Текст книги "В Праге в одиннадцать"
Автор книги: Иван Афанасьев
Соавторы: Сергей Жданов
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
– Я останусь в деревне? – спросил Мирча утвердительно.
– Ты, я, Ян, Елена… Наденешь пальто, возьмешь его в багажнике, и гуляй по деревне. Я буду неподалеку.
В деревне, состоящей из двух параллельных улиц и небольшой площади, Раунбаху сообщили дополнительные подробности. Вильгельм Цосс, оберштурмбанфюрер СС, являлся одним из тщательно охраняемых сотрудников секретного конструкторского бюро. Само бюро располагалось под Берлином, в Науэне, а Цосс проводил испытания новых образцов вооружений в Чехии, на заводе в Млада-Болеславе.
В горы конструктор выехал на отдых, вместе с охраной и несколькими заводскими инженерами. Раунбах проинструктировал экипаж первой машины и кивнул Ковачу – действуй, мол. Мирча, облаченный в теплое добротное пальто, без шапки, неспешно двинулся по улицам, рассматривая прохожих. Польским он не владел, поэтому к общению не стремился.
Поиски закончились безрезультатно. Конечно, Раунбах предпринял свои действия, и все население деревни вылезло на улицы, беззастенчиво разглядывая приезжих. На Раунбаха особого внимания не обращали, вслед Кайзеру бросали опасливые взгляды, на Елену поглядывали с сожалением. От приехавших на грузовике вслед за группой Раунбаха эсэсовцев отводили глаза. Впрочем, те селянам глаза не мозолили, быстро надели лыжи и мелкими группами исчезли в нависающем над деревней лесу.
Вечером вернулась первая машина. Следов не нашли, что ничего не означало – под утро выпал снежок и вчерашние лыжные следы стало невозможно отличить от следов недельной давности. Отто не мог с уверенностью утверждать, что Вильгельма Цосса прикончил именно Тополь. Ян, с помощью переводчика из местных, опросил селян. Двое припомнили, что вчера деревню миновала легковая машина. Она двигалась вниз. Если свидетели не путались во времени, чего нельзя было исключить, убийца уже находился далеко. Но двое свидетелей из целой деревни – это очень мало. Либо они ошиблись, либо вражеский агент оставался незамеченным даже для неосознаваемого восприятия, которое хорошо проявлялась при допросах с применением гипноза.
– Если это Тополь, то проследить его невозможно, – наставительно просвещал руководитель группы Мирчу, – его не такие мастера, как мы, не смогли в свое время найти.
Группа уже отправилась назад, в Кенигсберг. Фриц Раунбах приказал выезжать, несмотря на надвигающуюся темноту. В машине, где находились Мирча, руководитель группы и Елена, перегородка была опущена, и сидящий впереди Кайзер не мог слышать их разговора.
– Значит, выезд оказался безуспешным? – поинтересовался Мирча.
– Убитый Цосс почти три месяца находился на заводе, в Млада-Болеславе. Тополь, если это он, вполне мог его грохнуть там. Но, заметь, он этого не делает. Он ждет, пока конструктор поедет на отдых в Татры, следует за ним, и убивает его во время обеда, так, чтобы все выглядело естественной смертью. Почему, Мирча?
– Может, он украл секретные документы и убил конструктора, чтобы скрыть пропажу?
– Насчет документов придется поинтересоваться. Боюсь, они действительно пропали и разработка нового вида оружия серьезно затормозится. Но я думаю, что Тополь не стал убивать Цосса на заводе, чтобы не привлечь внимания к этому городку. Тополь ведь где-то постоянно живет, мне кажется – в рейхе. У него свой дом или квартира, документы, родственники. Соседи его знают, как добропорядочного обывателя, у властей он не вызывает сомнений. Мы его ищем давно, кое-что о нем известно. Вычислим его место жительства – сможем взять.
Раунбах нервно рассмеялся, отчего Елена повернула к нему лицо и доверчиво улыбнулась.
– Сказал, прямо как доктор Геббельс. Не сможем мы его взять. Стоит ему обратить на нас внимание, и мы через несколько минут станем холодными трупами.
Фриц взял девушку за руку.
