Текст книги "Отец Александр Мень - Христов свидетель в наше время"

Автор книги: Ив Аман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Аман Ив
Отец Александр Мень – Христов свидетель в наше время

Ив Аман

Отец Александр Мень. Христов свидетель в наше время

Перевод Н.В. Гарской, под редакцией автора

Издательство благодарно художнику Д. Лепренсу за макет книги, семье отца Александра Меня и фотографам Софье Руковой, Виктору Андрееву, Сергею Бессмертному и Александру Ефимову за предоставленные фотографии

Архиепископ МИХАИЛ (Мудьюгин)

Предисловие к книге Ива Амана "Отец Александр Мень. Христов свидетель в наше время"

Отец Александр Мень был человек, личность которого с исключительной силой и яркостью проявляла себя и в непосредственном общении, и в его творческом наследии. Именно из этого наследия я получил первое впечатление о нем, как о замечательном богослове-христианине, о выдающемся борце за дело Христово, каким он был и каким он продолжает жить как в своих трудах, так и в памяти людей, имевших счастье знать его лично.

Помню, с каким восторгом взял в руки "Истоки религии", его третью, напечатанную за рубежом книгу. Конечно, издание подобной литературы у нас в те времена было невозможно. Я подумал, что это – именно то, что нужно: впервые появилась духовная пища, предназначенная для членов нашего общества, воспитанных в атеизме, в отрыве от всякой религиозной традиции. Такая книга оказывала огромное воздействие на неверующих и колеблющихся.

Сам был свидетелем того, как мой старший брат, человек большой культуры, инженер и певец-дилетант, прочитав "Истоки религии", воскликнул: "Какая исключительная эрудиция, как много автору пришлось прочесть, чтобы выразить свои взгляды с такой убедительностью аргументации и с привлечением такого богатого материала!"

Не говорю о смелости, которая тогда была нужна, чтобы решиться издавать свои работы за границей, когда еще мало кто отваживался, повергая себя такой опасности.

Потом попала к нам книга "Сын Человеческий", хотя она вышла в свет раньше. Ее можно дать любому человеку. Он ее прочтет с интересом, а у неверующего она может изменить его отношение к вере. Это не значит, что он обязательно обратится к Богу, но книга повысит его представление о христианской жизни, о ее святости и величии, о величии Самого Христа. Таким образом, она расчищает путь, готовит почву для обращения человека к Богу.

Все свои знания, энциклопедическую эрудицию, самые разнообразные интересы в науке, художественной литературе, искусстве, все свои таланты, ему от Бога дарованные, отец Александр поставил на службу проповеди. Проповедовал он неустанно. Проповедовал всегда принципиально, притом на языке, доступном для современников.

Я думаю, что Христос Сам нам дал прямое указание о том, как надо говорить с людьми. Он сказал Своим ученикам: "Вам дано знать тайны Царствия Божия, а прочим в притчах" (Лк, 8,10). Вот этим стремлением Спасителя снисходить к уровню понимания людей, к их духовным запросам и к их возможностям мы должны вдохновляться и ему подражать. Иными словами, нам нужно обращаться к людям так, чтобы они нас понимали; так, чтобы наши слова действовали на них в благотворном направлении, то есть, иначе говоря, чтобы способствовать их духовному развитию, их приближению к Богу, и в конечном итоге их спасению. Именно в этом направлении лежал путь деятельности отца Александра.

Он прекрасно понимал, что здесь в этом процессе должны играть роль не только водя, но и разум. Ведь в притче о сеятеле рассказывается о том, что некоторые семена, то есть слова проповеди, утрачиваются, потому что не усваиваются пониманием. Приходит дьявол и уносит их, то есть похищает услышанное, но не усвоенное разумом, слово (Мф. 13, 19). Недостаточно только пламенеть чувствами благоговения и восторга, недостаточно только иметь добрую волю: христианину следует устремляться к Богу всеми силами своей души, то есть безусловно и разумом тоже (а под разумом здесь подразумевается прежде всего восприятие и усвоение Слова Божьего).

