Текст книги "Большой вопрос"

Автор книги: Иван Неручев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

– Вот видите, – заметил Курский, когда Людмила смолкла, – целую речь произнесли…

– Но почему вы всё же не доверяете мужу? – спросил заседатель Савельев.

– А почему я должна доверять?

– Не доверяют, когда есть факты. Вы же ни одного факта не привели.

Людмила недружелюбно посмотрела на Савельева и с плохо скрытым раздражением ответила:

– Не понимаю, какие еще нужны факты?! Вы можете мне не доверять, это ваше дело, но я утверждаю, что у него есть другая женщина!

– Кто это может подтвердить? – не успокаивался Савельев.

– Это может подтвердить мой муж… Ему-то, вы, надеюсь, поверите…

– Муж не отрицает дружбы с незнакомой вам женщиной… Правильно я вас поняла? – спросила Голубева, второй народный заседатель.

У Людмилы окончательно упало настроение: «И эта за него. Непонятно, чем он подкупил их… Или я наговорила таких глупостей, что восстановила против себя всех?..»

– Да, вы поняли меня правильно, – глухо ответила Людмила.

– Известно ли вам что-нибудь о более интимной связи вашего мужа с этой женщиной? – спросил Курский.

– Достаточно того, что мне известно… Если у него ничего другого с ней нет, пусть оставит ее в покое.

– Почему?

– А хотя бы потому, что мне это не нравится, что меня это обижает. Значит, я ему больше не друг, значит…

– Это еще ничего не значит. Муж вам говорил, что вы ему больше не друг?

– Муж стал искать дружбы на стороне, с другой женщиной…

– Допустим, что вы добьетесь разводи. А вы подумали, как потом у вас сложится жизнь?

– В мои-то годы…

– Именно в ваши годы, – заметила Голубева, – обычно и совершаются непоправимые ошибки. Мне кажется, каждый серьезный человек фундамент своей семейной жизни должен закладывать раз и навсегда.

– Уж как мы осмотрительно закладывали фундамент!.. Треснул же…

– Надо было получше зацементировать.

– Не всякий человек годится в мастера.

– Мы все должны быть хорошими мастерами своей жизни. За вас строить никто не будет.

– Учту, спасибо!

– Можно без иронии. Не забывайте, что разведенные обычно производят впечатление неполноценных людей. Не сумели с одним ужиться, – где гарантия, что с другим уживетесь?

– А если не я, а он?..

– В равной мере и о нем можно это сказать. Перед народом, перед общественным мнением и ему и вам трудно будет оправдаться: развалили семью, – значит, оба виноваты.

– Совершенно верно, – сказал Курский. – Но главное, пожалуй, даже не в этом… Вы, как мать, плохо заботитесь о будущем вашего ребенка.

– Это неправда! – воскликнула Людмила. – Мой мальчик – вся моя жизнь.

– Почему же вы тогда хотите лишить его отца? Когда он вырастет, я думаю, он вас не поблагодарит… Послушаем теперь ответчика. Прошу! – обратился судья к ответчику.

– Разрешите, если можно, объясниться мне после допроса свидетеля! – попросил Владимир. – Мне легче будет говорить, а вам легче понять истинную суть нашего конфликта.

Курский посоветовался с заседателями и пригласил свидетеля – женщину в черном костюме. Она вошла в зал. Людмила боялась поднять на нее глаза, – незнакомка внушала ей страх.

Курский предложил свидетельнице дать показания. Это была Морозова, Надежда Петровна. Ее имя, отчество и фамилия Людмиле ничего не говорили. Она слышала их впервые. Морозова была немногословной, но ее показания ошеломили и отрезвили Людмилу.

