Текст книги "Поэзия Серебряного века (Сборник)"

Автор книги: Иван Бунин

Новокрестьянские поэты

Термин “новокрестьянские” [317]317
  Впервые это определение было дано критиком А. Львовым-Рогачевским в книге “Поэзия новой России. Поэты полей и городских окраин” (М., 1919) и позднее прочно закрепилось за ними.


[Закрыть]в современном литературоведении употребляется для того, чтобы отделить представителей новой формации – модернистов, которые обновляли русскую поэзию, опираясь на народное творчество, – от традиционалистов, подражателей и эпигонов поэзии Никитина, Кольцова, Некрасова, штампующих стихотворные зарисовки деревенских пейзажей в лубочно-патриархальном стиле.

Поэты, относившиеся к этой категории, развивалитрадиции крестьянской поэзии, а не замыкались в них. Поэтизация деревенского быта, нехитрых крестьянских ремесел и сельской природы являлись главными темами их стихов.

Основные черты новокрестьянской поэзии:

• любовь к “малой Родине”;

• следование вековым народным обычаям и нравственным традициям;

• использование религиозной символики, христианских мотивов, языческих верований;

• обращение к фольклорным сюжетам и образам, введение в поэтический обиход народных песен и частушек;

• отрицание “порочной” городской культуры, сопротивление культу машин и железа.

В конце XIX века из среды крестьян не выдвинулось сколько-нибудь крупных поэтов. Однако авторы, пришедшие тогда в литературу, во многом подготовили почву для творчества своих особо даровитых последователей. Идеи старой крестьянской лирики возрождались на ином, более высоком художественном уровне. Тема любви к родной природе, внимание к народному быту и национальному характеру определили стиль и направление поэзии нового времени, а раздумья о смысле человеческого бытия посредством образов народной жизни сделались в этой лирике ведущими.

Следование народнопоэтической традиции было присуще всем новокрестьянским поэтам. Но у каждого из них было и особо острое чувство к малой родине в ее щемящей, уникальной конкретности. Осознание собственной роли в ее судьбе помогало найти свой путь к воспроизведению поэтического духа нации.

На формирование новокрестьянской поэтической школы большое влияние оказало творчество символистов, и в первую очередь Блока и Андрея Белого, способствовавшее развитию в поэзии Клюева, Есенина и Клычкова романтических мотивов и литературных приемов, характерных для поэзии модернистов.

Вхождение новокрестьянских поэтов в большую литературу стало заметным событием предреволюционного времени. Ядро нового течения составили наиболее талантливые выходцы из деревенской глубинки – Н. Клюев, С. Есенин, С. Клычков, П. Орешин. [318]318
  ОрешинПетр Васильевич (1887–1938?) – поэт. Впервые его стихи опубликованы в 1911 г. в саратовской газете; в петербургских журналах печатался с 1913. Участвовал в Первой мировой войне, награжден двумя Георгиевскими крестами за храбрость. Автор нескольких поэтических книг, первая из которых “Зарево” вышла в 1918 г. Был арестован в 1937 г. и расстрелян.


[Закрыть]Вскоре к ним присоединились А. Ширяевец [319]319
  Ширяевец —псевдоним Александра Васильевича Абрамова (1887–1924), взятый им по месту рождения: с. Ширяево Сызранского уезда Симбирской губернии. Родом из семьи крестьян. На его творчество существенное влияние оказал В. Каменский. С 1922 г. жил в Москве. Рано ушел из жизни. Памяти Ширяевца посвящено знаменитое стихотворение С. Есенина “Мы теперь уходим понемногу…”


[Закрыть]и А. Ганин. [320]320
  ГанинАлексей Алексеевич (1893–1925) – поэт. Родился в крестьянской семье на Вологодчине. После переезда в Москву (в 1922) он вместе с Есениным участвует в литературных встречах “поэтов купницы”. В 1924 выходит книга стихов Ганина “Былинное поле”, а осенью того же года он был арестован и в марте 1925 г. расстрелян.


