Текст книги "Мето. Остров"
Автор книги: Ив Греве
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
Глава VIII
Все утро до обеда мы наблюдаем за главным занятием Рваных Ушей: охотой. Нас сопровождает Куница по имени Унциак. Он объясняет, что охотой занимаются три клана: Куницы, Кабаны и Беркуты. Последние устраивают засаду, забравшись на дерево, и застигают неприятеля врасплох, кидаясь на него сверху. Кабаны перемещаются в основном на четвереньках, пробираются под нижними ветвями елей и часто вступают с противником в открытую схватку. Куницы особенно преуспели в хитрости, и, кроме того, они искусно охотятся ночью.
– Ну а Хамелеоны? – спрашивает Клавдий.
– Что? – смущенно переспрашивает наш вожатый. – Иногда они тоже принимают участие в охоте, но в основном занимаются безопасностью.
– А чем именно? – не отстает мой друг.
– Вообще-то они следят за нами, – бормочет Унциак, переходя на шепот, – за остальными членами общины; еще они добывают сведения, вступая в переговоры с другими обитателями острова, например со слугами. У них большая власть. Но мы здесь не для того, чтобы обсуждать их дела.
Унциак ведет нас по едва заметной тропке. Как обычно, мы должны падать ничком на землю по команде или по примеру нашего проводника. Мы продвигаемся очень медленно, Унциак то и дело пикирует вниз, чтобы потренировать нас. Наконец мы останавливаемся на пригорке и можем посмотреть, как происходит охота. Несколько Куниц преследуют слуг, которые тащат повозку с картошкой. На повороте двое слуг скидывают мешок картошки и откатывают его в заросли папоротника. Затем продолжают путь как ни в чем не бывало. Через несколько минут Куницы забирают мешок. Я шепотом спрашиваю у Унциака:
– Почему они так поступают?
– Это обмен. В мешке с картошкой мы найдем записку с просьбой об услуге. Например, припугнуть кого-нибудь, а может, устроить взбучку кому-то из охраны или доносчику. Слуг подвергнут тяжкому наказанию, если выяснится, что они сводят с кем-то счеты. Поэтому они прибегают к нашей помощи. Сейчас выяснится, что им нужно сегодня.
Иакунц протягивает нашему вожаку грязную и мятую бумагу, на которой написано: Отколошматить Мордоворота.
Мы тотчас отходим другой дорогой. Останавливаемся под деревьями, где укрылись остальные члены клана.
– Отнесете мешок Черпаку, – приказывает нам Унциак. – Остальная часть операции слишком опасна для нас. Ну, живей! И прямиком, никуда не сворачивая.
Куницы скрываются в подлеске, и мы провожаем их взглядом. Наша ноша так тяжела, что нам и в голову не пришло бы с нею разгуливать. Пыхтя и отдуваясь, мы притаскиваем мешок на кухню.
– Рад снова видеть тебя, Мето. Что, пришлось сегодня попотеть?
– Как видишь.
Мы возвращаемся к нашим нишам, и я излагаю свой план товарищам:
– У меня есть идея, как вызволить Марка. Вам она может показаться безумной и даже смертельно опасной, но ничего другого мне в голову не приходит. Она может сработать. Мы обратимся к тому человеку в Доме, которого лучше всего знаем и на которого, как мне кажется, можем повлиять. Это человек настроения, и он не задумывается о последствиях своих поступков.
– Ты про Рема? – спрашивает Октавий.
– Про него. Он один из сыновей Юпитера, и к тому же отец так его любит, что едва ли откажет ему в просьбе. Помните, он сам выбирал, какие уроки посещать, и часто пропускал занятия. Когда-то, за несколько недель до побега, я обещал ему участие в матче по инчу. Я собираюсь предложить ему условие: в случае нашей победы мы требуем вернуть нам Марка.
– А если проиграем?
– Тогда я возвращаюсь в Дом.
