Текст книги "Дождь в моем сердце (СИ)"

Автор книги: Ива Лебедева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Глава 1

Лейсан

В раннем детстве мне внушали, что я невыносимая лгунья и из меня не вырастет ничего хорошего. Ключевое слово – «не вырастет». Лет до пяти мне представлялось, что я так и застряну в возрасте «ни туда, ни сюда», не взрослая, не ребенок. Потом как-то догадалась, что вырастать все же придется, но обязательно кем-то нехорошим. Во всяком случае, бабушка, старейшая, а значит, главная женщина в доме, была в этом уверена.

Не то чтобы я была нелюбимым ребенком. Просто я была единственной дочерью своей матери и, в довершение, слишком похожа на отца. На первого, того, за которого мама выскочила без благословения предков и правильного обряда. И от которого сбежала обратно к родителям и своему второму мужу, найденному, как положено, семейной свахой и одобренному старейшинами семьи. Именно его я привыкла считать отцом.

Это замужество объединило два сильных соседских рода, и у нас даже поместье было одно, большое, просторное, удобное.

Отчим не был плохим человеком и меня не обижал. Просто жил своей жизнью занятого мужчины, главы семейства, отца моих младших братьев. Мать полностью погрузилась в новое замужество и исправно рожала своему господину наследников. По-моему, она была рада спихнуть меня на половину бабушки и вспоминать как можно реже.

Я была «вся в папочку». Эти слова произносились обязательно с пренебрежительно-недовольной гримасой и сопровождали любой младенческий проступок.

Мой отец был, естественно, лгуном, обманувшим мою мать, мотом, разбазарившим ее приданое, лентяем, «дерьмом в красивой упаковке», как выражался дед, ну и много еще кем… сейчас не упомнишь. А я действительно была на него очень похожа внешне.

Не помню, в какой момент я вдруг стала лгуньей еще и сама по себе, а не как дочь своего отца.

Наверное, тогда, когда моя любимая кукла упала в печь, брошенная туда одним из старших двоюродных братьев. Я плакала, он смеялся, и бабушка, у которой я наивно искала справедливости, не стала даже слушать моих завываний. Несколько раз больно шлепнула и запретила дарить мне таких красивых кукол, раз я не умею их беречь, да еще сваливаю вину на мужчин. Потом было еще несколько случаев. И я поняла, что защитить себя могу только сама.

Но решение это очень сильно повлияло на всю мою оставшуюся жизнь.

У меня было три двоюродных старших брата и два родных, младших. Одни были сильнее меня в силу возраста, другие – просто потому, что мужчина всегда прав.

Защищаться кулаками у меня не получалось. Да кто бы мне позволил… Поднять руку на мужчину – это хуже, чем сбежать из дома к бродячим цыганам и покрыть свой род позором!

Пришлось думать головой. Мои братья и кузены вовсе не стремились изводить меня специально, но дети жестоки, а я была такой удобной жертвой. К тому же я скоро заметила, что самый старший из двоюродных братьев, Гойчин, проявляет ко мне повышенный интерес, выраженный в испорченных платьях, сломанных игрушках и прочих прелестях…

Сначала я честно пыталась объяснить, откуда на выходном шелковом айю жирное пятно и почему розы бабушки Шу-Ай выглядят так, словно в них резвился носорог. Но это было мое слово против слова братьев. Их было больше, и они были мужчинами. И скоро все в доме знали, что старшая внучка достойной госпожи Гу-Риань неисправимая лгунья. Потому что мое упрямство не позволяло мне признать свою вину там, где ее не было, и я упорно отрицала все до последнего.

Увы, эта слава скоро свела к нулю все мои попытки найти защиту у взрослых. Теперь кто бы что ни натворил, виновата в результате оказывалась «врушка Лей». Просто потому, что она никогда не признается.

Надо отдать должное смекалке братцев, они очень быстро научились этим пользоваться.

Кто разлил бабушкино драгоценное розовое масло и унес флакончик работы самого Шен Ми? Лей, она же девчонка и врушка! И никому не интересно, что этот чертов флакончик из резного стекла старший братик проиграл в мачонги…

Кто съел приготовленную для гостей медовую тай-ки?