– Я попросилась в свидетельницы, граждане судьи, сама, пришла сюда по доброй воле. Владимир Павлович был против, но я его убедила, что со мной в суде будет проще. Я познакомлюсь с его женой, честно и открыто покаюсь в «грехах», и, возможно, мы поймем друг друга. Вы меня, Людмила Николаевна, конечно, знаете со слов вашего мужа. Вы, наверное, не подозревали, что у вас такая соперница. Посмотрите на меня, на мои белые волосы. Посмотрите мне в глаза… Не хотите – не надо; дело ваше. А я не боюсь смотреть вам в глаза. Не боюсь потому, что совесть моя чиста. Вы испугались дружбы вашего мужа со мной. А я не побоялась бы дружбы и с вашим мужем и с вами одновременно. Любовь втроем – плохо. Дружба втроем – замечательно. У меня много товарищей, и я горжусь ими, их дружбой!.. Не подумайте, Людмила Николаевна, что я пришла сюда просвещать вас. Это ни вам, ни мне не нужно. Я пришла сюда как живое доказательство ваших заблуждений. Прогоните свою ревность, и вам станет легче. Вы должны быть, вы будете счастливы! Лично я от души, от всего сердца желаю вам, вашему мужу и вашему сыну полного благополучия!

Морозова смолкла. Ей не было задано ни одного вопроса. Всё было предельно ясно. Она села. Произошло некоторое замешательство: неудобно было после ее выступления продолжать судебное заседание. Курский решил воспользоваться этим и поставил перед супругами вопрос о примирении. Владимир сухо заявил:

– Об этом говорить рано. Я предъявляю жене встречный иск. Кажется, так называются на языке юристов те претензии, которые я хочу предъявить Людмиле Николаевне.

Людмилу душили слёзы. Зачем она пришла сюда? Как всё это получилось? Недаром весь состав суда на его стороне. Может быть, признаться во всем, дать слово? Но муж что-то затевает.

Нелегко было говорить Владимиру. Он обманут женой – хотела она этого или не хотела, – обманут в лучших своих надеждах. Это не громкая фраза. Это тяжелая для него правда. Он полюбил Людмилу и мечтал жить с ней всю жизнь счастливо. Людмила помнит, конечно, как хорошо об этом говорили на их свадьбе; говорила она сама, говорили друзья. Незабываемый день! А сейчас больно и досадно вспоминать о нем… Итак, он мечтал идти с Людмилой в ногу, шагать с ней по полям, по тундрам, в горах, с молотками в руках, с рюкзаками за плечами. Да и она стремилась к тому же… А на деле – всё рухнуло.

Кто же в этом виноват? Он? Она? В чем таится зло? В любом споре, при любом конфликте надо не терять основного – честности, правдивости, объективности.

Он не намерен говорить лишь об одних пороках жены. У нее много хорошего. Она хорошая мать, хорошая хозяйка, – много заботы проявляет о нем, своем муже, но всё это в конечном итоге переросло в плохое: с некоторых пор мелкие бытовые вопросы вытеснили из их жизни первостепенное. Эти мелочи быта опутали Людмилу. Вот почему она поддалась ревности, стала отравлять свою и его жизнь. Это не громкие слова. Из-за домашних скандалов он запаздывает с диссертацией. Возможно, в связи с этим потеряет работу в комплексной экспедиции на Волге.

Владимир просит понять его правильно. Он не против чистоты в квартире, он не против вкусных обедов. Но не надо сводить к этому всю жизнь. Никто, ни один советский человек, не имеет права замыкаться в кругу узких личных интересов, отрешиться от того большого, нового, чем дышит вся наша действительность.

Владимир переступил с ноги на ногу, словно желая еще крепче стать перед судейским столом. Он и ростом как будто стал выше, и голос зазвучал сильнее.

Он настаивает, чтобы Людмила немедленно поступила в Горный институт, осуществила свою забытую мечту. Он сделает так, что за ребенком будет уход. Это во-первых. Во-вторых, Людмила должна обещать, что не будет оскорблять его ревностью. Он же, со своей стороны, не даст ей для этого никакого повода. Надежда Петровна Морозова – это не повод. Кстати сказать, их дружеские отношения, разумеется, будут сохранены. Вот и всё. Других претензий у него к жене нет.

Курский подозвал супругов ближе к столу и спросил, обращаясь к Людмиле:

– Надеюсь, вы поняли, чего хочет от вас муж?

Людмила кивнула головой.

– Согласны ли вы закончить дело примирением?