Клавдий закатывает глаза, всем своим видом показывая, что это несерьезно. Октавий тревожится:
– Здесь нас и за людей-то не считают. Ты себе представляешь, как мы можем организовать здесь вообще что бы то ни было? Выходит, мы втроем объявим бой всему острову! Ну, кому мы можем доверять? Мето, да ты с луны свалился!
– У нас нет выбора. Я с вами согласен, это очень рискованно, но мы должны пойти на риск ради Марка.
Я молча обвожу взглядом друзей и продолжаю свою мысль, пытаясь убедить себя самого:
– Вот увидите, парни! У нас получится. Потом, когда Марк вернется, мы отправимся на большую землю и найдем наших родных. Конечно, перед этим мне еще предстоит забрать у Рваных Ушей сверхсекретную серую папку и разгадать код из десяти цифр.
Клавдий качает головой, ухмыляется и отводит взгляд. Похоже, он сомневается, что я в здравом уме.
Послеобеденная работа здорово нас бодрит: Унциак поручает нам ограбить сарай с инструментом. У Рваных Ушей кирки и пилы очень быстро приходят в негодность, а ремонтом и заточкой тут никто не занимается. Заодно мы должны отнести туда и сложить в сарае испорченные и затупившиеся инструменты. Поручение опасное, поскольку в полусотне метров от сарая в поле работают слуги. Первая трудность: замок снабжен кодовым барабаном. Но я довольно быстро подбираю нужную комбинацию по звуку, поскольку замком пользуются часто. Вторая трудность: дверь страшно скрипит. Клавдий снимает ее с петель и осторожно кладет на землю. Мы меняем старые инструменты на новые и закрываем сарай. Задание выполнено.
– Вижу, – говорит наш провожатый, – что объяснять вам ничего не надо.
После ужина я ищу Страшняка, но его нигде не видно. Жду его в том месте, где мы с ним обычно беседовали. Низкорослый бородач подходит ко мне и спрашивает:
– Мето, ты ищешь Страшняка? Он ждет тебя в своей нише, в конце коридора с правой стороны, возле светового колодца.
Страшняк лежит недвижно, лицо его перекошено от боли. При виде меня он грустно улыбается:
– Рад, что ты выпутался: я боялся, что у тебя будут неприятности. Как видишь, я неважно себя чувствую, ужасные боли в суставах. Обычное дело, но скоро моим мукам придет конец. Как правило, солдаты умирают в бою прежде, чем начнут испытывать эти боли. Мне нужно многое тебе рассказать.
Страшняк советует мне удвоить бдительность. Клан Хамелеонов и кое-кто еще до такой степени нам не доверяют, что желают нашей смерти. Он подтверждает, что они пытались убить нас с Клавдием во время обстрела. Один из друзей Страшняка специально навел справки на этот счет. Рептилии очень могущественны, и единственным выходом для нас Страшняк считает побег с острова. Я спрашиваю, сумели ли Рваные Уши открыть серую папку. Он отвечает, что они сколотили три бригады по два человека в каждой, которые посменно, днем и ночью, занимаются разгадкой шифра. Они перебирают все возможные комбинации и заносят их в тетрадь.
– Знаешь, если на испытание одной комбинации тратить минуту, то при бесперебойной круглосуточной работе им потребуется больше девятнадцати тысяч лет, чтобы перепробовать все мыслимые варианты. Я не преувеличиваю, я подсчитал. Скажи им, что я мог бы сделать это быстрее.
– Ладно, но теперь они меня не очень-то слушают.
Перед сном я предупреждаю товарищей о том, что над нами нависла угроза и нужно скорее бежать с острова.
– Все это очень мило, – вздыхает Клавдий, – но что он предлагает, твой добрый советчик? Ничего.
