Текст книги ""Тысячелетие МашыаХХХа""
Автор книги: Иван Коваль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
Липкович. Израиль. Иерусалим.
«Да, полягут миллионы», – спокойно думал Евгений Липкович, пережевывая изумительно приготовленное кошерное мясо, прямо таки тающее во рту. И мысли о миллионах трупов были ему даже приятны в это время. – «Ведь это будут трупы наших врагов. В худшем случае – американцев. Мы будем руководить, а не умирать. У нас еще слишком много дел впереди».
Липкович оставил на столе крупную денежную купюру, стоимость которой раза в три превышала стоимость этого очень дорогущего обеда, и ушел в соседний кабинет немного отдохнуть после трапезы. Он любил, вопреки нынешней общей привычке, расплачиваться наличными. При использовании всех этих магнитных карточек не было того шика, что при использовании наличных купюр. Не везде, конечно, потому что возиться с наличными в других заведениях ему тоже было неинтересно. Но вот здесь, в любимом ресторане, он любил похрустеть свеженькими, только что напечатанными денежными знаками. Точно так же, как покрасоваться иногда перед здешними посетителями в своих баснословно дорогих костюмах да продемонстрировать свои роскошные бриллианты.
"Деньги", – с удовлетворением думал Липкович о них, как думают о хорошо проведенной работе или операции. – "Вот чего нам всегда хватало, так это такой разноцветной резаной бумаги"! – Липкович с наслаждением вспомнил рассказ своего знакомого американского еврея, крупного финансового воротилы, работавшего как раз в американском казначействе и тамошнем министерстве финансов. Липкович называл его про себя Дурнем, потому что он был ему страшно неприятен, абсолютно туп и жаден просто до неприличия. И чем больше у него было этой резаной бумаги, тем больше он был жаден.
"Америка. Ты в Америке никогда не был? Представь себе невзрачный одноэтажный домик. А вокруг него – сотни миллионов людей. У этих сотен миллионов людей отобрали все древние изначальные моральные устои, все их национальные, философские и религиозные основы, понятия о человеческой чести, совести, доброте и благородстве. Словом, отобрали всё то, что отличало человека от дикого зверя. И заменили всё это религией денег. Религией разноцветной резаной бумаги. Религией грязных разноцветных фантиков. И вдолбили им в голову, что деньги, деньги и только деньги являются и целью человеческой жизни, и смыслом человеческого существования, и основой земной цивилизации. И выше цели приобретения большого количества этой резаной бумаги является только цель приобретения еще большего количества этой резаной бумаги. И смыслом существования человеческого индивидуума является исключительно погоня за этими фантиками – бумажками – деньгами, накопление этих фантиков и стремление к тому, чтобы у человека было этих фантиков намного больше, чем у его соседей. И для этого необходимо, якобы, свои фантики никому не отдавать, накапливать их максимально, одновременно пытаясь отобрать эти фантики у всех иных людей, не брезгуя при этом никакими методами, и отбрасывая все светлые человеческие чувства, которые когда-то были у этих людей. И чем меньше у людей оставалось этих прежних, светлых чувств и качеств, и чем больше они усиливали свои темные и мерзкие чувства, тем больше возможностей у них появлялось для победы в гонке за большим количеством разноцветной резаной бумаги. А чем больше они накапливали этой самой резаной бумаги, тем Всеобщее Счастье казалось им всё ближе и ближе. И сотни миллионов людей со всевозрастающей скоростью бежали вокруг этого самого невзрачного одноэтажного домика, двадцать четыре часа в сутки, вырывая друг у друга эту самую резаную бумагу, оплевывая друг друга, убивая друг друга, обманывая и презирая друг друга. И мечтая почти о невозможном – приблизиться поближе к самому Денежному Божеству или даже самим стать этим самым Денежным Божеством хотя бы на мгновение.