– Елена наша единственная надежда. Она увидит его, несмотря на всю его защиту. Мы все будем слепы, но она сможет его отыскать и пристрелить.
Лицо девушки озарила радостная улыбка.
– Тогда мы сможем уехать в Швецию.
Раунбах повернулся к Мирче и подмигнул, так, чтобы Елена не видела.
– У Елены там родственники. Она очень хочет с ними повидаться, поэтому каждый день тренируется в стрельбе. У нее всегда при себе парабеллум.
Мирча сразу понял, что Раунбах уводит разговор в сторону с очень опасной темы. Девушка считает, что после ликвидации Тополя их отпустят. Их – кого? Фрица и Елену? Всю группу? Раунбах наверняка знает, что это не так, но от девушки это скрывает.
Разговор продолжился ночью. Фриц толкнул Мирчу, положив палец ему на губы.
– Слушай, Мирча. Сейчас Елена спит, Кайзер нас не услышит, водитель тоже. Ты, как и другие – смертник. Приговорен к ликвидации. Твою жизнь продлят только успехи в поисках Тополя или Ящера. Пока наша группа дает хоть какую-то информацию об их действиях, мы нужны. Наш проигрыш – смерть, наша победа – тоже смерть. Бежать мы не можем, это подставит под удар наши семьи. Тебе я верю, ты вообще не немец, гибнуть во славу рейха тебе незачем. Еще я верю Курту, он уже потерял всех родных, его ничем не запугаешь. Мы разрабатываем план спасения. Надо сделать так, чтобы вся группа погибла на глазах множества свидетелей. И чтобы обязательно остались трупы, в нужном количестве. Некоторые трупы должны годиться для опознания. Кайзера, например, или Хендтада. Остальные окажутся изуродованными до неузнаваемости.
Мирча тихо спросил:
– И ты так запросто говоришь об этом с человеком, которого практически не знаешь?
– Не запросто, Мирчу, не запросто. Я ведь тоже кое-чему учен.
– И что потом?
Фриц Раунбах прислушался к дыханию Елены и прошептал на ухо Ковачу:
– Потом – Швеция. Кто сможет остановить гипнотизера, в чьих руках листок бумаги превращается в любой требуемый документ? Как мы сейчас ездим по рейху, не имея никаких официальных документов, так будем ездить и дальше. Курт справится. Он сейчас эту работу не выполняет, чтобы Шульц, который за нами следит, полагал, что ему это не под силу. Я уверен в твоем согласии, а говорю это тебе, чтобы ты сам не предпринял непродуманных действий. Предупреждаю, наш дом в Кенигсберге прослушивается.
И снова потянулись унылые дни затворничества. Раунбах с Мирчей не разговаривал, ограничивался вежливыми приветствиями за завтраком. Курт болтал о чем придется, но один из разговоров на нейтральную вроде бы тему заставил Мирчу серьезно задуматься.
– Свастика, или греческий крест, означала первоначально путь периферийных сил. Есть крест тевтонский, выражающий центростремительную силу, есть равносильный ему мальтийский. Крест с остриями на конце выражает центробежную силу. Но основное значение креста, существовавшее задолго до христианства – это соединение миров, материального мира и духовного, астрального. Никогда не задумывался об этом, сынок?
Мирча осторожно ответил, что крест всегда понимал в том смысле, что изложен в Священном писании.
– Да, конечно. Но наша деятельность основана на других знаниях, их нет в Библии, нет и в ее толкованиях. А знакома ли тебе символика розы?
Крест и роза. Мирча слыхал, что это символика ордена розенкрейцеров, который в двадцатом веке вроде бы сошел на нет. Курт спрашивал не просто так. Или намекал на что-то, или интересовался познаниями Ковача. Причем спрашивал в присутствии Кайзера, в доме.
– Роза – символ совершенства, завершенности и полноты, – Курт принял молчание Мирчи за незнание, – вместе с крестом они символизируют достижение совершенства в обоих мирах. Человек, достигший такого совершенства, умереть не может. Он сохранит свою астральную сущность и воплотится в ином теле, сохранив свою силу и совершенство.