Верный своему обещанию, я жду, когда мои друзья уснут, чтобы вернуться к Шаманке, с которой хочу познакомиться поближе. Спускаясь по лестнице, стараюсь не дышать. Возвращаюсь и проверяю, что все на самом деле спят, а не притворяются.
Я знаю, что Ева ждет меня. Она в своем шаманском облачении – ибо никому здесь не доверяет. Ева снимает доспехи и вытягивается на кровати. Я невольно морщусь: тут стоит тошнотворный запах, а не тот, медицинский, что в прошлый раз.
– Знаю, тут воняет, – объясняет Ева. – Мне пока не удалось избавиться от смрада. Хамелеоны притащили сюда давнишний труп, который Дом пообещал им вернуть. Они хотели, чтобы я закрыла ему глаза и прочла несколько заклинаний на моем «языке». Тело пробыло здесь не больше десяти минут, но запах продержится несколько дней. После обеда они сожгли труп. У него были кровоподтеки на внутреннем сгибе локтя, так бывает, когда неаккуратно делают укол в вену. Впрочем, похожие синяки бывают на всех телах, что возвращают из Дома.
– Почему?
– Не знаю.
– Скажи, ты можешь дать обезболивающее для моего друга Страшняка, у него сильно ломит суставы?
– Нет, такое я никогда не лечила. Здесь все молоды. Страшняк ведь из бывших солдат, да? И ты ему доверяешь?
– Не вполне, но он дает мне дельные советы.
– Ну хорошо. Я посмотрю в справочнике и пороюсь сегодня ночью на складе медикаментов в Доме.
– Если позволишь, я пойду с тобой и загляну в спальню.
– Не боишься туда возвращаться?
– Боюсь, но я должен это сделать.
Ева наклоняется, берет одну из своих тетрадей и передает мне. Она толщиной с книгу и явно не из Дома. Я открываю первую страницу. Ева накрывает мою руку своей и серьезно говорит:
– Я доверяю тебе, Мето.
– Спасибо, Ева.
Пока я читаю, она молча сидит рядом. Не прошло и нескольких минут, как чтение целиком захватило меня.
14 марта 1975 г.
Я долго смотрела на твои белые страницы, прежде чем решилась начать. Не то чтобы я не хотела: я чувствую себя совершенно одинокой и не знаю, с кем поделиться. Здесь никто никому не доверяет, и в колледже, и дома. Моя подруга Элла сказала мне: когда ведешь дневник, становится легче. Похоже, ей это помогает.
Хватит ли мне смелости? Смогу ли я довериться тебе? Очень сомневаюсь, когда смотрю на смехотворный замочек, который якобы защищает тебя. Как отреагировали бы мои родители, если бы узнали, что я на самом деле о них думаю?
15 марта 1975 г.
Элла сказала мне еще одну важную вещь: личный дневник, насколько ей известно, всегда должен иметь два ключа. Вот и у нее так: один она носит на шее, а другой закопан в тайнике, не известном никому, кроме нее.
Может, мои родители один ключ оставили у себя, чтобы иметь легкий доступ к моим тайнам? Может, этот дневник – ловушка? И они нашли единственный способ выведать мои мысли, раз считают, что со мной говорить как со стенкой. Прежде чем начать, мне нужно придумать супертайник.
18 марта 1975 г.
Мои родители – трусы, и вполне заслуживают того, чтобы называться «слабаками» или «слюнтяями». Мы с Жилем так их иногда дразним между собой. Иногда мы нарочно не слушаемся, чтобы посмотреть, как они отреагируют. Вчера я сказала им, что подслушала из ванной все теленовости целиком без их ведома. Они сделали вид, что их это не больно-то и волнует, но напомнили, что стараются оградить меня от некоторых передач только ради того, чтобы уберечь неокрепшую детскую психику от сцен насилия и разврата. Долдонили как по писаному, можно подумать, урок отвечали.
Но сегодня утром я заметила, что моя мать пытается проверить, можно ли что-то услышать из конца коридора. И вечером они заметно убавили громкость.
