355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Иван Рожанский » Анаксагор » Текст книги (страница 7)
Анаксагор
  • Текст добавлен: 15 сентября 2016, 00:12

Текст книги "Анаксагор"


Автор книги: Иван Рожанский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

От себя заметим, что эти соображения не представляются нам новыми или особо оригинальными. «Ингредиенты» Скофилда – это те первоначала Анаксагора, которые он именует «существующими вещами» (eonta chremata) и к которым, как это следует из семнадцатого фрагмента, применим принцип сохранения материи. Кардинальный вопрос состоит в том, что именно понимал Анаксагор под «существующими вещами», или ингредиентами.

Скофилд отвечает на этот вопрос не сразу. Он рассматривает две возможные точки зрения на соотношение субстанций и ингредиентов. Согласно первой точке зрения (разделявшейся, по-видимому, Аристотелем), ингредиенты присутствуют в первичной смеси, а тем самым и в выделяющихся из нее субстанциях в виде мельчайших, невидимых глазу частичек, или «семян». Когда в первом фрагменте Анаксагор писал, что в первичной смеси «ничто не было различимо из-за малости», он имел в виду именно эти частички, или семена. Это корпускулярная точка зрения на ингредиенты. Ей противостоит констинуальная (или, по Скофилду, «пропорциональная») точка зрения, рассматривающая ингредиенты как непрерывные сущности, как бы размазанные по всему пространству. Наличие ингредиентов в каждой вещи характеризуется при этом пропорциями, или долями (у Анаксагора – moirai), каждого из них по отношению к общей массе. Этой точки зрения придерживались многие ученые, среди них В. Бреккер, Дж. Зафиропуло, Д. Ланца; ее принимает и Скофилд, не ссылающийся, однако, на своих предшественников. Утверждение Анаксагора о «малости» вещей в первичной смеси интерпретируется Скофилдом в смысле незначительности доли соответствующего ингредиента (по сравнению, в частности, с долями эфира и воздуха, которые там преобладали). По этому поводу Скофилд цитирует высказывание весьма авторитетного ныне историка античной философии Джонатана Барнеса: «Малость, скажем, золота состоит не в том, что оно разделено на мельчайшие частицы, но скорее в том простом факте, что в мире вообще имеется очень мало золота» (35, 2, 23).

В ходе дальнейших рассуждений Скофилд уточняет понятие ингредиента. Присоединяясь к идеям, развивавшимся в прошлом П. Таннери, Дж. Бернетом, Ф. М. Корнфордом и Г. Властосом, он считает, что ингредиентами у Анаксагора были не подобочастные. («гомеомерии»), а в первую очередь и по преимуществу пары противоположных качеств – теплого и холодного, сухого и влажного, светлого и темного и ряда других. Комбинациями этих качеств в тех или иных пропорциях определяются свойства не только стихий (см. гл. IV настоящей работы), но всех вообще качественно-определенных веществ.

Как же быть с «семенами» (spermata), которые упоминаются в четвертом фрагменте и, по утверждению Анаксагора, обладают «всевозможными формами, цветами, вкусами и запахами»? Термин «семя», по мнению Скофилда, надо понимать в самом тривиальном, обыденном смысле: это либо семя растения, либо зародыш живого существа. Каждое семя содержит в себе все те ингредиенты, из которых составлен и взрослый организм; в то же время семя само является ингредиентом, ибо, согласно четвертому фрагменту, оно является одним из компонентов первичной смеси.

Но в первичной смеси помимо качественных противоположностей присутствуют также эфир, воздух и земля (а может быть, и вода); следовательно, эти стихии также надо причислить к ингредиентам. Возможно, допускает Скофилд, что и органические вещества трактовались Анаксагором как семена, т. е. ингредиенты; отсюда становится понятным утверждение Аристотеля, что Анаксагор признавал в качестве первоначал «бесконечные по числу подобочастные и противоположности…» (Физ. А 4, 187а 25).

