал стоял у освещенного аккумуляторной лампочкой походного столика, на котором была разложена карта.
Мы виделись с Павлом Алексеевичем в 1933 году, когда он, будучи заочником Военной академии имени М. В. Фрунзе, приезжал сдавать выпускные экзамены. Худощавый, интеллигентного вида командир с тремя шпалами в петлицах привлекал внимание отличной кавалерийской выправкой. Разговорились тогда, удивились совпадению нашей военной карьеры. Оба в конце первой мировой войны стали офицерами, оба перешли на службу Советской власти и в 1923 году уже командовали кавалерийскими полками. Сейчас же я немало удивился, что заядлый конник командует горнострелковой дивизией.
Он узнал меня:
– А! Привет, кавалерист! Каким ветром? Я объяснил, по какому поводу прибыл. Белов посерьезнел.
– Можете доложить командующему, что дивизия совершает марш в строгом соответствии с планом. Обмороженных нет, по всем маршрутам организованы обогревательные пункты. Походные кухни обеспечивают людей на привалах горячей пищей. Все свое имущество мы вывезли, что называется, до последнего гвоздика. Так что – все в порядке.
Командир дивизии показал на карте движение колонн. Порядок образцовый.
Нам принесли по кружке горячего чая – очень кстати в эту морозную ночь.
– Что, дружище, окончательно изменил кавалерии? – спросил Белов. – Или это судьба-злодейка забросила в армейский штаб?
– А я не жалею. Кавалерия свое дело сделала. Будущее теперь за механизированными войсками. Что же касается работы в крупном штабе, она каждому на пользу. Так что мне сетовать на судьбу нет причин. А вот ты, прирожденный кавалерист, и вдруг командуешь горнострелковой дивизией? За какие такие провинности?
Белов помрачнел, вздохнул:
– Так получилось. Я – солдат. Приказали – командую пехотой, прикажут – поведу в бой механизированное соединение. Эх! А все-таки с какой радостью я принял бы сейчас кавалерийскую дивизию! Все там мне знакомое, родное, не то что в пехоте. – Он хлопнул ладонью по карте: – Вот смотрю – растянулись колонны, тяжело топать пехотинцам сквозь вьюгу. Посадить бы молодцов на коней! И такова уж сила привычки: стану рассчитывать скорость движения колонн и невольно исхожу из возможностей конницы…
В течение нескольких суток мы не расставались с Беловым, объехали все части на марше. Покинул я дивизию, когда она вся подтянулась к месту назначения. Тепло попрощался с Павлом Алексеевичем. Не знали мы с ним тогда, что вскоре лихой конник вернется в свою стихию. Его кавалерийский корпус отличится в боях за Москву, станет гвардейским…
НОВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ
Доложив Парусинову о выполнении задания, иду к начальнику штаба.
– Здравствуйте, Баграт Исаакович, – с порога приветствую полюбившегося мне молодого генерала.
Оторвав взгляд от лежавших на столе бумаг, он шутливо ответил:
– Здравствуй и прощай, дорогой! – Улыбнулся, заметив мое недоумение. – Поздравляю с новым назначением: едешь в Киев начальником оперативного отдела штаба округа. Вот приказ.
Генерал протянул мне бумагу. Быстро пробегаю ее глазами:
«Выписка из приказа Народного комиссара обороны…
Полковника Баграмяна И. X. освободить от занимаемой должности и назначить начальником оперативного отдела – заместителем начальника штаба Киевского Особого военного округа…»
– Ничего не понимаю…
– Чего тут понимать?! Сдавай дела своему заместителю.
Сдачу дел я начал не спеша, рассчитывал выехать в Киев после Нового года. Но позвонил генерал Рубцов. Мой предшественник переводился в Москву, очень радовался этому и потому торопился.
– Я тебя очень прошу. До Нового года я должен быть в Москве.
Перед отъездом я обошел всех своих начальников и товарищей по службе.
Командующий попрощался со мной в своей обычной манере: сухо и подчеркнуто официально. Я почувствовал, что мой уход нисколько его не трогает. С начальником штаба мы расстались как старые друзья. Баграт крепко обнял меня и напутствовал горячими пожеланиями успехов на новом поприще.
