Текст книги "Рельсовая война в Полесье"

Автор книги: Иван Колос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Перебравшись через небольшой ручей и кусты ивы, он подполз к невысокому строению, приспособленному под гараж. Здесь его ждал Роднюк.

– Миша… – услышал Роднюк глухой шепот Корбута.

– Лезь сюда, – тихо отозвался Роднюк.

Корбут пролез через слуховое окно на чердак к Роднюку, а оттуда они спустились в коридор, разделяющий гараж и комнатку, где жил Роднюк.

Все было готово: и мина, и место для ее установки. Но оказалось, что в этот день фашисты поставили часового во дворе комендатуры. Тогда было решено, что Роднюк выйдет во двор, заговорит с часовым и без шума убьет его финкой. В случае какой-либо заминки Корбут придет на помощь.

– Пошел, Василий Тихонович, – шепнул Роднюк.

Взяв кляп и финку, он громко кашлянул и вышел во двор.

– Кто там? – крикнул эсэсовец и направился к Роднюку.

– Я, шофер коменданта. Сигареты у вас есть? – на ломаном немецком языке спросил Роднюк.

– Назад! – заорал гитлеровец и, приблизившись к Роднюку, направил на него автомат. Эсэсовец хотел еще что-то сказать, но Роднюк резким ударом сбил его с ног и сунул в рот кляп. В это время подошел Корбут. Вдвоем они втащили гитлеровца в комнату Роднюка и заперли дверь.

– Удачно, Миша! Теперь в подвал, – .скомандовал Корбут.

Роднюк схватил мину и быстро спустился по лестнице черного хода в подвал. Сдерживая волнение, он установил мину под внутренней стеной и подпалил зажигалкой полуметровый бикфордов шнур. Затем выскочил во двор, где его ждал Корбут.

– Бежим!..

Они снова пролезли через слуховое окно гаража и огородами направились на железнодорожный переезд. Там, на овручском шоссе, ждали их в машине Стефан и Ян. Через некоторое время Роднюк и Корбут услышали сильный взрыв. Когда они почти на ходу вскочили в кузов машины, Ян улыбнулся им:

– О то добре, други, теперь до лясу. – И он включил третью скорость…

Данные, которые доставил Роднюк, были весьма ценными. Теперь у командования имелось вполне ясное представление о том, что делается на участках железной дороги между Коростенем и Овручем, Овручем и Ельском, какими силами охраняется дорога, где сторожевые укрепления, какие силы расположены в городах. Сложная и кропотливая подготовка к «рельсовой войне» подходила к концу.

Ждали приказа о выступлении.

БРАТЬЯ СЛАВЯНЕ

Роднюк вернулся в партизанскую бригаду с двумя словацкими солдатами Яном Костинским и Стефаном Ржичка. Корбут остался в городе. В штабе соединения они рассказали Беленчику о себе. Николай Петрович спросил их:

– А Рудольфа Миченца вы случайно не знаете?

Стефан и Ян недоуменно переглянулись.

– А вы его тоже знаете, товарищ командир?

– Это наш герой. Хотя он и был у нас недолго, около четырех месяцев, но сделал очень много. Вечная слава ему.

– Рудольф служил в нашей части. Он сам из-под Братиславы, – почти в один голос сказали словаки.

В белорусском Полесье еще и теперь ходят легенды о смелых подвигах словака Рудольфа Миченца. Рудольф попал к партизанам в январе 1943 года, в самые трудные и тяжелые дни. И вот при каких обстоятельствах. В нашем Лельчицком отряде был партизан Алексей Лин из деревни Старый Фольварк. Однажды его направили в разведку в Буйновичи. Выполнив задание и возвращаясь обратно в лагерь, он заехал домой. Там ему сообщили о каком-то словацком солдате, которого приютила местная жительница Чернушевич.

На рассвете группа партизан конной разведки прибыла в эту деревню. Когда разведчики подъехали к дому Чернушевич, первым во двор вбежал Алексей. Из гумна вышел в военном кителе и штатских брюках невысокий крепко сбитый юноша. Увидев партизан, он немного растерялся, но, узнав, кто они, бросился к Лину и проговорил:

– Братья партизаны, я к вам!

В то время партизанский отряд находился в дремучем лесу, недалеко от деревни Заболотье. В штабном шалаше Рудольф рассказал нам о настроении словацких солдат, о том, как он искал отряд.