[Закрыть]

Осенью 1915 г., во многом благодаря усилиям С. Городецкого и писателя А. Ремизова, опекавшим молодых поэтов, была создана литературная группа “Краса”; 25 октября в концертном зале Тенишевского училища в Петрограде состоялся литературно-художественный вечер, где, как писал впоследствии Городецкий, “Есенин читал свои стихи, а кроме того, пел частушки под гармошку и вместе с Клюевым – страдания…”. Там же было объявлено об организации одноименного издательства (оно прекратило существование после выхода первого сборника).

Впрочем, говорить о каком-то коллективном статусе новокрестьянских поэтов было бы неправомерным. И хотя перечисленные авторы входили в группу “Краса”, а затем и в литературно-художественное общество “Страда” (1915–1917), ставшее первым объединением поэтов (по определению Есенина) “крестьянской купницы”, и пусть некоторые из них участвовали в “Скифах” (альманахе левоэсеровского направления, 1917–1918), но в то же время для большинства “новокрестьян” само слово “коллектив” являлось лишь ненавистным штампом, словесным клише. Их больше связывало личное общение, переписка и общие поэтические акции.

Поэтому о новокрестьянских поэтах, как указывает в своем исследовании С. Семенова, “правильнее было бы говорить как о целой поэтической плеяде, выразившей с учетом индивидуальных мирочувствий иное, чем у пролетарских поэтов, видение устройства народного бытия, его высших ценностей и идеалов – другое ощущение и понимание русской идеи”. [321]321
  Семенова С. Русская поэзия и проза 1920–1930 годов.


[Закрыть]

У всех поэтических течений начала XX века имелась одна общая черта: их становление и развитие происходило в условиях борьбы и соперничества, словно наличие объекта полемики было обязательным условием существования самого течения. Не минула чаша сия и поэтов “крестьянской купницы”. Их идейными противниками являлись так называемые “пролетарские поэты”.

Став после революции организатором литературного процесса, партия большевиков стремилась к тому, чтобы творчество поэтов было максимально приближено к массам. Самым важным условием формирования новых литературных произведений, который выдвигался и поддерживался партийной печатью, был принцип “одухотворения” революционной борьбы. “Поэты революции являются неумолимыми критиками всего старого и зовут вперед, к борьбе за светлое будущее <…> Они зорко подмечают все характерные явления современности и рисуют размашистыми, но глубоко правдивыми красками <…> В их творениях многое еще не отшлифовано до конца, …но определенное светлое настроение отчетливо выражено с глубоким чувством и своеобразной энергией”. [322]322
  Калинин М. Сборник пролетарских писателей // Пг.: Газета “Рабочий”. 1914, 23 июня.


[Закрыть]

Острота социальных конфликтов, неизбежность столкновения противоборствующих классовых сил стали главными темами пролетарской поэзии, находя выражение в решительном противопоставлении двух враждебных станов, двух миров: “отжившего мира зла и неправды” и “подымающейся молодой Руси”. Грозные обличения перерастали в страстные романтические призывы, восклицательные интонации господствовали во многих стихах (“Беснуйтесь, тираны!..”, “На улицу!” и т. п.). Специфической чертой пролетарской поэзии (стержневые мотивы труда, борьбы, урбанизм, коллективизм) являлось отражение в стихах текущей борьбы, боевых и политических задач пролетариата.

Пролетарские поэты, отстаивая коллективное, отрицали все индивидуально-человеческое, все то, что делает личность неповторимой, высмеивали такие категории, как душа и т. д. Крестьянские поэты, в отличие от них, видели главную причину зла в отрыве от природных корней, от народного мировосприятия, находящего отражение в быту, самом укладе крестьянской жизни, фольклоре, народных традициях, национальной культуре.

Приятие революции новокрестьянскими поэтами эмоционально шло от их народных корней, прямой причастности к народной судьбе; они чувствовали себя выразителями боли и надежд “нищих, голодных, мучеников, кандальников вековечных, серой, убогой скотины” (Клюев), низовой, задавленной вековым гнетом Руси. И в революции они увидели прежде всего начало осуществления чаяний, запечатленных в образах “Китеж-града”, “мужицкого рая”.