Таким образом, понятие ингредиента оказывается, в трактовке Скофилда, весьма широким и неоднородным понятием, в конечном счете не совпадающим с понятием первоначала, или элементарного вещества. Можно построить иерархическую таблицу, состоящую из трех уровней, различающихся степенью сложности ингредиентов. Лишь первый уровень состоит из простых, или элементарных, сущностей.

Ингредиенты первого уровня:

пары противоположных качеств.

Ингредиенты второго уровня:

1. стихии (семена стихий),

2. семена органических тканей.

Ингредиенты третьего уровня:

Семена (зародыши) растений и животных.

Разумеется, при таком расширении понятие ингредиента уже не совпадает с понятием «существующей вещи». Оно становится расплывчатыми и неопределенным, поскольку его единственным признаком становится нахождение в первичной смеси.

Помимо гипотетической реконструкции теории материи Скофилд подвергает тщательному логическому анализу важнейшие дошедшие до нас фрагменты сочинения Анаксагора: первый, третий, четвертый, шестой и двенадцатый. Результаты этого анализа оказываются, по его словам, «разочаровывающими» (disappointing). Он приходит к выводу, что изложению Анаксагора присущи два основных качества: двусмысленность, проистекающая из неточности анаксагоровской терминологии, и догматизм, выражающийся в том, что Анаксагор постулирует основные положения своей теории, никак (или почти никак) не пытаясь их обосновать. В этом смысле, пишет Скофилд, мышление Анаксагора резко отличается от аналитического стиля мышления современной англо-американской философии.

Подобная оценка ярко обнаруживает антиисторизм самого Скофилда, его неумение (или нежелание) разобраться в особенностях во многом еще архаического мышления философа, жившего в V в.

Заключение

В предшествующих главах было изложено практически все, что известно как из прямых, так и из косвенных источников о научных и философских воззрениях Анаксагора. В итоге перед нами возникла цельная и глубоко продуманная система взглядов, охватывавшая и общие положения о структуре материальных объектов, и величественную концепцию возникновения и развития мира в целом, и массу сведений, относящихся к различным сферам этого мира. В некоторых случаях ввиду неполноты и разрозненности источников нам приходилось дополнять отсутствующие звенья в этой системе гипотетическими предположениями, которые, однако, соответствовали духу всей системы. По этой причине в этой книге мы преследовали двойную цель: не просто изложение уже имеющегося в наличности материала, но и реконструкцию – подобно той реконструкции, которую осуществляет археолог, восстанавливающий общий вид здания на основе сохранившейся от этого здания руины, или палеонтолог, воссоздающий слепок скелета вымершего животного, от которого до нас дошло небольшое число разрозненных костей.

Заметим, что подобная ситуация характерна не для одного только Анаксагора, а в большей или меньшей степени для всех философов-досократиков. Ведь мы не имеем ни одного полного текста их сочинений. В любом случае, имеем ли мы дело с Анаксимандром, с Ксенофаном, с Гераклитом или даже с Эмпедоклом, исследователю приходится уподобляться археологу или палеонтологу в указанном выше смысле, причем здесь у нас нет таких надежных критериев, какими располагают представители упомянутых наук. Работа филолога или философа, занимающихся досократиками, во многом основана на интуиции, на умении вжиться в психологию и дух той эпохи, с одной стороны, в стиль мышления данного философа – с другой. По этой причине мы нередко сталкиваемся с ре конструкциями досократовских учений, имеющими характер надуманных и произвольных построений и к тому же использующими модернизованные понятия и представления, которые никак не могли быть свойственны еще во многом архаичному античному мышлению. В полной мере это относится и к Анаксагору.

Что касается Анаксагора, то в этой книге нам пришлось обойти молчанием многое, о чем мы просто не знаем. Мы не имеем информации о воззрениях нашего философа, относящихся ко многим конкретным астрономическим, метеорологическим и биологическим вопросам, о которых он наверняка должен был написать. Если эта информация в тех или иных источниках и содержится, то она зачастую имеет отрывочный и противоречивый характер. Более важно, однако; другое: мы находимся в полном неведении относительно того, затрагивал ли Анаксагор в своем сочинении проблемы этические или общественно-политические. После Анаксагора эти проблемы выступают в греческой философии на первый план, и уже в сочинениях Демокрита они займут очень важное место. Имеются недвусмысленные указания, что непосредственный ученик Анаксагора – Архелай уже занимался подобной «гуманитарной» проблематикой; в частности, сообщается, что именно у Архелая впервые появляется знаменитое противопоставление закона, или установления, природе (nomos – physis). В отношении Анаксагора доксографы хранят по этому поводу полное молчание.