– Да… прошу простить меня. – На глазах у молодой женщины засверкали слёзы. Владимир поспешно взял ее руку.

– Желаем вам в дальнейшем мирной жизни и успехов, – улыбнулся Курский. – Вам, – судья посмотрел на Владимира, – успехов в работе, а вам, Людмила Николаевна, – в учебе!

ПРОКУРОРСКИЙ НАДЗОР

1

Прокурор гражданско-судебного отдела городской прокуратуры Кузнецов с большим вниманием выслушал Антонину Николаевну Взлетову.

– Не волнуйтесь, Антонина Николаевна. Вашим делом я займусь немедленно. Оно представляет интерес…

Кузнецов хотел добавить: большой, принципиальный интерес, но не добавил. В подобного рода случаях он предпочитал осторожность. Среди посетителей бывают разные люди: иные уцепятся за преждевременно сказанное слово и, если первоначальное мнение прокурора впоследствии разойдется с его окончательным выводом, заявляют претензии.

Однако в данном случае Кузнецову не пришлось менять своего мнения. Дело Взлетовых действительно оказалось принципиальным.

…Три года назад Взлетов впервые обратился в суд с заявлением, в котором писал:

«С Антониной Николаевной Взлетовой (урожденной Абрамовой), 1903 года рождения, я состою в законном (зарегистрированном) браке с 5 мая 1923 года. Брак наш состоялся по взаимной любви и с доброго согласия.

Настоящим заявлением убедительно прошу суд расторгнуть наш брак по соображениям, которые излагаю ниже.

Примерно два последних года ответчица ведет себя недопустимо: всячески придирается ко мне и оскорбляет нелепыми ревнивыми подозрениями. В настоящее время ее отношение ко мне можно назвать враждебным.

Я всячески пытался смягчить семейную нашу обстановку. Однако попытки мои оказались бесплодными. Больше того, жена явно склоняет на свою сторону нашу дочь Светлану, пятнадцати лет.

Долгие, мучительные размышления привели меня к убеждению, что наша семья потеряла моральное право на дальнейшее существование. Может ли существовать семья, в которой утрачена взаимная любовь, в которой парализуется даже отцовское чувство?

Как ученый, которому Родина дала всё (я являюсь доктором географических наук, профессором института), я не в силах дальше терпеть ненормальную, уродливую семейную обстановку, крайне отрицательно сказывающуюся на всей моей научной и общественной работе.

Имущественные интересы и вопросы оказания материальной помощи дочери и ее матери будут, надеюсь, урегулированы на добровольных началах».

Копия этого заявления вместе с повесткой о явке в суд была вручена ответчице. Заявление настолько потрясло Антонину Николаевну, что у нее обострилась давняя сердечная болезнь. Убитая горем, Антонина Николаевна даже не обратилась за помощью к врачу.

После выздоровления, на повторную повестку из суда она откликнулась письмом:

«Состояние моего здоровья, – писала она, – вынуждает меня представить свои объяснения в письменном виде.

Я решительно против развода. Муж утверждает, будто я стала враждебно к нему относиться и заразила своей враждебностью нашу дочь. Это неправда. Нет у нас к нему вражды. Мы любили и любим его до сих пор. Однако мы не можем не видеть, как изменилось его поведение. С ним что-то произошло. Возможно, тут замешана посторонняя женщина, но подтвердить это какими-либо фактами я не могу.

Я согласна отказаться от всех своих претензий к мужу. Я готова на всё ради нашей дочери. Мы не имеем права калечить ее нравственно.

Если мой муж, как он пишет вам о себе, настоящий советский ученый, если он настоящий отец, – он должен одуматься и взять свое заявление назад».

Документы эти – заявление Взлетова и письмо его жены – послужили основанием, на котором выросли два объемистых тома судебного дела. В этом деле принимали участие народные судьи, почти все судьи Городского суда (в случае отмены решения, при новом рассмотрении дела, состав суда полностью обновляется), многие судьи Верховного Суда Республики. Принимали участие общественные организации и отдельные граждане.

Итог первого тома: в иске Взлетову Михаилу Кузьмичу о расторжении брака отказать ввиду отсутствия к тому оснований.

