Текст книги "Ложный след. Шпионская сага. Книга 2"

Автор книги: Исраэль Левин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Понятно… – Мой голос прозвучал глухо и несколько неуверенно.

– Так вот, «Крот» этот успешно продвинулся более чем на две тысячи метров в глубину нашей территории и остановился, но не вышел, как было запланировано, на поверхность. Начальник группы испытателей посовещался со своими хлопцами, и кто-то из них надоумил вместо выхода на поверхность дать «Кроту» команду на продолжение движения под землей. С пульта дали радиокоманду, и «Крот» пополз, а потом неизвестно почему вдруг стал менять направление и, преодолев по дуге значительное расстояние, оказался в конечном счете на территории Китая в районе Хайлара.

Полковник уставился на карту и на несколько секунд вновь погрузился в размышления.

– Почти сразу после испытаний была послана группа из пяти человек, из которой, судя по косвенным данным, ни один уже не вернется. Командир группы успел передать по рации, что место выхода аппарата они нашли, черный ящик с него сняли. Слышимость во время сеанса связи была очень слабой; он несколько раз пытался передать какую-то дополнительную информацию, но радисты принять ее не сумели. Был запущен кодовый сигнал перехода на запасную волну, но на связь больше никто не вышел.

А теперь слушай условия боевой задачи. Тебе предстоит в кратчайший срок прочесать большой участок территории, чтобы обнаружить место выхода аппарата на поверхность. Он скорее всего взорван… но если хлопцы не успели, его необходимо взорвать. В окрестностях ты почти наверняка обнаружишь трупы наших, и у кого-то из них, по моим предположениям, под одеждой или в рюкзаке должен быть спрятан черный ящик. Его ты обязан доставить целости и сохранности. Только проверив данные, записанные прибором, мы сможем узнать, что же там случилось. Иначе все испытания придется начинать сначала. Понятно?

– Понятно, товарищ полковник.

– Параллельно с главным заданием тебе предстоят еще одно: перетащить на нашу территорию всех погибших. Ребят надо похоронить как следует. Как это сделать, сориентируешься на месте. Возможно, примешь решение вначале перейти границу с черным ящиком, а затем по уже проверенному маршруту выносить тела. Только прямо тебе скажу: такой вариант наименее желателен. Каждый день прибавляет шанс на обнаружение. Китайцы, как ты понимаешь, не должны знать о существовании аппарата и об испытаниях ничего, абсолютно ничего! Каждый обнаруженный ими осколок взорванного «Крота» или труп – повод к ненужным догадкам и разного рода поискам. Вот и думай…

Полковник вновь опустил глаза на карту, постучал по ней карандашом и спросил:

– Это все. Вопросы есть?

– Какова приблизительная глубина проникновения на территорию условного противника?

– От одного километра до семи-восьми…

– Очень большой разброс…

– Согласен… Оценка крайне затруднена из-за множества факторов: тут и энергетические возможности аппарата, и специфика грунта на разных глубинах, и еще много такого, чего сами спецы в толк взять не могут. Так что принимай данные, какие есть.

– Когда выход?– Через трое суток. – Полковник посмотрел на меня испытующе. – Выполнишь задание – вторая звездочка на погоны и орден. Само собой, получишь батальон… Ну иди, подробности у полковника Векшина, зама по оперативной работе. У него же получишь все необходимые средства связи. На сей раз это не обычная рация… В общем, сам увидишь.

* * *

В вертолете стоял такой гул, что даже бойцы слегка ошалели. Они молча сидели на жестких скамейках вдоль вытянутой, как сигара, утробы боевой машины. Говорить совсем не хотелось, да и вряд ли удалось бы перекричать грохот лопастей. Моим же мыслям никакой шум не мешал.