На следующий день я уже был в Киеве. Петр Николаевич Рубцов очень обрадовался:
– Наконец-то! Ну, прежде всего поздравляю. И прошу поскорее высвободить меня.
Хотелось без спешки, постепенно освоиться с кругом своих новых обязанностей. Но Рубцов не поддавался ни на какие уговоры и, свалив на мои плечи все дела, умчался в Москву.
Масштабы работы теперь у меня были огромные. Справлюсь ли? Но военному человеку в такие моменты сомнение противопоказано. Коль назначен, так сделай все, чтобы оправдать доверие,
Командующего, начальника штаба и члена Военного совета округа я не застал: они были на совещании в Москве. Принял меня первый заместитель командующего генерал-лейтенант Всеволод Федорович Яковлев. Беседа с ним была короткой и закончилась бодрым напутствием:
– Иди трудись.
Более долгими были беседы с помощником командующего по военным учебным заведениям генералом Василием Евлампиевичем Белокосковым, начальником артиллерии генерал-лейтенантом Николаем Дмитриевичем Яковлевым, начальником управления политической пропаганды бригадным комиссаром Андреем Ивановичем Михайловым, заместителем начальника штаба округа по организационно-мобилизационным вопросам – моим товарищем по учебе и работе в Академии Генерального штаба – генерал-лейтенантом Германом Капитоновичем Маландиным, начальником связи генерал-майором Дмитрием Михайловичем Добыкиным и другими лицами руководящего состава округа. Все это люди разные и интересные. Позже читатель ближе познакомится с ними.
А дел было невпроворот. Офицеры оперативного отдела трудились в поте лица: срочно дорабатывались наметки нового плана прикрытия государственной границы, который с таким нетерпением ожидался в войсках, готовились очередные сборы руководящего состава округа и армий, планы проведения окружных командно-штабных учений и занятий по оперативной подготовке, детально изучался театр военных действий – всего просто не перечислить,
Среди этих хлопот присматриваюсь к подчиненным.
Первое отделение, ведавшее оперативными делами, возглавлял сорокалетний полковник Александр Иванович Данилов, мой заместитель, знающий и опытный командир. В Красной Армии служил с восемнадцати лет, окончил с отличием Военную академию имени М. В. Фрунзе. В финской кампании был ранен в ногу и на всю жизнь остался хромым. Энергичный, подвижный, шумливый, он не любил сидеть на месте: всегда куда-то спешил, распоряжения отдавал на ходу. Я не выношу нервозности в работе, и поэтому с первых же дней мне пришлось сдерживать своего излишне горячего заместителя. Но на мои попытки вести работу в более спокойной и деловой обстановке он реагировал весьма болезненно.
Это отделение было укомплектовано наиболее подготовленными работниками. Нравились мне подполковники Михаил Григорьевич Соловьев, Андрей Федорович Федоров, Василий Савельевич Погребенко. У всех троих – высшее военное образование и солидный опыт. Под стать им были майоры Новиков и Крайнев, капитаны Липис и Мухин.
Обязанности начальника второго отделения, которое в мирное время занималось оперативной подготовкой генералов и офицеров округа, выполнял несколько флегматичный подполковник Н. Г. Запасько, тяготившийся штабной работой и настойчиво добивавшийся перевода на командную должность. Нам вскоре пришлось удовлетворить его желание. Он ушел командовать полком, а на его место из штаба 12-й армии прибыл известный уже читателю капитан Александр Иванович Айвазов, которого я успел полюбить за инициативу, живой и острый ум. Наиболее опытным здесь был майор Федор Степанович Афанасьев, недавно пришедший с должности начальника разведотдела штаба 27-го стрелкового корпуса. Полюбились мне два бравых старших лейтенанта! Михаил Михайлович Саракуца и Александр Николаевич Шиманский. Были они молоды, но недостаток служебного опыта возмещался кипучей энергией и неугасимым задором.
Третье отделение, обеспечивавшее скрытность управления войсками, возглавлял спокойный и рассудительный интендант 1 ранга Евгений Владимирович Клочков. Людей здесь было мало, а работа на них лежала огромная. До октября 1940 года ею занимался самостоятельный отдел штаба. Теперь его сократили, превратили в отделение и передали нам. Это было ошибкой. Когда началась война, отдел пришлось восстановить.