– Шесть суток по лесам и болотам Полесья искал я ваш отряд, – рассказывал Рудольф. – Ушел из роты со станции Словечно. Январские морозы давали себя знать. За время перехода ботинки порвались, и я их перевязал веревками. По компасу вышел на окраину села Буйновичи, встретил старика. Он вез на салазках хворост.

«Отец, – обратился я к нему, – где тут партизаны? Я солдат – словак, ищу партизан». Старик очень испугался. По-видимому, мой внешний вид произвел на него неприятное впечатление. Он молчал, потупив глаза. «Очень прошу, отец, – повторил я, – скажите, где партизаны? Мне надо прямо к командиру, иначе я замерзну в лесу».

И я бросил к его ногам винтовку. Старик поднял голову, пристально посмотрел на меня. «Боже, что делается-то на свете», – вздохнул он. Он подошел ко мне, потрогал руки и проговорил: «И семья есть?» – «Нет еще», – ответил я.

Старик сунул мне большие рукавицы и быстро зашагал в сторону деревни. «Я мигом, солдатик, жди меня здесь», – уже на ходу крикнул он.

Через полчаса старик привез мне потертую овчинную шапку и портянки. Я надел шапку и попытался было снять ботинки, но они примерзли к ногам. Долго старик тер мне ноги. Наконец я почувствовал боль.

«Мой сын где-то тоже воюет, – прослезился старик. – Ты спрашиваешь про партизан. – Он посмотрел на лежащую около салазок винтовку, а затем перевел взгляд на меня: – Вчера здесь были и уехали в сторону деревни Старый Фольварк».

Я направился в эту деревню и, как видите, нашел отряд, – закончил Рудольф.

…За три месяца пребывания в партизанском отряде Рудольф выполнил много сложных заданий, участвовал в боях, засадах, разведке.

Уже на второй день пребывания в нашем отряде он обратился ко мне с просьбой:

– Вот, товарищ командир, написал солдатам письма. – И он передал десять листков, исписанных по-словацки. Это были своего рода воззвания к словакам. Гарнизон их в то время находился в деревне Картыничи. Нам было ясно, что Рудольф – это человек с горячей душой патриота и что на него можно полностью положиться.

Вечером того же дня Рудольф вместе с молодым партизаном Николаем Овсянником проник в словацкий гарнизон, роздал письма солдатам и к рассвету привел в лагерь группу словаков.

Был и такой случай. Партизан Иосиф Яблонский как-то ночью сообщил в штаб отряда, что в деревню Марковское вошли гитлеровцы и грабят население. Об этом узнал Рудольф.

– Прошу, браты, и меня взять на задание, – попросил он. – Буду бить фашистов.

Отряд был разбит на три боевые группы. Первой группой командовал Семен Шукалович, второй – Михаил Остапович и третьей – Николай Янковец. Группам была поставлена задача – обстрелять фашистов и не дать увезти награбленное добро.

Когда вечером партизаны приблизились к крайним домам, Рудольф, находившийся рядом со мной, шепотом сказал:

– Разрешите, я перший.

Я кивнул головой. Раздалась короткая автоматная очередь. Это застрочил пулемет Семена Шукаловича. Бой начался. Партизаны вели огонь из-за домов. У гитлеровцев началась паника. Неожиданно в воздух взвилась осветительная ракета. Это могло помешать операции. Тогда Рудольф, выскочив на улицу, поднял автомат и закричал по-немецки:

– Прекратить стрельбу, здесь свои!

Гитлеровцы пришли в замешательство.

Стрельба на минуту стихла. Воспользовавшись этим, партизаны короткими перебежками приблизились к центру села. Гитлеровцы, поняв, что это уловка партизан, открыли сильный огонь. Под натиском партизан они начали отступать и, оставив награбленное, отошли в сторону Лельчиц.

Погиб Рудольф весной 1943 года.

…В село Буйновичи на борьбу с партизанами прибыло гитлеровское воинское подразделение, в состав которого входил и батальон словаков. Штаб бригады находился в это время в деревне Липяны. Посоветовавшись с комиссаром Романом Лином и начальником штаба Парфеном Гончаровым, я принял решение: послать Рудольфа и Григория Щирского в гарнизон Буйновичей, чтобы вывести часть словацких солдат. Когда Миченцу и Щирскому сообщили о задаче, Рудольф улыбнулся и заявил:

– Весь батальон приведем, товарищи. Все будут у нас.

