Текст книги "Большой вопрос"

Автор книги: Иван Неручев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

„ЖОН ДУВАН“

1

В Архитектурном институте разнеслась весть: «Степан Корольков влюбился в Ларису Гришаеву… Лариса отвечает ему взаимностью». Эта весть многих удивила, а близких друзей Ларисы задела за живое.

За выпускником Степаном шла неважная слава. За какие же качества славная и умная черноглазая второкурсница полюбила Королькова? Но Лариса и сама не знала, что́ привлекло ее в Степане; наружность – русые волосы с зачесом назад, золотистые усики-кубики, такого же золотистого цвета стрелкоподобные «баки»? А может быть, яркие галстуки с крохотным узелком, пестрые костюмы, зеленая велюровая шляпа, модельная обувь? Всё это у Ларисы вызывало улыбку, – правда, не злую, добродушную. «Ничего тут страшного нет, – думала она. – Молодой человек любит выделяться среди других своей наружностью, быть наряднее. Несомненно, мальчишеское франтовство исчезнет со временем… А пока что эти замашки не мешают ему успешно учиться, быть отличником».

– Смотри, Лариса, не ошибись! – предупредила как-то Гришаеву ее подруга Вера Ермолаева.

– Я слышу это уже не в первый раз, – сказала Лариса. – Почему вы все так озабочены моей судьбой?

– Потому, что любим тебя, потому, что боимся за тебя.

– В таком случае объясни, с какой стороны мне угрожает опасность… Надоели мне эти намеки…

– Хорошо, я тебе расскажу кое-что… Если на Степана смотреть издали, со стороны, в его жизни как будто бы нет ничего дурного. Я знаю – его, как отличника учебы, приняли в комсомол. Потом, окончив с серебряной медалью среднюю школу, он поступил к нам в институт и сразу зарекомендовал себя способным студентом. Всё это похвально, хорошо. Но вот его отношение к девушкам… Он убедил в своей любви не только нескольких студенток нашего института, но и актрису из балета Музкомедии и еще каких-то знакомых, не питая ни к одной из них серьезных чувств. В свое время я попыталась отругать Степана. Он выслушал меня серьезно, но возразил шутливо: «Не бойся, Вера, мои увлечения не более как спорт, только романтический…» Я рассердилась и назвала взгляды Степана пошлыми. Ведь своим поведением он портит девушкам жизнь, оскорбляет их чувства, оскверняет их мечты… Возникла даже мысль обсудить поступки Степана публично. Но на это не пошли те, кого Степан убеждал в своей любви, – испугались стыда. К тому же, раздавались голоса, что формально придраться к Степану нельзя: что в его поступках плохого? Полюбил – разлюбил. Подумаешь, какие-то там сердечные неполадки! Порхает юноша, ну и пусть. Станет взрослым – одумается. И Степан порхал, как мотылек… Теперь ты понимаешь, почему я и многие другие беспокоятся за тебя, – закончила Вера: – Ты полюбила по-настоящему, а он?..

На откровенность подруги Лариса решила ответить такой же откровенностью. Ей самой сначала казалось, что Степан – безнадежно исковерканный человек. Она вызвала его на прямой разговор. Оказалось, Степан до самого последнего времени имел «теорию»: ухаживать можно за многими, любить же только одну. Однако, встретив Ларису, он понял пошлость своей теории. Он любит одну Ларису и хочет ухаживать только за ней. Он не представляет себе, как бы мог теперь ухаживать за какой-нибудь другой девушкой. И так будет всю жизнь.

Не поверить? Какие основания у Ларисы не верить ему? Он не обнаруживал склонности к неправде. Он любит поэзию, знает наизусть десятки стихотворений и превосходно, с необыкновенным воодушевлением и теплотой читает их…

– Я убедилась, что у него яркий ум, благородное сердце…

– А не создала ли ты, Лариса, этот образ в своем воображении? – спросила Вера. – Я думаю, что и другим своим девушкам Степан клялся в вечной любви, убеждал, что давно отказался от своей «теории» и с необыкновенным воодушевлением читал стихи.