Итог второго тома: иск Взлетова удовлетворить, брак расторгнуть.

И всё же, ознакомившись до последней страницы с материалами второго тома, прокурор Кузнецов сказал себе: «Нет, это дело еще не закончено!».

Он вернулся к показаниям супругов, свидетельским показаниям, всем перипетиям семейного конфликта.

Проследим их вместе с прокурором.

…Михаил Взлетов до семнадцати лет жил в деревне, батрачил у кулаков. Детство, отрочество, отчасти юность отмечены были голодом, холодом и беспросветной нуждой. Совершеннолетие Михаила совпало с революцией. Вскоре он потерял родителей: мать умерла от сыпного тифа, отца – вожака деревенских бедняков – растерзали кулаки. Михаил ушел из деревни, занял место в рядах Красной Армии. Когда закончилась гражданская война, поступил на подготовительное отделение рабфака, затем был принят на рабфак. Через три года – институт, аспирантура. Позднее. Михаила Взлетова зачислили преподавателем; затем кандидатская степень, доктор географических наук, профессор…

Да, он правильно написал в своем заявлении, что всё получил от Родины. Она была для него заботливой матерью, открыла дверь в большую жизнь.

Антонина Абрамова, дочь столяра, обремененного многочисленной семьей, учиться начала с опозданием, но добилась своего – поступила на рабфак. Здесь и познакомилась с Михаилом. Горячо полюбив друг друга, молодые люди вскоре зарегистрировались. С той поры Антонина стала жить всеми интересами мужа, думать больше о нем, чем о себе. Когда же Взлетов перешел на научно-исследовательскую работу, Антонина Николаевна превратилась в неизменную его помощницу. Она перечитывала для работ мужа специальную литературу, делала выписки, целыми днями пропадала в архивах. Вместе с мужем делила все трудности географических экспедиций.

Кое-кто из сослуживцев Взлетова даже непрочь был позлословить: дескать, лучшие мысли в его трудах принадлежат жене. Это было не так. Однако, по совести говоря, Антонина Николаевна могла бы претендовать на признание ее косвенного соавторства. Об этом, кстати сказать, указывали в своих письмах судебным органам близкие друзья и сотрудники Взлетова.

Антонина Николаевна настолько увлеклась своей ролью помощницы мужа, что рождение ребенка мало отразилось на ее жизни. Правда, от экспедиций пришлось отказаться. Зато всё свободное время она продолжала отдавать чтению литературы по заданиям мужа, научилась печатать на машинке и сама переписывала его труды.

До возникновения первых недоразумений это была крепкая, дружная семья.

Прокурору Кузнецову пришлось употребить немало усилий, чтобы установить, с чего же возникли недоразумения и кто первый их начал.

…Зачинщиком был Михаил Кузьмич. Сначала он принялся беспричинно ворчать про себя, вполголоса, невнятно. Затем его претензии стали звучать всё громче, и Антонина Николаевна удивленно обнаружила, что претензии эти адресованы ей. Претензии умножались. Удивление Антонины Николаевны сменилось растерянностью. Что происходит? Неужели вся эта раздраженная воркотня не что иное, как первые признаки старости? Вряд ли: Михаилу Кузьмичу нет еще пятидесяти лет. Или, может быть, она сама изменилась, стала менее внимательной к мужу? Нет, она ему помогала с прежним увлечением. В чем тогда дело?

Объяснилась с мужем. Объяснение как-будто помогло. Михаил Кузьмич казался искренно смущенным. Как, он ворчал?! Это не больше как недоразумение!

– Даю тебе слово, Тоня, у меня к тебе нет абсолютно никаких претензий. Постараюсь впредь следить за собой.

Месяца два Взлетов, повидимому, следил за собой, а затем… Затем снова начал ворчать, всё более несправедливо, безжалостно. Наконец Антонина Николаевна возмутилась по-настоящему:

– Как ты можешь так обижать меня?.. Я не только прошу, я требую – скажи, чем ты недоволен?

На этот раз Михаил Кузьмич не стал оправдываться. Он долго молчал и так пристально смотрел на жену, точно видел ее впервые.