Я сидел, ни на кого не обращая внимания. Ведь это суперудача! Цель моего пребывания здесь – «Крот», именно его мне поручили найти. А тут само, точнее, сам в руки идет. Да и группу мне дали подобрать самостоятельно. За недолгое время знакомства офицеры и солдаты, отобранные для выполнения сложного задания без всякого давления сверху, успели оценить и понять главное: командир строг, справедлив и немногословен. Любое действие или даже высказывание оценивается с точки зрения дела, находящегося в данную минуту на повестке дня. Неточность или небрежность в исполнении караются беспощадно, и такая суровая требовательность – не декларация, а закон повседневной жизни, точнее работы. Таким я пытался выглядеть в их глазах.

Я старался вселить в людей ощущение уверенности и надежности, и судя по всему, они относились ко мне с уважением и понимали необходимость беспрекословного подчинения. Единственное, что не нравилось моим бойцам и даже вызывало молчаливое раздражение, – это отсутствие похвалы. Сухарь я, сухарь! Мне об этом говорил замкомдив, он ведь тоже инструктировал группу и с каждым беседовал по отдельности. Вот они ему и изложили свои впечатления обо мне. Излишнюю мою суровость отметили и во время учебных занятий, и позднее, когда формировалась группа. В такие моменты люди обычно устанавливают не только профессиональные, но и человеческие контакты, я же оставался сух и официален. И делал это специально.

Раздумывая о предстоящем задании, я чувствовал, что владею не всей информацией. Еще в кабинете у начштаба мне показалось, что упоминание о предыдущей группе было излишне коротким, а полковник чего-то недоговаривает. Это непонятное, неуловимое «что-то», а также не совсем ясно очерченная цель вызывали сильное беспокойство. Однако обдумывание позавчерашнего разговора ничего нового не приносило, а опасность от моих догадок ничуть не уменьшалась – ведь моей группе предстояло прочесать огромную, покрытую глубоким снегом территорию. Прогноз безоблачной погоды не обещал, так что в предстоящих условиях связь между участниками похода окажется, скорее всего, весьма ненадежной. Если поиск не увенчается быстрым успехом, не менее остро может встать и вопрос питания: с учетом необходимого запаса взрывчатки и личных боекомплектов больше пятидневного запаса сухарей и сала взять с собой мы не могли. А «гулять», может быть, придется не меньше восьми-десяти дней, и это еще при нормальной погоде. Остается надеяться на быстрое обнаружение следов пребывания предшественников да на группы поддержки, курсирующие около границы, хотя этот вариант нежелателен.

Возможная засада с противоположной стороны также не предвещала ничего хорошего. Период враждебных отношений с «большим братом» в общем-то позади, но это совершенно не означает, что в случае столкновения вылазка на чужую территорию будет расценена как дружеская шалость. Азиат – он и есть азиат… Что коммунисты, что капиталисты – невелика разница, когда речь идет о вековых традициях отношения к противнику: после перестрелки захватят и будут потешаться всласть до той поры, пока пытки, на которые они великие мастера, не превратят человека в животное.

Я прошел в кабину вертолета и некоторое время молча смотрел на вихрь снежинок за бортом.

– Что, майор, не терпится?

– Как вы ориентируетесь в этом снежном крошеве? Ничего же не видно.

– А нам и ни к чему, приборы все показывают. – Командир экипажа добродушно улыбнулся.

– Да тут, пожалуй, академиком надо быть, чтобы в цифрах и стрелках ваших разобраться.

– Это только кажется, на самом деле достаточно будет и кандидатской, – пробасил летчик.

Минуту спустя пилоты подали друг другу какой-то знак глазами, понятный только им обоим.

– Отчего тряска появилась? Идем на снижение?

– Буря мглою небо кроет… Ты догадлив, командир, мы уже совсем близко. Предупреди людей, чтобы приготовились. Осталось всего ничего…

Вертолет накренил нос и завис над заснеженной полянкой. Через некоторое время его полозковые шасси коснулись снежного покрова, словно проверяя гостеприимность сурового края. Следующим движением махина грузно опустила заднюю часть и окончательно села на поверхность. Пропеллер сбавил обороты, и вскоре открылась тяжелая дверь салона. Лихо спрыгнув вниз, я обратился к встречающему.