Спаситель проповедовал на языке, свойственном слушателям, пользовался образами, доступными их восприятию. А Его изложение никогда не включало преград, мешающих усвоению возвещаемой истины. Не случайно свою первую книгу "Сын Человеческий" отец Александр посвятил Богочеловеческой личности Иисуса Христа. Именно Христа отец Александр имел главой угла своего служения и творчества. В его творениях в первую очередь впечатляет их христологичность. Все его труды, даже тогда, когда он прямо не касался христианского вероучения, например, когда он писал о древних религиях, были пронизаны христоцентрическим менталитетом автора, его пониманием религиозного и конфессионального разнообразия и всегда – в лучах света Христова, жившего в его душе и действующего благодатно на его читателей, а при его жизни, и на слушателей. Можно думать, что он никогда не упускал из вида слов апостола: "Никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос" (1 Кор 3, 11).

Вся его пастырская практика была подчинена одной Цели – привести души к личной встрече с Христом Спасителем, привить им любовь ко Христу.

Ведь первая заповедь гласит: "Возлюби Господа Бога Твоего, всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоей" (Мк 12, 30). Но человеку трудно было любить Бога. И Христос пришел на землю и стал человеком для того, чтобы, любя Христа как личность близкую к нам всем, мы любили Отца Небесного, так как Сын Божий и Отец – одно.

К сожалению, хотя мы называемся христианами, этой любви нам часто недостает. Многие склонны сосредотачиваться на видимости и звучании обряда, заменяя спасающее Слово Божье разного рода безблагодатными словесными упражнениями, то есть "уча учениям, заповедям человеческим" (Мф, 15, 9). В этих случаях Христос и Его слова нередко вытесняются на периферию сознания, вместо того, чтобы занимать в нем господствующее место.

Именно потому, что отец Александр всеми силами старался возбудить в людях, в своих прихожанах, в своих духовных детях настоящую любовь ко Христу, его служение было столь плодотворным. Лично с ним я познакомился за несколько лет до его смерти. Он приезжал в Вологду, где я тогда был правящим архиереем, бывал у меня. Мы имели время для дружеского общения. Потом мы встречались в Москве.

Это был человек необыкновенной одухотворенности, который вел подвижническую жизнь и закончил ее мученически. Но на крови мучеников, как известно с древних времен, прорастают семена христианского благовестия, растет и укрепляется Церковь Христова. Многие ставят в упрек отцу Александру недостаточную приверженность к некоторым условностям православной церковности, хотя он в своей пастырской деятельности фактически не отрывался от установившейся богослужебной практики и, таким образом, ни в чем не шел вразрез с привычками и навыками любого православного богомольца. Однако все входившие с ним в личный контакт, а тем более в контакт богослужебный, ощущали внутреннюю свободу его молитвенного общения с Отцом Небесным, исполненную Духа, Который, по словам Спасителя, дышит, где хочет (Иоанн 3, 8).

Именно эта внутренняя свобода и была, быть может, одной из отличительных черт его менталитета, которые делали его служение, проповедь и всю его личность столь привлекательными.

Отец Александр был поистине пророком нового времени и предвестником евангелизации всего служения Православной Церкви, евангелизации, которая соответствует назревшим потребностям и чаяниям православного народа.

Архиепископ МИХАИЛ (Мудьюгин)

По дороге в храм

Как обычно в воскресенье, 9 сентября 1990 года отец Александр Мень встал очень рано и отправился совершать литургию в маленькую деревенскую церковь, в тридцати километрах от дома, где он служил вот уже двадцать дет. С вечным портфелем в руке он толкнул калитку сада и направился, как обычно, быстрым шагом к железнодорожной станции, чтобы сесть в пригородный поезд, идущий к Москве. В утреннем тумане он шел узкой дорогой среди деревьев. Листья уже начинали опадать. Впереди был долгий день – исповедь, литургия, крестины, отпевание. Несомненно, он будет занят всю первую половину дня. Затем ему нужно будет, торопясь, продолжить путь в сторону Москвы, чтобы прочесть вторую часть лекции о христианстве в Доме культуры на Волхонке. С 1988 года Советская власть изменила политику по отношению к верующим: ту деятельность, которой отец Александр себя посвятил с юности, и до этой поры вел полулегально – нести слово Божье своим согражданам – теперь продолжал гласно. 1 сентября он как раз отпраздновал тридцатую годовщину своего рукоположения. Отныне ни минуты передышки. Это был единственный случай в Советском Союзе: после того как на протяжении семидесяти дет верующие были обречены на молчание, он, за которым наблюдала целая команда КГБ, отныне приглашался в школы, институты, клубы, дома культуры. На Пасху он крестил шестьдесят взрослых. Себя он совершенно не щадил, близкие тревожились, но он оставался глух к их советам. Последнее время он казался встревоженным, что для него было как-то вовсе необычно. Он очень любил природу, и несколько минут дороги вдоль леса, где под первыми лучами солнца играли осенние краски, бесспорно должны были придавать ему сил. В этом пейзаже не было ничего необычного, и тем не менее, был он особенным. В нескольких километрах отсюда возвышалась Троице-Сергиева Лавра – особое место для Русской православной Церкви. В середине XIV века преподобный Сергий в лесу основал скит, и отсюда начался новый духовный взлет России, России, еще не оправившейся после завоевания страшными монгольскими воинами Чингиз Хана. Андрей Рублев был там монахом, именно для этого монастыря написал он знаменитую Троицу. Преподобный Сергий родился в деревне неподалеку отсюда и ходил по той самой дороге, по которой шел теперь отец Александр...