В силу этого молчания среди исследователей новейшего времени преобладает мнение, что сочинение Анаксагора было по своему содержанию глубоко «физиоцентричным» и что оно не выходило за пределы традиционной проблематики ранней греческой науки «о природе». Согласно этому мнению, к общественно-политическим вопросам Анаксагор был глубоко равнодушен. С этим согласуется фрагмент из не дошедшей до нас трагедии Еврипида, в котором, как считалось в древности, дается характеристика Анаксагора, друга поэта: «Кто, счастливец, занимался наукой, не обращая внимания ни на несчастье граждан, ни на несправедливые поступки, но замечая лишь неувядающий порядок бессмертной природы – какова она, где и как образовалась. К таким [людям] никогда не пристает забота о постыдных делах» (26, 256).

С другой стороны, представляется маловероятным, чтобы у Анаксагора отсутствовали какие-либо взгляды в отношении актуальных этических и политических проблем, которые волновали греков той эпохи и которые нашли отражение прежде всего в лирической и драматической поэзии, в исторических сочинениях, а также в речах риторов и политических деятелей. Не забудем, что весьма надежные источники называют Анаксагора либо учителем, либо другом и советчиком Перикла. Трудно допустить, учитывая широту интересов Перикла, чтобы беседы этих двух людей сводились к чисто научным вопросам, вроде вопроса о происхождении вселенной или о причинах солнечных затмений. В этих беседах несомненно затрагивались и другие темы – о наилучшем государственном устройстве, о качествах, которые должны быть присущи политическому деятелю, и другие в том же роде. Имеются основания полагать, что Анаксагор сочувствовал демократическому образу мыслей Перикла и способствовал его развитию. Вполне возможно, однако, что такого рода темы ограничивались частными беседами и не нашли отражения в научном сочинении Анаксагора.

Но имеется и другое мнение, представителем которого является, в частности, уже упоминавшийся выше Г. Френкель. Согласно этому мнению, учение Анаксагора было системой по сути дела антропоцентрической, о чем свидетельствует, в частности, четвертый фрагмент, где говорится, что не может быть процесса космообразования, который не привел бы к появлению людей и других живых существ, «имеющих душу». И у этих людей необходимо возникли бы города и все, что является продуктом человеческого мастерства, и они обрабатывали бы землю совершенно так же, как и мы.

Действительно, этот переход от плана космического к плану человеческому поистине поразителен; ни у какого другого мыслителя той эпохи мы не находим ничего подобного. Но достаточен ли один этот отрывок, чтобы говорить об антропоцентризме Анаксагора? Френкель предполагает, что помимо четвертого фрагмента в сочинении Анаксагора были и другие места, где трактовались проблемы, связанные с человеком и человеческим обществом. О них, однако, мы ничего не знаем, вероятно, потому (считает ученый), что практически все, что дошло до нас от Анаксагора, известно лишь благодаря Аристотелю и Феофрасту, – последние же интересовались только натурфилософскими аспектами учения Анаксагора и игнорировали его гуманитарные аспекты.

Если бы эта догадка была правильной, тогда в лице Анаксагора мы имели бы философа, который наряду с изучением природы обратился также к изучению человека, оказавшись, таким образом, провозвестником того великого поворота в греческой философии, который был осуществлен в конце V – начале IV в. К сожалению, у нас нет никаких свидетельств, которые подкрепляли бы эту догадку.

Каким Анаксагор представлялся доксографам поздней античности, таким он остается и для нас – «физичнейшим из физиков», т. е. ученым, все мысли и устремления которого были направлены на раскрытие и изучение закономерностей, лежащих в основе явлений окружающей нас природы.