В обещанный революционерами рай на земле верили поначалу и Пимен Карпов, [323]323
  КарповПимен Иванович (1887–1963) – поэт, прозаик. Родом из семьи безземельного крестьянина. Грамоте выучился самостоятельно. Его первая книга стихов “Знойная лилия” вышла в 1911 г. В дальнейшем Карпов издал еще несколько поэтических сборников, роман “Пламень”, автобиографические повести.


[Закрыть]и Николай Клюев, который после Октября становится даже членом РКП(б).

Фактом остаются и попытки сближения именно в 1918 году – апогее революционно-мессианских иллюзий – крестьянских литераторов с пролетарскими, когда делается попытка создать в Москве секцию крестьянских писателей при Пролеткульте.

Но даже в этот относительно небольшой исторический промежуток времени (1917–1919), когда, казалось, один революционный вихрь, одно вселенское чаяние, один “громокипящий” пафос врывались в творчество и пролетарских, и крестьянских поэтов, все же чувствовалась существенная мировоззренческая разница. В стихах “новокрестьян” было немало революционно-мессианских неистовств, мотивов штурма небес, титанической активности человека; но вместе с яростью и ненавистью к врагу сохранялась и идея народа-богоносца, и нового религиозного раскрытия своей высшей цели: “Невиданного Бога / Увидит мой народ”, – писал Петр Орешин в своем сборнике стихов “Красная Русь” (1918). Вот несколько риторическое, но точное по мысли выражение того, что по большому счету разводило пролетарских и крестьянских поэтов (при всех их “хулиганских” богоборческих срывах, как в есенинской “Инонии”).

Объявление в послереволюционное время пролетарской поэзии самой передовой поставило крестьянскую поэзию в положение второстепенной. А проведение в жизнь курса ликвидации кулачества как класса сделало крестьянских поэтов “лишними”. Поэтому группа новокрестьянских поэтов с начала 1920-х годов являлась объектом постоянных нападок, ядовитых “разоблачений” со стороны критиков и идеологов, претендовавших на выражение “передовой”, пролетарской позиции.

Так рушились иллюзии, исчезала вера крестьянских поэтов в большевистские преобразования, копились тревожные раздумья о судьбах родной деревни. И тогда в их стихах зазвучали мотивы не просто трагедии революционного распятия России, но и вины растоптавшего ее непутевого, разгульного, поддавшегося на подмены и соблазны дьявольских козней ее сына – ее собственного народа. Произошла адская подтасовка, когда светлые мечты народа соскользнули в темный, неистовый союз с дьявольской силой.

Н. Солнцева в своей книге “Китежский павлин” приходит к выводу, что именно крестьянские поэты в послеоктябрьские годы “приняли на себя крест оппозиции”. [324]324
  Солнцева Н. Китежский павлин. Филологическая проза: Документы. Факты. Версии. – М.: Скифы, 1992.


[Закрыть]Однако не всё так однозначно.

В рецензии на вышеупомянутую книгу Л. Воронин заметил, что “творческие и жизненные судьбы Н. Клюева, А. Ширяевца. А. Ганина, П. Карпова, С. Клычкова, в общем-то, вписываются в эту концепцию. Однако рядом и другие новокрестьянские поэты: Петр Орешин с его гимнами новой, советской Руси, оставшиеся “за кадром” исследования Н. Солнцевой, вполне лояльные Павел Радимов, [325]325
  РадимовПавел Александрович (1887–1967) – поэт, художник. Родился в семье сельского священника, окончил духовную семинарию. В его ранних стихах явственно ощутимы религиозные мотивы. Радимов был известен и как живописец; в 1914 г. вступил в Товарищество передвижных художественных выставок. После революции его стихи, воспевающие красочные детали деревенской жизни, явились поводом для зачисления Радимова в ряд “кулацких” поэтов. Долгое время его творчество находилось под запретом.


[Закрыть]Семен Фомин, [326]326
  Фомин(Хумма Семене) Семен Фомич (1903–1936) – писатель, один из зачинателей чувашской литературы. Писал стихи, пьесы, литературно-критические статьи, рассказы и повести. Его герои – коммунисты и комсомольцы, рабочие, красногвардейцы, строители новой жизни в деревне. Переводил стихи Н. А. Некрасова, А. В. Кольцова, Я. Райниса, Г. Тукая.