Несколько слов о нашем немногочисленном техническом аппарате. Руководил им старательный и педантичный заведующий делами техник-интендант 2 ранга Гнилобок. Были у нас прекрасный чертежник Воскресенский и трудолюбивые машинистки Мария Федоровна Лившиц и Мария Семеновна Лембрикова.
В канун Нового года я по привычке до позднего вечера засиделся в штабе. От работы меня оторвал телефонный звонок.
– Что вы делаете, холостяк несчастный? – послышался необычно веселый голос генерала Пуркаева. – Новый год прозеваете!
Я удивился: ведь Максим Алексеевич находился в Москве на совещании.
– Только что приехал, – сказал он. – Ждем вас у себя. Нет, нет, никаких отговорок.
Значит, генерал знает, что я живу в Киеве без семьи, и решил скрасить мое одиночество. Вот тебе и сухарь!
Хозяин встретил меня у порога. Подошла его супруга Антонина Ивановна, радушно пригласила в гостиную.
Пока гостеприимная хозяйка хлопотала у стола, Пуркаев, усадив меня на диван, стал расспрашивать, как я втягиваюсь в новую работу, какие встречаются трудности, дал дружеские советы. Я поинтересовался, не закончилось ли совещание в Москве.
– Куда там! Только разворачивается… Очень много интересного. Некоторые взгляды в корне пересматриваются. Ходом совещания интересуется сам товарищ Сталин. На каждом заседании присутствует кто-нибудь из членов Политбюро… Судя по всему, Центральный Комитет партии учитывает сложность международной обстановки и возрастающую угрозу со стороны фашистской Германии. Отсюда и такое внимание к укреплению обороноспособности страны. И несомненно, в нашей армейской жизни последуют большие перемены.
Хозяйка дома просит к столу. Хотя нас всего трое. Праздничный стол накрыт, как для большой компании. Веселыми тостами прощаемся с уходящим годом, приветствуем, новый.
– Пусть он будет таким же счастливым, как и славный минувший! – провозглашает Пуркаев.
– Главное, чтобы войны не было! – откликается Антонина Ивановна.
Просидели часов до двух. Отказавшись от машины, которую любезно предложил Максим Алексеевич, иду в гостиницу пешком. Киев залит светом. В садах, скверах, на площадях тысячами разноцветных огней сверкают новогодние елки. На улицах шумно и весело. Повсюду громкий смех, песни. То и дело слышатся взаимные новогодние поздравления и теплые пожелания. Чувствуется, что на душе у людей радостно и светло.
Кто мог предвидеть, что это наш последний мирный новогодний праздник…
ВАЖНЫЕ ПЕРЕМЕНЫ
Все сильнее чувствую, какая огромная ответственность легла отныне на мои плечи. Руководить оперативным отделом штаба одного из важнейших приграничных военных округов…
Изучаю документы по боевой подготовке войск и командирской учебе руководящего состава. В ближайшие месяцы мы должны подготовить и провести фронтовое командно-штабное учение. Тема – наступательная операция. Сначала лекции и доклады, потом практические оперативно-тактические занятия и учения в масштабе дивизии, корпуса, армии. Во второй половине лета перейдем к отработке вопросов ведения обороны. То, что ее будем рассматривать позже, не удивляло: ведь наступление всегда воспринималось как главный вид боевых действий Красной Армии.
Кроме этих учебных мероприятий весной мы должны были провести еще два крупных учения. Одно из них – опытное командно-штабное с участием войск – посвящалось вопросам марша и встречного боя усиленного кавалерийского корпуса (конно-механизированной группы), действующего на фланге наступающих армий. Цели учения: установить наиболее выгодное построение сил корпуса в данной ситуации, дать командному составу практику в управлении войсками в маневренных условиях, отработать взаимодействие конницы с танками, мотострелковыми соединениями, авиацией и воздушным десантом. Много надежд возлагалось и на большое окружное командно-штабное учение с выездом на местность и развертыванием средств связи. К участию в нем намечалось привлечь штабы армий.
В январе планировались сборы руководящего состава окружного аппарата, армий, корпусов и дивизий. Предполагалось начать их серией докладов по вопросам планирования, организации и осуществления фронтовой операции и завершить оперативной игрой на картах. Командующий округом придавал большое значение этим сборам. 5 января он позвонил мне из Москвы, поинтересовался, как идет подготовка к ним, и распорядился внести в план некоторые изменения, в том числе включить несколько докладов об итогах московского совещания.