Чуть позже, его жена, остававшаяся дома, открыв окно, услышала стоны: бросившись в сад, она увидела за калиткой лежащего в кровавой луже мужчину. Вернулась, срочно вызвала скорую помощь, затем милицию. Когда вышла вновь, машина скорой помощи уже была тут. – Почему вы ничего не делаете? – спросила она врачей. Наконец подошла. Было много крови. Она все не осмеливалась посмотреть на убитого. Она спросила сама себя: "А мой муж? Он благополучно добрался до храма?" Кто-то сказал: "Он в черной шляпе был?" Нашли шляпу с большим острым надрезом. Позже явились свидетели, они видели отца Александра: он возвращался назад, шел к дому, истекая кровью. Не захотел, чтобы ему помогли. По всей видимости, он упал перед калиткой, истекши кровью. Широкая рана на затылке явно была от удара топором. Обстоятельства преступления, точность, с которой был нанесен удар, заставляют думать, что это убийство было тщательно подготовлено и совершено профессионалами. Но почему они выбрали подобное оружие?

"Мы едва начали освобождаться от чувства страха,– писал журналист на другой день после события. – Топор – очень хорошее средство, чтобы привести в чувство всех глотнувших свободы. Отрезвить и напомнить"(1). Именно за топоры хватались русские крестьяне, когда изгоняли чужеземных захватчиков, врагов. Традиционный символ народного мщения и наказания предателей.

Топором потрясали и против евреев во времена погромов. А ведь отец Александр по происхождению был еврей: не было ли это преступление антисемитским?

Действительно, после его смерти, газетенки, где вот уже год или два проповедовался самый крайний русский национализм, яростно взялись за него. Они утверждали, что это убийство было следствием хитрых замыслов "мировых антирусских и антиправославных сил, которым он служил всю свою жизнь" ибо теперь они решили использовать его в последний раз, чтобы вызвать у евреев ненависть против русских: "Пусть его смерть послужит уроком всем, кто пытается, находясь в лоне святой православной Церкви, заигрывать с сатанинскими силами"(2).

Самого отца Александра волновал новый подъем ксенофобии. Он в нем видел зерно русского фашизма. У наиболее консервативного духовенства отец Александр не был на хорошем счету, в частности, у монахов Троице-Сергиевой Лавры, голубые и золотые купола которой были видны из глубины его сада. Но можно ли, как это делают некоторые, дойти до того, чтобы заподозрить в них вдохновителей этого убийства?

Не следует ли скорее сопоставить это с другими зверскими убийствами священников тайными службами в разных странах Восточной Европы, в частности, отца Попелюшко, утопленного агентами польских органов в 1984 году? В момент, когда был убит отец Александр, топот сапог уже раздавался в Москве, и механизм, который должен был привести к путчу 1991 года, как раз начинал действовать. Принимая во внимание, что чины старого коммунистического аппарата часто использовали шовинизм, притом самый агрессивный, в попытках сохранить иди реставрировать свою власть, и что первыми группами русских ультранационалистов, появившимися в 1987-1988 годах по большей части ими явно манипулировали органы КГБ, разумно предположить, что именно они разыграли эту карту. Поспешность, с которой следователями было заявлено, что это дело никоим образом не могло быть политическим, на фоне того, что никаких следов убийцы не было найдено, в высшей степени подозрительно. Прошло четыре года; как и следовало ожидать, следствие ничего не дало. Будет ли когда-нибудь раскрыто это убийство? По крайней мере можно быть уверенным, что убит он был не случайно, а это преступление спровоцировано необычностью его личности и тем, как это проявлялось в общественной жизни. Советская пресса широко отозвалась на смерть отца Александра. Три дня спустя газета "Известия" воздала должное его памяти. Автору статьи стали угрожать по телефону. Позвонила женщина, спросила с раздражением: "Что же это его Бог ему не помог?"(3). Знала ли она, что эти самые слова были произнесены две тысячи лет назад у подножия креста:

"Уповал на Бога, пусть теперь избавит Его, если Он угоден Ему" (4).

Мысль о смерти была близка отцу Александру. Он часто напоминал, что мы лишь путники в этом мире, "пришли из тайны, чтобы возвратиться в тайну". Это не должно нас ужасать, и напротив, через это нам следует осознать значение жизни. "Память о том, что за нами придут, должна быть ободряющей, укрепляющей нас, не дающей нам расслабиться, разболтаться, впасть в уныние, безделие, мелочность, ничтожество" (5). С тех пор, как он смог действовать открыто, казалось, он спешил, как будто время для него было сосчитано. Думал ли он, что новая политическая ситуация продлится недолго и что нужно воспользоваться максимально недолговечными обстоятельствами?

"Если я сейчас не сделаю того, что нужно, – сказал он однажды, – потом буду жалеть об упущенном времени"(6). Многие из его друзей думают, что у него было предчувствие смерти. Он все чаще и чаще возвращался к мысли о хрупкости жизни. "Мы всегда на грани смерти... Вы сами знаете, как мало надо человеку, чтобы нитка его жизни оборвалась"(7). В воскресенье, за неделю до убийства, он торжественно открыл воскресную школу при своем приходе для деревенской детворы. Какое событие! Урок катехизиса – и совершенно легальный в Советском Союзе! Можно представить себе его радость, он так мечтал об этом. И тем не менее, в этот день, по-настоящему праздничный, к удивлению всех присутствующих начал он так: " Дорогие дети! Вам известно, что однажды вы умрете..." Одна женщина из числа друзей попыталась убедить его сократить объем деятельности: "Вы совсем себя не бережете, вы уже не мальчик, вы не одному себе принадлежите...

– Я должен торопиться. У меня совсем мало времени осталось, надо успеть что-то сделать...

– Что-то с сердцем?

– Нет. Это не со здоровьем связано, с ним все в порядке... Но это так, поверьте мне, я это знаю..."

И еще, однажды, когда он пытался поймать такси, а человек, сопровождавший его, стал волноваться, вздыхая, что приходится долго ждать, сказал: "Мне-то нужен катафалк, а не такси"(8). Было ли это мистическим предчувствием или же он ощущал опасность? Конечно, он получал письма с угрозами, но ведь они приходили регулярно на протяжении многих лет. Возможно, теперь они стали более определенными? А быть может, он был предупрежден другим знаком, более точным?

Убийство это вызвало большое волнение. Только после трагедии вся страна открыла для себя отца Александра и смогла оценить его значение; оценили все, вплоть до высших политических сфер. Президент СССР Михаил Горбачев выразил "горячее сожаление". Борис Ельцин просил Верховный Совет России, председателем которого он тогда был, почтить минутой молчания память отца Александра и прислал венок на могилу.

Тайна этой смерти была подчеркнута Патриархом Московским в письме, прочитанном во время похорон: "По человеческому разумению, казалось бы, только сейчас и настало время, когда талант отца Александра как проповедника Слова Божия и воссоздателя подлинно общинной приходской жизни и мог раскрыться во всей своей полноте".

Политика либерализации культуры, связанная с перестройкой, началась, когда разрешили фильм под названием "Покаяние"; в конце его мы видим, как старая женщина спрашивает у зрителей, где дорога, которая ведет к Храму. С тех пор этот образ остался в умах, как символ страны, обретающей смысл истинных ценностей, и возврата к вере, после семидесятилетних блужданий. А отец Александр был убит, когда шел служить литургию, иначе говоря, по дороге в Храм...