– Хорошо, раз ты этого требуешь, скажу. Да, мне не всё сейчас нравится в нашей жизни. Что-то у нас не так…

Взлетов вздохнул, задумчиво провел ладонью по волосам, тронутым проседью.

– И это всё, что ты можешь, Миша, сказать мне?

– Пожалуй, да…

– Погоди, Михаил. Ты не должен обрывать на этом разговор. Ты говоришь, тебе не всё нравится в нашей жизни… Это жестокие слова! После них надо объясниться до конца. Я хочу, чтобы ты был предельно откровенным и… мужественным!

– Охотно, – согласился, помолчав, Взлетов. – Если хочешь знать, одолевает меня какая-то тоска.

– Причины?

– Не знаю… просто так. Хандра.

Взлетов отвел глаза от взгляда жены и снова глубоко вздохнул:

– Возможно, впрочем, что я устал. Да, да, я устал…

– Зачем же ты тогда говоришь, что тебе не всё в нашей жизни нравится? Я всегда считала, что ты любишь свой дом, а теперь…

Антонина Николаевна грустно развела руками.

– Да что ты, Тоня! Я же ничего особенного не сказал. А усталость я одолею…

Последние слова Взлетов произнес мягко, ласково, но Антонине Николаевне послышалась в них неискренность. Муж не всё сказал ей, у него появилась какая-то тайна.

Бессонными ночами она думала и думала… Что если Михаил Кузьмич решился на что-нибудь нехорошее? Он ведь умеет настоять на своем, добиться своего. Вся его жизнь – лучшее тому доказательство. Но ведь и она научилась от него настойчивости. Она не позволит разрушить семью!..

Она решила ничем не выдавать своей тревоги. Главное, чтобы Светлана не догадалась ни о чем. Однако взвинченные нервы брали свое.

Всё чаще Антонина Николаевна улавливала в голосе мужа неприкрытое раздражение, всё более резко отзывалась на это раздражение сама. Вспышки взаимных упреков принимали характер бурный, оскорбительный. Супруги еще пытались сдерживаться в присутствии дочери, но девочка замечала покрасневшие глаза матери, сердитый взгляд отца…

И всё же Антонина Николаевна не ожидала, что муж обратится с заявлением в суд. Он предпринял этот шаг без всякого предупреждения. Письменное объяснение жены не поколебало его. Взлетов попрежнему утверждал, что суд обязан принять единственное правильное решение – дать ему развод. С такой женой невозможна жизнь. «Мы должны разойтись, – твердил Взлетов. – В дальнейшем каждый из нас волен построить личную жизнь так, как захочет, как сумеет!».

Примирить супругов не могли ни Курский, ни Павлова, самые опытные судьи города. Антонина Николаевна со слезами на глазах продолжала утверждать, что, несмотря ни на что, попрежнему любит мужа, готова забыть всё плохое во имя сохранения семьи… Что касается Михаила Кузьмича, – он настойчиво требовал развода, произносил пространные речи, писал объемистые жалобы, снова и снова подчеркивал, что без настоящей любви невозможно сохранить семью, что жена своими скандалами убила его любовь, что подобная отравленная семейная обстановка губительна для его научной работы.

Одни судьи находили эти доводы необоснованными, другие считали, что они заслуживают внимания. Дело переходило из суда в суд, наконец, последний состав Городского суда, а вслед за ним и Верховный Суд Республики сказали решительно: «Нет!».

2

Семимесячная судебная процедура тяжело сказалась на супругах Взлетовых. Здоровье Антонины Николаевны пошатнулось, Михаил Кузьмич заметно сдал в работе. Директор института говорил с ним по этому поводу.

Супруги обращались теперь друг к другу лишь в самых крайних случаях. Внешне были вежливы, но это была плохая, злая вежливость. По существу это было преддверие полного разрыва.