До Буйновичей лесом их сопровождали партизаны-разведчики. В деревню Рудольф и Щирский пробрались вечером, узнали, что словацкие солдаты расквартированы по улице Пушкина. Партизаны направились туда. Рудольф смело заходил почти в каждый дом и предлагал словакам немедленно переходить на сторону партизан. Щирский оставался на улице, охраняя его. Так они прошли почти всю улицу. В последнем доме их постигла неудача. В нем оказались гитлеровцы.

Завязался бой. Щирский по огородам начал отходить в сторону леса, но фашистская пуля сразила его.

Рудольф отбивался в доме до последнего патрона. Каратели схватили его, тяжело раненного, истекавшего кровью.

Через два дня партизаны узнали, что гитлеровцы хотят вывезти Рудольфа в Братиславу и там казнить. Командование отряда приняло решение вырвать его из фашистских лап. Совместно с батальоном из соединения А. Н. Сабурова партизаны блокировали Буйновичи и за Будой-Софиевской устроили засаду. На эту засаду нарвалась колонна машин с фашистами. Головные автомашины были разбиты, но Рудольфа в них не оказалось. Он находился на одной из машин, замыкающих колонну. Спасшиеся гитлеровцы вернулись в Буйновичи и, надругавшись над героем, убили его.

Выслушав рассказ о Рудольфе, Стефан и Ян сказали:

– Мы отомстим за Рудольфа!

ПУТЬ В ЕЛЬСКУЮ БРИГАДУ

Мы не знали, в какой именно день поступит приказ о начале операции «рельсовая война», но ждали его и были готовы к выполнению задания. Комиссар бригады Роман Лукьянович Лин, старый коммунист и опытный партизан, часто беседовал с партизанами, подготавливал их к ответственной операции.

Наконец первого августа 1943 года всех командиров и комиссаров бригад Южноприпятского соединения вызвали в штаб. В назначенный час я зашел в палатку Беленчика. Там уже были командир Ельской бригады Антон Мищенко, его комиссар Иван Козинцев, добродушный и спокойный Александр Жильский, командир Мозырьской бригады, и другие.

Беленчик сообщил о положении на фронтах, а затем зачитал приказ штаба соединения полесских партизан о проведении операции «рельсовая война». После этого Беленчик ознакомил нас с приказом по Южноприпятскому соединению. В нем было сказано, что партизанские отряды и бригады должны вывести из строя участок железной дороги от Мозыря до станции Словечно. Исходным пунктом при выполнении задания назначено месторасположение Ельской партизанской бригады, которая дислоцировалась недалеко от железной дороги.

Ночью готовились к выходу, а рано утром три отряда и разведрота нашей бригады двинулись в путь. Предстояло преодолеть около сорока километров тяжелого бездорожья. Кругом лес, его рассекала неторопливая река У борть. Низкие ее берега заросли густым кустарником. А кругом – топи, болота, мелкие речушки. Места здесь безлюдные, труднопроходимые. Но партизаны еще раз доказали, что для них нет непроходимых мест. По болотам, сквозь густые заросли прошли даже обозы.

Впереди шла рота Семена Шукаловича, за ней – отряд имени Кутузова, и замыкал колонну Гребеневский отряд. Отряды имени Калинина и имени Суворова двинулись к месту расположения лагеря Мозырьской бригады. Они должны были действовать совместно с этой бригадой на участке железной дороги Мозырь – Ельск.

…Где-то впереди разносится дружное постукивание топора. Слышится треск падающего дерева. Партизаны укладывают бревна на топкую землю.

Однофамильцу комиссара бригады – разведчику Алексею Лину поручено найти брод через реку У борть. Он осторожно входит в холодную воду. Переправа найдена! За разведчиком переправляются обоз и партизаны.

Ездовой Балахонов первым перебрался на противоположный берег и остановился у старой березы. Он и начальник штаба Гончаров сидели на возу, доверху наполненном свежей, недавно скошенной травой. Балахонов уложил поверх травы винтовку, гикнул на коней:

– И-и, красавчики!

Дорога узкая, лесная. То хлестнет по лицу сосна, то зацепит дуб, наклонивший свои ветви чуть ли не к земле. Дятел, вцепившись острыми когтями в ствол дерева, деловито стучит по коре. Долетает воркованье диких голубей. Безуспешно попытаться увидеть их. Невидимые, сидят они не то на дубе столетнем, не то на сосне с густой, непроницаемой кроной.