[Закрыть]Павел Дружинин. [327]327
  ДружининПавел Давыдович (1890–1965) – поэт, представитель крестьянской поэзии. В начале 1927 г. подвергся критике со стороны Бухарина в его речи на XXIV ленинградской губпартконференции, где тот обширно цитировал и издевательски комментировал стихи Дружинина. Это выступление было воспринято большевистскими критиками как сигнал, после чего творчество Дружинина подверглось обструкции в прессе (см.: Незнамов П. О поэтах и установках, 1928 и др.).


[Закрыть]Да и с “крамольным” Сергеем Есениным не так все просто. Ведь в те же годы, когда им была написана “Страна негодяев”, появились его поэмы “Ленин”, “Песнь о великом походе”, “Баллада о двадцати шести””. [328]328
  Воронин Л. Судьбы крестьянской купницы // Журнал “Новый мир”. 1994. № 2.


[Закрыть]

По мнению А. Михайлова, “общественная дисгармония, к которой привела революция, явилась отражением целого клубка противоречий: идейных, социальных, экономических и других. Однако в задачу советских идеологов входило представить новое государственное устройство как единственно правильное, поэтому они стремились во что бы то ни стало перекодировать механизм национальной памяти. Чтобы предать прошлое забвению, носителей родовой памяти уничтожали. Погибли все новокрестьянские поэты – хранители национальных святынь”. [329]329
  Михайлов А. Пути развития новокрестьянской поэзии. – Л., 1990.


[Закрыть]Только А. Ширяевец, рано ушедший из жизни (1924), и С. Есенин не дожили до времен массовых репрессий, поглотивших их единомышленников.

Первым эта участь постигла А. Ганина. Осенью 1924 г. его в числе группы молодежи арестовывают по обвинению в принадлежности к “Ордену русских фашистов”. За улику принимаются найденные у Ганина при обыске тезисы “Мир и свободный труд – народам”, содержащие откровенные высказывания против существующего режима. Попытка выдать текст тезисов за фрагмент задуманного романа (списав тем самым криминал на счет отрицательного героя – “классового врага”) не удалась. Ганин был расстрелян в Бутырской тюрьме в числе семи человек, составляющих группу “ордена”, как его глава.

В апреле 1920 г. “за религиозные взгляды” был исключен из партии Н. Клюев. А после публикации поэмы “Деревня” (1927) он подвергся резкой критике за тоску по разрушенному сельскому “раю” и был объявлен “кулацким поэтом”. Затем последовала ссылка в Томск, где Клюев умирал от голода, продавал свои вещи, просил подаяния. Он писал М. Горькому и умолял помочь “кусочком хлебушка”. Осенью 1937 г. поэт был расстрелян в Томской тюрьме.

В разгар массовых репрессий погиб С. Клычков, чья поэзия избежала и опьянения Октябрем, и резкой, откровенно разочарованной реакции. Тем не менее, с конца 1920-х годов критики занесли его в разряд “певцов кулацкой деревни”, а в 1937 г. Клычков был арестован и сгинул бесследно.

Не смог избежать участи своих собратьев по литературному цеху даже П. Орешин, тот из новокрестьянских поэтов, кто, по выражению С. Семеновой, “один из всех как будто искренне, от души форсируя голос, побежал и за комсомолом, и за партией, и за трактором, довольно механически стыкуя поэзию родной природы (от которой он никогда не отказывался) и “новую красоту” колхозной деревни, не брезгуя и производственными агитками в виде сказов в стихах <…> Последний его сборник “Под счастливым небом” (1937) состоял из препарированных, приглаженных стихотворений его предшествующих книг <…> Но и такое “счастливое” совпадение с требованиями эпохи не отвело от поэта, когда-то дружно выступавшего в одной “крестьянской купнице”, десницы террора. “Под счастливым небом” 1937 года он был арестован и расстрелян”. [330]330
  Семенова С. Русская поэзия и проза 1920–1930 годов.