Разрыв произошел наутро после того как Взлетов имел неприятный разговор с руководителем института. Молча, с подчеркнутой демонстративностью, Михаил Кузьмич положил на стол деньги для Антонины Николаевны и Светланы. К деньгам была приложена записка: «Вам на содержание». Прочтя бездушное, оскорбительное слово «содержание», Антонина Николаевна разрыдалась при дочери. Светлана сделалась свидетельницей семейной сцены. Сбылось то, о чем (тогда еще не имея оснований) писал Взлетов в первом своем заявлении в суд.

С этого дня между супругами установилось полное молчание. Каждый месяц Взлетов оставлял на столе одну и ту же сумму. Он фактически ушел из семьи: питался в ресторане, сам убирал комнату, белье отдавал в прачечную. Жилец – нет, хуже, – посторонний, чужой человек.

Антонина Николаевна, столько лет прожившая с мужем душа в душу, решила обратиться в институт. Неужели товарищи Михаила Кузьмича не образумят его?

Узнав об этом, Взлетов стремительно ворвался в кабинет директора:

– Поведение моей жены я иначе не могу назвать как предательством! До сих пор я не жаловался на свою жизнь, хотя имел к этому все основания, но теперь прошу: помогите мне! Моя работа не должна находиться в зависимости от скандалов этой женщины!

Директор пытался смягчить ожесточение Взлетова, но тот ничего не хотел слушать. Кончилось тем, что директор развел руками:

– Мне очень прискорбно видеть вас, Михаил Кузьмич, в таком состоянии. Верю, верю, что вам тяжело. Однако и состояние Антонины Николаевны показалось мне нелегким. Что же я могу предпринять? Не устраивать же очную ставку? Постарайтесь сами найти выход.

– Я его найду, – сухо ответил Взлетов и вышел из кабинета.

…Прошло шесть месяцев с того дня, когда суд отказал ему в иске. Взлетов снова поднял вопрос о разводе. Доводы нового искового заявления не отличались ни новизной, ни убедительностью. Однако на этот раз Взлетов не скрыл своей ненависти к жене.

И всё же, как убедился прокурор Кузнецов, продолжая изучать материалы дела, за эти шесть месяцев в конфликте супругов произошли изменения. Конфликт разросся, привлек внимание многих людей.

Суд получил ряд писем от женщин того дома, где жили Взлетовы. В письмах сурово осуждалось поведение Михаила Кузьмича.

«Не давайте ему развода, не потакайте его самодурству, призовите к порядку…», – писали женщины.

Высказал свое отношение к конфликту и местком института. Вызванный в суд по просьбе Взлетова, представитель месткома передал суду письмо за подписью заместителя председателя. В письме указывалось, что жена Взлетова не щадит его авторитета, позволяя себе публично унижать достоинство мужа. Выражалась тревога по поводу того, что семейные неурядицы пагубно влияют на деятельность крупного научного работника. И, наконец, в письме подчеркивалось:

«Профессор Взлетов заверил местный комитет в своей готовности материально обеспечить гражданку А. Н. Взлетову и ее дочь Светлану».

Противоречивость этих документов вызвала среди судей разногласия. Когда же через год во время очередного судебного разбирательства (дело тем временем поступило к третьему составу Городского суда) Взлетов заявил, что у него появилась вторая семья и что в этой семье ожидается ребенок, – разногласия между судьями стали особенно острыми.

На суде Антонина Николаевна заговорила сдержанно, почти ничем не обнаруживая волнения.

– Скажи, Миша… (даже здесь, в суде, она продолжала звать мужа по имени) ты серьезно веришь в ее любовь? Молчишь? Совесть не позволяет ответить?.. Нет, она не тебя полюбила, Миша. Полюбила твое положение, твою профессорскую ставку, твои деньги. А я ведь полюбила тебя, когда ты был простым рабфаковцем, ничего не имел, кроме надежд. И никто тогда не знал, сбудутся ли они. Смотри, Миша, не просчитайся! Не ты первый, не ты последний!

– Прошу суд оградить меня от выпадов! – вскочил Взлетов.

Антонина Николаевна посмотрела на мужа и укоризненно покачала головой.

Итак, Взлетов в защиту своего иска выдвинул новый факт – возникновение у него второй семьи. Факт этот оказал значительное влияние на последнее судебное решение.