Лей, она же девчонка-сладкоежка! Ну и что, что меня тошнит от этой вареной букашки!

И меня дополнительно наказывали «не за то, что натворила, а за то, что лжешь и не признаешься!»

Что мне оставалось?

Учиться врать и выкручиваться, вот что.

Сначала получалось довольно неуклюже, но тут главное было вовремя пустить слезу, попросить прощения за «нечаянно улетевший мячик» и не упоминать злорадно хихикающих из-за угла братьев.

Потом стало получаться лучше. Меня даже хвалили. Исправилась девочка, молодец! А братцы внезапно обнаружили, что легкая жертва стала изворотливее угря в ручье, а любимая рубашка может сама собой очутиться в кормушке для волов, где ее вдумчиво пожуют.

Лгать и выворачиваться я наловчилась мастерски уже к семи годам. Вовремя создать себе алиби, подсмотреть и подслушать, убежать и спрятаться или, наоборот, сиднем сидеть рядом с бабушкой и ее подругами, когда они на террасе пьют чай и любуются садом камней…

Подсунуть братцам обертки от рисовых шариков с орехами, вовремя выудить из своей коробочки для завтраков улики и выкинуть… Хочешь жить без синяков на попе – всему научишься.

В тринадцать лет я уже могла давать уроки притворства самому прожженному обманщику. Даже те, кто хорошо меня знал, забыли о моей репутации лгуньи навсегда и накрепко.

Я умела врать и… ненавидела это делать. Наверное, взрослеть начала, а может, просто стало противно. А куда деваться? Иначе в большом поместье, принадлежащем нашему роду, не выжить.

Примерно тогда же я впервые вышла за пределы бабушкиной половины. Мир сразу стал таким огромным и сложным.

***

Ко мне пришла первая кровь, и женщины дома устроили торжественный обряд-посвящение. Я стала невестой. Той, что скоро уйдет в род мужа и продолжит его к удовольствию и славе предков.

Но замуж я не хотела категорически, и у меня на это были причины.

Вот так и вышло, что достопочтенная госпожа Мей-шу выставила меня из Дома Невест уже через три месяца. Наша семейная сваха заявила, что в жизни не встречала такой упрямой, нечуткой, глупой и неженственной девчонки!

Чтобы быть завидной невестой, надо было уметь строить глазки, подавать чай, красиво двигаться и… врать как сивый мерин! Вот тут и притаилась часть проблемы. Не буду, и все! И ахать не буду, и охать, и восхищаться… Да и глазки этим обалдуям строить противно, но тут я хоть для вида старалась. А вот то, что я говорила… уважаемым гостям очень не нравилось.

А я потом смотрела на достопочтенную госпожу телячьими глазами и ангельским голоском объясняла, что дома меня учили говорить только правду. Если уважаемый господин Пу-мейн не сумел объяснить сыну, что врать про свои подвиги надо умеючи, а пускать ветры за столом неприлично, то при чем тут я?!

Сваха была в ужасе, мама была в ужасе, бабушка была в ужасе… Одна я скромно опускала глазки и горестно вздыхала, радуясь про себя, что противные мальчишки, отравившие мне половину детства, в ближайшем будущем не заявят на меня свои права.

К противным мальчишкам я относила всех особей мужского пола независимо от возраста. Я уже успела наслушаться «мужских разговоров», когда подавала вечером чай отцу и дядям. И насмотреться на то, какую дурочку строит из себя мать в присутствии мужа.

Даже бабушка, которой было многое позволено как старшей женщине клана, даже она молчала и кланялась своим же сыновьям. Чтобы потом на своей половине едко комментировать каждую глупость и давать распоряжения их женам, как повлиять на «дураков».

Принадлежать дураку я не хотела. Тем более чужому дураку, в чужом доме, где я буду самой младшей невесткой, хуже, чем дочерью. Нет уж… особенно если этот будущий муж будет похож на… ни за что!

Женщины рода обсуждали отказ свахи искать мне мужа примерно неделю. А потом бабушка позвала меня к себе. Я внутренне подобралась. Решалась моя судьба.