[Закрыть]

Из числа новокрестьянских поэтов уцелел в этой мясорубке лишь П. Карпов, который дожил до 1963 года и умер в полной безвестности. Его, правда, к данному течению можно отнести лишь с большой долей условности.

Новокрестьянская поэзия с полным правом может считаться неотъемлемой частью творческого наследия русского Серебряного века. Показательно, что крестьянская духовная нива оказалась значительно плодотворнее, чем пролетарская идеологическая почва, на яркие творческие личности. С. Семенова обращает внимание на “разительное отличие творческого результата: если пролетарская поэзия не выдвинула по-настоящему крупных мастеров слова, то крестьянская (раскрыла) первоклассный талант Клычкова – поэта и прозаика, замечательное дарование Орешина и Ширяевца, Ганина и Карпова <…> А два поэта – Клюев и Есенин, будучи духовными и творческими лидерами “крестьянской купницы” и выразив точнее и совершеннее своих собратьев ее устремления, встали в ряд классиков русской литературы” (Там же.).

Добавлю, что из пролетарских поэтов можно вспомнить разве что Демьяна Бедного, [331]331
  Демьян Бедный(наст. имя и фам. Ефим Алексеевич Придворов; 1883–1945) – поэт и писатель. Печатался в большевистских газетах “Звезда” и “Правда”. Автор популярных в Гражданскую войну сатирических стихов, стихотворных фельетонов, басен, песен, сочинял подписи к “Окнам ТАСС”. В 1912 г. принял горячее участие в создании газеты “Правда” и выпуске ее первого номера.


[Закрыть]агитационно-публицистическая поэзия которого в годы революции и гражданской войны была весьма популярной у народных масс. Но и это объясняется не столько ее качеством, сколько наличием, как сейчас модно говорить, большевистского “административного ресурса”, т. е. попросту пропаганды.

Николай Клюев

(1884–1937)

Николай Алексеевич Клюев, выступавший идеологом новокрестьянского течения в русской поэзии, был самым крупным и влиятельным, а возможно, и самым одаренным ее представителем. Его детство прошло на р. Вытегре в Олонецком крае (ныне Вологодская область), где мать поэта, известная сказительница, приобщила сына к местному фольклору и т. н. “отреченной” – раскольнической литературе. В его ранних стихах, имевших яркую религиозную окраску, чувствовалось влияние “гражданской лирики” народников. Многие образы поэт черпает из церковно-приходского обихода. Язык его произведений насыщен местечковыми словами и архаизмами. Позднее в стихах Клюева появилось стремление к поэтическому отображению деревенской жизни, поэтизации патриархальной старины, что поставило его в ряд новокрестьянских поэтов.

Революцию Клюев принял и даже стал членом РКП(б), в 1917–1919 гг. работал в большевистской газете Вытегры. Но в 1920 г. за “религиозные взгляды” был исключен из партии, а после опубликования поэм “Деревня” и “Мать-Суббота” объявлен “кулацким поэтом”. В 1934 г. Клюев был выслан из Москвы, а в 1937-м арестован и расстрелян в Томской тюрьме.

Пусть я в лаптях

 
Пусть я в лаптях, в сермяге серой,
В рубахе грубой, пестрядной, [332]332
  Пестрядь(полосушка, затрапезь) – пеньковая, грубая ткань, пестрая или полосатая; идет на шаровары, рабочие халаты, тюфяки и пр.


[Закрыть]
Но я живу с глубокой верой
В иную жизнь, в удел иной!
 
 
Века насилья и невзгоды,
Всевластье злобных палачей
Желанье пылкое свободы
Не умертвят в груди моей!
 
 
Наперекор закону века,
Что к свету путь загородил,
Себя считать за человека
Я не забыл! Я не забыл!
 

(1905)

* * *

 
Ты все келейнее и строже,
Непостижимее на взгляд…
О, кто же, милостивый Боже,
В твоей печали виноват?
 
 
И косы пепельные глаже,
Чем раньше, стягиваешь ты,
Глухая мать сидит за пряжей —
На поминальные холсты.
 
 
Она нездешнее постигла,
Как ты, молитвенно строга…
Блуждают солнечные иглы
По колесу от очага.
 