– Я не могу понять, зачем тебе и всем моим друзьям нужно так грубо вторгаться в наши отношения со Степаном, в чистую нашу любовь? – дрожащим голосом прервала Лариса.

– Хорошо, – решительно сказала Вера, – извини меня, может быть, мы, в самом деле, не правы… – И добавила, взглянув в черные глаза подруги: – Жаль, что наши привычки бывают иногда сильнее наших добрых намерений… А в общем, ты молодец. Смелая, решительная!..

– Не знаю, какая я, но знаю, что без веры в свои силы, без веры в близкого человека – жизнь не в жизнь…

Степан тем временем усиленно распространял слухи о своем скором браке. Лариса подтверждала их с радостью. И действительно, сразу же после защиты Степаном дипломного проекта друзья поздравили новобрачных.

Молодая чета провела «медовый месяц» в пароходном путешествии от Ленинграда до Сталинграда. Дальнейшая жизнь тоже шла отлично. Лариса добилась «круглых пятерок», и ее зачислили на повышенную стипендию. Степан, как архитектор, быстро завоевал авторитет. Особенно была довольна Лариса покорностью, которую обнаруживал Степан во всем, что касалось «мелочей быта». Теперь он одевался по вкусу жены. Исчезли усы-кубики, пестрые костюмы, яркие галстуки… Теперь уже никто не имел оснований называть Степана «мотыльком», – оскорбительная кличка исчезла… Однако, увы, не навсегда.

В Архитектурном институте среди подруг Ларисы стали открыто поговаривать о том, что Корольков вдруг зачастил в общежитие Медицинского института и, выдавая себя за холостяка, возобновил там старые знакомства. Поговаривали, что в общежитии из-за Степана поссорились две студентки.

Лариса объяснилась с мужем. Тот заверил жену, что всё это ложь, его хотят опорочить, – видимо, кто-то позавидовал их любви. Если ей угодно, она может сходить в институт, в общежитие, и узнать, была ли там, скажем, ссора девушек из-за постороннего человека. Этого ведь не утаишь, не скроешь.

Лариса поверила мужу, его искреннему тону. И в себя поверила, в свои силы: не может быть, чтобы он так быстро разлюбил eel Вероятнее всего, тут сплетня.

Но это было не так. Не прошло и года после свадьбы, как Степана стала одолевать скука. Потянуло к старым подругам… Где-то в душе шевельнулся вопрос: «Не дурно ли это?». Но вкрадчивый голос успокоил: «Ничего! Почему, собственно, нельзя иметь друзей среди женщин и девушек? Неужели же все свои мысли и чувства загнать в четыре стены домашнего очага?!.. Задохнешься, закиснешь, с ума сойдешь от тоски!». Ни жене, ни друзьям он ничего дурного не сделает. У него есть спасительный принцип: увлечений может быть много, любовь – одна. Отказался он от него? Нет, не отказался, от истины отказаться нельзя.

Но неожиданно эта двойная жизнь Степана Королькова не только осложнилась, но и рухнула.

Едва Лариса пришла в себя после первых неприятных известий, как подруги снова заговорили о похождениях Степана. На этот раз очевидцы рассказывали, что сторож Медицинского института в прошлую субботу поздно вечером попросил Королькова оставить женское общежитие. Степан не подчинился. Тогда сторож назвал его «Жон Дуваном» и силой вывел из общежития.