А через несколько дней мы узнали из газет, что командующим Киевским Особым военным округом назначен генерал-лейтенант Михаил Петрович Кирпонос, а Жуков теперь будет возглавлять Генеральный штаб. Оказывается, совещание в Москве завершилось значительными перестановками руководящих кадров. Я невольно вспомнил слова Пуркаева о том, что нас ожидают большие перемены. Вот они и начались…
Весть эта одновременно радовала и огорчала. Радовала, что во главе Генерального штаба встал один из наиболее способных наших военачальников. Огорчало то, что нам уже не придется работать с Г. К. Жуковым. Киевским округом с самого начала его существования командовали известные всей стране военачальники – М. В. Фрунзе, А. И. Егоров, И. Э. Якир, С. К. Тимошенко, Г. К. Жуков. А сейчас его возглавит человек, о котором мы пока знали очень мало.
16 января в Киев возвратились Г. К. Жуков, член Военного совета Н. Н. Вашугин и М. А. Пуркаев. В тот же день Жуков вызвал меня. Поздравил с новым назначением, а потом потребовал доложить, что сделано к сборам. Выслушав мой доклад, он приказал оставить все подготовленные нами материалы и вечером вернул их с небольшими поправками. По-видимому, остался доволен.
– Распорядитесь, чтобы переписали на машинке. Это мой доклад, – сказал Георгий Константинович, подавая мне объемистую рукопись.
Утром, когда я принес ему переписанный текст, в кабинете увидел худощавого человека средних лет с тремя ромбами в петлицах. Темные волосы его были гладко зачесаны назад, на бледном лице резко выделяются узкие черные брови, тонкий с чуть заметной горбинкой нос, под ним – темные усы. Глубоко сидящие карие глаза – живые, пытливые.
Я догадался, что это член Военного совета округа корпусной комиссар Николай Николаевич Вашугин, представился ему. Он встал, внимательно оглядел меня, протянув руку, сухо сказал:
– Ну, здравствуйте. А вам следовало бы зайти ко мне. Не мешает познакомиться поближе.
Я извинился и сказал, что собирался сегодня же это сделать.
Вечером мы с ним долго беседовали. Вашугина интересовало все: и моя биография, и работа отдела, и мое настроение, и настроение моих подчиненных.
По рассказам друзей я уже знал, что Вашугин – прямой и принципиальный человек, правда, иногда чрезмерно вспыльчив. Это старый опытный политработник, служивший в армии с 1919 года. В 1930 году он стал командиром-комиссаром стрелкового полка, потом работал в Политуправлении РККА. В 1937 году Николая Николаевича направили на прославленные Высшие стрелково-тактические курсы «Выстрел», а после них вновь назначили командиром стрелкового полка. Вскоре его как способного командира, имевшего к тому же опыт партийно-политической работы, выдвинули на пост члена Военного совета Ленинградского военного округа. Во время событий на Карельском перешейке он был членом Военного совета 7-й армии. После финской кампании Вашугин вновь стал членом Военного совета ЛВО, а несколько месяцев спустя, осенью 1940 года, его направили членом Военного совета в наш округ.
В окружной Дом Красной Армии съехались участники сборов – руководящий состав округа, командующие армиями, члены военных советов и начальники штабов армий, командиры, начальники политорганов и начальники штабов корпусов и дивизий, коменданты и начальники штабов укрепленных районов, начальники военных училищ.
На трибуне – Г. К. Жуков. Присутствующие внимательно слушают нового начальника Генерального штаба. Он говорит о напряженности международной обстановки. На земле полыхает пожар новой мировой войны, на которой, как всегда, наживаются капиталисты, а народы жестоко страдают. Ныне мирное население терпит такие бедствия и приносит столько жертв, как ни в одной из прежних войн, ибо в сферу боевых действий втягивается даже глубокий тыл воюющих стран.