– Был у нас, товарищ начштаба, в отряде партизан Алексей Анисимов, – начал рассказывать Балахонов. – Сибиряк, огонь парень. Смелый, ловкий. Звание старшего сержанта имел. Из немецкого плена попал к нам в отряд в декабре тысяча девятьсот сорок второго года. Никого не боялся. Возле местечка Скрыгалово напали на нас фашисты. Поле чистое. Конники спешились, а Анисимов – хоть бы что. Сидит верхом на лошади, из автомата строчит, кулаком грозит гитлеровцам. Ну и парень!.. Залегли мы и дали бой. Тогда Анисимов больше всех гитлеровцев уложил. Автоматчик он добрый и пулеметчик лихой…

Дорогу преградила небольшая речушка. Балахонов отпустил чересседельник, отвязал повод, и лошади начали жадно пить. Отряды благополучно переправились на другую сторону. Снова дорога, извиваясь, повела в глубь леса. Разведчики спешились и скрылись в кустах. Подошла головная колонна партизан отряда имени Кутузова. В повозку подсели радист Григорий Стенько и комиссар бригады Роман Лукьянович Лин.

А Балахонов продолжал:

– Сердце у него такое. За товарища – в огонь и в воду. Последней махоркой, бывало, поделится. В обиду дружка не даст. А к гитлеровцам у него большая была ярость. От них и смерть принял. В одной деревне погиб. Там мы гитлеровцев и полицейских громили. Погнался он за офицером, в плен хотел его, гада, взять, а офицер под ним коня убил. Другой бы вернулся, а Анисимов пешим стал того офицера ловить. Гнался, гнался за ним. Потом упал. Мы к нему подбежали, а Анисимов уже мертвый лежит. В диске автомата ни одного патрона не осталось…

Повозка прыгает по корням, которые, выбившись из земли, как удавы, легли на поверхности. Кроны деревьев сплелись между собой, образуя густую завесу. Словно в сумерках, идут партизаны все дальше и дальше.

Лесное озеро. Тихая вода, камыши. Желтые корзиночки лилий. Веет от всего этого сказочным, сонным царством. Пахнет мхом, сыростью, прелым деревом.

– И-и, красавчики! – привычно гикнул Балахонов, и кони нерешительно ступили с берега. Колеса сразу погрузились в воду.

– Ничего, доеду. Дальше похуже болотца будут, – улыбаясь, подбадривает Балахонов.

Миновав кладбище с деревянными крестами, расположенное недалеко от села Буйновичи, партизаны вышли на проселочную дорогу. Телеграфные и телефонные столбы с оборванными проводами. Справа и слева густая стена леса. Изредка попадаются небольшие поляны.

…Село Буйновичи. Ни одного дома. Все сожжено фашистами. Кое-где высятся разрушенные печи да уцелевшие трубы – это все, что осталось от жилья. Улицы безлюдны. Изредка попадаются наспех сколоченные курени. Груды развалин. Около остова печи стоит усталый мужчина. Он вытирает слезы.

– Немало народу тут гитлеровцы в тысяча девятьсот сорок первом году перебили, – говорит он. – Кто в лес убежал – тот уцелел, а кого захватили – тех уничтожили. И в огонь живьем бросал, и расстреливал проклятый фашист, – рассказывает мужчина.

Снова в пути. По дороге к штабной повозке часто подходят партизаны, шутят. Разведчики докладывают начальнику штаба обстановку. Подошли к болоту. Кони медленно тащат повозку.

– Ну, тут гляди в оба, – говорит кто-то из партизан.

Это последняя преграда. Доложили, что впереди деревня Синицкое Поле. Вечереет. Горят на западе тучи, и на фоне их хорошо видны медленные взмахи крыльев одинокого аиста. Вот и село. Оно уцелело. Стоят деревянные, крепко сколоченные хаты, такие же прочные сараи и добротные заборы. На улице наши разведчики. Вот на скамейке сидит пожилой партизан, он беседует с женщиной. Рядом совсем молодой Николай Янковец с автоматом через плечо и с балалайкой в руках. Подъехала штабная повозка.

– Янковец! – крикнул комиссар партизану. – Позовите ко мне командира роты Шукаловича.