Группа студентов и студенток в присутствии Ларисы затеяла спор: как лучше называть ветреных людей: «мотыльками» или… «Жон Дуванами». Одни стояли за «мотылек» – слово, которое является чисто народным определением легкомыслия. Другие указывали, что куда лучше звучит «Жон Дуван», переделанный сторожем из Дон Жуана. В наше, советское время «Дон Жуан» в прежнем его понимании умер, донжуанство у нас стало явлением исключительным, мелким, то есть «жондуванством»…

Лариса сгорала от стыда. Она догадалась, что спор возник не случайно. Подтверждая эту догадку, Вера ей тут же сказала:

– А может быть, Лариса, ты всё же слишком веришь мужу? Присмотрись… Если факты подтвердятся, на всю жизнь отбей у него охоту к «жондуванству»… Не одумается, не исправится, – оставь его, уйди!..

На этот раз Лариса ни единым словом не возразила Вере. Не заходя домой, она направилась в Медицинский институт.

2

Входя в Медицинский институт, Лариса почувствовала, как трудно будет ей беседовать с секретарем комитета комсомола. Правильно ли, что она обращается в комсомольскую организацию? Девушки, обманутые Степаном, возможно, и не состоят в комсомоле…

…Да и что, собственно, она намерена сказать в комитете, на кого жаловаться, о чем просить? Какая ей нужна сейчас помощь? Не нравится муж, – оставь его, уйди… Чего бродишь по коридорам? Чем ты лучше тех жен, которые выслеживали в далекие времена своих мужей или соперниц и обливали их кислотой? Эх, Лариса, до чего же ты дошла, до какого позора, самоунижения!

И всё же она вошла в комитет. Спросила секретаря. Ей показали на плечистую девушку, что-то диктовавшую машинистке. Заметив Ларису, девушка вопросительно обернулась. Лариса, забыв, что здесь посторонние, рассказала о цели своего прихода (не сказала только, кем она приходится главному «герою» скандала).

Оказалось, в комитете комсомола слыхали о субботнем происшествии. Сторожу нагрубил какой-то шалопай, по фамилии не то Королев, не то Корольков. Сторож в долгу не остался: окрестил его «Жон Дуваном» и удалил из общежития… Если ее, Ларису, интересуют подробности, она может зайти к сторожу, он расскажет, как всё было…

Лариса попрощалась с секретарем и вышла. Она мысленно поблагодарила девушку за тактичность, за чуткость: конечно же, она догадалась, кем приходится Ларисе этот «шалопай»… «Сторож расскажет, как было…» Да, надо узнать всё, всё…

Однако на полпути к общежитию остановилась и вслух сказала:

– Не смей! Дальше ни шагу!.. Зачем тебе срамиться перед старым человеком?!.

– Сраму тут нет, а всё же ходить не сто́ит, – раздалось за ее спиной.

Лариса обернулась и увидела миловидную девушку.

– Наташа, студентка Медицинского института, – отрекомендовалась та и протянула Ларисе руку. Лариса растерялась, но ответила на рукопожатие. Ей показалось, что она где-то видела свою новую знакомую. Но где?

– Я оказалась невольной свидетельницей вашего прихода в комитет комсомола… – объяснила Наташа. – Вы ведь жена Королькова?

Лариса кивнула головой.

После небольшой паузы Наташа продолжала:

– Я хочу помочь вам… Ваше горе мне понятно… В комитете я была свидетельницей, а тогда, в общежитии, – участницей… Я одна из тех девушек, между которыми возникло недоразумение из-за Степана.

Наташа смолкла. Видимо, ей нелегко было говорить дальше. И Лариса тоже молчала. С минуту молодые женщины в упор смотрели друг на друга. Наконец Наташа едва слышно вздохнула. Что ж, она будет откровенна: Степан был дорог ей, любим ею. Нежный, внимательный, заботливый! А как он читал стихи! (Каждое Наташино слово причиняло Ларисе боль: она узнавала свои собственные слова, которые когда-то говорила Вере. Какая ирония судьбы!)

– Да, я была убеждена, что встретила настоящего друга. Каково же было мое горе, когда я узнала, что я у Степана не одна: эти же стихи, иногда в тот же самый день, он читал другой. Другой говорил те же слова о любви, о будущем… Не разобравшись, я набросилась на свою «соперницу», упрекнула ее в хвастовстве. Та, в свою очередь, обиделась на меня. Поспорили. В споре обнаружилась неприглядная правда. И тогда я решила объясниться со Степаном.