– Майор Груздев!

– Старший лейтенант Сорокин!

– Машина готова?

– Можно сказать, готова, только вот… не заправлена.

– Что? Что значит – не заправлена? Вы понимаете, что говорите?

– Товарищ майор, послушайте…

– Я не собираюсь слушать никаких оправданий! Я не прокурор и не психиатр – объяснения нужны им, а не мне! В течение нескольких минут, пока люди разгружаются, вы обязаны решить все проблемы!

– Напрасно вы так…

– Не заправлена, это надо же!.. – Повернувшись к старлею спиной, я сделал несколько шагов в сторону вертолета, не переставая возмущаться.

В душе я себя осуждал. Ну чего я сержусь: на этом свете происходит только то, что должно происходить. На уроках рабби всегда описывал форму поведения, которую я сейчас демонстрировал (а большинство людей считает нормальной) как неприемлемую.

Ведь что в действительности происходит? Что-то или кто-то раздражает нас, мы в ответ сердимся, возмущаемся, кричим, вызывая тем самым еще более сильную отрицательную реакцию. Это называется реактивное поведение. На самом деле огрызаться и кипятиться в ответ не следует, а нужно понимать: раз так происходит, значит, так нужно. Ведь все в этом мире взаимосвязано, и ничего не происходит зря. Задержали нас – значит, так нужно. Прими ситуацию, согласись с происходящим и не психуй! Каббалисты называют такое поведение проактивным. Ведь любое событие направлено сверху и всегда предназначено для нашего очищения. Поэтому не нужно сопротивляться, следует принимать все как есть. Каббала тоже представляет собой причинно-следственный порядок нисхождения высших сил, подчиненным постоянным и абсолютным законам, связанным между собой и направленным на то, чтобы раскрыть человеку в этом мире Высшую управляемую силу, которую мы именуем Творцом.

Подумав так, я тут же успокоился. Все вдруг показалось мне идущим по намеченному плану. Великое дело – знание.

Разгрузившиеся бойцы нетерпеливо переглядывались в ожидании решительного слова своего командира.

– Товарищ майор, давайте проедем в часть! Я вам по дороге расскажу, что да как, и вы поймете, что в сложившихся обстоятельствах виновного нет, просто досадная случайность…

– В том, что виновного нет, можно не сомневаться. – Я попытался оценить ситуацию трезво. – Сколько бензина в баке?

– Со слов водителя, примерно на двадцать пять-тридцать километров.

– Это значит, что нужно еще примерно две канистры.

– Где-то так…

– Мы не можем появляться в расположении части, попытайтесь это понять.

– Так как же быть?

– Сколько займет путь туда и обратно?

– Не менее часа…

– Если вы сейчас отправитесь в часть, можно оставаться уверенным, что с заправкой будет все в порядке?

– Если честно – не очень. Для ускорения дела желательно ваше присутствие…

Меня захлестывало чувство досады и стыда перед своими людьми: на первом же шагу смертельно опасной операции вышла такая осечка. О какой дисциплине внутри отряда может идти речь при таком наплевательстве со стороны поддерживающих служб?

– Хорошо, мы поедем, – довольно зло сказал я, – но из машины выходить не будем: необходимо сделать так, чтобы никто не обратил внимания на появление в расположении части новых людей. По имеющимся у меня данным, почти десять процентов населения на пограничных с Китаем территориях составляют те же китайцы, которые упорно, день за днем, с истинно азиатским упорством и терпением продолжают переходить границу в сторону России и в большинстве своем остаются. Понятно, что часть из них информирует о происходящем вокруг свое начальство.

– Да у нас народ к гостям привычный…

– Еще раз повторяю: чтобы не обратили внимания…

История с заправкой задержала нас почти на час. Выгрузка в запланированном месте проходила в молчании, сосредоточенно и деловито.

– Ну, старлей, пожелай нам ни пуха ни пера, и заранее посылаем тебя к черту!

– Ни пуха ни пера, и чтобы все было как надо. Ты, майор, извини за задержку…

– Оставь, сейчас уже неважно… А на добром слове спасибо! Будь здоров!

ГАЗ-66 немного постоял, урча мотором, затем плавно откатился назад и отправился в часть, где было тепло, ждала нормальная еда и мягкая постель. А что ожидало впереди маленькую группу из восьми человек?

Чем менее различимым становился силуэт машины, тем яснее ощущалась неизбежность опасного противостояния слабых людей и природной стихии, жестокий нрав которой не знает ни жалости, ни пощады.

Одетые в теплые куртки и унты, бойцы стояли молча, разглядывая ненадолго прояснившееся небо. Упрятанное в упаковку защитного цвета оборудование и боеприпасы лежали на снегу большой бесформенной кучей.

Я подошел ближе и просто, как на рядовых учениях, объявил:

– До наступления темноты нам предстоит пройти до границы около пятнадцати километров. Там заночуем… Сейчас перекур десять минут.

Солнце уже пошло к закату, когда прозвучала команда: «Строиться!»

Выстроившиеся в линию семь человек вполне сошли бы за спортсменов-лыжников, если бы не военное обмундирование и снаряжение.

– Лейтенант Конин!

– Я!

– Лейтенант Одегов!

– Я!

– Лейтенант Сагдеев!

– Я!

– Лейтенант Канищев!

– Я!

– Старший сержант Баталин!

– Я!

– Сержант Калужный!

– Я!

– Сержант Соскачев!

– Я!

– Это наш первый и последний привал на своей территории, завтра переходим границу дружественного Китая. – Я почему-то использовал некогда стандартную формулировку.

– До того дружественная граница, что переходить нужно втихаря. – Слова записного шутника Одегова вызвали дружный смех.

– Граница сама по себе, может, и ничего, да только вот пограничники с той стороны чужаков не любят. Прошу это не забывать.

Я молча смотрел на своих людей, после чего продолжил:

– Сегодня мы еще можем позволить себе шалаши. Завтра ни о чем подобном даже мечтать не придется.

– Ой, Конин, я хочу с тобой в шалаш, тепла набраться, чтоб на пару дней хватило. – краснощекий Сергей Одегов, как обычно, шутил.

– Ну уж нет, ты же храпишь, как медведь в берлоге! На кой ты мне сдался?

– Знаешь ты, как медведь храпит! Вот на берлогу напорешься, тогда посмотрим.

– Про китайского не знаю, я же про русского говорил.

– Сержанты, – я смотрел на команду, как на расшалившихся щенят, – вперед на заготовку веток! Лейтенантам попарно плести шалаши.

Ложе из тонких сосновых веток получилось действительно царским. Сильный мороз не позволял ощутить аромата хвои, но время от времени нас окутывало этим волшебным, почти забытым запахом, напоминающим о новогоднем празднике.

Нескончаемый вой ветра усиливал ощущение тревоги. Немного привыкнув к нему, я уловил некий внутренний ритм, управляющий столкновениями огромных воздушных масс. Этот ритм убаюкивал, и мой сосед по шалашу, заместитель командира отряда лейтенант Конин, уже поддался воздействию колыбельной ветра: его громкое сопение то затихало, то вступало в соревнование со звуками природы. Мне же не спалось…

Переход границы был запланирован на три часа: в это время пограничники спят, а если и бодрствуют, то их внимание сейчас минимально. К тому же буря до рассвета заметет все следы. Я посмотрел на циферблат командирских часов: десяти еще нет, времени вполне достаточно, чтобы выспаться.

Я снова вспомнил чувство сродни эйфории, охватившее меня при получении задании, сменившееся безнадежностью в последние дни подготовки. Я даже не пытался избавиться от него, хотя и знал, что мыслям всегда нужен положительный настрой. Отрицательные мысли парализуют волю, уменьшают физические возможности организма. Более того, оказалось, что люди, испытывающие такие разрушительные чувства, как ненависть и злоба, живут намного меньше, причем, как правило, страдают от массы болезней. На курсах Моссада нам все это объясняли, учили справляться с такими ненужными чувствами и мыслями. Но мне все равно не удавалось забыть о возможной неудаче. Что-то не то было заложено в саму ситуацию и очень мешало, но я не мог понять, что именно. Исподволь все равно чувствовал тревогу и опасался неудачи, а ведь в данном случае неудача означает смерть…

Я никогда не считал себя фаталистом, но сейчас отчетливо понимал, что события развиваются словно по заранее намеченному плану. Ощущение неизбежного конца раз за разом возвращало меня к сравнению с бомбой, снабженной часовым механизмом, на циферблате которого оставалось до обидного мало времени, и с этим чувством я ничего не мог поделать. На сей раз все попытки избавиться от тревог были безуспешны.

Даже воспоминания о лихо проведенных когда-то операциях, всегда служившие мне внутренней опорой в минуты серьезных сомнений, не помогали. Тогда у меня было больше дерзости, мальчишеского запала, желания во что бы то ни стало доказать свой профессионализм. Сегодня я несравненно лучше подготовлен, но былого куража уже нет. Старость? Все чаще я вспоминал деда, его слова: «Ну а дальше, Леня, сам разберешься». Трудно, дед, разобраться, ох, как трудно! А каково было деду в лагере – десять лет под дулом автомата в тайге, за колючей проволокой? Интересно, что его держало в жизни, что позволяло надеяться на лучшее будущее?..

Но чувства чувствами, а усталость все равно победила. Я заснул, но тревога не покидала – мне снились кошмары.

Проснувшись, я не сразу понял, что нахожусь в шалаше и пока ничего плохого не случилось. В прошлом ночные ужасы меня тоже посещали, причем несколько раз, и в настолько непростые периоды жизни, что даже приходилось идти к рабби за советом. Мой улыбчивый рабби объяснил, что, во-первых, сны – это всегда хорошо. Считается, что с человеком, не видящим снов, наверху не хотят разговаривать. Во-вторых, Бог возвращает наши души в этот грешный мир на исправление. Если мы что-либо натворили в предыдущей жизни, то здесь обязаны расплатиться за свои деяния, ведь в духовном мире подобное притягивает подобное: обидел кого-то раньше – тебя обидят тут, убил кого-то – убьют тебя. Другими словами, в земном мире мы обязаны прочувствовать все то, что натворили в прошлой жизни. Но Бог любит некоторых людей. Во сне за ними гоняются, их калечат, даже убивают, с ними случаются разные неприятные вещи. Человек просыпается в холодном поту, что в действительности хорошо: прочувствовав и пережив ужас, очищаешься. Каждый такой сон Каббала считает отработкой греха, совершенного в прошлом или даже в предыдущей жизни. Однако не стоит забывать и высказывание Талмуда: «Сон – одна шестидесятая часть смерти». Каким же образом сон связан со смертью? Когда мы спим, бо´льшая часть души покидает тело, и оно в малой дозе принимает нечистоту смерти. А когда просыпаемся, то душа возвращается в тело и «дух нечистоты» удерживается лишь в кончиках пальцев. Вот почему существует древний обычай «нейгл васер» (вода для ногтей): сразу после пробуждения, не опуская ног на пол, следует омывать руки водой, с вечера оставленной возле кровати. Таким образом, сон может быть, с одной стороны, частью смерти, но с другой – малым пророчеством!

Стряхнув остатки неприятных видений, я привстал, насколько позволяла высота шалаша, и сделал несколько шагов к выходу, обнаружить который в полной темноте было совсем непросто. Все, чего бы ни касалась рука, отдавало ледяным холодом и влагой.

«Неужели за несколько часов нас занесло снегом? Как же Конин выбрался наружу? Ведь последний час дежурил он». Я нащупал в нагрудном кармане миниатюрный фонарик и в ту же секунду услышал звук разгребаемого снега.

– Товарищ майор, подъем! Вы меня слышите?

– Слышу, Толя, слышу. Ты сам-то как вышел?

– Да точно так же, не без дружеской помощи.

Меньше чем через пять минут бойцы, облаченные в белую маскировочную одежду, стояли в строю.

В нескольких словах, не останавливаясь на подробностях, я разъяснил суть задания, о котором никто из участников похода до сих пор практически ничего не знал.

– Десять минут на завтрак, пять – на уничтожение следов привала. Сейчас, – я поднес руку к глазам, – два тридцать пять. В два пятьдесят переходим границу.

Четыре лейтенанта шли мерным спортивным шагом друг за другом на расстоянии метров в пятьдесят-шестьдесят. За ними двигался я, замыкали цепь сержанты. Снежная буря, плясавшая в первой половине ночи по ту сторону границы, наконец-то стихла, и дикий лес встретил нас почти абсолютной тишиной, в которой слышалось лишь поскрипывание лыжных полозьев и частое дыхание лыжников.

Несмотря на темноту, прощупывание территории фактически началось. Я включил сканер – небольшой аппарат, на экране которого высвечивались координаты места, где концентрация металла превышала десять килограммов. Каждые несколько секунд смотрел на экран. Постоянно осматриваясь, я не забывал следить за временем: ровно через час после старта нужно собрать всех для обмена информацией и пятиминутного перерыва, что и было сделано. Затем – опять в путь. Но сначала я достал карту и маленький фонарик, сверил по компасу направление и рассчитал примерно пройденное расстояние, после чего едва заметной карандашной точкой отметил предполагаемое месторасположение отряда.

Густой мрак ночи еще не рассеялся, но опытный глаз уже различал признаки рассвета: восточная кромка горизонта начинала еле заметно светлеть. Легкий скрип широких полозьев почти не нарушал девственной тишины леса. Шапки снега, падавшие иногда с высоких сосен, заставляли нас вздрагивать, что вызывало невольные улыбки на лицах бойцов, раскрасневшихся от холода и лыжной ходьбы.

Старшего сержанта Баталина я выделил в учебке одним из первых. Рослый, сильный, немного нагловатый – такие делали погоду в своих подразделениях. Поручения и учебные задания он выполнял с подчеркнутой легкостью, но словно бы нехотя. За нарочито демонстрируемыми способностями скрывалось явное желание всегда и во всем оставаться лидером, поддерживать свой высокий авторитет.

Склонность сержанта при малейшей возможности игнорировать приказы я тоже отметил, но с подобной чертой характера вполне можно справиться. Для работы с таким, как он, нужны истинные командирские качества, а ими я обладал в полной мере. В самых сложных, специально подобранных для тестирования ситуациях, Баталин не терялся и не раскисал, а, как и подобает настоящему десантнику, концентрировался и находил решение. Это качество, одно из самых драгоценных для солдата спецназа, выгодно выделяло его среди многих других. Именно поэтому я выбрал его одним из первых.

Мы перешли границу ровно в 2:50 и продолжили быстро двигаться в сторону Хайлара.

Прошли первые часы на чужой территории. Относительно равнинная часть закончилась, впереди хорошо просматривались сизо-серые сопки. На очередной пятиминутке я провел общую проверку амуниции, после чего объявил:

– Условия похода усложняются. Впереди – беспорядочная гряда сопок. Отряд делится на две группы: со мной пойдут Одегов, Канищев и Баталин. Остальные – под команду Конина. Вопросы?

– Товарищ майор, вы планируете огибать каждую сопку с двух сторон? – Обращение обычно молчаливого Канищева прозвучало несколько неожиданно.

– Именно так… У тебя есть другие соображения?

– Да все просто: если вы решили огибать сопки, значит, мы по-прежнему углубляемся. Но можно ведь и иначе решить задачу, по крайней мере на данном этапе.

– Слушаю тебя внимательно. – Я невольно улыбнулся.

– По-моему, логичнее не углубляться по максимуму, а обследовать предгорную часть приграничной полосы. Во-первых, «Крот» с большей вероятностью выйдет на плоском участке, а не на холмистом…

– Верно…

– А во-вторых, маневры между сопками займут больше времени, чем поиски на равнинном участке.

– Я бы мог с тобой согласиться, если бы не одно «но». – Я смотрел на самого молодого и самого скромного из лейтенантов с нескрываемой симпатией. – Во-первых, мы хоть и углубляемся, но не по прямой, а зигзагами. Объяснять причину, я думаю, нет надобности.

– Понятно-понятно! – загалдели бойцы.

– Во-вторых, именно потому, что поиск между сопками тяжелее, мы должны пройти их, пока есть запас сил. Важно учесть не только нагрузку, но и необходимость постоянного поддержания связи. – Я молча смотрел на людей, пытаясь оценить, понимают ли они меня. – Сколько дней, по-твоему, понадобится, чтобы перекрыть заданную территорию?

Я спрашивал Канищева, но вопрос был обращен фактически ко всем. В ответ лейтенант пожал плечами.

– Вот то-то и оно…

После короткого завтрака и отдыха я достал аппарат оперативной радиосвязи:

– Всем приготовиться к проверке кодов.

Конин, его заместитель Сагдеев и мой временный заместитель Одегов достали мини-рации. Заранее заготовленные и выученные назубок коды позывных в особой проверке не нуждались, но соблюдение инструкции, тем более в полевых условиях, представляет собой неписаный закон. После проверки я снова напомнил:

– Связь каждые полчаса, каждый час – пятиминутный отдых. Все, пошли…

Помахав друг другу лыжными палками, две маленькие цепочки разошлись у северной оконечности сопки, чтобы через какое-то, пока не определенное время встретиться в ее южной части.

На левом фланге вплотную к подножию сопки шел неунывающий Одегов. Уверенным, размашистым шагом он пробирался сквозь мелколесье, насвистывая себе под нос какой-то мотивчик. Его уверенный вид и энергичные движения демонстрировали: идет лидер, волею обстоятельств вынужденный быть ведомым. Иногда он прибавлял шаг и уходил немного вперед. Правее следовал сосредоточенный Канищев, далее – я, немного позади – Баталин.

Настало время связи, и я дал сигнал короткой остановки. На посланный запрос ответ не пришел, на повторный – тоже… Выругавшись, я стал повторять команду раз за разом. Наконец пришел ответ – «штатная ситуация» – и группа продолжила движение.

После четырех сеансов связи и более двух часов пути группы соединились.

– Толя, что со связью, почему на первый вызов не отвечал больше минуты?

– Не знаю, у меня все в порядке: получил запрос, дал ответ. – От Конина шел пар. – Я думал, вы там замешкались.

– А может, эта горка железная? – Одегов обрадовался возможности поучаствовать в разговоре.

– Ну и что? – Канищев непонимающе смотрел на него.

– А то, что глотает радиоволны… Мы что-то такое учили… Ну не горка, конечно, а аппарат такой. Это из практики ведения электронных войн.

– Прямо все так и глотает, и нашим антеннам ничего не остается?

Я не стал поддерживать обсуждение, хотя об аппаратах этих знал немало. Может, Одегов и прав, но я снова обратился к Конину:

– Попалось что-нибудь интересное?

– Все по-прежнему, товарищ майор, признаков искомых объектов не обнаружено. – Он обтер влажный лоб. – Как, впрочем, и следов присутствия хозяев.

– Да, ты прав, мы тоже обратили внимание: лес абсолютно девственный, словно ни одного человека здесь сроду не было.

– Куда дальше, товарищ майор?

– Дальше? Тем же курсом, между сопок. Но прежде всего – привал: располагаемся на полчаса.

Бойцы быстро и с нескрываемым удовольствием скинули лыжи, размяли уставшие ноги и принялись за сухой паек. Хруст сухарей казался единственным звуком, нарушающим тишину леса.

Конин, не дожидаясь разрешения и даже не взглянув в сторону командира, закурил. Я ничего не сказал ему. Ничего не поделаешь, люди не курили несколько часов. Примеру Конина последовали все остальные, не дымил только Сагдеев.

– Слышь, Керим, может, развяжешь? И охота тебе себя мучить? – Одегов смотрел озорно, с некоторым вызовом. – Я вообще не понимаю, как нормальный мужик может после сытного обеда обойтись без сигареты!На упоминание о сытном обеде команда отреагировала дружным смехом, но оборвался он буквально через секунду: в полной тишине послышался посторонний шум, и мы затихли, пытаясь понять, откуда он доносится. Вскоре в небе появился контур маленького аэроплана, смахивающего на знаменитый когда-то «кукурузник». «Возможно, разведчик, хотя для подобных целей лучше подходит вертолет», – размышлял я.

– Убрать легко обнаруживаемые предметы, всем под прикрытие! – Моя команда прозвучала негромко, но отчетливо.

Пока люди спешно растаскивали и забрасывали снегом все, что выделялось на фоне белого поля, я разглядывал в бинокль неуклюжего авиадинозавра, парившего на небольшой высоте. Я уже собрался было опустить бинокль, как вдруг от самолетика отделилось странное облачко, походившее на скопление мошкары. Еле различимое, оно медленно опускалось, постепенно разрастаясь в воздухе. Я всмотрелся в это облачко как можно внимательнее, но ничего понять не смог. Что бы это могло быть? На противопехотные мины не похоже, на что-либо другое из привычного военного арсенала – тоже… Наверное, все-таки показалось. Я еще раз вскинул бинокль, но кроме полоски ясного неба ничего разглядеть не сумел. Облачко исчезло… Страшная догадка пронзила мозг, заставив вздрогнуть. Думать об этом не хотелось, но я знал, что обязан верить в то, что все происходит не просто так, а для какой-то цели. И все, что с нами случается, случается для нашего же блага.

Когда по всем признакам до наступления темноты оставалось совсем немного, я объявил:

– Устраиваемся на ночлег. Распорядок дежурств прежний.

Молча, без лишней суеты, каждый из бойцов подыскивал себе надежный толстый ствол, чтобы устроить возле него снежное укрытие. Подготовленные в ходе специальных тренировок ко сну даже стоя, они не думали о создании минимальных удобств: присутствие на чужой территории обязывает уничтожать следы ночлега, а времени на это, как всегда, в обрез.

Глава 6

Китайская территория на границе с Белогорском

7 февраля 2004 г., 05:00

Ночь прошла без приключений. С рассветом я вышел из снежного укрытия, чтобы немного размяться: одеревеневшие за ночь суставы неохотно обретали привычную гибкость. За моими упражнениями наблюдал дежурный Сагдеев.

– Доброе утро, лейтенант!

– Здравия желаю, товарищ майор! – то ли в шутку, то ли всерьез ответил Сагдеев.

– Все тихо?

– Так точно! – Черные с хитринкой глаза выражали абсолютную лояльность по отношению к командиру. – Кроме редких лесных шорохов не отмечено ничего постороннего.

– Буди снежных людей!

Сагдеев улыбнулся в ответ на мою шутку, редкую для такого строгого командира, как я.

Менее чем через полчаса группы продолжили прочесывать нескончаемую гряду: сопка за сопкой, встретились – разошлись… Второй день не принес результатов. Уже перевалило далеко за полдень, когда шедший впереди Канищев замедлил ход и приостановился.

– А это что за хреновина? – Он указал наверх, на крону небольшой сосны. – Прямо елочная игрушка.

За край пушистой заснеженной ветки зацепилась покрытая тонкой ледяной коркой лиловая тряпка. Стропы, соединявшие ее с маленьким грушевидным предметом, который покачивался под порывами ветра, ясно указывали на то, что на сосне висел маленький парашют.

Быстро подскочивший Одегов не мог смириться с тем, что находку отнесут не на его счет.

– Отойди-ка, Витек, а то сейчас, не приведи господи, как бабахнет. – Он протянул лыжную палку к обледеневшему парашютику.