Кайзер насмешливо взглянул на Курта и ядовито произнес:
– Ты бы, Курт, лучше в буддизм перешел. Они все возрождаются к иной жизни, даже не достигая совершенства. Кто бабочкой, кто навозной мухой. Самые благочестивые удостоятся перерождения в собаку. Но у тебя, Хромец, пожалуй есть шансы стать цаплей. Будешь стоять на одной ноге в болоте, и жрать лягушек. Хотя нет, побоишься жрать. Вдруг твой Валентин Андреа возродился в облике лягушки? А ты его – ам, и нет совершенства!
Ян захохотал, довольный сказанным. Курт, сожалеюще взглянув на него, повернулся к Мирче.
– Ты задумывался, с чем явишься в высший мир, когда истекут твои земные дни?
Такие вот разговоры Франк с марта месяца вел постоянно. Ковач от душеспасительных бесед уклонялся, с ужасом убеждаясь, что старый учитель на глазах слабел и телом и умом. Они еще дважды выезжали: в Познань и Данциг, где кто-то обокрал картотеки гестапо. Елену на выезды не брали, Отто ездил в качестве пассажира, на тот случай, если поступит новое задание. Когда Мирча посетовал, что Курт слабеет, Отто непонимающе взглянул на него:
– Тебе что, его жалко? Брось. Он самый счастливый из нас. Его семья погибла, среди нас он единственный доброволец. Хотел бы он уйти, мог бы сделать это в любой момент.
Они сидели вдвоем в мерседесе, для них дела не нашлось, а водитель отошел по нужде. Отто прикурил одну сигарету от другой.
– Говоришь, недолго ему осталось жить? Так и мне недолго. Врачи говорят – полгода, восемь месяцев. Ты целитель, скажи: ошибаются?
– Боюсь, что нет. Я тоже помочь не в силах, прости, Отто.
– А лучше, чтобы ты смог. Мне все равно, я так и так умру. Но хоть моя семья не пострадает, да доктор Шульц им деньги перешлет. А что будет с остальными после моей смерти? Группа без ловца работать не сможет. Когда Штроуб из Мюнхена погиб, расстреляли всю группу.
– Не понимаю, какой в этом смысл, – пробормотал Мирча.
Отто выбросил окурок в окошко, прямо под ноги подходящему водителю. Не стесняясь его присутствием, он продолжил:
– Возможно, Штроуба прикончил Ящер. Этот тип, он вроде тебя, сразу распознает астральные способности человека. Он не так хорошо маскируется, как Тополь, и ловцы его быстро обнаруживают. Ему много раз садились на хвост, даже стреляли в него не однажды. Но на расстоянии прямой видимости он распознает ловца и кончает с ним ментальным ударом. Все группы, которые выходили на него, он позже выследил и уничтожил. Но прежде чем приступить к ликвидации, он зондировал их мозги – вот это и причина превентивных мер, которые сейчас обязательно применяют к нам.
– Ты его никогда не обнаруживал?
Лысый ловец пошарил по карманам, нащупывая пачку сигарет. Засунув очередную сигарету в рот, прикурил.
– Я дважды брал его след. Первый раз он сел на поезд, а дорога была перекрыта, машины не смогли проехать. Я его потерял. Второй раз он находился в соседнем здании и вдруг исчез. Тебя или Елены тогда с нами не было, из здания один за другим выходили люди, а мы только и могли, что фотографировать их. Кроме меня, нас было трое, всего один пистолет, и – мы не знали, кто из них Ящер. Может, он так и не вышел из здания, или использовал другой выход.
Вскоре Раунбах повез Ковача в Берлин. Ехали поездом, в сопровождении Шульца и лейтенанта-эсэсовца, подчиненного только администратору. Раунбах обосновал поездку необходимостью натаскать Ковача на распознавание астральных мастеров. Большинство мастеров рейха охраняли штаб Гиммлера, здание гестапо на Принц Альбрехтштрассе, имперскую канцелярию на Фоссштрассе. В Берлине Фриц отвел их в небольшое кафе, заказал скромную еду. Шульц прослушал заказ, не шевельнув ни единым мускулом лица.