Угроза войны все более нависает и над нашей Родиной. Г. К. Жуков не скрывал, что главным нашим потенциальным противником мы должны рассматривать фашистскую Германию. Поэтому он много внимания уделил действиям гитлеровских войск на Западе. Военные успехи немцев ошеломили весь мир. Но нельзя забывать, что эти победы давались легкой ценой, гитлеровцы почти не встречали сопротивления. И все же из этих событий мы должны сделать выводы. Главную роль в победах фашистской армии сыграли авиация, бронетанковые и моторизованные соединения в их тесном взаимодействии. Это они своими мощными ударами обеспечили стремительность наступления немецких войск.
Немецкая армия хорошо оснащена, приобрела солидный боевой опыт. Сражаться с таким противником будет нелегко. Раньше мы считали, что, если придется прорывать вражескую оборону, достаточно будет полуторного, в крайнем случае двойного превосходства над противником на участке главного удара. На московском совещании одержало верх другое мнение: надо обеспечивать такое превосходство в силах не только на участке главного удара, но и во всей полосе наступления войск фронта.
Это заявление Г. К. Жукова изумило всех. А генерал разъяснил, что мысль о создании в наступлении двойного общего превосходства в силах и средствах одобрена на совещании в Москве.
Далее Георгий Константинович указал, что у нас еще есть командиры, пытающиеся рассматривать современную войну сквозь призму гражданской войны. Отсюда стремление цепляться за старые оперативно-тактические нормы, непонимание значения массированного применения новых родов войск – авиации и танков.
Правда, есть у нас и слишком горячие головы. Сделав правильные выводы из сражений в Западной Европе, они, дай им волю, затеяли бы полный переворот в военном деле. Эти товарищи забывают, что любые, даже самые смелые планы должны опираться на реальные возможности. Планируя мероприятия на случай войны, мы не можем исходить из того, чем будет располагать наша армия в будущем. А если война начнется сейчас? Мы должны быть реалистами и строить планы, исходя из тех сил и средств, которыми располагаем сегодня.
Генерал армии говорит о подготовке личного состава войск. Многие наши товарищи кое-чему научились в Испании. Серьезным испытанием и большой школой явились бои на Карельском перешейке. Сейчас с учетом этого опыта следует еще более активно и целеустремленно совершенствовать выучку войск. К войне надо готовиться со всей серьезностью.
Жуков подчеркнул, что разработанная в Красной Армии теория так называемой глубокой операции полностью оправдалась в современных условиях. Но военное дело не стоит на месте, и теория должна развиваться, обогащаться в свете достижений военного искусства, совершенствования средств борьбы, возрастания боевой мощи нашей армии. Докладчик особо выделил значение в наши дни тактической и оперативной внезапности, призвал к повышению бдительности и боевой готовности.
Остальные выступления, по существу, дополняли основной доклад. Много конкретных деловых мыслей высказал генерал И. Г. Советников, командовавший тогда 5-й армией. Интересным было выступление генерала Пуркаева по вопросам обороны. Мне запомнились его слова: «Оборона, которая не рассчитана на победу, беспредметна и не нужна. И в обороне нужно добиваться превосходства над противником, но создается оно совсем иначе, чем в наступлении. Здесь понадобится, пожалуй, еще больше умения в маневрировании силами и средствами».
Генерал М. И. Потапов, командир 4-го мехкорпуса, свое выступление посвятил организации и осуществлению ввода в прорыв крупных механизированных соединений. Он высказал очень верную мысль о том, что мы ни в коем случае не должны копировать действия фашистских механизированных войск в Западной Европе. Во-первых, там условия для немцев создались исключительно благоприятные. Во-вторых, фашисты ничего не придумали нового. Они воспользовались идеями, которые зародились у нас в Красной Армии еще в середине тридцатых годов, когда мы формировали первые механизированные корпуса. И воспользовались, надо сказать, весьма умело. Однако и здесь иногда их подводят пристрастие к шаблону и слепое следование принятым канонам.
Главное внимание Потапов уделил необходимости тесного взаимодействия механизированных соединений с авиацией. Надо, чтобы авиационные командиры не только хорошо знали организационную структуру наших механизированных соединений, но и существо их боевого использования в ходе операции. Ратуя за тесное взаимодействие авиации и танков, Потапов переусердствовал и выдвинул совсем нереальное предложение: ввести в штат мехкорпуса авиационную дивизию, создать этакий гибрид – авиамеханизированное соединение.