Судьи этого состава рассуждали так: истец продолжает настойчиво добиваться развода. Несмотря на то, что ранее ему было отказано в иске, семью восстановить не удалось. Больше того, за это время возникла вторая семья. Закон не признаёт фактического брака, следовательно, не признаёт и фактическую семью. Однако вторая женщина и ее ребенок ни в чем не виноваты. Не будет ли разумнее признать создавшееся положение?

И всё же главным мотивом, определившим новое решение, были не эти соображения. Судьи учли, что перед ними большой специалист, крупный научный работник. Надо создать ему нормальные условия для работы. Конечно, в новом его предполагаемом браке бросается в глаза рискованная разница возрастов. Однако законом этот вопрос не регламентируется, а следовательно, не подлежит и обсуждению суда. Что же касается ответчицы, – в известной степени и она повинна в распаде семьи. Повинна подозрениями и ссорами, которые допускала со своей стороны в момент возникновения конфликта.

Суд постановил удовлетворить иск Михаила Кузьмича Взлетова: расторгнуть его брак с Антониной Николаевной.

3

Узнав от некоторых месткомовских доброжелателей о том, что прокуратура занялась его делом, Взлетов решил проявить инициативу и встретиться с прокурором, не дожидаясь его приглашения. Он понимал, что Антонина Николаевна может вызвать к себе нежелательное участие, даже сочувствие. Эти настроения следовало немедленно парализовать.

Кузнецов встретил Взлетова так приветливо, так радушно, словно к нему в кабинет вошел не истец по делу, а добрый старый знакомый.

– Прошу, профессор, прошу! Рад вашему приходу. Садитесь, пожалуйста!

Взлетов опустился в глубокое кресло и подумал: «Может быть, прокурор принимает меня за другого?». Он ожидал более официального, даже недоброжелательного приема.

– Моя фамилия Взлетов…

– Это мне известно, Михаил Кузьмич!

– Позвольте… разве мы знакомы?

– И да, и нет. Скорее да, чем нет, – улыбнулся Кузнецов. – Я знаю вас по материалам дела, по фотографическим карточкам. Как только вы вошли, сразу узнал… Однако мало знать человека по одним бумагам. Потому-то я и рад вашему приходу, профессор.

– Потому-то и я, товарищ прокурор, решил прийти к вам, не дожидаясь вызова.

– Откуда же вы узнали, что я хочу вас пригласить?

– Слухами земля полнится.

Кузнецов слегка вздохнул:

– Вот что, Михаил Кузьмич… Условимся с самого начала о полной откровенности. Иначе наша встреча ни к чему не приведет.

– Согласен, товарищ прокурор.

– И еще одно условие: не обижаться.

– Значит ли это, что мне предстоит услышать что-либо обидное?

– Нам с вами не миновать острого разговора, а такой разговор, естественно, может задеть самолюбие.

– Принимаю и это условие.

Словно желая подчеркнуть, что ему нечего опасаться, Взлетов удобнее расположился в кресле, достал коробку папирос.

– Разрешите?

– Конечно, конечно.

– Могу вам предложить?

– Спасибо, не курю. Вернее, разрешаю себе в день всего две папиросы – утром и вечером.

– Сила воли! – сказал Взлетов, зажигая папиросу.

– Скорее привычка. Итак, если вы не возражаете, приступим к делу… У меня к вам пока что один вопрос.

– Слушаю.

– В материалах дела я не нашел на него ответа. Я имею в виду настоящую причину, по которой вы оставили семью.

Воцарилось долгое молчание.

– Мы условились, товарищ прокурор, быть искренними. Хорошо, я скажу вам всю правду. Я сам мучительно долго думал над этим вопросом. Сначала я не понимал, что случилось… Сначала мне казалось, что это всего лишь хандра… А потом… потом я понял и ужаснулся. Я разлюбил Антонину Николаевну.

– А нельзя ли, профессор, сказать попроще: стара стала Антонина Николаевна!

– Грубо. Однако, видимо, это так. Жизнь убила в ней женщину. Ту женщину, которую я любил долгие годы. Я понимаю, мои слова жестоки, но ведь надо реально смотреть на вещи. Законы природы неумолимы.