Партизаны насторожились. Минут через пять Шукалович уже был около штабной повозки.

– Сделаем привал в деревне, товарищ комиссар, – сообщил он Лину, – приказ командира бригады.

– Подавайте команду, – приказал начштаба Гончаров.

– Завтра будем У цели, товарищ комиссар! – сказал Шукалович.

– Должны быть.

Навстречу им вышел Павел Татарчук – командир Гребеневского отряда.

– Комбриг приказал разместить штаб в этом доме, – доложил он.

Зашло солнце, погасли его краски на горизонте, в деревне заскрипели ворота, захлопали двери. Партизаны готовились немного отдохнуть.

Через час начальник штаба Гончаров обходил дома, где отдыхали партизаны, и проверял посты. Пройдя мимо последнего дома, он углубился в лес.

– Пропуск?! – властно прозвучал голос часового.

– Свои, свои, – поспешил ответить Гончаров.

– А, товарищ начальник штаба. – Из тьмы выступили два часовых с автоматами наперевес. Это были Александр Мельянец и Василий Реут.

– Где же остальные партизаны заставы? – спросил Гончаров.

– В шалаше они, отдыхают.

Мельянец вызвался проводить Гончарова.

В хорошо замаскированном шалаше сидели восемь человек. Горел костер, на рогатках висел котелок с водой.

– Чаек будем пить с пирожными, товарищ начштаба, – под общий смех проговорил никогда не унывающий разведчик Костя Чурилов.

– Все шутишь, Костя, – заметил Гончаров.

– А чего же не шутить. Вот рванем железку – и порядок будет.

За поясом у Чурилова – трофейный пистолет, в руках – кожаная плеть.

– Закурить бы…

Его угостили самосадом. Жадно затягиваясь, он начал, как всегда, рассказывать:

– К Припяти в разведку уходил.

– Ну и как?

– Чуть было мне гитлеровец лапти не сплел. И как получилось, – поблескивая глазами, продолжал свой рассказ Костя.

Гончаров присел около костра и стал слушать.

– Подхожу к селу. Где лесочком, где в рожь войду, ползком пробираюсь. Смотрю – никого. Обошел вокруг – ни души. Что за черт! Решил в хату зайти. Там у нас дочка связного жила. Помните, товарищ начштаба? – обратился он к Гончарову. – И в хате никого. Думаю, неужели всех жителей угнали гитлеровцы и сами смылись? Выхожу из хаты, а в дверях навстречу мне гитлеровец. Здоровенный такой. «Русь! Партизан!..»

Шапка на мне вот эта была. Видно, красную ленточку заметил. Стоит как вкопанный. Он на меня смотрит, я – на него. Глаза у него на лоб лезут, а сам бледный стал. Вот бы в кино заснять. Редкий случай.

– Ты тоже небось сдрейфил?

– Я-то испугался, – улыбнулся разведчик, – но не за себя, а за пакет больше переживал. И развернуться мне неудобно – тесно в сенцах. Он как хватит меня за грудь… Вылетели мы оба во двор. Вывернулся я да как ударю его ногой… Упал гитлеровец и винтовку из рук выпустил. Я убегать, он – за мной. Я тогда вот этот парабеллум выхватил, уложил его, а сам за сарай.

Чурилов докурил цигарку так, что «бычок» уже невозможно было держать на губе, и лишь тогда бросил его в костер.

– А в селах что творят эти гитлеровские подпевалы – полицейские. В одном селе нашего связного фашисты расстреляли. Обманули его. Заходят переодетые полицейские. Мы, мол, партизаны, убегаем от гитлеровцев, спрячь нас. Поверил им, спрятал, думал, и в самом деле партизаны. Убили человека. Жену его убили, двух дочек. Детишки были маленькие, и детишек не пожалели.

А в другом селе тоже вот так; пришли к одной женщине: «Мы партизаны, спрячь нас».

Поверила, спрятала на чердаке. Потом гитлеровцы пришли, а они, гады, эти полицейские, послазили с чердака, смеются: «Так вот ты какая… Партизанка, значит?»

Она – из хаты, они – за ней. Гонялись, гонялись, а поймать – не удалось. Бросилась в Припять… и утонула.

На рассвете снова в путь. Снова густой лес, мокрые коренья, беспорядочно сваленные подгнившие деревья, заросли кустов. Хотелось, чтобы над головой было широкое голубое небо, освещенное теплым августовским солнцем, хотелось попить чистой колодезной воды, увидеть людей, почувствовать запах жилья.