Мирча заметил, как резко поднялось кровяное давление у администратора. Ирония ситуации заключалась в том, что Шульц с трудом терпел стряпню Дылды Фрица, и рассчитывал как следует полакомиться в столице. Но всеми непредвиденными расходами группы распоряжался Раунбах, это были его личные деньги, и здесь Шульц ничего поделать не мог.
Прошло несколько часов, они позволили себе выпить по кружке пива, заказали сосисок, прежде чем Ковач заметил первого астрального мастера. В области затылка у того был не диск, как у лысого Отто, а древовидное образование, уходящее вниз вдоль позвоночника. Выглядел он как типичный служащий почтового ведомства, с обычной, совершенно непримечательной внешностью. Проходя вдоль столиков, он чуть задержал взгляд на Коваче и Раунбахе, сохраняя прежнюю безмятежность лица.
Астральный мастер сел за столик у стены, возле которого стоял всего один стул. К нему сразу подошел официант с подносом и принялся выгружать на стол тарелки. Спустя несколько минут вошел еще один мастер. Низенький худощавый мужчина с восточным, желтоватым лицом, в форме унтерштурмфюрера СС. Приостановившись у входа, он поклонился обернувшемуся к нему Раунбаху. Тот, привстав, приветствовал вошедшего наклоном головы.
У этого астрального мастера Ковач обнаружил мощный энергетический узел, занимающий почти весь мозг. Человек с восточным лицом сел за столик возле стены, у которого тоже стоял один стул. И его официант начал обслуживать немедленно, не дожидаясь получения заказа.
На штандартенфюрера СС Мирча внимания не обратил. Обычный человек, без скрытых способностей, хорошее здоровье. Проходя мимо их столика, тот обронил негромко:
– Подойди, поговорим.
Мирча огляделся, пытаясь понять, к кому относилось обращение. Шульц сидел, как оплеванный, медленно краснея. Сопровождающий его эсэсовец погрузился в блаженную негу, упиваясь возможностью прикоснуться к столичной жизни. Раунбах подмигнул Мирче, и, сделав суровое лицо, официальным голосом произнес:
– Запоминай, Мирча, что видишь. Тебе предстоит искать людей, у которых имеются те же способности, но они сами об этом могут не знать. Я сейчас вернусь.
Руководитель группы сел за столик штандартенфюрера, и Шульц с ненавистью посмотрел ему вслед. Лейтенант-эсэсовец наливался пивом, которое он брал за собственные деньги, Шульц сидел, ревниво разглядывая оживленно беседующего с высоким чином Фрица, Мирча внимательно осматривал входящих с пятнадцатиминутными интервалами астральных мастеров, которые, все как один, останавливали взгляд на нем. Некоторые из них здоровались с Раунбахом, другие просто задерживали на нем цепкий взгляд.
Астральные мастера садились поодиночке. Большинство было в гражданской одежде, те, чье лицо явно выдавало принадлежность к желтой расе, носили форму младших чинов СС. Шульц, воспринявший свое подчиненное положение в этой ситуации, как оскорбление, прокашлялся.
– Видишь, Ковач, офицера, с которым разговаривает Раунбах? Это Мартин Хойзель. Фриц раньше служил под его началом. Хойзель руководил работой нескольких сотен оккультистов, теперь их осталось три десятка. Сейчас господин Раунбах Хойзелю не подчиняется, оттого и разговаривает с ним так дружелюбно. Господин Раунбах имеет острое чутье на грядущие неприятности – он сам так говорит.
Вернувшись за столик, довольный Фриц лукаво взглянул на Шульца:
– А что, господа, не покушать ли нам в свое удовольствие? Доктор Шульц, закажите нам еду по своему выбору. Я вашему вкусу полностью доверяю. А Мирча, знаток вин, пусть выберет, что мы будем пить.
Сам Фриц вино только пригубил. Привычный к выпивке Мирча чувствовал легкую усталость, а доктор Шульц с эсэсовцем прилично набрались. В поезде они быстро уснули. Раунбах удовлетворенно оглядел сопящих немцев, выглянул в коридор, закрыл дверь. Он обратился к Ковачу на французском языке. Говорил Фриц плохо, но Мирча смысл сказанного понимал.