22 мая 1975 г.
Сегодня утром в классе появился новенький. Я пошла с ним в кладовку, чтобы помочь принести стол и стул. Просто ужас, как завалена эта комнатенка. За последние годы очень многих учеников ни с того ни с сего переводили в какие-то отдаленные пансионы. А сюда поступили очень немногие. Он смотрел на меня с любопытством и спросил, как меня зовут, где я живу и не приемный ли я ребенок. Выходит, я для него интересная личность.
23 мая 1975 г.
Его зовут Шарль. Из колледжа мы вышли вместе. Он довольно занятный. Обо всех расспрашивает. Теперь я уже не уверена, что он интересуется именно моей скромной персоной.
4 июня 1975 г.
Шарля не было на занятиях два дня. Элла спросила, не знаю ли я, где он живет, хотела отнести ему домашнее задание. Я тоже успела об этом подумать, но так и не выяснила, где его дом. Решила уточнить в школьной канцелярии. Там мне ответили, что он уехал, что мое любопытство очень подозрительно и мои родители будут поставлены о нем в известность. Мне следовало бы быть посдержанней, пусть даже я не боюсь своих «слюнтяев».
2 сентября 1975 г.
Новость: Эллу перевели в какой-то пансион. Ничего не понимаю, она и словом не обмолвилась, что ее заберут отсюда. Мы с ней специально выбирали одни и те же предметы, чтобы оказаться в одном классе лицея.
Вот чего я не перевариваю, так это их секретов: ни сестра ее, ни мать не хотят дать мне ее новый адрес. Не понимаю, почему они скрытничают. Но я знаю, что настаивать бесполезно. Ее мать ужас как свирепо на меня глянула, когда я про адрес спросила. Еще один стол вынесут из класса. И это не первая подруга, которую я теряю подобным образом. Когда-нибудь я узнаю, почему родители избавляются от детей таким способом. Кто объяснит мне? Никто.
15 сентября 1975 г.
Снова вспомнила о Шарле. Мне кажется, он многое знал. Кое-что можно было бы выяснить из утренней газеты, но родители никогда не оставляют ее на видном месте, и они должны сдать предыдущую, чтобы получить следующую. Так, видно, придумано для экономии бумаги.
20 октября 1975 г.
Сегодня вечером мать объявила, что нашего кота сбила машина. Хоть я и не особенно была к нему привязана, но всегда знала, что он ко мне относится дружелюбно: вечером он иногда милостиво соглашался посидеть у меня на коленях. Тогда я чесала ему за ушком и рассказывала про свои дела, а он меня слушал. По крайней мере делал вид, что слушает. А я не похожа на идиотку, которая говорит сама с собой.
Когда мать мне об этом сказала, я расплакалась и закрылась у себя в комнате. За ужином отец сообщил, что узнал по телефону хорошую новость: соседи перепутали нашего Титу с бродячим котом, и Титу сейчас у них, цел и невредим. Я едва не завопила от радости, но вдруг заметила странное выражение на лице у матери.
3 ноября 1975 г.
Еще одна ложная новость: соседского мальчишку похитил «опасный педофил». Речь шла о маленьком Мартине, я иногда за ним присматривала, когда его родители уходили на концерт, и Мартин играл в футбол с моим братишкой.
Не знаю, почему моя мать сказала об этом как о достоверном факте. Может, она приучает нас к новостям на тему «насилие и разврат». Жиль говорит, что у нее крышу сносит.
24 ноября 1975 г.
Теперь очередь отца поиграть на наших нервах. Целую неделю он дундел, что у него рак в последней стадии и жить ему осталось совсем недолго. Жиль отозвал меня в сторону и поклялся, что предок парит нам мозги.
Сегодня утром «новое обследование» показало, что мой брат был прав.
25 ноября 1975 г.