Глава 2

Пробегая по длинным коридорам женской половины, я мысленно прокручивала в голове возможные оправдания и заранее репетировала убитый взгляд. Так что на циновку в просторной бабушкиной комнате опустилась примерная девочка, скромно опустившая глазки в пол.

Знакомый запах… Сколько раз я здесь сидела и с наслаждением вдыхала тонкий, чуть терпкий запах любимых бабушкиных курительниц. Пол и стены из светлого дерева, легкие белые занавеси и едва заметный ветерок с террасы… и твердый, суховатый бабушкин голос. Как всегда, старшая госпожа рода Гу-Риань была решительна и конкретна.

– Лейсан… Ты уже большая девочка, невеста. Но, к сожалению, не созрела для замужества. Это, несомненно, вина твоей матери. У нее много обязанностей перед семьей и мужем, но это не оправдание. Мать не научила тебя правильному женскому поведению.

Я затаила дыхание. Была у меня одна, слабенькая, но надежда. Нет, я не дура и понимала, что от мужчин никуда не деться. Рано или поздно меня выдадут замуж за того, кого выберет род. Но пусть это случится как можно позже! Я хоть привыкну к этой мысли и, может быть, что-то придумаю… чтобы не было так противно и страшно. Вот это и было самой большой проблемой.

Дело в том, что уже довольно давно я старательно не попадалась на глаза самому старшему сыну маминого брата. Год назад ему исполнилось восемнадцать, и Гойчин обнаружил, что вредная сестренка вдруг превратилась из непонятно чего во что-то… Что-то такое, что можно зажать в углу, заткнуть рот слюнявым поцелуем и пощупать везде, куда достанут липкие потные руки.

Большего он себе не позволял, только шептал какую-то чушь про то, что мне понравится…

А меня чуть наизнанку не выворачивало. Было очень страшно, обидно и мерзко. И жаловаться некому. Я слишком хорошо знала, что мне скажут в ответ на такую жалобу… А брат становился все настойчивее, преследовал меня, ловил в темных уголках, называл самой красивой и милой, клялся в любви и однажды напугал меня до полусмерти, прошептав мне на ухо, что мы не родные брат и сестра и он обязательно попросит меня себе в жены, если я буду хорошей, послушной девочкой. Мой ужас был настолько велик, что все послушание тут же улетучилось. Я отчаянно извернулась и впилась зубами ему в руку, а когда он заорал от неожиданности и ослабил хватку, оттолкнула его и убежала.

Это раньше я не понимала, что ему нужно, и просто всеми силами старалась избегать его. Но недавно был день посвящения, и я с ужасом выслушала наставления старших женщин, которые рассказали, что должна знать будущая жена. Это не брат сошел с ума, это… и мой будущий муж будет не только слюнявить и лапать, но и… в любой момент, когда ему взбредет в голову, хоть каждый день, и… не хочу!!!

А вдруг… Вдруг Гойчин действительно попросит меня в жены?! Вряд ли ему разрешат… но вдруг?! Оказаться во власти того, кто с самого детства причинял мне только боль и неприятности, не хотелось до черных мурашек перед глазами.

Когда первый испуг прошел, я начала усиленно думать. И додумалась. У меня есть два выхода: просто оттягивать замужество как можно дольше или вообще постараться избежать этой участи. И в обоих случаях мне нужна обитель Белых Птиц.

Все эти мысли пронеслись в голове, пока бабушка внимательно изучала мою склоненную макушку, украшенную традиционными булавками невесты – костяными, двузубыми, с цветами из розового шелка. Розовый – цвет невинности и одновременно зрелости, будь он неладен!

– Лейсан, это правда, что ты в последнее время ходишь к семейной травнице? Зачем? Ты заболела?

– Нет, куничим-ни, я здорова, – говорить надо тихо, держаться скромно и не раздражать старших. С этим я справляюсь.

– Тогда что ты там делаешь целыми днями вместо того, чтобы учиться правильно подавать чай, красить лицо и вести приятную беседу?

– Простите, куничим-ни, мне просто интереснее… то, что рассказывает почтенная Вый-го.