– Наш план остается в силе. Но требуется время. Сейчас ты будешь искать нам нового ловца, на смену Отто. Ездить будешь с Шульцем. Не пробуй бежать, Шульц всегда берет с собой скрытое сопровождение. Нам нужен ловец, Мирча. Найдешь, пока Отто еще жив – спасешь свою семью, себя. Меня и Елену тоже.
– А Курта?
Франц пожал плечами:
– Если он к тому времени еще будет в здравом уме. Ты боишься, как мы обойдемся без гипнотизера? Придется тебе самому. Это нетрудно. Я покажу тебе в анатомическом атласе нервные центры. Ты умеешь воздействовать на любой орган на расстоянии. Затормозишь немного работу этих центров, потом отдашь приказ, и его выполнят. Можешь взять несколько уроков работы голосом у Дылды Фрица.
Мирча покачал головой:
– Я не могу вредить людям. Бог не простит.
– Уроки все же возьми. А вредить ты не будешь, твое воздействие продлиться всего минуту. Никто не умрет, не заболеет. Вспомни, на другой чаше весов жизнь твоих родных.
– Дилемма дьявола, – обреченно вздохнул Ковач и отвернулся к окну.
–
Ловца Мирча нашел в Болгарии. Христо Набаев, крестьянин в остроконечной шапке, которую он не снимал, несмотря на конец мая, угрюмо смотрел на фотографии своих домочадцев, разложенные на столе.
– Итак, господин Набаев, Вас призывают для выполнения важного задания. Сейчас наша страна совместно с германскими союзниками ведет борьбу с мировым большевизмом, – голос болгарина-переводчика убаюкивал Ковача, но он явственно видел, как переливается энергия в шишковидном образований под затылком Набаева, – на время службы Вас зачисляют в нашу армию в звании капитана. Соответствующее жалование будет выплачиваться вашей семье.
Шульц что-то пробурчал, и переводчик добавил:
– Немецкое командование тоже выплатит Вам капитанское жалование и обеспечит одеждой и питанием.
Болгария, союзник Германии, не позволяла немцам слишком ретиво действовать на своей территории. К тому же Христо Набаев владел только родным языком, а в таком состоянии он был совершенно бесполезен. Поэтому его уговаривали, лишь намеками давая понять, чем обернется его отказ для родных. Все равно Христо должен был выучиться говорить по-немецки, прежде чем его отвезут в Кенигсберг. Вот там с ним уже поговорят по-другому.
Сейчас Шульц Набаева покупал. Жалование капитана для болгарского крестьянина – выше предела мечтаний. Возможность дать образование детям, прикупить орудий труда, обновить дом.
– Вам не придется бывать на фронте, вся работа – в тылу.
Переводчик добросовестно переводил слова Шульца. Администратор не лгал. Немного поработав с оккультистами, он знал, что большинство из них легко распознает прямую ложь. К тому же в денежных вопросах Шульц действительно всегда был честен. Сейчас он правдиво рассказывал о том, что предстоит обнаружить – только обнаружить, ловят пусть другие – двух закоренелых врагов рейха, на чьей совести множество загубленных жизней.
Шульц показал фотографии. На них погибшие были в гражданском платье, с женами, детьми. Мирча про себя отметил, сколькими сиротами осчастливили Германию эти двое – Тополь с Ящером, и сразу же вспомнил своих дочерей. Он еще жив, а они уже считают себя сиротами. Вспомнил слова Фрица Раунбаха, обнаружил необходимые нервные центры и легонько их "пригасил". Христо отупело слушал переводчика, а Мирча шепнул Шульцу:
– Пусть переводчик потребует его письменного согласия.
Когда Набаев подписал бумагу о согласии служить интересам рейха, Мирча удовлетворенно откинулся на спинку стула. Спасен. Спасен он, его семья, вся группа. За месяц болгарина выучат говорить на немецком, еще за месяц Отто обучит его навыкам пеленгования астральных выбросов. Дотянет ли Курт? Когда Мирча уезжал, Франк был совсем плох. Приставал ко всем с мыслью о грядущем возвращении Спасителя, призывал не творить зла. А что он позволял себе говорить о фюрере!