Приложение
Фрагменты сочинения Анаксагора «О природе». [5]5
  Нумерация фрагментов дается в соответствии с собранием Г. Дильса – В. Кранца.


[Закрыть]

1. Симпликий. Комм. к «Физике», 155, 23.

«Вместе все вещи были, беспредельные и по множеству и по малости. Ведь и малое было беспредельным. И когда все вещи были вместе, ничто не было различимо из-за малости, потому что все наполнял эфир и воздух, оба беспредельные: ведь в общей совокупности они самые большие как по количеству, так и по величине».

2. Симпликий. Комм. к «Физике», 155, 30.

«Потому что воздух и эфир отделяются от массы окружающего, и это окружающее беспредельно по количеству».

3. Симпликий. Комм. к «Физике», 164, 16.

«И у малого ведь нет наименьшего, но всегда еще меньшее (ведь бытие не есть простое отрицание небытия). Но и у большого всегда есть большее. И оно равно малому по количеству. Сама же по себе каждая вещь и велика и мала».

4. Симпликий. Комм. к «Физике», 34, 21; 34, 28; 156, 1; 157, 9.

«Если все обстоит таким образом, то следует полагать, что во всех соединениях содержится многое и разнообразное, в том числе и семена всех вещей, обладающие всевозможными формами, цветами, вкусами и запахами. И люди были составлены, и другие живые существа, которые имеют душу. И у этих людей, как у нас, имеются населенные города и искусно выполненные творения, и есть у них Солнце, Луна и прочие светила, как у нас, и земля у них порождает многое и разнообразное, из чего наиболее полезное они сносят в дома и употребляют в пищу. Это вот сказано мной об отделении, потому что не только у нас стало бы отделяться, но и в другом месте».

«А до отделения, когда все было вместе, ни один цвет не был различим; ведь этому препятствовало смешение всех вещей, влажного и сухого, теплого и холодного, светлого и темного, и земли, содержащейся в большом количестве, и беспредельных по количеству семян, ни в чем не похожих друг на друга. Ибо и из прочих вещей ни одна нисколько не похожа на другую. Если же это так, то следует полагать, что в обшей совокупности заключаются все вещи».

5. Симпликий. Комм. к «Физике», 156, 9.

«Когда эти вещества таким образом разделились, следует знать, что все в совокупности стало не меньше и не больше (ибо невозможно быть больше всего), но все всегда равно».

6. Симпликий. Комм. к «Физике», 164, 25.

«И так как у большого и у малого имеется равное число частей, то и таким образом во всем может заключаться все. И не может быть обособленного существования, но во всем имеется часть всего. Так как не может быть наименьшего, то невозможно обособление или возникновение чего-либо, что существует само по себе, но как вначале, так и теперь все вместе. Но во всем заключается многое, причем отделяющихся веществ одинаковое число как в больших, так и в меньших вещах».

7. Симпликий. Комм. к «О небе», 608, 23.

«Таким образом, количество отделяющихся веществ нельзя узнать ни путем рассуждения, ни с помощью действия».

8. Симпликий. «Комм. к Физике», 175, 11; 176, 28.

«Не отделены друг от друга вещи, находящиеся в едином космосе, и не отсечено топором ни теплое от холодного, ни холодное от теплого».

9. Симпликий. Комм. к «Физике», 35,13.

«Таким образом происходит вращение и отделение этих веществ под действием силы и скорости. Ведь силу порождает скорость. Скорость же их несравнима со скоростью какой бы то ни было вещи из тех, что ныне известны людям, но безусловно во много раз больше».

10. Схолии к Григорию Назианзину, XXXVI 911 (Минь).

«Ведь каким образом из не-волоса мог возникнуть волос и мясо из не-мяса?»

11. Симпликий. Комм. к «Физике», 164,22.

«Во всем заключается часть всего, кроме Разума, но существуют и такие вещи, в которых заключается и Разум».

12. Симпликий. Комм. к «Физике», 156, 13; 164, 24.

«Остальные вещи имеют часть всего, Разум же беспределен [6]6
  По мнению ряда исследователей, здесь надо читать не «беспределен» (apeiron), а «прост» (aploon).