– Что тебе интереснее? – немного раздраженно обмахнулась веером бабушка. Я внутренне подобралась. Плохой знак.

– Простите, куничим-ни… мне интересно слушать про разные травы… как их собирать и готовить. От чего они помогают, как ими пользоваться… Почтенная госпожа Вый-го очень понятно рассказывает и все мне показывает. Госпожа Вый-го сказала… что я хорошо умею слушать и запоминать травы…

– Да, мне она тоже говорила, что у тебя есть способности. – Бабушка задумалась. Минуты три она молчала, я тоже притихла на циновке, стараясь не шевелиться и даже не дышать.

– Госпожа Вый-го очень ценная для рода женщина. И занятая, – наконец выдала бабушка, с резким звуком складывая веер. – Просто слушая ее разговоры и отвлекая госпожу от дел, ты ничему не научишься.

– Да, куничим-ни… – Я еще ниже опустила голову и мысленно обратилась ко всем великим предкам.

– Госпожа травница долго училась и стала знающей женщиной. Полезной роду. Ей пришлось в твоем возрасте покинуть семью и несколько лет провести в обители Белых Птиц. – Бабушка смотрела на меня не отрываясь, я чувствовала этот взгляд всем телом.

– Да, куничим-ни, я знаю.

– Это суровое место, Лейсан. Женщины, живущие в обители, много учатся и работают. И у них нет такой вкусной еды и красивой одежды, к которым ты привыкла дома.

– Да, куничим-ни, я понимаю.

– И все равно тебе интереснее возиться с травами, чем вести достойную беседу с приличным юношей?

– Да, куничим-ни, простите.

Бабушка вздохнула и откинулась на подушки.

– Хорошо. Я вижу, что ты еще слишком молода для замужества, но при этом не глупа и не без способностей. Я сообщу твоему достопочтенному отцу, что, возможно, обитель пойдет тебе на пользу. Ты не будешь позорить дом своей незрелостью и научишься полезному делу. Думаю, твой будущий муж и его род будут рады принять в свой дом знающую женщину. Иди к себе.

Я поклонилась и поспешно покинула бабушкину комнату. Только в коридоре я позволила себе несколько раз подпрыгнуть на месте и тихонечко пискнуть от радости. Получилось! Получилось!

Я уехала в тот же день. Бабушка не любила откладывать важные дела в долгий ящик. У меня даже возникло подозрение… Очень уж внимательно достопочтенная госпожа Гу-Риань смотрела на своего старшего внука, когда семья собралась на церемонию прощания… Неужели она о чем-то догадалась?

И кому бабушка помогала на самом деле? Мне, единственной внучке, или любимому старшему внуку, убирая соблазн с глаз долой? Неважно, главное, я уехала далеко, где ни один мужчина не мог до меня добраться. В обители Белых Птиц живут только женщины.

Вот так я оказалась в обители и прожила там почти пять лет. Да, сначала было трудно и непривычно, но мне действительно нравилось возиться с травами и помогать больным. Даже самая грязная и тяжелая работа не смогла отвратить меня от лекарского дела. Хотя, конечно, были и слезы, и стертые в кровь при мытье каменных полов коленки, и боль в непривычных руках, и вывернутый на пол ужин, который пришлось самой же убирать… были старики и дети, гниющие язвы и открытые раны… ко всему можно привыкнуть. А если тебе нравится лечить, если интересно, если ты чувствуешь благодарность от тех, кому помогла, и поддержку учителей… Эти пять лет я была счастлива. И очень многому научилась.

Домой я ездила за это время всего два раза и ненадолго. На свадьбу дядиных сыновей.

Семья была мною довольна, из обители им писали о моих успехах и скромном поведении. И даже суровая бабушка не упускала случая меня похвалить за старание…

Гойчин первым привел в дом жену. Из хорошей семьи, красивую и воспитанную. Я приехала поздравить брата и всю неделю празднеств почти не спала.

Мне опять было страшно… Брат прожигал меня глазами, этот взгляд преследовал меня везде, и я пряталась в покоях бабушки под любым предлогом.