Его хоронили в день, когда православная церковь отмечает Усекновение главы Иоанна Крестителя, его называют Предтечей – тем, кто пришел и уготовил путь... Однажды, в 1984 года после угроз КГБ, он сказал своим друзьям: "Я внутренне сказал себе, что исполнил свое предназначение, сделал, что мог для Церкви Христовой, и готов предстать перед Господом"(9). За несколько дней до смерти, говоря об одной русской православной монахине, жившей в Париже (она боролась в Сопротивлении во время войны и была убита нацистами), он заключил свое выступление следующими словами: "Отдать себя до конца – значит совершить евангельский подвиг. Только этим спасается мир"(10). Отдать себя до конца...

Примечания

1. Александр Минкин. Не рыдайте обо мне. – Огонек Э 39, 1990.

2. Земщина Э 13, май 1991.

3. Татьяна Глинка. Цветы у дороги. – Московская правда. 11.11.1990.

4. Мф. 27,43.

5. А. Мень. Дорожите временем. В кн.: А. Мень. Свет во тьме светит. Москва 1991, с.197.

6. Владимир Леви об Александре Мене: Приходило живое счастье. – Столица Э 31-32, 1990.

7. Владимир Леви. См. там же.

8. Зоя Масленникова. Феномен отца Александра Меня. Перспективы, Э 4, с. 55.

9. Андрей Бессмертный, Владимир Ойвин. Он был голосом истины в наше время. – Протестант. Октябрь, 1990.

10. Л. И. Василенко. Культура, церковное служение и святость. В кн.: Aequinox. Сборник памяти о. Александра Меня. – Москва, 1991, с. 174.

Уход в катакомбы

Отец Александр родился 22 января 1935 года(11). Советская власть в это время трубила о своих победах. Съезд коммунистической партии за год до этого получил название "съезда победителей". Первый план индустриализации был выполнен за четыре года вместо пяти. Коллективизация, с ее миллионами депортированных крестьян, умерших от голода, убитых, завершилась. Все общество было окончательно порабощено. Под водительством коммунистической партии и ее прославленного вождя И.В. Сталина советский народ совершает героические подвиги, солдаты неусыпно охраняют границы, НКВД (предшественник КГБ) истребляет врагов народа, летчики летают выше всех, дальше и быстрее, стахановцы побивают рекорды производительности, музыканты получают первые премии на международных конкурсах... Вот о чем без конца повторялось в газетах и по радио.

Месяц назад был убит глава ленинградской парторганизации, весьма вероятно, по приказу Сталина. Используя эту акцию, вождь развязал "большой террор". Политическая полиция приступает к массовым арестам. Вскоре в Москве начинаются процессы, во время которых обвиняемые признавались в самых неправдоподобных преступлениях, как, например, в том, что они сыпали в масло толченое стекло. ГУЛАГ, где уже находились миллионы людей, не прекращал расти.

Тем не менее, большая часть населения, начиная с молодежи, была убеждена, что участвует в рождении нового общества, в котором осуществятся все надежды человечества. К тому же множество интеллектуалов из-за границы видели в СССР "землю, где утопия вот-вот станет реальностью" (12). Оправдывали насилие тем, что создавали мир, где больше не будет насилия. Говорили, что нельзя сделать яичницу, не разбив яиц. Сами слова "сострадание, милосердие" казались устаревшими. Все подчиняли политической "целесообразности". Верили, что достаточно людям следовать марксистско-ленинской науке, чтобы построить рай на земле. Царил атеизм. Думали, что лишь необразованные старушки могут верить в Бога, а государство использовало все возможные средства, чтобы помешать "родителям-ретроградам отравлять умы детей религиозным идиотизмом".

Союз воинствующих безбожников не замедлил сообщить о том, что в него входят тридцать миллионов членов. Он издавал бесчисленные газеты, журналы, книги, брошюры и вдохновлял десятки антирелигиозных музеев. Посетив один из них в 1936 г., Андрэ Жид был поражен, обнаружив там следующую подпись под изображением Христа: "Легендарный персонаж, никогда не существовавший"(13). Французский писатель, которого никак нельзя заподозрить в сочувствии к Церкви, не мог понять, как Евангелие могло быть полностью изъято в СССР.