– И что же… что он ответил?

– Он мне ответил: «Чудачка ты, Наташа! Выходит, пошутить нельзя. Воображаю, что будет, когда мы зарегистрируемся… Давай не будем сухарями, ограниченными, казенными людьми»… Когда с тем же вопросом обратилась к нему и та, другая, девушка, Степан и ей сказал то же самое…

3

Домой Лариса вернулась на второй день поздно вечером: бессонную ночь и день, полный мучительных размышлений, провела у подруги.

Степан встретил жену встревоженным и радостным возгласом:

– Наконец-то!

Лариса молча прошла в комнату, молча опустилась в кресло.

– Я так волновался! – продолжал Степан, – все отделения милиции обегал, во все больницы звонил, в институте всех на ноги поднял… Чуть с ума не сошел!.. Неужели нельзя было дать знать?

– Нет, нельзя было, – тихо ответила Лариса.

– Почему? Что с тобой? У тебя такой вид…

– Подожди, всё скажу, – так же тихо проговорила Лариса, – да, я всё, всё скажу!..

Степан насторожился; повидимому, жена, действительно, пришла с какими-то неприятными новостями. Неужели кто-нибудь проболтался?

– Всё же я, как твой муж, хочу знать, где ты пропадала два дня и… ночь?

Последнее слово Степан подчеркнул. Лариса кинула на него быстрый взгляд, но ничего не сказала.

– Я хочу знать, – продолжал Степан, – с кем ты была и что делала?..

– Оказывается, ты еще и негодяй! – Лариса поднялась, вплотную подошла к мужу: – краснобай и негодяй! Но на этот раз тебе не удастся солгать…

– Да как ты смеешь! – возмущенно крикнул Степан. – Я не желаю с тобой разговаривать! – Он рванулся к выходу, но Лариса схватила ею за руку.

– Ты не уйдешь, пока мы не объяснимся… Напрасно ты так кричишь и суетишься. Слушай же… Ты только что пробовал изобразить ревность… Смешно, право, ревновать такому… Хотя это закономерно: нарушающие супружескую верность, как правило, очень ревнивы… всех людей они меряют на свой аршин…

– Хорошо! В таком случае, говори, в чем дело! Какие сплетни ты принесла, какой ловкач разыграл тебя…

…И Лариса рассказала мужу всё, что узнала о нем.

– Таким образом, – закончила она, – я обвиняю тебя в предательстве… в обмане, в грязной лжи!

– Но в чем же конкретно выразилось мое предательство?

– В том, что, живя со мной и клятвенно уверяя меня в чистой своей любви, – ты одновременно клялся в любви и другим. Мало того, ты отказывался от меня, ты уверял, что не женат.

– Хорошо, пусть так… я что-то говорил, что-то болтал… С твоей точки зрения – это страшное преступление, но был ли я с кем-нибудь из женщин в близких отношениях?

– Тебе об этом лучше знать!

– Я ничем не осквернил нашей семейной жизни. А ты меня обвиняешь чуть ли не в измене.

– В своих жондуванских похождениях ты никакой измены не видишь?

– Безусловно не вижу. Сколько раз надо тебе повторять, что ни с кем из тех девушек, с которыми я иногда встречался, у меня не было близости… Понимаешь – близости не было. Неужели тебе это трудно понять?

– Нет зачем, всё ясно. И всё подло…

– Прошу не оскорблять! Обращаю твое внимание, Лариса, на одно обстоятельство: когда у тебя нет фактов и доводов, когда нехватает логики и здравого смысла, ты восполняешь их оскорблениями….