 
Зимы предчувствием объяты,
Рыдают сосны на бору;
Опять глухие казематы
Тебе приснятся ввечеру.
 
 
Лишь станут сумерки синее,
Туман окутает реку, —
Отец, с веревкою на шее,
Придет и сядет к камельку.
 
 
Жених с простреленною грудью,
Сестра, погибшая в бою, —
Все по вечернему безлюдью
Сойдутся в хижину твою.
 
 
А Смерть останется за дверью,
Как ночь, загадочно темна.
И до рассвета суеверью
Ты будешь слепо предана.
 
 
И не поверишь яви зрячей,
Когда торжественно в ночи
Тебе – за боль, за подвиг плача —
Вручатся вечности ключи.
 

(1908)

Из цикла “Александру Блоку"

2

 
Я болен сладостным недугом —
Осенней, рдяною тоской.
Нерасторжимым полукругом
Сомкнулось небо надо мной.
 
 
Она везде, неуловима,
Трепещет, дышит и живет:
В рыбачьей песне, в свитках дыма,
В жужжанье ос и блеске вод.
 
 
В шуршанье трав – ее походка,
В нагорном эхо – всплески рук,
И казематная решетка —
Лишь символ смерти и разлук.
 
 
Ее ли космы смоляные,
Как ветер смех, мгновенный взгляд…
О, кто Ты: Женщина? Россия?
В годину черную собрат!
 
 
Поведай: тайное сомненье
Какою казнью искупить,
Чтоб на единое мгновенье
Твой лик прекрасный уловить?
 

(1911)

* * *

 
В златотканные дни сентября
Мнится папертью бора опушка.
Сосны молятся, ладан куря,
Над твоей опустелой избушкой.
 
 
Ветер-сторож следы старины
Заметает листвой шелестящей,
Распахни узорочье сосны,
Промелькни за березовой чащей!
 
 
Я узнаю косынки кайму,
Голосок с легковейной походкой…
Сосны шепчут про мрак и тюрьму,
Про мерцание звезд за решеткой,
 
 
Про бубенчик в жестоком пути,
Про седые бурятские дали…
Мир вам, сосны, вы думы мои,
Как родимая мать, разгадали!
 
 
В поминальные дни сентября
Вы сыновнюю тайну узнайте
И о той, что погибла любя,
Небесам и земле передайте.
 

(1911)

* * *

 
Прохожу ночной деревней,
В темных избах нет огня,
Явью сказочною, древней
Потянуло на меня.
 
 
В настоящем разуверясь,
Стародавних полон сил,
Распахнул я лихо ферязь, [333]333
  Ферязь—старинная русская верхняя одежда, длинная и распашная, без воротника.


[Закрыть]
Шапку-соболь заломил.
 
 
Свистнул, хлопнул у дороги
В удалецкую ладонь,
И, как вихорь, звонконогий
Подо мною взвился конь.
 
 
Прискакал. Дубровым зверем
Конь храпит, копытом бьет, —
Предо мной узорный терем,
Нет дозора у ворот.
 
 
Привязал гнедого к тыну;
Будет лихо али прок,
Пояс шелковый закину
На точеный шеломок. [334]334
  Шеломок—опрокинутый желоб по краю кровли, под который запускается тес, или коньковый брус вместо желоба, к которому тес прибивается, а на него ставится резной гребень, со шпилями или петухами по концам.


[Закрыть]
 
 
Скрипнет крашеная ставня…
“Что, разлапушка, – не спишь?
Неспроста повесу-парня
Знают Кама и Иртыш!
 
 
Наши хаживали струги
До Хвалынщины [335]335
  Хвалынщина(или Хвалисское море) – древнерусское название Каспийского моря.


[Закрыть]подчас, —
Не иссякнут у подруги
Бирюза и канифас [336]336
  Канифас —хлопчатобумажная материя с саржевыми либо атласными основными полосками. Идет преимущественно в отбеленном виде – на белье, но продается и крашеным, а также набивным – для дамских платьев.


[Закрыть]…”
 
 
Прояснилися избенки,
Речка в утреннем дыму.
Гусли-морок, вслипнув звонко,
Искрой канули во тьму.
 