В доме возвратившийся Ковач обнаружил лишь одно – ничего не изменилось. Дылда Фриц стоял у плиты, Кайзер читал газеты, Раунбах задумчиво разглядывал карту Европы, испещренную пометками, смысл которых был ведом ему одному. Курта в его комнате не было.
– Он не дождался тебя, – лысый Отто проснулся в кресле, когда Мирча потрепал его по плечу, – все хотел раскрыть тебе великую тайну иной жизни. Он оставил тебе записи, они в твоей комнате.
– Курт умер? – напрямик спросил Мирча, – По какой причине?
– Веская причина, Мирча, очень веская. Пуля калибра семь целых, шестьдесят две сотых миллиметра в затылке. Приказ отдал господин Раунбах, а выполнил Ян. Иначе было нельзя. Старина Курт совсем рехнулся, начал говорить такие вещи, что подвел бы нас всех под расстрел.
Ян поднял голову от газеты, встретился глазами с Ковачем, кивнул в знак согласия и вновь уставился в газету.
– Мы похоронили его в саду, как положено. Приходил священник, исполнил обряд. Только табличка на могиле не с его настоящим именем.
Отто прикурил сигарету и вызвался проводить Мирчу к могиле.
– Сам найду – невежливо буркнул Ковач, направляясь к выходу.
"Целями Братства Креста и Розы являются: 1– Устранение монархической формы правления, замена ее правлением философски избранных (не достигнута, Мирча, слишком мало посвященных); 2 – Реформация науки и философии на началах Истинного Знания (мы сейчас дальше от истины, чем в 1614 году, когда был опубликован манифест "Слава Братства"); 3 – открытие универсального лечения или панацеи (в мире физическом панацеи быть не может, но посвященный, соединяющий собой два мира, может лечить так, как будто он сам – панацея. Ты, сынок, уже сделал первые шаги, ты близок к первой вершине – Софии. Вторая же вершина – Каббала, а вершина третья – Магия). Основатель ордена, Христиан Розенкрейцер, жил 106 лет, а потом заключил себя в сосуд философский, где его тело хранится нетленно, а через 120 лет возвращается к земной жизни. Истинные члены Ордена скрывают от непосвященных свою принадлежность, собираясь раз в год в Доме Святого Духа, который существует скрытно для непосвященных. Истинные розенкрейцеры способны становиться невидимыми, исцелять на расстоянии, они превзошли всю человеческую мудрость. Я мал и невежественен, но и мне пред смертью открылась великая истина. Лишь ты, Мирча, способен меня понять. Я получаю знания прямо от Высшего Существа, я преодолел границу между мирами…"
Начало записок Франка еще на что-то были похоже. По крайней мере, это был нормальный немецкий язык, и Ковач улавливал, что именно Курт хотел сказать. Дальше шли схемы, диаграммы, латынь, буквы еврейского алфавита, непонятные рисунки, числа. Если что и было на немецком, то лишь беспорядочный набор слов.
В комнату вошел Раунбах и спросил, кивнув на разложенные листы с записями:
– Разобрался?
Ковачу пришлось признать, что нет, и что вообще эти записки писал не вполне здоровый человек. Раунбах просмотрел несколько листов:
– Это одна из пятнадцати схем розенкрейцеров, опубликованная в 1735 году Георгом фон Веллингом. Не знал, что Курт способен воспроизвести ее по памяти. Возможно, безумие обострило его таланты. Ты могилу уже видел?
Конечно, Фриц предпочитал разговаривать в саду, потому и намекнул на посещение могилы. Мирча взял кусок хлеба, чтобы покрошить птицам на могиле Курта, и они вышли из дома.
– Курт не только нес полную чушь об устройстве нашего мира и мира астрального, о бестелесных братьях ордена и собственном приобщении к тайнам. Это было не страшно, только утомляло. Он выбалтывал, сам того не замечая, наш план спасения. Я был вынужден его убрать, сославшись на его сумасшествие.
– Он действительно сошел с ума?