Все православные церковные учреждения, равно как и иные религиозные организации были полностью уничтожены. Закрыто более 95% церквей. Пока еще терпели нескольких епископов. Ни одного монастыря, ни одной семинарии уже не существовало. А сколько епископов, священников, верующих мужчин и женщин было истреблено, расстреляно, замучено, сколько скончалось от истощения в страшном лагере на Соловках? Сколько было арестовано, потом отпущено и вновь сослано в лагеря? Сколько, уже отбыв срок, получили новый и теперь строили Беломорканал? Можно ли будет когда-нибудь установить, какое число мирян было посажено по религиозным мотивам? Сколько было убито? Сколько нашли смерть во время "большого террора"? Никогда христианский мир не испытывал преследований в таком объеме со времен царствования римского императора Диоклетиана.

В период, предшествовавший революции, моральному авторитету православной Церкви был нанесен серьезный ущерб ее покорностью перед царской властью. Выступая защитниками Церкви, цари, начиная с Петра, лишили ее Патриарха, который до той поры руководил Церковью. Цари старались сделать ее пружиной государства. Эта зависимость стала особенно очевидной в царствование Николая II, когда судьба епископов попала в руки Распутина, своего рода "гуру" императорской семьи.

Русское общество на протяжении XVIII и XIX веков пережило глубокую эволюцию, но Церковь осталась в стороне. Интеллигенция полностью от нее отвернулась. Тем не менее, православные миссионеры несли Слово Божье Евангелие, (оно было переведено на десятки сибирских наречий), несли вплоть до Тихого океана, и в стране шло духовное обновление, вдохновляемое великими молитвенниками. Самый знаменитый из них – Серафим Саровский, умерший в 1833 году. В середине XIX века в безвестный монастырь, расположенный примерно в трехстах километрах от Москвы, в Оптину, начался внезапно приток верующих. В монастырях опытные монахи всегда помогали молодым людям совершенствоваться в духовной жизни. Но в Оптиной – и это было новым – монахи (их называли старцами), полностью поставили себя на службу мирян; тем, которые искали с ними встреч, старцы помогали в поисках Бога, руководили ими, становились их "духовными отцами", а они – "духовными детьми". С утра до вечера выслушивая, утешая, советуя, наставляя, они были доступны для всех – богатых и бедных, дворян и крестьян, часто вопреки сдержанному отношению части верховной иерархии, полагавшей, что это вносит беспорядок в церковную жизнь. Через Оптину восстановился мост между Церковью и культурой – крупные фигуры из мира культуры завязали отношения со старцами. Это подробно описал Достоевский, воссоздав атмосферу Оптиной Пустыни, в своем романе "Братья Карамазовы". После беседы с одним из старцев Толстой воскликнул: стоило только поговорить с ним, и вот уже на душе стало легко и отрадно(14).

В конце XIX века большой популярностью во всех кругах общества и, в частности, в народных, пользовался отец Иоанн, настоятель собора в Кронштадте. Сюда стекались простые люди: безработные, нищие, бездомные, всякие люди "второго сорта", изгнанные из столицы. Отец Иоанн открыл для них мастерские, ночлежный дом, больницу, столовую и т. д. Его доброе имя стало известно в стране, его зазывали во все уголки России: о.Иоанн совершал богослужения, проповедовал, исповедовал и многих больных исцелял своими молитвами.

В начале XX века непримиримые противоречия между интеллигенцией и религией стали уходить в прошлое. Целая плеяда светских авторов развивала оригинальные религиозные мысли, мысли эти находили отзвук у широкой публики и с интересом принимались некоторыми лицами духовного звания. Одним из самых блестящих представителей этого поколения был Павел Флоренский, разносторонне талантливый человек (русский Леонардо да Винчи, по мнению одного из его друзей), профессор Духовной академии в Москве, размещавшейся в Троице-Сергиевой Лавре. Позже он принял священнический сан. Свои дни П.Флоренский кончил в ГУЛАГе. Остальные по большей части были изгнаны из страны и продолжали свой труд за границей.