Я прокручиваю в голове события последних месяцев и прихожу к выводу: мои родители развлекаются, пугая нас и наблюдая за нашей реакцией. Братца моего обдурить трудно, он хорошо просекает их фокусы. А вот я все время ловлюсь на их наживку.
Теперь тактика сменилась. Раньше они скрывали от нас все, что творится вокруг, а теперь будто специально выставляют все напоказ. Наверное, закаляют нас для будущей жизни.
16 декабря 1975 г.
Все, игры кончились. Пропал Жиль. По-настоящему. Родители говорят, что он, скорее всего, сбежал. Не могу в это поверить. Да как он мог бежать, не сказав мне ни слова? И зачем? Он еще слишком мал. Конечно, у него были неважные оценки за триместр, но это его не очень напрягало: он говорил, что хочет быть профессиональным спортсменом. Не пойму, почему родители смирились.
Я вспоминаю, что они плакали в последние недели – но это было до того, как Жиль пропал. Однажды я застала отца в гараже: он сидел в машине, уронив голову на руль, и плечи его вздрагивали. И у мамы по вечерам глаза были на мокром месте. А теперь им как будто полегчало.
24 декабря 1975 г.
Не представляю себе Рождества без любимого брата. Если они не собираются ничего предпринимать, я одна отправлюсь его искать. Отец через день ходит в комиссариат полиции, чтобы быть в курсе розысков. Но ничего нового. Я уверена, что он не может как следует на них там надавить и задает не те вопросы. Послезавтра пойду вместе с ним.
25 декабря 1975 г.
Я не открою свои рождественские подарки. Пока не вернется брат.
26 декабря 1975 г.
Отец распсиховался. Отказался взять меня с собой. Сказал, что закон это запрещает.
Моя подруга София призналась по секрету, что ее восьмилетнюю сестру похитили ночью четыре месяца назад, и родители запретили ей говорить на эту тему. Еще один малыш пропал по дороге в школу.
30 декабря 1975 г.
Я уверена, что от меня давно уже скрывают что-то очень важное, что-то постыдное (именно так думает и София). Когда я сказала матери, что не собираюсь ждать три года, чтобы получить право доступа к информации, она расплакалась: «Нам и без твоих глупостей тяжко!» Я прекрасно знаю, что детей отнимают у родителей, если дети нарушили этот закон. Но ведь можно разок нарушить! Родителям должно быть понятно, что невозможно постоянно контролировать всех, на это просто не хватит полицейских!
1 января 1976 г.
Ночью я уйду из дома, сегодня же. Не уверена, что я все еще люблю моих родителей.
Сегодня я украдкой прошла за отцом в комиссариат, видела, как он сидел и смотрел на часы. Развернул газету и читал ее полчаса, ни с кем не разговаривая. Потом вышел. Оказывается, он только для виду туда ходил! Дома я напустилась на мать, но по ее ответу поняла, что они с отцом заодно. Мне страшно, но я и минуты не могу оставаться с ними.
4 января 1976 г.
Я потратила почти все карманные деньги, чтобы добраться до Порта Е10. Побродив по окрестным улицам, я встретила одного типа, который мне помог. Его зовут Гарри. Он, как и я, ищет своего младшего брата, потому что его родители, как и мои, для розысков палец о палец не ударили. Он набрел недалеко от берега на заброшенный летний домик и нелегально в нем поселился. Мы сможем тут ночевать, пока не выйдем на след наших братьев. Здесь все же можно вымыться и постирать белье, и здесь я чувствую себя хозяйкой дома. Гарри догадался перед отъездом стибрить у родителей денег, поэтому мы покупаем жратву и лопаем сколько влезет.
Он слышал от кого-то про корабли, которые развозят детей по островам. Он запомнил названия нескольких островов: Эсби, Гелиос и Силоэ.