По карте впереди значилась деревня. Но мало кто был уверен, что она уцелела. Многие населенные пункты на карте значились, но вместо них были только полынь да бурьян. На сотни километров опустошили полесскую землю немецко-фашистские захватчики. Невозделанные поля, безлюдье, заросшие проселочные дороги…

Вот и опушка леса. Рядом должна быть деревня Кочище. Ни одного живого существа, ни одного уцелевшего дома. Видны только остовы печей. Вдруг из-за деревьев показались люди. Это были местные крестьяне. Партизаны направились к ним.

– Что же вы тут стоите?! – крикнул им кто-то из командиров.

– А… гм… Нам можно туда? – спросил старик с дымчатой головой, пристально и недоверчиво рассматривая нас.

– Куда? – спросил Чурилов.

– В деревню, – ответил старик, переминаясь с ноги на ногу и, видимо, с нетерпением ожидая ответа.

– В деревню? Почему же нельзя?

Старик, все еще не уверенный в том, что перед ним партизаны, сказал:

– Господин начальник, разрешите пойти посмотреть на свое селище вблизи?

– Ну начальник – это еще ладно, – усмехнулся Чурилов, – но вот какой я тебе господин, не понимаю. У меня отец где-то в этих местах, а ты «господин». Иди, папаша, смотри сколько хочешь. Ты что, давно деревню не видел?

Партизаны разговорились с крестьянами, люди оживились. Теперь уже говорил не только старик, его перебивали крестьянки. Правда, голоса их были чуть слышны, точно у тяжелобольных.

– Трудно угадать сразу, кто пришел в деревню – свои или чужие, – осторожно говорил старик. – Вот и прячемся, как дикари, в лесу. Ведь фашистские гады почти всех жителей нашего села перебили. Осталось немного.

– Вон там около болота лежат в ряд мертвые – и дети, и женщины, – скороговоркой начала старуха.

– Это правда, всех больных немцы умертвили, – подтвердил старик. – Но ты, Аксинья, не перебивай. Я сам расскажу все по порядку…

Остановить женщин старику не удалось. Они заговорили разом, наперебой, рассказывая о страшном своем горе, о злодеяниях гитлеровцев.

– Как вернулись мы, – причитает старуха, – стал он нас ломать да корежить. Сплю я в хате, слышу: на дворе что-то недоброе делается. Встала, а выйти не могу. С той стороны дверь подперта. Вижу: немцы со двора все тянут: корову, теленка – и тут же, на улице, режут. Выскочила я, простоволосая, упала на колени: «Пан, отдай ты мне хоть что-нибудь. Дети же у меня!» А он пистолетом тычет.

Анне Сачек было 70 лет, сын ее в Красной Армии. Увидели гитлеровцы фотографию сына: «А, большевик, коммунист».

Схватили старуху и вытолкали из избы. Она все повторяла: «Отдайте сынову карточку». Гитлеровцы издевались над ней. Потом разобрали в избе печь, поставили туда трех лошадей, и старуха жила тут же, навоз убирала, пока не умерла.

Со скотом немцы покончили быстро.

В деревне партизаны пробыли недолго. После привала они снова продолжали путь в лагерь Ельской партизанской бригады, который находился в десяти километрах от деревни Кочище. Через два часа разведчики Семена Шукаловича доложили, что они связались с заставой Ельской бригады. Вскоре навстречу нашим партизанам выехал командир Ельской бригады Антон Мищенко – бывалый, опытный партизан. Он всегда делился своим опытом с другими командирами, подсказывал, как лучше провести ту или иную операцию. Высокий, худощавый, всегда подтянутый, немногословный, он словно забыл то недавнее время, когда любил посмеяться с товарищами, рассказать что-нибудь забавное.

Все его думы были об отряде. В черные дни 1941 года, когда в родной поселок Ельск ворвались немцы, Антон по заданию партии ушел вместе с группой товарищей в лес партизанить. Там они оборудовали первые базы, с боем добывали вооружение и боеприпасы, пополняли свой отряд проверенными, преданными людьми. В боях с полицейскими и гитлеровцами рос и закалялся отряд.

Вот вместе с этой бригадой нам и предстояло выполнить задание, к которому мы так тщательно готовились.