В 1905 году на страну обрушилась первая революционная волна. Царь должен был пойти на уступки всему обществу. Пришла в волнение Церковь. В ее лоне стали возникать разные группировки. Начали циркулировать петиции. Священники жаловались на власть епископов. Епископы все с большим трудом мирились с постоянной опекой государства и стремились восстановить патриаршество. Мысль о том, что Церковь нуждается в общем aggiomamento, получила широкое распространение. Царь согласился, чтобы упорядочить все вокруг, на созыв Поместного Собора. Этот Поместный Собор православной Церкви России можно сравнить по намерениям и широте намеченных там реформ со II Ватиканским. Он был тщательно подготовлен, но только после падения монархии стало возможным созвать его. Собор открылся в Москве с большой торжественностью 15 августа 1917 года. Несколько недель спустя, пока в Кремле шли ожесточенные бои и уже после того, как большевики захватили власть в Петрограде (он уже не назывался Санкт-Петербургом и пока еще не был Ленинградом), Собор проголосовал за восстановление патриаршества. Владыка Тихон (15), ценимый за простоту, смирение и доброту, был избран Патриархом. Собор принял еще целый ряд важных решений, в частности, имеющих отношение к реорганизации структуры приходов, но вынужден был, так и не окончив свой труд по преобразованию Церкви, прекратить заседания. Новая власть и Церковь немедленно вступили в конфликт. В глазах большевиков Церковь была скомпрометирована непосредственными связями со старым режимом, а религиозная идеология была изобличена. "Реальное счастье народа требует упразднения религии с ее иллюзорным счастьем" – учил Маркс (16). Ленину сама мысль о Боге была невыносима. "Всякая идея о всяком боженьке, – писал он, – всякое кокетничанье даже с боженькой есть невыразимейшая мерзость... Всякая, даже самая утонченная, самая благонамеренная защита или оправдание идеи Бога есть оправдание реакции"(17). Впрочем, если православная Церковь первой подверглась гонению, то не была пощажена ни одна иная религиозная организация. Установление большевистской власти сопровождалось насилием по всей стране. Под предлогом национализации церковного имущества разорялись монастыри и церкви. Патриарх призывал всех верующих стоять за веру и отлучал от Церкви тех, кто повсюду разбрасывает "семена злобы, ненависти и братоубийственной борьбы". 23 января 1918 года большевистские власти обнародовали декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви. Только содержание текста не соответствовало заглавию (у нас, позже с юмором объясняли верующие, Церковь отделена от государства, а не наоборот); цель была лишить Церковь возможности действовать, а равно и ее материального достояния, и сделать это законно. В частности, прихожанам не разрешалось собираться, а обучение катехизису разрешалось лишь частным образом. Более поздние инструкции уточняли, что это возможно лишь в частных домах и группами не более, чем из трех детей.

Введение декрета в действие сопровождалось всякого рода репрессиями. Церкви, многочисленные монастыри произвольно закрывались. Священников арестовывали прямо во время службы, иные принуждены были подметать улицы; из священнических одежд шили красные флаги. Меньше чем за год двадцать епископов, десятки священников, диаконов, монахов и монахинь были уничтожены. Чтобы бороться с религиозностью народа, устраивались целые антирелигиозные спектакли. Раки с мощами почитаемых святых были вскрыты. Есть действенное средство ... показать народу "нетленные" мощи, – утверждало коммунистическое руководство того времени. – Ничего нет лучше для того, чтобы разоблачить перед лицом легковерной массы низкий обман, на котором покоится всякая религия вообще, и русское православие в частности(18). Были осквернены и мощи преподобного Сергия, а монастырь, им основанный, закрыт и превращен в антирелигиозный музей. Городок, возникший вокруг монастыря получил имя революционера – Загорск (сегодня он вновь обрел название, которое носил прежде – Сергиев Посад). Гражданская война между Красной и Белой армиями вызвала разгул насилия. Что же касалось церковной администрации, то, принимая во внимание, что связи с отдельными территориями стали невозможными, Патриарх разрешил некоторым епископам в отрезанных от Москвы епархиях принимать все нужные решения, не докладывая Патриархии. После окончательной победы большевиков, хотя он и избегал всего, что касалось политики, ему пришлось вынести новые нападки на Церковь. В 1922 году обрушился страшный голод на страну. Власть приказала изъять все драгоценные предметы, хранившиеся в церквах, продать их и помочь жертвам голода. Патриарх сам решил сделать это, но воспротивился изъятию освященных предметов (таких, как священные сосуды). Власти с этим не посчитались, и когда во многих местах верующие пытались помешать изъятию ценностей, это стало предлогом для целой волны арестов среди духовенства. Начались процессы и казни. Из одного секретного письма Ленина видно, что это провокация, задуманная с тем, чтобы "расстрелять как можно больше духовенства"(19). Патриарх Тихон был вызван как свидетель на один из этих процессов, а затем обвинен и арестован.