5 января
Я знаю, где Жиль. Он на Гелиосе. Это приблизительно в тридцати морских милях отсюда. Там же и брат моего товарища Гарри. Нам это стало известно, потому что «они», оказывается, сортируют детей по возрасту и полу. Гарри даже удалось проникнуть в управление капитана порта и прочесть имена наших братьев в списке, который был там оставлен на столе. Я тотчас позвонила матери, чтобы они поехали и забрали брата. Но она велела мне немедленно возвращаться и не лезть не в свое дело. Теперь мне окончательно стало ясно, что брат исчез с их согласия. Так что буду сама разыскивать моего дорогого братика.
Ева захлопнула дневник и спрятала его. В голове у меня роится множество вопросов. Мне не утерпеть, и я спрашиваю:
– Так, значит, должны быть и Дома для девочек тоже? А родители обо всем знают и ничего не…
– Не сейчас, – обрывает она меня, потрепав по волосам, – потом, Мето, не сейчас. Возвращайся. До завтрашнего вечера.
Я возвращаюсь в свою нишу, не думая о предосторожностях: я слишком взвинчен. Так, значит, родители нас предали.
Утром к нам приставляют Беркутов, сегодня они будут нашими наставниками. Как и накануне, нам предстоит ограбить хижину. Она находится неподалеку от одного из входов в Дом, а значит, поблизости от поста охраны. Хоть мы и держимся бодрячком, нам не по себе. Неприятности начинаются очень скоро. Едва мы вскрываем замок, как гремит выстрел. Прямо перед нами выскакивают охранники и наставляют на нас ружья. Мы бросаемся на землю, руки на голову, боимся шевельнуться. Неужто мы угодили в западню? Снова гремят выстрелы, из канавы с ревом выскакивают несколько Кабанов и на четвереньках скрываются под соснами. Охранники кидаются за ними в погоню, и, кажется, забывают про нас. Мы были всего лишь наживкой. Мы отползаем, чтобы спрятаться за большим пнем. Бой смещается в сторону леса, и Куницы пользуются этим, чтобы своровать солонину, которая хранится в хижине. Мы встаем на ноги и издалека наблюдаем за стычкой. То тут, то там все новые отряды вступают в бой.
К вечеру кланы подсчитывают боевые потери. Есть несколько переломов, но ничего более серьезного. Занятно, что охранники все это время не пользовались ружьями, будто щадили противников. Глядя на бой издали, можно было подумать, что идут учения или игра в инч по несколько измененным правилам. Правда, игра очень серьезная, с нанесением увечий.
Перед ужином меня вызывают в Первый Круг.
– Мето, ты, кажется, похвалялся, что сможешь открыть серую папку, – сразу переходит к делу Каабн.
– Я говорил, что могу попробовать.
– Как ты собираешься взяться за это?
– Для подготовки к побегу я кое-что расшифровал. Знаю, что Юпитер никогда не использует случайные комбинации цифр. Нужно понять ход его мысли. Если вы дадите мне бумагу и карандаши и позволите по два-три часа в день вместе с моими друзьями заниматься расшифровкой, то я надеюсь за неделю получить результат.
– А зачем тебе друзья?
– Я не хочу, чтобы нас разлучали, здесь это слишком опасно. Вы не смогли защитить Марка, и мы вам больше не доверяем.
– Здесь мы ставим условия, а не ты. Ты здесь – никто, – ревет Каабн.
– Решать вам, но учтите, что из-под палки мои мозги не варят. Приятного вечера.
Они молча смотрят мне вслед. В эту минуту они готовы меня растерзать. И я знаю, что со мной может случиться то же, что и с Марком, если я восстану против их власти. Но им позарез нужно открыть папку. Надеюсь, что, поразмыслив, они за мной вернутся. Хамелеоны, которым поручили расшифровку, наверняка уже теряют терпение.
Я решаю наведаться к Черпаку. Он встречает меня улыбочкой, смысл которой мне непонятен.
– Мы можем переговорить без посторонних?