А в это самое время в невзрачном, некрашеном, облупленном одноэтажном здании, вокруг которого и бегают все эти обезумевшие толпы народа, сидят несколько десятков нас, евреев, которые – что? Правильно. Которые и занимаются печатанием этой самой разноцветной резаной бумаги. Сидят они там не спеша, ибо им-то спешить никуда и не нужно. Ибо именно они и являются этими самыми Денежными Божествами. Ибо им совсем не нужно грызть горло друг дружке ради выгрызания у соседа еще нескольких вожделенных грязных разноцветных бумажных огрызков. Потому как себе они всегда могут напечатать этой самой резаной бумаги сколько угодно. И у них есть время и Талмуд полистать, и подумать о настоящем смысле жизни, и помечтать о собственном настоящем еврейском Счастье. И статеечку написать в газетку о мерзком антисемитизме и проклятых антисемитах среди этой безумно несущейся вокруг домика толпы, которых всё никак не становится меньше, сколько их не отстреливай. И по телевидению выступить, с призывами ежедневно увеличивать свою безумную любовь к увеличению количества разноцветной резаной бумаги у каждого индивидуума ради достижения всеобщего Счастья и познания смысла жизни. И помечтать о тех скорых временах, когда полубезумные народы станут не виртуальными рабами их, Денежных Божеств, а реальными, и станет реальностью древнее пророчество о том, что все земные народы, страны и цивилизации будут рабами иудеев, а иудеи в свою очередь будут управлять всем миром. А теперь просто задай себе короткий вопрос: "Кто мог бы выйти победителем в этой безумной гонке"? В этом вечном соревновании, искусно организованном нами, мировым еврейством? Те сотни миллионов обманутых ложным счастьем и ложным смыслом жизни людей, которых уже трудно назвать людьми, а легче назвать – двуногими, безмозглыми существами, которые уничтожают и ненавидят друг друга ради обладания разноцветной резаной бумагой? Или всё-таки – мы? Те, которые печатали эту самую разноцветную резаную бумагу в неограниченных количествах? По-моему, ответ очевиден. И задавать нужно себе еще один вопрос. Может всё-таки наш смысл, смысл настоящей человеческой жизни и еврейского существования заключается не в коллекционировании разноцветной резаной бумаги? Может смысл жизни каждого еврея в целом – в чем-то ином?"
"Будем надеяться", – продолжал размышлять Липкович, расслабившись в послеобеденном отдыхе, – "что и после времени "Ч" этой бумаги у Израиля тоже будет сколько угодно. Столько, сколько нужно для выполнения всех запланированных мероприятий по преобразованию земной истории, и по исправлению всех исторических ошибок, которые происходили с еврейским народом, и по выполнению всех целей и задач еврейского народа, изложенных во всех наших священных книгах".
Липкович вспомнил, как неделю назад он был на приеме у президента Израиля, довольно странного субъекта по фамилии Николай Злотник. Он, кстати, тоже имел российские корни. Точнее его родители когда-то жили в России. Так что он был почти земляк Евгению Липковичу.
У президента тоже отчетливо дрожали руки. И голос. Его нервное возбуждение было скорее страшным испугом и громадным внутренним напряжением перед принятием решения колоссальной важности, чем геройским бравированием. Он что-то бормотал Липковичу про врагов, про то, что врагов Израиля нужно уничтожать без жалости… – "Без жалости. Хм…" – думал при этом Липкович. – "А сам глухой, как пень, и руки дрожат, как у нашкодившего Мартовского Кота яйца… Без жалости к врагам рейха!" – Мысли были грешные и непочтительные, но он ничего не мог с собой поделать. Да и президент не мог. И при этом президент тщательно пытался убедить Липковича, что время "Ч" наступит еще нескоро, а Липкович делал вид, что верит этому, хотя прекрасно понимал, что президент отлично знает, что он этому не верит. Но от него уже ничего не зависело. Да и от президента Израиля – тоже. Время пошло, пружина уже спущена, кнопка уже нажата. Дальше всё пойдет без него. Он будет только наблюдать со стороны. Он – Евгений Липкович. Надежда Машыахха. И его опора.
"Да", – повторил про себя Липкович. – "Всё так и будет. Потому что Аннушка не только уже купила масло, но уже и пролила его".
Дед, Сергей-458-й, Коваль. Грибная охота.
Удача. Что это такое и с чем ее едят? Где она начинается и когда заканчивается? Как ее заполучить, войти к ней в доверие и тем более привязать ее к себе на веки вечные? Как сделать так, чтобы она, если и не шла постоянно рядом нога в ногу, но и не отходила далеко? Странные вопросы. Непонятные.
Вчера отряд отдыхал, отъедался, вспоминал мирную оседлую жизнь, мылся в озере и устраивал большую стирку, зашивал дыры в обмундировании и чистил оружие. Сегодня каждый из них выбрал занятие по душе. Большинство просто отсыпалось, кто-то решил порыбачить, кто-то поохотиться на птиц и зверей, кто-то решил побродить по окрестностям. А вот Дед, Коваль и Сергей-458-й решили сходить за грибами. Грибники они были заядлые, грибная охота для них была и развлечением и соревнованием. А данный поход за грибами был именно соревновательным. Крепко поспорили они вечером на то, кто из них победит в этой охоте, охоте за самыми желанными грибами для настоящего грибника – за белыми грибами. Решено было учитывать в данном соревновании только количество настоящих белых грибов, хотя собирать можно было все, какие нравятся и какие встретятся.
Погода была отличная, сезон для белых грибов стоял самый, что ни есть прекрасный, совсем недавно прошли теплые дожди, так что грибов должно быть много и соревнование будет интересным и насыщенным.
Охотники встали рано утром, когда только-только начало светать. Все окрестности озера были укрыты плотным слоем тумана, что уже было хорошим признаком для будущей охоты. Где же еще и быть белым грибам, как не на берегах этого прекрасного озера да еще при таком тумане и при такой теплой погоде? Одно было плохо. Никто из троих не знал здесь настоящих, грибных мест и идти предполагалось наугад. А кто идет наугад тот всегда рискует. Хоть удача и сопутствует сильнейшим, как говорят те, кому повезло в данный момент, но в жизни бывает всякое. Дед не напрасно считал себя самым опытным в данной компании. Он всю жизнь собирал грибы и был докой в этом деле. Конечно, ему хотелось доказать это и на сей раз. Мало того, он был уверен в своей победе и поэтому с самого начала держал себя слегка иронично по отношению к своим спутникам.
Они отошли уже достаточно далеко от лагеря, но пока старались не слишком пристально смотреть по сторонам. Туман понемногу рассеивался, где-то в стороне за лесом вставало солнышко, крупная роса лежала на траве, и их ноги быстро стали мокрыми. Многочисленные нетронутые паутины висели между деревьями, сверкали на солнце и мешали двигающейся троице, что указывало на то, что в этой местности никто не проходил, и грибные поляны вдалеке стояли нетронутые и ждали своих первооткрывателей. "Старт!" – скомандовал Дед, и троица быстрым шагом пошла по лесу вдоль берега этого длинного озера, вытянувшись в шеренгу и пристально вглядываясь в перспективные грибные места. Ходить друг за дружкой было бы неинтересно, но и далеко расходиться и терять друг дружку из виду тоже не хотелось. Хотя бы для того, чтобы не заблудиться. Все были опытными людьми, хорошо ориентирующимися в лесу, у каждого был компас и карта местности, но всё-таки длительная потеря кого-то привела бы к искажению результатов грибного соревнования. Итак, грибная охота началась.
Коваль прошел ряд молоденьких перспективных елочек, росших на бугорке, зашел в небольшой закуток и даже вскрикнул от неожиданности. Открывшаяся картина была достойна кисти художника. Если этот художник был заядлым грибником, естественно. Это была первая и самая основная удача. Это был как первый гол в решающем футбольном матче, забитый на первой минуте. Возле старенького пня скромно стояло целое могучее грибное семейство. Слева, возле самого пня возвышался огромный старый белый гриб, отец семейства, или как тут же назвал его Коваль – Дед. В честь Деда из их компании. Его огромная шляпа почти нависала над следующим грибом, чуть меньших размеров. И следующим. И следующим. Всего там было шесть грибов, выстроившихся почти в шеренгу и по росту, как их собственный боевой отряд во время торжественного построения. На какое-то время Коваль просто таки потерял связь с реальностью, рассматривая находку и любуясь ею. Но тут откуда-то далеко сбоку послышались тревожные крики Деда – "Иван! Иван! Иди сюда! Скорее!" – и Коваль бросился к грибам, судорожно соображая, какие грибы скорее резать и куда их класть. Быстро срезав всё грибное семейство и свалив это всё в свою корзину, он еще раз в спешке осмотрел окрестность, чтобы убедиться, что ничего не осталось, и, чертыхаясь, побежал к Деду, который продолжал зачем-то его звать.
Подбегая к Деду, Коваль уже догадывался, что здесь случилось. Дед стоял на небольшой полянке, держал на вытянутой руке маленький, только что срезанный белый гриб и довольно рассматривал его во всех ракурсах, не забывая при этом звать Коваля, чтобы показать ему свой первый трофей, а заодно и похвастать своим везением.
– Смотри! Вот он! Красавец! – Дед торжественно протянул гриб Ковалю, всем видом показывая, что именно он является учителем и что Коваль должен почтительно смотреть, учиться и благодарить своего учителя за науку.
Коваль не стал брать гриб, глядя на него издалека, несколько притормозив, развернувшись и переводя дух от быстрого перемещения.
– Аааа… Гриб… – пренебрежительно протянул он, как бы отметая от себя дедовы поучения и показывая, что он и сам грибник не промах. – Я тут тоже несколько белых красавцев нашел! – медленно ответил он, протягивая Деду свою корзину, уже доверху набитую отборными белыми грибами и с наслаждением наблюдая, как у Деда от удивления отваливается челюсть, и начинают трястись руки. Вот! Именно ради таких моментов и нужно ходить за грибами. Именно в таких моментах и скрыто торжество соревнования! Именно такие моменты дают огромную силу победителю и наносят сокрушительный удар по тому, кому не повезло. Преодолеть такие удары удается далеко не каждому.
– Чё… Отку… Да как же… – только обрывки фраз вылетали из огорошенного Деда и служили огромной искренней радостью для Коваля, восторженно смотрящего на своего уже поверженного противника.
– Работаем, – скромно ответил он, вываливая свое грибное хозяйство на землю и давая возможность полюбоваться своими мгновенными результатами всем участникам соревнования. Подошедший на шум Сергей-458-й тоже с интересом посмотрел и перебрал эти находки, полюбовался и похвалил первого победителя, точнее победителя в первом туре. Поскольку грибная охота еще только начиналась, и всё еще могло произойти. Но Коваль уже цепко ухватил свою удачу за самое надежное ее место и, похоже, не собирался ее отпускать. Или если быть точнее, то это она, удача, не собиралась его покидать. Дед несколько успокоился, остыл, несколько приуныл, но всё-таки по ходу дела потребовал выбросить из корзины и не учитывать самый большой белый гриб, указывая на то, что он уже, якобы, не очень хороший, старый и подгнивший. После небольшого спора и намеков, что этот гриб не старее самого Деда, этого ветерана всё-таки решено было выбросить, но и без него корзина Коваля была уже не такой пустой, как у остальных.
Да, так часто бывает. Удача, пришедшая к Ковалю на самых первых минутах, сразу же определила весь ход дальнейшей борьбы. Казалось бы, что шансы у всех были одинаковы, лес тоже одинаков, условия тем более одинаковы… Казалось бы… Но в реальности всё с первых минут пошло наперекосяк для неудачников – Деда и Сергея-458-го. Всё больше и больше расстраиваясь, они суетились, спешили, вздыхали, громко обижались и ругались самыми разными неприличными словами, чем всё больше и больше отпугивали от себя ее, грибную удачу. А Коваль бегал от деревца к деревцу и то тут, то там всё чаще и чаще слышались его радостные крики – "Вот! Еще один! Идите сюда, тут белых много! А вот этот самый красивый! А почему вы вот этот не берете? Никому белые не нужны? А то мне их ложить уже некуда!" – И все эти радостные возгласы вгоняли его неудачливых соперников в еще большее уныние, панику и суетливость, которые, конечно, ни к чему хорошему никогда никого не приводили. В результате, после нескольких часов поисков, и у Деда, и у 458-го в корзине лежало всего-то по десятку белых грибов, в то время как у их соперника таких грибов было уже почти немерено, вся его корзина была заполнена белыми грибами, которые были уже все разрезаны для более плотного наполнения корзины, а сам Коваль постоянно подбегал к своим супротивникам и просил их помочь ему нести грибы, взять хотя бы часть его грибов в свои корзины, но с тем условием, что они останутся у него на счету.
Соревнование уже становилось неинтересным ввиду полного превосходства одного из участников. Дед и 458-й уже откровенно скучали, хмуро следовали по лесу, почти не глядя по сторонам и внутренне уже признав свое сегодняшнее поражение. Удача, которую они так и не сумели привлечь на свою сторону, всё время находилась вместе с их грибным противником, который тоже, почти не напрягаясь, делал всё новые и новые победные находки, веселился и пребывал в отличнейшем настроении. Дело шло к обеду, пора было уже возвращаться домой, на место стоянки.
Тем временем Коваль опять нашел тройку грибов-красавцев возле пенька, один другого краше, полюбовался ими немного, срезал их, потом обогнул небольшие заросли кустов и вышел на своих товарищей, стоящих в сторонке на краю опушки.
458-й и Дед уже умиротворенно курили возле старого пенька трубку мира, незлобно поругивая сегодняшнюю грибную охоту, неудачный день, удачливого Коваля, эти самые робко прячущиеся от них грибы и неудачную свою судьбинушку. Дед всё время пытался при этом поминать каких-то своих родственников, которые всегда говорили ему, что если уж кто-то сглазит охоту, то лучше сразу свалить домой и не позориться перед другими. 458-й злобно отнекивался, что если уж не везет, то поделать с этим просто ничего не возможно, нужно смириться и пытаться получить наслаждение хотя бы от остатков того, что пока еще получается. Косыми и несколько злобными взглядами они сопровождали подходившего к ним Коваля, который тащил свою огромную корзину, полную отборных элитных грибов, да еще и сгибающегося под рюкзаком, в котором тоже лежало целое состояние уже поднадоевших ему грибных монстров.
– Вы чего тут делаете? – тихо и хрипло спросил Коваль, пытаясь не подавать торжествующего своего вида, но это у него плохо получалось и торжество всё равно пробивалось в его несколько взъерошенных фразах… – Отдыхаете? Грибов что, уже нету?
– Да вот, полянку нашли отличную. Я тут десяток подберезовиков нашел молоденьких. Красота. – Дед скорбно отвернулся от полной корзины Коваля и многозначительно сплюнул в сторону.
– Да и я не меньше, – вроде как похвастал 458-й. – Вот и обкуриваем ее, высказывая ей свою благодарность. Присоединяйся, Иван. Тут еще осталось немного. Ежели не побрезгуешь, конечно… – определенную зависть к грибному улову соперника скрыть было невозможно, хоть 458-й и старался.
Самое смешное было в том, что, как назло, Коваль заходил как раз между ними. А они покуривали над небольшим пеньком, причем Дед даже опирался на этот пенек своей ногой. А вот из-под самого этого пенька, глядя как раз в сторону Коваля, выбивался небольшой, но молоденький и плотный белый гриб-красавец. Как курящие его не увидели было совсем непонятно, тем более что курили они возле него уже несколько минут. Эх, нельзя собирать грибы с плохим настроением. Не любят они этого. Прячутся.
Коваль со вздохом поставил на землю полную корзину, на которую тут же уставились взгляды его собеседников, которые пытались то ли сосчитать его улов, то ли понять, где же он сумел насобирать такое огромное количество отборных грибов при таком общем неурожае.
– Ну, конечно, – скорбно отметил Коваль голосом, в котором пробивались торжествующие и язвительные нотки. – Вы всё по подберезовикам специалисты. Вам на белые грибы – наплевать. А зря. Лично я люблю собирать белые, – и, нагнувшись над пеньком, он пригнул немного траву вокруг белого красавца, растущего у самых ног его собеседников.
Дед и 458-й тут же тоже присели, осоловело глядя на красавец-гриб, растущий рядом с ними, возле которого они стояли минут пять, но так его и не заметили. Зачарованно разглядывая, как Коваль срезает его, восхищенно рассматривает, показывает и сует прямо под нос своим товарищам, расхваливает и пытается вложить его в свою переполненную корзину. При этом у его собеседников, казалось, насовсем пропала способность разговаривать. Дед скорбно и возмущенно смотрел то на Коваля, то на его корзину, то на только что срезанный гриб, то на 458-го и всем видом своим показывал свое полное непонимание реальностей бытия. 458-й несколько раз пытался начать какую-то речь, но она всё время сбивалась каким-то его возмущенным всхрюкиванием, и заканчивалась возмущенными размахиваниями рук и верчением удивленной его головы вокруг своей оси. Красиво было наблюдать со стороны за их абсолютно естественным, классическим возмущением.
Минутная пауза закончилась тем, что Дед, в конце концов, шмякнул недокуренную свою цигарку о землю и начал выдавать совершенно возмущенную речь о том, что он, Дед, два раза на карачках облазил эту самую поляну и минимум три раза обошел это самый пень, но не видел, и даже и не подозревал о том, что возле этого пня, о котором Дед тут же услужливо сообщил собеседникам массу интимных эротических подробностей самыми грязными матерными словами, растет этот самый гриб, о котором Дед, оказывается, тоже знал целую массу интимных подробностей, и не только о нем, потому что удивленным слушателям были высказаны и многие интимные подробности о том, как вела себя матушка это самого гриба, как и с кем она размножалась и также совершала самые различные недостойные приличного человека действия, и даже рассказал – когда и с кем, после чего у слушателей начало складываться какое-то ложное впечатление о том, что грибы, оказывается, по мнению Деда, размножаются не спорами и произрастают не из грибницы, как казалось ранее дедовым собеседникам, а совершают очень сложные манипулирования своими самыми различными интимными органами, которые, почему-то, у них очень похожи на человеческие, но очень уж негативны, особенно если учесть, что Дед очень скоро перешел к описанию интимных характеристик своего 458-го товарища, который также подошел к этому пеньку не менее пяти минут назад и вместо того, чтобы проверить всё таинственное пространство возле пенька, занимался всякой ерундой, отвлекающей Деда от грибной охоты, а посему Дед, уже просто ради однообразия, выложил собеседникам массу интимных подробностей и о матери 458-го, которая, как оказалось по описаниям Деда, тоже вела очень интересный образ жизни, особенно в его опять-таки интимном плане, причем ее интимные связи каким-то самым таинственным образом соединялись с интимными связями этого самого трухлявого пенька, возле которого они минут пять курили свои цигарки, не подозревая не только о злобной сущности как самого пенька с грибом, растущего прямо возле него, но и о злобной сущности издевающегося над ними Коваля, который, оказывается, подошел к ним совсем не потому, что хотел поговорить и покурить вместе с ними, а подошел только для того, чтобы поиздеваться над незрячими своими супротивниками, хотя он, Коваль и не знает о том, что Дед сейчас и ему расскажет очень много интимных подробностей и о его матери, и о нем самом, и о его ближайших родственниках. После ужасного дедовского развенчания такого огромного количества интимных тайн и подробностей, над пеньком воцарилась некая интимно дрожащая тишина. Все молча стояли, курили и пытались осмыслить всю глубину высказанных Дедом сокровенных тайн, и поэтому стояли, не шевелясь и даже почти не дыша. Было слышно даже переругивание комаров, летающих над неподвижными своими жертвами и удивляющихся тому, что эти самые жертвы не оказывают никакого возмущения отсасыванием у них порядочного количества лишней крови.
Только после большой паузы Сергей-458-й тоже высказал глубокую мысль о том, что Коваль, скорее всего, просто колдун, и когда они вернутся в лагерь, нужно будет предложить честному народу просто сжечь его на костре вместе со всеми собранными им сатанинскими грибами. И мало того, вот этот самый последний гриб, он, 458-й, сам лично засунет Ковалю в такое место, что если бы Коваль знал про то, в какое место ему засунут этот самый гриб, то он бы лучше не подходил к ним с Дедом к их пеньку, а лучше бы он обошел этот пенек за километр, а потом еще несколько суток молился и радовался, что не видел ни этого трухлявого пенька, ни этого трухлявого Деда, ни этого приличного, достойного и безумного в своем гневе Сергея-458-го. При этом 458-й как-то избегал зацикливаться на интимных подробностях колдовской жизни уже приговоренного им к сожжению Коваля, но зато подробно рассказывал какими дополнительными пытками и садистскими приемами он обставит последние минуты жизни своего подследственного. Дед, казалось, с огромным удовольствием выслушивал предлагаемые пытошные мероприятия, при этом время от времени поминая каких-то непонятных существ с нетрадиционной сексуальной ориентацией, которым он хотел бы отдать Коваля на некоторое время перед его, Коваля, сожжением, для того, чтобы и им доставить определенную массу удовольствия.
Грибная охота закончилась. Закончилась полным торжеством одного и полным провалом двух других, которые это принимали, понимали, но пока не прощали. Ничего собирать уже не хотелось и они шли по лесу плотным строем, давя сапогами пробегающие под ногами грибы, возмущенно ругая Коваля, грибную охоту, грибы и их ближайших родственников. Скоро между деревьями мелькнули светлые воды знакомого озерца, путники свернули в сторону лагеря и вскоре вернулись на свою стоянку, удовлетворенные приключениями, грибной охотой и разговорами.
Вернувшись домой, друзья быстро помирились. Тем более, что их примирению способствовала давно уже привычная процедура. Друзья скорбно измерили радиоактивность собранных грибов, отнесли их подальше и выбросили. Есть их было, конечно же, нельзя. Слишком много радиоактивных веществ впитывали они из окружающей среды. Хотя и "выбросили" – это тоже было неправильно сказано. Они еще раз дотошно определили, кто точно занял первое – второе – третье места, а потом аккуратно развесили все собранные грибы на ветках и пнях в красивом уголке молодого подлеска. Чтобы грибные споры могли спокойно разлетаться и нести новую грибную жизнь всё дальше и дальше. Чтобы таких лесных белых красавцев было всё больше и больше. Чтобы они никогда не переводились, на радость тем, для кого грибная охота – самое увлекательное дело в жизни. С течением времени природа всё равно очистится. Грибы всё равно будут расти, тоже очищать природу, помогать ей становиться всё более и более нормальной. И придет пора, когда даже здесь наши потомки будут собирать абсолютно радиоактивно чистых белых красавцев, которые вырастут из только что развеянных спор, и кушать изумительные грибные блюда и благодарить земную природу за эти прекрасные создания.
Довольные и усталые, друзья присели в этой самой рощице в тенёчек, достали свои нехитрые продукты, быстренько организовали простенький стол, разложили на нем всё принесенное, сделали бутерброды, принесли холодной, вкусной водички из недалекого лесного ручейка и начали обедать. Сергей-458-й, который был доктором отряда, вопросительно взглянул на Деда, Дед оценивающе и всё еще непростительно посмотрел на Коваля, неодобрительно помотал своей головой, немного еще поматерился про себя, но всё-таки сказал – "Ну ладно, давай. По чуть-чуть", – 458-й тут же достал свою медицинскую фляжку, в которой хранилась часть запасов медицинского спирта, и налил Деду пятьдесят грамм чистого спирта. Спирт в походе был на вес золота и расходовался крайне бережно. Но сегодня не грех было сделать и исключение.
– Ну, за нашу охоту! – произнес Дед тост, выпил налитое ему одним глотком, крякнул, и, передавая колбу 458-му, с придыханием произнес, – главное не только выпить, но и крякнуть. Крепкий, чёрт!
– Ну что, Дед? За победителя? – Сергей-458-й налил себе и снова вопросительно посмотрел на Деда и, увидав его утвердительный кивок, добавил. – Да! За победителя! Поздравляем! – и тоже одним глотком выпил.
– За нас, за наше здоровье! – произнес Коваль свой тост. – И за здоровье всей природы. Пусть и она побыстрее выздоравливает. И нас радует своими здоровыми дарами и лесными чудесами!
Вот за такими простенькими разговорами они пообедали, отдохнули и вернулись в лагерь. На самом деле грибные охотники не остались без трофеев. Соревнуясь в собирании радиоактивно грязных, но элитных грибов, они не забывали складывать в свои рюкзаки менее элитные грибы, такие как лисички, которые хоть и не являлись очень уж элитными для грибных охотников, зато обладали самым прекрасным в данных условиях качеством – они не усваивали радиоактивные элементы. Они были чисты. А значит – будет грибной суп, будет грибная зажарка, и будет наслаждение от грибных блюд. И этого хватит и им и их товарищам. А объединив свои лесные трофеи с рыбой, пойманной рыбаками и которая хоть и была несколько радиоактивной, но только чуть-чуть выше обычной здешней нормы, что было уже почти мелочью, и, объединив всё это с несколько радиоактивными, но не менее вкусными зайцами и перепелами, которых доставили охотники – можно будет устроить вечером целый пир. Пир кулинарных изысков. Пир, столь редкий в этом замусоренном радиоактивными отходами мире. Пир с надеждой на то, что природа скоро очистит себя сама и всё снова будет легко, чудесно и безопасно.