Самое неприятное, что уже на третий день свадебного обряда, когда юная жена вошла в покои мужа и оставила там свою девственность, принеся ее в жертву духу своего нового рода, сияющие от счастья глаза пятнадцатилетней невесты погасли…

Я не знала, что произошло в покоях брата, а расспрашивать о таких вещах не принято и даже неприлично. Но радость в глазах Тиюн сменилась на… ненависть. И эта ненависть щедро изливалась не на кого-нибудь, а на меня.

Глава 3

Следующим вечером, когда я возвращалась из домашнего храма, Тиюн вдруг схватила меня за вышитый рукав шелкового праздничного айю.

– Достопочтенная сестра, прошу, уделите мне время, – скромно потупившись, как и положено младшей, проговорила она. – Вы учитесь в обители Белых Птиц, ваши знания велики и успехи всем известны… Возможно, вы дадите мне пару советов?

Старшие женщины, сопровождавшие нас в храм, одобрительно кивнули, и мне ничего не оставалось, как только проследовать за новой родственницей в беседку…

– Моя красавица! Здравствуй! – Я шарахнулась от двери, но было поздно. Гойчин схватил меня за руку и мгновенно втянул в полутемную закрытую беседку для зимних чаепитий.

– Молодец, жена. От тебя может быть польза, – насмешливо бросил он сразу забившейся в уголок Тиюн. Та только зло сверкнула на меня глазами и покорно склонилась перед своим мужем и повелителем.

– Моя девочка… ты расцвела, стала еще красивее! – Он по-прежнему крепко держал меня за руку. Я отчаянно оглядывалась и понимала, что все очень плохо. Кричать бесполезно. Даже если кто-то услышит… ну и что? Старший брат позвал сестру, чтобы получить совет, касающийся здоровья его молодой жены. В ее присутствии.

Если я сейчас устрою скандал – это будет мое слово против них двоих, и Тиюн, естественно, подтвердит все, что прикажет муж… Я только выставлю себя неуравновешенной и скандальной дурой, в лучшем случае.

– Достопочтенный брат, мне приятна ваша похвала, но я спешу. Разрешите мне вас покинуть, меня ждут. – Главное, чтобы голос звучал спокойно.

– Подождут, не страшно, – улыбнулся Гойчин, и мне стало дурно от этой улыбки. – Я так давно тебя не видел. Ты самая красивая девушка в мире, Лейсан.

– Спасибо, достопочтенный брат, но должна заметить, что такие комплименты больше подойдут вашей юной супруге, и ей будет приятнее слышать их от вас.

Я лихорадочно размышляла и незаметно смещалась чуть вбок, почти неощутимо меняя положение тела. Нас многому учили в обители… Ведь лекарское дело нелегкое и не всегда благодарное. Надо многое уметь.

– Эта девчонка в подметки тебе не годится, повелительница моих грез, – усмехнулся брат, даже не глянув в сторону жены.

Из полутемного угла, куда забилась Тиюн, меня окатило волной такой ненависти… что на секунду коленки подогнулись. Великие предки!

– Брат, вам не стоит обижать свою жену. Ей может быть больно от ваших слов, а ведь она только-только отдала вам главное сокровище невесты! – продолжала увещевать я, выжидая удобный момент.

– Ее выбрали родители, – презрительно фыркнул брат. – Мне отказали, когда я просил в жены тебя, и навязали эту девчонку. Я принял волю семьи, и она родит мне наследника, но от тебя, моя жемчужина, я отказываться не собираюсь!

Мне стало совсем плохо. Предки, что делать?! Он же сумасшедший!

– Я ваша сестра, достопочтенный брат, что вы такое говорите? – получилось испуганно и пискляво.

– Ты не дочь моих родителей, так что наше родство не настолько близкое! – Гойчин облизнул губы и притянул меня к себе поближе. Одной рукой он по-прежнему крепко стискивал мое предплечье, а второй как-то жадно, нетерпеливо провел по спине и ниже.

– Достопочтенный брат! – Я больше не та маленькая девочка и не собираюсь молча терпеть его гнусные прикосновения. – Опомнитесь, это неприлично!