– Хватит, Степан Гаврилович, паясничать…

– Вот видишь, снова ругаешься, оскорбляешь…

– Нет, я не ругаюсь, не оскорбляю. Я называю твои взгляды и твое поведение так, как они того заслуживают. По-твоему, изменяет только тот, кто допускает физическую близость?.. А поцелуй – это не близость?.. Заверения, клятвы в любви – это не близость?

– А мне кажется, Лариса, зря ты затеяла всю эту канитель, честное слово…

Степан взял руку жены и, прижимая к сердцу, добавил:

– Это принадлежит тебе, только тебе и никому больше!

– Не смей кощунствовать! – закричала Лариса. – Я не давала тебе повода глумиться надо мной…

– Не лучше ли нам в таком случае прекратить разговор?.. Или, быть может, принять решение, которое коренным образом изменит нашу жизнь?

– Я его уже приняла, и не одно, а два…

– Прошу изложить! Если они устроят и меня, готов присоединиться.

– Искренне советую… Итак, я твердо решила покинуть тебя. Мы должны разойтись… Завтра же я подаю заявление в народный суд… Второе мое решение: я так же подаю заявление в комсомольскую организацию по месту твоей работы…

– Это что же? Месть?!

– Нет, не месть. Если я не сумела доказать тебе, что твое поведение безнравственно, пусть это докажет твоя организация, а заодно и подумает, как дальше поступить с комсомольцем Корольковым. Я же, со своей стороны, искренне хотела бы, чтобы твоим «художествам» был прегражден путь, чтобы они были громко оглашены, чтобы ты твоим уродливым отношением к жизни не калечил людей… Не думай, что мне легко это сделать. Но я должна это сделать!

– Ты хочешь бури?.. Хорошо! Пусть будет буря! Еще посмотрим, кого она сломит!

4

Лариса подала оба заявления. В народном суде заявление о разводе оставили без рассмотрения до публикации объявления в газете. Что касается комсомольской организации, она активно занялась проверкой поведения Степана. Проверку поручили комсомольцу-прорабу, слушателю второго курса заочной правовой школы Сотникову.

Прежде всего, Сотников решил установить имена, и фамилии девушек, за которыми когда-либо ухаживал Корольков.

– Фамилии? Какие фамилии? – возмутился Корольков.

Он пытался прочитать монолог о своем праве на личную жизнь, на ее независимость, но Сотников, спокойно разъяснив Степану, какими правами по уставу обладает комсомолец и какие на нем лежат обязанности, напомнил, что одна из обязанностей, причем первостепенная, – всегда и везде быть честным и правдивым. Корольков вынужден был уступить. Однако он назвал не всех девушек. Пришлось Сотникову пополнить список с помощью Ларисы и ее подруг. Как ни пытался Степан помешать расследованию, заручиться поддержкой товарищей по работе, из этого ничего не вышло. Закончив сбор материалов, Сотников снова вызвал к себе Королькова.

– Чем обрадуешь, Сотников? – спросил Степан. Он решил первым начать беседу, чтобы ошарашить «следователя» и заодно подчеркнуть свое преимущество перед ним.

– Должен прямо сказать: радости в нашей встрече будет мало, – спокойно отозвался Сотников.

– Для кого, позволю спросить, будет мало радости?

– А это мы сейчас посмотрим…

– По-моему, и смотреть нечего… Лучше вспомнить народную мудрость: «Врачу – исцелися сам!». К нашей нынешней беседе это очень и очень подходит!..

– Не понимаю, что ты хочешь сказать?

– Поясню, я человек не гордый… Мне кажется, ты забыл, товарищ Сотников, подсчитать и систематизировать свои собственные любовные похождения…

– А ты бы взял и сделал это за меня…

– Именно это я и сделал, товарищ Сотников. Сделал с превеликим удовольствием…

– Результаты?

– Пока что выявил троих: две Гали и одну Варю.

– Маловато, Корольков. По сравнению с тем, что добыл я, – это, как говорится, капля в море.