– И тогда, не в силах противиться этим законам, вы, профессор, решили связать свою жизнь с другой, молодой женщиной?

Взлетов покраснел.

– Вы хотите сказать, что я затеял скандал в семье из-за посторонней женщины? Что я намеренно обострял отношения в семье, чтобы развалить её и создать новую? Это не так! С нынешней моей женой я познакомился уже тогда, когда мне было отказано в разводе. Связывать эти факты нельзя!

– Понимаю, – кивнул Кузнецов. – Да, законы природы сильны… Но, знаете, несмотря на всё мое уважение к ним, – личные мои симпатии на стороне вашей бывшей жены и дочери Светланы.

Взлетов спросил тихо:

– Но разве нынешняя моя жена и мой маленький сын не достойны такой же симпатии? Они тоже нуждаются в защите нашего закона. Наконец, я сам нуждаюсь в чутком к себе отношении. Меня до сих пор треплют, имя мое склоняют на все лады…

– Это неприятно, однако, вы нисколько не напоминаете обиженного и оскорбленного. А вот ваша бывшая жена… Она вас любит, она защищается, как умеет, и я не вижу в этой защите ничего противозаконного.

– Но поймите – я больше не люблю ее. Я люблю другую, и нет силы, которая могла бы заставить меня повернуть свои чувства вспять!..

Кузнецов задумался.

– Я вам хочу предложить: прервем на несколько дней беседу. И вы недостаточно к ней подготовлены, и посетители ждут меня. Сейчас я задам вам несколько вопросов, вы продумайте их, а через неделю мы встретимся. Согласны?

– Хорошо. Какие же вопросы намерены вы задать?

– Первый: правильно ли утверждает ваша бывшая жена, что она своим трудом, своей помощью во многом способствовала вашему росту как ученого?

– Любопытно! Что еще?

– Второй вопрос: верно ли, что ваша бывшая жена к моменту развода потеряла трудоспособность до пределов второй группы инвалидности? Что, иными словами, она лишена возможности зарабатывать себе на пропитание?

– Еще?

– Последний вопрос: вы обещали ежемесячно выплачивать бывшей семье определенную сумму. Я имею копию этого документа. Верно ли, что в настоящее время вы вчетверо сократили эту сумму да еще предупредили Антонину Николаевну, что согласны уплачивать эту сумму лишь при условии, если она оставит вас в покое?..

– Разрешите, товарищ прокурор, и мне задать вопрос. В качестве кого должен я через неделю явиться к вам? В качестве обвиняемого?

Кузнецов встал, медленно обогнул стол, почти вплотную подошел к Взлетову.

– Зря, Михаил Кузьмич! Вы явитесь в качестве себя самого, без каких-либо дополнительных эпитетов. Больше скажу: при данных обстоятельствах вы вообще можете уклониться от прихода к нам. Тут ваша добрая воля. Другой вопрос, как мы поступим с вашим делом. Всего хорошего, профессор!

Взлетов попрощался, шагнул к двери, но вдруг обернулся:

– Можно задать вам, товарищ прокурор, еще один вопрос? И тоже попросить вас запомнить его и хорошо продумать?

– Разумеется. У нас с вами необычная встреча – так сказать, доверительная. Слушаю, профессор.

– Вот какой вопрос. Правильно ли поступит прокуратура, если при оценке моего дела поставит на одну доску меня, человека в расцвете творческих сил, и бывшую мою жену?

– Вопрос существенный, хотя и с душком… Подумаю, отвечу.

4

По существу Кузнецов уже ответил. Да, неприятный вопрос, с душком!..

После ухода Взлетова прокурор продолжал размышлять о его деле. Как поступить дальше? Опротестовать или оставить в нынешнем состоянии?.. Оставить? Но как же сложится тогда дальнейшая жизнь Антонины Николаевны? Несомненно, в скором времени Взлетов лишит ее всякой материальной помощи. Возможно, сделает это не из жадности, но по настоянию своей молодой жены. Она потребует, чтобы Взлетов оборвал все нити, которые так или иначе связывают его с прежней семьей.