– Не сейчас. Приходи с друзьями мыть посуду, тогда я отпущу моих помощников.
Как было условлено, мы приходим к повару все вместе и нарочно гремим посудой, зная, что за нами наблюдают со стороны. Я прошу Черпака объяснить мне, что необходимо сделать, чтобы бежать с острова. Черпак ожидал моего вопроса. Он вынимает из кармана бумагу и кладет передо мной.
Условия успеха:
– нельзя действовать в одиночку;
– найдите друзей, которые совершат отвлекающий маневр, но сами бежать с острова не намерены;
– узнайте наверняка место и час отправления судна;
– запаситесь оружием;
– вам придется вести корабль и ориентироваться в море.
Удивительно, что повар так подготовился к моим вопросам. До сих пор мне казалось, что он готов бежать, только если подвернется случай, но сам готовиться не намерен. Подозреваю, что тут не обошлось без участия Страшняка. Ныряя в бак с посудой, я всякий раз бросаю косой взгляд на лист бумаги. Друзья тоже на него поглядывают. Вот посуда вымыта, и Черпак кидает заветный листок в горящую печь.
Мы с Октавием и Клавдием возвращаемся к себе. Мои друзья подавлены сложностью стоящей перед нами задачи. Но мне кажется, что не все пункты этого списка так уж необходимы.
Прежде чем забраться в свою нишу, я заглядываю к Страшняку. Он меня поджидает.
– Итак, они доверят тебе серую папку.
– Не уверен.
– Даже не сомневайся, Мето. Я получил тому подтверждение пять минут назад. Вы должны сделать все, чтобы покинуть остров как можно быстрее. Судно с припасами для Дома приходит с континента раза два в месяц. Чтобы разузнать точнее о его следующем рейсе, вступите в контакт со слугами из лагеря номер 7, поскольку они участвуют в разгрузке судна.
Я рассказываю, как мы помогали Черпаку мыть посуду. Он улыбается, будто прекрасно об этом знает.
– Он сказал тебе, что отвлекающие действия совершу я?
Я удивлен, хотя и догадываюсь, что у Страшняка с Черпаком довольно тесный контакт.
– Ты сомневался, что он – мой друг? Скоро ты узнаешь еще об одном человеке, у которого есть сведения, скажем…
– По навигации?
– К примеру. Ну, на сегодня довольно. Спокойной ночи, Мето.
– Спокойной ночи, Страшняк.
Я возвращаюсь к себе в приподнятом настроении. Надеюсь, сегодня ночью я найду средство, которое успокоит его боль. Какой же он добрый! В нашем углу вижу толпу народа. На моих приятелей наскакивают несколько Хамелеонов. Перебранка становится громче. Октавия и Клавдия прижали к стене, но они не сдаются. Я удивлен, что дежурные до сих пор не вмешались. Неохамел, который не скрывает своей ненависти к нам, приветствует меня очередной издевкой:
– А вот и главное ничтожество! Мето, слишком задираешь нос, а ведь ты – пустое место!
– Добрый вечер, Неохамел, ты принес нам новости про Марка?
Обстановка накаляется. Если начнется потасовка, нам несдобровать. Надо что-то придумать. Я говорю:
– Тебе, должно быть, известно, что Первый Круг доверил нам секретную и важную миссию. Мы приступаем к работе с завтрашнего дня. Задание трудное, на нем уже многие здесь пообломали зубы. Нам нужно как следует выспаться и быть завтра в хорошей форме. Согласен?
Вижу, что он в нерешительности. Ему хочется стереть нас в порошок, но он обязан подчиниться высшему руководству. Он уходит, и его приятели плетутся за ним. Надеюсь, что в Первом Круге не переменят своего решения, когда Неохамел перескажет им мои слова. Представляю, как он все переврет. Друзья хлопают меня по плечу:
– Мы же решили держаться вместе, – говорит Октавий. – Мне спокойней, когда ты с нами.