– Для «следователя», для такого страстного поборника нравственных устоев, вполне достаточно…

– Тебе не повезло, Корольков. Я никому жизни не отравлял, никого не обманывал, честно искал подругу…

– У каждого, товарищ Сотников, свой метод, но поверь мне…

– Хорошо, поверю! – оборвал Сотников. – А пока что – перейдем к твоему делу… У меня несколько дополнительных вопросов… Кто такая Тамара Голубева?

– Тамара?.. Какая Тамара?.. Ласточкину Тамару знаю, а Голубеву…

– Ласточкину ты сам назвал, а вот молодая балерина из Музыкальной комедии.

– Ах, Томка?.. Да, да, Томку, то есть эту Тамару, тоже знаю… Дела давно минувших дней…

– Ухаживал?

– Наивный вопрос! Почему, если нравится, и не поухаживать?

– А вечно любить клялся? Говорил: «Моя несравненная, неповторимая?»

– Мало ли какой глупости не скажешь, когда над тобой висят луна и прочие романтические реквизиты… Откровенно признаться, не помню, что́ я тогда говорил Томке.

– Ладно. Аню Ладашкину знаешь?

– Аню?.. Припоминаю.

– Почему не назвал ее?

– А потому, что я человек, а не какой-нибудь справочник… Забыл.

– Допустим. Аню тоже клялся любить вечно? Говорил: «Моя несравненная, неповторимая»?

– Я никогда не повторяюсь…

– Неправда! Ты слово в слово повторил свое признание этим двум девушкам.

– Не может быть!..

– Это так, Корольков. И, больше того, ты говорил буквально то же самое всем другим девушкам, за которыми волочился. Повидимому, за тобой напрасно закрепили репутацию находчивого, остроумного и даже изобретательного парня: действовал ты по шаблону, слова употреблял одни и те же, старые, плохие…

– Каждый живет как умеет… Да, Сотников, поработал ты на славу… А они-то… Не дурехи ли? Как им-то не стыдно?!

– Я думаю, Корольков, не сто́ит тебе учить других. Ты лучше скажи, зачем ты так поступаешь?

– Я, товарищ Сотников, не вижу ничего страшного в своем поведении. Делать вам нечего, честное слово… Раздули кадило?..

– Нет, товарищ Корольков, дело твое не раздуто, оно весьма и весьма серьезное…

Сотников встал, прошелся по комнате и снова сел, пристально всматриваясь в Королькова.

– Ты что так меня рассматриваешь?

– Думаю, что́ нам делать с тобой, – ответил Сотников. – Какие меры принять?..

– «В тюрьму его, в тюрьму» – продекламировал Степан.

– В тюрьму – зачем? Не положено. А вот судить будем…

– «О судьи, создайте вы сначала человека, а уж затем ему пишите и закон!» – продолжал издевательски декламировать Корольков.

– Стишками, Степан, не заслонишься… Да, будем тебя судить…

– На основании какого же закона, товарищ будущий юрист?

– Мы будем тебя судить особым судом, в гражданском порядке. Я внесу предложение лишить тебя комсомольского билета, – ты чужой комсомолу человек, – и официально от имени комсомола поддержать в суде заявление твоей жены о разводе. Мы будем просить суд заслушать ваше бракоразводное дело в Архитектурном институте, куда пригласим не только студентов, но и всю молодежь нашей строительной организации. Твою жену, как комсомолку, мы возьмем под защиту.

– Отлично… Возьмете мою жену под защиту… А я, по-твоему, чужой для комсомола человек?..

– Да, Корольков, ты чужой… Чужой потому, что мы высоко ставим любовь. Ты же, опошляющий великую силу жизни, – пошляк. А пошлякам не место среди нас.

Корольков выбежал из кабинета. Спустился по лестнице, вышел на улицу и сразу почувствовал слабость в теле, опустошенность в мыслях.

«…Ты чужой для комсомола человек!» Впервые за свою недолгую жизнь он почувствовал приближающуюся расплату.