– Не специалист по психике, но очень похоже. Я знаю, что у розенкрейцеров есть такое представление: душа прикована к телу тремя связями. Освобождение от них позволяет достичь бестелесного существования. Соответствующие процедуры называются: "отливка расплавленного моря", "изготовление бриллианта розы", "получение философского камня". Курт утверждал, что прошел первую из них. Только я не уверен, что он знал, какая – первая.
Мирча недоуменно посмотрел на Фрица:
– А ты знаешь – какая? Разве орден все еще существует?
Фриц знал многое. Что орден был основан в 1400 году, что его основатель, именуемый – Наш Прославленный Отец и Брат, действительно жил невообразимо долго; что в ордене, когда он решился заявить миру о своем существовании, состояло всего восемь истинных посвященных, и это число не должно было увеличиваться. Орден скрывал своих членов, пряча авторство их книг за псевдонимами, именами приближенных к ордену, просто создавая мистификации. Фрэнсис Бэкон, Гете, Сен-Жермен – были ли они членами ордена? А Иоганн Валентин Андреа? Существовал ли такой человек, или это один из псевдонимов Бэкона? Где находился их Дом Святого Духа, не в Карлсбаде ли?
Позже орден стоял за созданием масонских лож, искусно стирая память о себе. Но, согласно уверениям Фрица, орден Креста и Розы продолжал существовать.
– Его истинные адепты способны "поднимать розу с креста", то есть отделять астральное тело от физического, не впадая в безумие. Я знаком с одним таким мастером… Курт этого сделать не смог, впрочем, он все равно был обречен. Хватит о нем. Мне звонил Шульц, сказал, ты нашел ловца.
– Болгарский крестьянин, недалекий, но себе на уме. Его опасно обучать. Почувствовав свою силу, он попытается сбежать. Я таких людей знаю. Вдали от дома они себя плохо чувствуют, и это нельзя изменить ни страхом, ни подкупом.
Фриц покачал головой:
– У нас, что, есть другой ловец? Ты помнишь, я заподозрил, что Тополь скрывается в Млада-Болеславе? Есть косвенное подтверждение – выброс астральной энергии в Праге. Что там произошло, мы так и не поняли. Обрати внимание, Тополь не стал скрывать Прагу, но он скрывал маленький городок неподалеку. Недавно произошел еще выброс, в Брно. Машина с командой гестаповцев ехала на задание и неожиданно врезалась в столб. Погиб только их командир, умер от сердечного приступа. Так что подготовим болгарина – и в гости к Тополю.
Кенигсберг встретил Кондрахина затяжным моросящим дождем. Все было серым: и небо, и вокзал, и дома, и люди. На площади у вокзала их ждала машина. Пожилой водитель, не поприветствовав приезжих и не о чем не спросив Шульца, немедленно вырулил с площади на прилегающую улицу.
В дороге Юрий и Николай Павлович то и дело крутили головами, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть, но серый дождь поглотил город. Рейнгарт дважды пытался о чем-то спросить Шульца. После второго вопроса доктор коротко приказал ему заткнуться.
Двухэтажный приземистый особняк за высокой металлической оградой оказался конечной точкой их путешествия. Шульц надавил кнопку электрического звонка.
Открыть им вышел высокий, белокурый молодой человек лет двадцати пяти, которого Юрий поначалу посчитал охранником. Но тут же, видя, как подтянулся доктор Шульц, понял свою ошибку.
– Доклад потом, – жестом остановил молодой немец Шульца, – а сейчас проводите сотрудников в отведенное им помещение. Я приму их в двадцать часов, до этого, извините, слишком занят.
– Сотрудник – один, – спешно сказал доктор, – а второй, – он кивком головы указал на Николая Павловича, – переводчик.
– Да, растет наша группа, – рассеянно произнес молодой, повернулся и зашагал к крыльцу.
Глядя со спины ему можно было дать все шестьдесят.
– Жить будете вдвоем, – объявил Шульц, когда они поднялись на второй этаж, – душ и туалет за этой дверью. Столовая внизу. Обед и ужин нам привозят, захочется перекусить дополнительно – найдете сами. Прислуги здесь нет.
– Ну, что, дядя Коля, жизнь как будто налаживается? – спросил Крндрахин, когда Шульц вышел.