– Маленькая жемчужинка научилась новым словам? – мурлыкнул Гойчин и снова погладил меня по спине. Я передернулась и едва сдержала рвотный позыв. Как мерзко! Зато он ослабил захват, и я резко рванула в сторону, одновременно толкнув его, как учила госпожа Старшая Птица.

– Постой, жемчужинка! Не убегай… ах ты!

Но я уже во весь дух неслась по тропинке и пришла в себя только в своей комнате. Предки, еще три дня празднеств!

Родной дом превратился в ловушку. Чего я только ни придумывала, как ни изворачивалась, чтобы не попасть больше в такое жуткое положение… Бабушка просто нарадоваться не могла – так активно я взялась ей помогать. Вот только провожая меня через три дня в обитель, она вдруг перестала улыбаться и как-то непривычно тепло обняла на прощанье.

– Молодец, внученька, – услышала я тихий шепот. – Ты все правильно сделала. Езжай и ничего не бойся…

Значит, она заметила? Догадалась?

Я так и не получила ответа на этот вопрос, но немного успокоилась и вскоре заставила себя забыть о Гойчине.

***

Второй раз я попала домой на свадьбу младшего сына дяди, Гойрина. Тот был вполне доволен и счастлив, Гойчин к этому времени уже стал отцом, Тиюн родила ему наследника. Я надеялась, что обо мне все забыли. Зря надеялась.

Сначала все шло хорошо, мы почти не сталкивались с братом и его женой, празднества шли полным ходом… Но за четыре дня до моего отъезда грянул гром.

Меня позвали на семейный совет и сообщили, что отец нашел мне мужа. Я выйду замуж, как только закончится мое обучение в обители.

Новость и сама по себе меня оглушила, но потом начался настоящий кошмар. Когда меня познакомили с будущим мужем.

Он был красив, молод, богат и знатен. Его семья была рада принять меня, обученную лекарку, дочь достойного рода. Наши гороскопы совпали и обещали счастливый брак и здоровое, обильное потомство. Все было прекрасно, кроме одного.

Лильрин Го-Юнь был лучшим другом Гойчина.

Они поймали меня вечером, когда я уже готовилась ко сну. Дверная панель вдруг отъехала, и я не успела даже вскрикнуть, как оказалась в плену сильных рук, рот мне зажали ладонью. Все вокруг закружилось, мелькнул белым пятном потолок, золотистые деревянные панели слились в одну полосу…

Я очнулась в той самой беседке. Опять меня затащили в нее силой, опять мы были тут втроем. Только вместо жены брата в дверях, прислонившись плечом к косяку, стоял будущий муж. А брат, зло усмехаясь, теснил меня в угол.

– Достопочтенные господа… вы что творите?! – Голос у меня чуть не сорвался, но мне удалось добавить в него гнева, маскируя страх.

– А она горячая! – хмыкнул от двери… жених. – Гойчин рассказал мне о тебе, жемчу-ужинка! – он как-то особенно противно выделил последнее слово. – Ты, оказывается, опытная соблазнительница…

Мне стало так обидно, что страх немного прошел.

– Выпустите меня сию секунду, негодные мальчишки! – У меня даже почти получилась строгая бабушкина интонация. – Вы вообще думаете, что делаете? – Я переводила гневный взгляд с одного на другого, а они только усмехались в ответ.

– Я вижу, мой брат настолько не уважает свою семью, что позорит сестру в глазах ее будущего мужа и забывает о своих обязанностях! – Я старалась контролировать голос, чтобы он не дрожал. Что они задумали? С двоими я не справлюсь…

– Не бойся, жемчужинка, – засмеялся брат. – Никто не тронет тебя до свадьбы. Я только хотел показать другу, какое сокровище ему достанется, и договориться о том… – его глаза масляно заблестели, – что у хороших друзей принято делиться. Это я представил Лильрина твоему отцу и поспособствовал тому, чтобы за тобой дали большое приданое. Ему нужны деньги на содержание своего отряда. А мне… нужно то, что ты столько лет обещаешь, но коварно уносишь из-под самого носа. Тебе ведь нравится меня дразнить, играть со мной, правда? Что же, я тоже умею быть игроком. А мой друг готов стать моим кредитором и разделить выигрыш!