– Я думаю, – добавляет Клавдий, – что это только начало.
Мы дружно шествуем в туалет, чтобы потом сразу завалиться спать. Но перед этим мне нужно еще кое-что сделать. Я ставлю около себя масляную лампу и пишу две записки.
Децим,
мы живы, и обязательно выполним наше обещание. Держись.
Мето.
Рем, друг мой,
обещания надо выполнять. Я предлагаю тебе сыграть наконец нашу партию в инч. Мы будем играть по обычным правилам, принятым в Доме, но на нейтральной территории, на поляне возле западного входа. Мы должны, каждый со своей стороны, договориться о перемирии на время игры. Если мы выиграем, вы возвращаете нам Марка. Если выиграете вы, я сдамся твоему отцу. До скорого!
Мето.
Я хотел перед экспедицией в Дом немного отдохнуть, но заснул и проспал довольно долго. Надеюсь, Ева меня дождется. С обычными предосторожностями иду к ней. Она готова: одета как для боя, лицо вымазано сажей. Она и мне наносит на щеки и лоб несколько мазков сажи, и мы отправляемся в путь. Она уверенно пробирается по лабиринту темных коридоров. Минут через пятнадцать перед нами ржавая дверь в скале. Ева без труда открывает ее. Мы движемся вверх, проходим шесть лестничных маршей и входим в какой-то чулан – кажется, я припоминаю его: когда мы бежали из Дома, нам встретилось что-то в этом роде. Мы идем все дальше, прислушиваясь к малейшему подозрительному шуму, и наконец оказываемся в медсанчасти. Мое сердце колотится как в лихорадке. Ева просит меня поискать в шкафу «противовоспалительное» средство. Я прошу ее повторить это слово и начинаю рыться на полках. Сама она набивает сумку бинтами, марлей, пачками аспирина, шприцами и разными бутылочками. Я нахожу два медикамента с нужным словом на упаковке.
Узнаю запах коридоров, и на меня обрушиваются страшные воспоминания. Если бы рядом не было Евы, я, наверное, вприпрыжку убежал бы отсюда. Она хватает меня за руку и крепко сжимает запястье, чтобы меня удержать. Вот мы приходим в спальню, и я крадусь к кровати Марка. Во мне теплится слабая надежда отыскать его здесь. Я даже приготовил ему коротенькую записку со словами: «Мы тебя никогда не бросим. Твои братья» – но на его месте спит незнакомый мальчишка. А Рем на своем месте. Он отличается от всех остальных тем, что кожа его лица изборождена мелкими морщинками. Я просовываю клочок бумаги ему в руку и мягко сжимаю кисть в кулак. То же проделываю и с Децимом, и он улыбается во сне. Прохожу мимо Красса. Не будь это так рискованно, я непременно надломил бы его кровать.
Когда мы добираемся до нашего подземелья, Ева похлопывает меня по плечу:
– Видишь, у тебя получилось.
– Мы не можем бросить там малышей…
Дойдя до главной пещеры, мы расходимся каждый в свою сторону. Только забравшись в свою нишу, я прихожу в себя. Когда я очутился в Доме, меня охватил не страх, а скорее удушье. Мне было там трудно дышать, и я едва поспевал за Евой. На повороте одного из коридоров я встал как вкопанный: в нос мне ударил запах масла, которым солдаты смазывали ботинки; этот запах и вызвал в моей памяти целый рой страшных картин насилия. На миг мне показалось, что вот-вот откроется дверь, из-за нее выскочат злобные монстры-солдаты, и все начнется сначала. К счастью, в этот миг Ева вернулась, обняла меня за плечи и прошептала:
– Я готова, возвращаемся. Очнись, Мето. С прошлым покончено.
Да, надеюсь, она права, и этот коридор, пропитанный запахом смерти и страдания, навсегда остался в моем прошлом.