 
Но в душе, как хмель, струится
Вещих звуков серебро —
Отлетевшей жаро-птицы
Самоцветное перо.
 

(1912)

* * *

 
Мне сказали, что ты умерла
Заодно с золотым листопадом
И теперь, лучезарно светла,
Правишь горним, неведомым градом.
 
 
Я нездешним забыться готов,
Ты всегда баснословной казалась
И багрянцем осенних листов
Не однажды со мной любовалась.
 
 
Говорят, что не стало тебя,
Но любви иссякаемы ль струи:
Разве зори – не ласка твоя,
И лучи – не твои поцелуи?
 

1911?

* * *

 
Обозвал тишину глухоманью,
Надругался над белым “молчи”,
У креста простодушною данью
Не поставил сладимой свечи.
 
 
В хвойный ладан дохнул папиросой
И плевком незабудку обжег, —
Зарябило слезинками плёсо,
Сединою заиндевел мох.
 
 
Светлый отрок – лесное молчанье,
Помолясь на заплаканный крест,
Закатилось в глухое скитанье
До святых, незапятнанных мест.
 
 
Заломила черемуха руки,
К норке путает след горностай…
Сын железа и каменной скуки
Попирает берестяный рай.
 

Между 1914 и 1916

Рождество избы

 
От кудрявых стружек пахнет смолью,
Духовит, как улей, белый сруб.
Крупногрудый плотник тешет колья,
На слова медлителен и скуп.
 
 
Тёпел паз, захватисты кокоры, [337]337
  Кокоры —бревно или брус с корневищем; захватисты —здесь: разлапистые.


[Закрыть]
Крутолоб тесовый шоломок.
Будут рябью [338]338
  Сукрест, лапки, крапица, рядки —разновидности узоров.


[Закрыть]писаны подзоры [339]339
  Подзоры—богатая, обильная, красивая резьба.


[Закрыть]
И лудянкой [340]340
  Лудянка(лудь, луда) – блестящая паволока, тонкий слой на чем-либо; ослепительный блеск, белизна.


[Закрыть]выпестрен конек.
 
 
По стене, как зернь, пройдут зарубки:
Сукрест, лапки, крапица, рядки,
Чтоб избе-молодке в красной шубке
Явь и сонь мерещились – легки.
 
 
Крепкогруд строитель-тайновидец,
Перед ним щепа как письмена:
Запоет резная пава с крылец,
Брызнет ярь с наличника окна.
 
 
И когда очёсками кудели
Над избой взлохматится дымок —
Сказ пойдет о красном древоделе
По лесам, на запад и восток.
 

Между 1915 и 1917

Из цикла “Поэту Сергею Есенину"

2

 
Изба – святилище земли,
С запечной тайною и раем,
По духу росной конопли
Мы сокровенное узнаем.
 
 
На грядке веников ряды —
Душа берез зеленоустых…
От звезд до луковой гряды
Всё в вещем шепоте и хрустах.
 
 
Земля, как старище-рыбак,
Сплетает облачные сети,
Чтоб уловить загробный мрак
Глухонемых тысячелетий.
 
 
Предвижу я: как в верше сом,
Заплещет мгла в мужицкой длани, —
Золотобревный, Отчий дом
Засолнцевеет на поляне.
 
 
Пшеничный колос-исполин
Двор осенит целящей тенью…
Не ты ль, мой брат, жених и сын,
Укажешь путь к преображенью?
 
 
В твоих глазах дымок от хат,
Глубинный сон речного ила,
Рязанский маковый закат —
Твои певучие чернила.
 
 
Изба – питательница слов
Тебя взрастила не напрасно:
Для русских сел и городов
Ты станешь Радуницей [341]341
  Радуница(от лит.rauda – погребальная песнь) – весенний праздник древнего русского язычества. В христианское время слово изменилось в Радоницу; это название (от “радость”) указывает на радостную весть о воскресении Христовом, с какой приходят живые на могилы умерших.


[Закрыть]красной.
 
 
Так не забудь запечный рай,
Где хорошо любить и плакать!
Тебе на путь, на вечный май,
Сплетаю стих – матерый лапоть.
 

Между 1916 и 1918