Замечу сразу же, что Г. К. Жуков камня на камне не оставил от этого прожекта, хотя в целом выступление Потапова оценил очень высоко и горячо поддержал ряд его предложений. В частности, генерал армии подхватил мысль Потапова о необходимости добиться одинаково высокой мобильности мотопехоты и танковых частей и шире практиковать на учениях действия пехоты в качестве танковых десантов. Потапов своевременно подметил резкое различие в запасе хода у автомашин, на которых передвигалась, мотопехота, и танков и предложил подумать, как устранить этот недостаток.
Рекомендации Потапова, направленные на увеличение мобильности мехкорпусов, вскоре нашли широкое применение.
Ярким, темпераментным было выступление члена Военного совета округа. Н. Н. Вашугин говорил о дисциплине. Организованность, уставной порядок – главное условие высокой боеспособности войск. Вашугин тепло отозвался о командирах, которые воспитывают подчиненных в духе железной дисциплины. А кое-кому и крепко досталось. Наш член Военного совета умел пробрать словом даже самых невозмутимых.
На следующее утро начались групповые занятия на картах. С командующими армиями, начальниками родов войск округа и их начальниками штабов занятия проводил сам Жуков, с командирами корпусов и их начальниками штабов – генерал Пуркаев, а с командирами дивизий, комендантами укрепрайонов и начальниками училищ – заместитель начальника штаба округа по организационно-мобилизационным вопросам генерал-лейтенант Г. К. Маландин и я.
Сборы длились пять суток. Вряд ли для читателя представит сейчас интерес подробный рассказ о том, как проходили занятия и какие вопросы мы на них отрабатывали. Скажу только, что учеба была организована очень интересно, дала много поводов для размышлений.
После подведения итогов сборов Г. К. Жуков официально объявил нам о кадровых перестановках: генерал Советников назначен помощником командующего округом по укрепленным районам, а генерал Потапов принимает у него 5-ю армию. Пожелав успехов получившим новые назначения товарищам и тепло попрощавшись с участниками сборов, генерал армии приказал всем немедленно выехать к месту службы. На следующий день и сам он уезжал в Москву. На вокзале его провожали сослуживцы по управлению округа, представители партийных и советских организаций города. Чувствовалось, что Жуков успел снискать в Киеве глубокое уважение. Он был Заметно растроган. С его обычно сурового лица не сходила легкая улыбка.
А еще через несколько дней мне позвонил Пуркаев:
– Поедем на вокзал встречать нового командующего. Поезд опаздывал. В ожидании его мы прогуливались по перрону. Речь зашла о Кирпоносе. Генерал Пуркаев, пожалуй, единственный из нас, знал основные этапы его службы. Михаил Петрович Кирпонос в Красной Армии со дня ее основания. В годы гражданской войны был помощником начальника прославленной 1-й Украинской дивизии, там же командовал полком, а в 1927 году успешно закончил Военную академию имени М. В. Фрунзе. В финскую кампанию Кирпонос командовал стрелковой дивизией. Зимой 1940 года бойцы этого соединения по неокрепшему льду под огнем противника прорвались в тыл выборгским оборонительным позициям противника. За решительность и мужество Кирпонос был тогда удостоен звания Героя Советского Союза.
– В общем, наш новый командующий человек незаурядный, – резюмировал Пуркаев.
Подошел поезд. Спешим в самый конец, к салон-вагону. В его дверях показался высокий, стройный генерал. Он легко спрыгнул с подножки и, молча улыбаясь, стал пожимать руки встречавшим.
Вскоре после приезда новый командующий обошел штаб. Видимо, ему хотелось быстрее ознакомиться с положением дел, с людьми. Побывал он и у нас, в оперативном отделе. Его худощавую, ладную фигуру плотно облегал тщательно отутюженный китель. На груди поблескивала золотая звездочка Героя. Бледное, гладко выбритое лицо почти без морщин. Над большими голубыми глазами нависали черные брови. Темные, густые волосы тщательно расчесаны на пробор. Лишь легкая седина на висках да глубокие складки в уголках губ выдавали, что этому моложавому человеку уже под пятьдесят.
Командующий подробно расспрашивал меня о моей прежней службе. Услышав, что я работал старшим преподавателем в Академии Генерального штаба, обрадовался:
– Так вот где я встречал вас, полковник! Ну что же, старый знакомый, теперь поработаем вместе.