Николай Павлович, пристраивая под койкой выданный немцами чемодан с вещами, скептически промолчал.
Вечером их вызвали к Раунбаху. По пути Юрий успел шепнуть Рейнгарту:
– Постарайтесь прощупать их мыслеполя.
– Я делаю это непрерывно, – так же шепотом отозвался Николай Павлович, – весьма средненькие всплески. Интересующий нас объект здесь не присутствует. Хотя общий фон очень насыщенный.
Сопровождающий их один из обитателей особняка распахнул дверь в просторный зал. За длинным прямоугольным столом сидели десять человек во главе с Раунбахом. Среди них находился и доктор Шульц.
– Ну, вот, вся команда в сборе! – удовлетворенно воскликнул Раунбах. – Позвольте, господа, представить: Юрий Йоханссен, чтец мыслей, с переводчиком. Присаживайтесь, не стесняйтесь. Руки по швам у нас держать не принято, да и "хайль" кричать не обязательно.
Такое вступление очень не понравилось Кондрахину. Чем непринужденнее обстановка, тем труднее держать себя в рамках выбранного образа. Он даже предположил, что все это инсценировано специально для него, но вскоре поневоле отбросил эту мысль.
Раунбах не просто выглядел усталым. Он вымотался до предела. С того дня, как ему доложили, что в Пруссии вновь объявился Тополь, он спал не более трех часов в сутки. В таком же ритме жила и вся его группа, к тому моменту уже интернациональная по составу.
– Ну, Мирча, – обратился он к довольно молодому человеку с глубокими залысинами и внимательным взглядом темно-карих глаз в сеточке морщин.
Тот с минуту вглядывался в невозмутимое лицо Кондрахина, после чего развел руками:
– Ничего не понимаю. Видимо, доктор Шульц что-то напутал. У юноши абсолютно никаких проблесков. Зато у переводчика… Солидно, однако!
– Шульц, как это понимать? Кто из них читает мысли?
Администратор, сверкнув толстыми линзами, уверенно ткнул пальцем в сторону Кондрахина.
– В самом деле, Йоханссен? – требовательно спросил Раунбах. – Вы способны сделать это прямо сейчас? Например, уловить, о чем думаю я сию минуту?
Кондрахин кивнул.
– Отлично. А ты, Христо, займись своим прямым делом. Итак?
Кондрахин театрально повернулся полубоком, засунул руку в карман и уставился на Раунбаха, сощурив глаза. Мысль гитлеровца, которую тот повторял про себя, он давным-давно превратил в образ. Но спектакль с немигающим взглядом требовался ему, дабы скрыть свои истинные способности.
– Господин офицер думает о чашке настоящего арабского кофе со взбитыми сливками, и обязательно в красной чашке.
Раунбах изумленно откинулся на спинку тяжелого старинного стула и посмотрел сначала на Мирчу, потом на простодушного вида мужичка, о которых говорят "сам себе на уме".
– Да ровно ничего, Фриц, – первым откликнулся Мирча. Вслед за ним и Христо отрицательно помотал головой.
– Тогда как же он узнал? Черт возьми, с таким явлением я еще не сталкивался! Древнескандинавская магия, говорите?
Уже поздним вечером Раунбах предложил Ковачу подышать в саду чистым воздухом. Неспешно двинулись они к могиле Курта Франка.
– Ты что-то можешь объяснить? – спросил Фриц.
– Ровным счетом ничего, – ответил румын, – распознавать людей с особыми способностями научил меня ты, и что я могу к этому добавить? Ни светящейся точки, ни диска, ни тех странных образований, которые я видел у других мастеров астрала. Он что, действительно, настолько точно прочитал твои мысли?
– Абсолютно. А самое главное, я думал словами, конкретной фразой, а выяснилось, что немецким он практически не владеет. Так, отдельные дежурные фразы. Для того и переводчик с ним. Так как же он тогда смог понять, о чем я думаю? Да, а что старик?
– Видимо, врожденные способности, о которых он даже не догадывается. Огромный, сверкающий и вращающийся диск, выходящий за пределы черепа. Куда там Отто или Набаеву! Кстати, а Христо что-нибудь уловил?