[Закрыть]
и самодержавен и не смешан ни с одной вещью, но один он существует сам по себе. Ибо если бы он не существовал сам по себе, но был смешан с чем-то другим, то он был бы причастен ко всем вещам, если был смешан хотя бы с одной. Ведь во всем заключается часть всего, как сказано мною выше. Эта примесь мешала бы ему, так что он не мог бы ни над одной вещью властвовать, подобно тому как он властвует, будучи один и сам по себе. Ибо он легчайшая из всех вещей и чистейшая и содержит полное знание обо всем и имеет величайшую силу. И над всем, что только имеет душу, как над большим, так и над меньшим, властвует Разум. И над всеобщим вращением стал властвовать Разум, так как он дал начало этому вращению. Сперва это вращение началось с малого, теперь оно охватывает большее, а в будущем охватит еще большее. И соединившееся, и отделявшееся, и разделявшееся – все это знал [7]7
  Может быть, следует переводить «определил».


[Закрыть]
Разум. И как должно быть в будущем, и как было то, чего теперь нет, и как есть – все устроил Разум, а также то вращение, которое теперь совершают звезды, Солнце и Луна, а также отделившиеся воздух и эфир. Само это вращение вызывает отделение. И отделяется от тонкого плотное, от холодного теплое, от темного светлое и от влажного сухое. И многих веществ имеются многие части. Полностью же ничто не отделяется и не разделяется одно от другого, за исключением Разума. Разум же всякий подобен самому себе – и больший и меньший. Другое же ничто ничему не подобно, но, чего всего более в каждой вещи, тем одним она кажется и казалась».

13. Симпликий. Комм. к «Физике», 300, 27.

«После того как Разум положил начало движению, от всего приведенного в движение началось отделение, и то, что Разум привел в движение, все это разделилось, а круговращение движущих и разделявшихся веществ вызвало еще большее разделение».

14. Симпликий. Комм. к «Физике», 157, 5.

«Разум же, который всегда существует, поистине и теперь находится там, где и все остальное, – в окружающей массе, в присоединяющемся и в отделившихся вещах».

15. Симпликий. Комм. к «Физике», 179, 3.

«Плотное, влажное, холодное и темное собралось там, где теперь Земля; редкое же, теплое и сухое ушло в дали эфира».

16. Симпликий. Комм. к «Физике», 155, 21; 179, 6.

«Из этих выделяющихся масс сгущается земля. А именно, из облаков выделяется вода, из воды же – земля, из земли же сгущаются камни от действия холода, последние же выступают больше воды».

17. Симпликий. Комм. к «Физике», 163,18.

«О возникновении и уничтожении у эллинов нет правильного мнения: ведь никакая вещь не возникает и не уничтожается, но соединяется из существующих вещей и разделяется. И таким об разом, правильнее было бы назвать возникновение соединением, а уничтожение – разделением».

18. Плутарх. «О человеческом лике на диске Луны», 16.

«Солнце снабжает Луну своим светом».

19. Схолии к «Илиаде» Гомера (XVII 547).

«Радугой же мы называем отражение солнца в облаках. Она является предвестием дурной погоды, ибо скапливающиеся вокруг тучи воды производят ветер или вызывают дождь».

21 [8] 8
  Фрагмент, стоящий в собрании Дильса – Кранца под номером 20, нами выпущен, как не имеющий (по мнению большинства ученых) прямого отношения и сочинению Анаксагора.


[Закрыть]
. Секст Эмпирик. «Против математиков» (VII, 90).

«Самый значительный физик, Анаксагор, обвиняя ощущения в бессилии, говорит: „Вследствие слабости их мы не в состоянии судить об истине“».

21а. Секст Эмпирик. «Против математиков» VII 140.

«„…ибо явления суть зрение невидимого“, как говорит Анаксагор, которого за это хвалит Демокрит».

21b. Плутарх. «О счастье», 3.

«Мы пользуемся своим собственным опытом, памятью, мудростью и искусством».

22. Афиней. «Пирующие софисты» (11–57).

«Так называемое птичье молоко есть белок в яйцах».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю