Текст книги "Нимфоманка (СИ)"
Автор книги: Ишида Рё
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)
– Время ужина! – звонким голосом закричала Имамура, стукая ложкой по кастрюле. Грохот, который она производила, мог бы разбудить мёртвого! Всё-таки иногда она вела себя как дура, несмотря на свои высокие балы на тестах. После ужина, который был на удивление съедобен, думаю благодаря Эндо в основном, мы поиграли в настольные игры, в которых на этот раз приняла участие даже Рина и зевая разошлись по своим комнатам. Я улёгся на свой футон, меня била дрожь, пока мы играли в Монополию, меня не покидало ощущение, что Рина неотрывно наблюдает за мной. У меня появилось желание пойти к ней прямо сейчас и поговорить. В конце концов, эти недомолвки начали уже порядком бесить! Только мысль о том, что она может уже лечь спать остановила меня. Лёжа на своём матрасе, я прислушивался к звукам, доносившимся из соседних комнат. Сдвинулась и закрылась перегородка в комнате Имамуры. На этот раз я смог разобрать слова.
– Это неправильно, Эндо-сан! – горячо шептала Имамура, – давай просто сделаем вид, что ничего не было!
Голос её стал умоляющим.
– Умеко! Меня зовут Умеко! – разобрал я слова Эндо.
Вот значит какое у неё имя! Голос у неё сейчас был совсем не похож на тот к которому мы привыкли, он был твёрдым и жёстким как сталь.
– Умеко! – простонала Имамура.
– Имамура-сама, это только на эти несколько дней! Как только мы вернёмся домой, я больше никогда не буду докучать Вам!
– Умеко!
Послышался звук поцелуев и стон, видимо Имамуры. Мне хотелось зажать уши руками, но я лежал и слушал как за стеной эти двое придаются своей запретной любви. Наконец в их комнате всё стихло, видимо Эндо на этот раз не пошла к себе, решив остаться ночевать в комнате Имамуры. Я прислушался. В доме наступила тишина, потом я услышал чьи-то крадущиеся шаги и понял, что это Мари. Тогда я осторожно встал, взял в руки свои кроссовки и стараясь не шуметь вышел на веранду. Там я надел обувь и поспешил через лужайку к гостевому домику. Когда я проходил под фонарём, тот мигнул, как будто собирался погаснуть и погрузить всё вокруг во тьму, может быть, так было бы даже лучше.
Этот гостевой домик стал нашим с Мари убежищем, местом, где мы передавались нашей запретной любви не боясь быть застигнутыми. Вернее, сперва мы боялись и вздрагивали от каждого шороха, а внутри у Мари всё сжималось, вызывая у меня неконтролируемые спазмы удовольствия. Но со временем мы совершенно перестали беспокоиться о том, что кто-нибудь может увидеть нас. Эндо и Имамура были заняты друг другом, а Рина чаще всего до глубокой ночи писала в своей комнате. Эта неделя пролетела для меня, как одно мгновение, я и оглянуться не успел, как наступила пятница. Мы репетировали наш дурацкий спектакль, и Мари принимала в этих репетициях самое деятельное участие. Она даже стала почти похожа на настоящего куратора нашего клуба. С утра мы гуляли, после обеда читали и репетировали. В общем, было довольно весело, я даже не ожидал, хотя рассказывать в принципе особо и нечего. Всю эту неделю Рина не то, чтобы сторонилась меня, но была какой-то задумчивой и погружённой в себя. Наступила пятница, на следующий день к нам должен был приехать мой старик. Я знал, что наше сегодняшнее свидание здесь будет последним.
Пятно света от качающегося фонаря, осталось позади и я ступил во тьму, подул ветер, над моей головой глухо заворчали листья деревьев. Гостевой домик стоял почти под самыми кронами, доски на маленькой веранде жалобно скрипели под каждым моим шагом, я сдвинул дверь в сторону и оказался внутри. К этому моменту мои глаза совершенно привыкли к темноте, и я сразу различил Мари в лёгком светлом платье, стоявшую у открытого окна. Она обернулась ко мне едва я вошёл.
– Такаши-кун! – тихим голосом произнесла она. Она сказала это таким тоном как будто поздоровалась с учеником, опоздавшим на её урок. Я подошёл и встал рядом с ней. Деревья были совсем близко от дома, казалось, они начинались сразу за стеной, и до их шершавых стволов можно дотянуться рукой. Не отводя глаз, от окна Мари чуть повернувшись, прижалась ко мне плечом.
– Иногда мне хочется навсегда остаться здесь вместе с тобой, – прошептала она. Я обнял и поцеловал её, сейчас она была какая-то другая, не такая как обычно. И наш секс не был таким же бешеным и сумасшедшим, как всегда. В этом маленьком домике, скорее напоминавшим сарай, на единственном футоне, который я незаметно принёс сюда ещё в прошлое воскресенье, мы любили друг друга очень нежно, то, что я испытывал по отношению к Мари было одновременно любовью к матери и страстью к желанной женщине. Голые потные, мы лежали, рядом тяжело дыша и время от времени целовались.
– Сегодня все ощущения гораздо острее чем обычно! – прошептала Мари. Видимо из-за того, что я был слишком сконцентрирован на сэнсее, я совершенно не услышал приближающихся к домику шагов, и когда дверь сдвинулась в сторону и в потоке лунного света, я увидел стройную фигуру Рины, то от страха на секунду потерял дар речи. Рина вошла и закрыла за собой дверь. В комнатке стало почти совсем темно. Сидя на матрасе рядом со мной, Мари сжала колени и постаралась прикрыть обеими руками свои большие груди. Она смотрела на дочь с ужасом и мольбой одновременно.
– Можешь так не стесняться мама! – насмешливо проговорила Рина, – у тебя нет ничего такого, что могло бы меня поразить!
– Что ты здесь делаешь, Рина-тян? – сдавленным, задыхающимся голосом проговорила Мари.
– Что ты здесь делаешь, мама?! Трахаешься со своим сыном?!
– Технически я не её сын! – отвечал я, натягивая штаны, к этому моменту я уже немного пришёл в себя.
– Проваливай! Мне нужно поговорить с ней! – грубо сказала Рина, обращаясь ко мне.
Я натянул футболку и сказал, стараясь сохранять спокойствие:
– Я никуда не уйду!
– Если ты сейчас же не уберёшься отсюда… – прошипела Рина, подступая ко мне, даже в темноте я различил, как сжались её кулачки.
– Что ты сделаешь? Расскажешь моему отцу? – спросил я.
Пока мы препирались, Мари поспешно и как-то суетливо одевалась.
– Что, если и так? – грозно сверкнув на меня глазами, отвечала Рина.
– Валяй! – проговорил я равнодушно, – может быть так будет лучше для всех!
Лицо Рины исказилось от бешенства.
– Пошёл ты!
Она повернулась к этому моменту уже почти одетой Мари.
– А ты?! Старая, толстая шлюха! Что ты о себе возомнила?! – набросилась она на неё. Кровь ударила мне в голову.
– Заткнись Рина! – резко сказал я, едва сдерживаясь, чтобы не дать сестре пощёчину.
Мари подняла голову, глаза её заблестели.
– Нет, Такаши-кун, пускай она говорит! Лучше так! Пусть она выскажет всё что обо мне думает! Я устала бояться! Устала притворяться! Устала от этого постоянного чувства вины! – Мари почти кричала, мне ещё не приходилось видеть, чтобы она вела себя так в присутствии дочери.
– Почему? Почему? За что ты ненавидишь меня? – кричала она, наступая на дочь, она словно обезумела.
– Не приближайся ко мне! – растеряно проговорила Рина, отступая от Мари.
– За то, что твоя любимая «мамочка», моя старшая сестра и моя мать требовали от меня сделать аборт?! За то, что, когда ты родилась, они отобрали тебя у меня?! Они даже не дали мне увидеть своего ребёнка! Они упрятали меня в психиатрическую клинику! Два года! Два долгих года я провела там! Я практически забыла своё имя! За это ты ненавидишь меня?!
– Ты лжёшь! Огава-сан не могла такого сделать! – прошептала Рина, даже в темноте я видел, как сильно она побледнела.
– Уходи! – проговорила Мари, опускаясь на колени и закрывая руками лицо. Я бросился к ней обнял, прижал к себе и Мари разрыдалась бурно и горько, словно обиженный ребёнок.
– Уходи, – попросил я Рину. Моя злость на сестру прошла, осталась только горечь.
– Ты думаешь, мне легко?! – прошептала Рина.
– Тебя все любят! Тобой восхищаются! Я моложе тебя на шестнадцать лет, но Такаши предпочёл тебя мне! Зачем ты дала мне жизнь? Лучше было мне умереть!
Слёзы потекли по щекам Рины, она повернулась чтобы уйти, но Мари оттолкнув меня вскочила и повисла на дочери.
– Рина! Рина! Я люблю тебя! Прости меня за то, что вывалила всё это на тебя! Я не хотела! – шептала Мари покрывая поцелуями лицо дочери. Рина не вырывалась, рыдая она прижалась к матери и Мари принялась гладить её по голове дрожащей рукой. Я вдруг ощутил себя лишним и не сказав больше ни слова вышел из комнаты аккуратно прикрыв за собой дверь. Вернувшись к себе, я лёг на футон и сразу уснул.
На следующий день была суббота, рано утром приехал мой старик и мы сели завтракать полным так сказать составом. Я заметил, что отношения между Мари и Риной сильно переменились. Моя мачеха больше не отводила испуганно глаза встречаясь взглядом с дочерью. Теперь в её взгляде была лишь нежность и гордость. Рина же, похоже, смущалась, но всё же, кажется, тоже была не против. Отец тоже заметил перемену в их отношении друг к другу и то и дело расплывался в счастливой, глупой улыбке. Наш лагерь литературного клуба заканчивался завтра и видимо это было основной причиной того, что Эндо-сан выглядела грустной и подавленной. Однако она немного оттаяла, когда мы начали репетировать наш спектакль. В ней принял участие и отец, хотя Мари, сидя с пьесой в руках, приходилось постоянно подсказывать ему, так как текст он совершенно не знал. Однако видя, как, несмотря на свой нелепый вид, старается мой старик, я тоже начал выкладываться изо всех сил. Когда мы закончили, Мари наградила нас бурными аплодисментами. Рина подошла к ней, как ребенок, ищущий одобрения и Мари стала заботливо поправлять ей волосы. У меня возникло такое ощущение, что моя сводная сестра после вчерашнего слегка впала в детство и Мари всячески это поощряла.
– Давайте сыграем нашу постановку, во время культурного фестиваля! – предложила Имамура.
«Час от часу не легче!» – подумал я с тоской.
Когда мы перед ужином ненадолго остались наедине, Мари прошептала, прикоснувшись пальчиками к моей руке:
– Спасибо, Такаши-кун!
Опять меня благодарят, хотя я, собственно, ничего и не сделал!
Вечером мы разожгли большой костёр. Эндо и Имамура, исчезли на какое-то время, но потом тоже присоединились к нам. В отблесках пламени, отбрасываемых костром, я видел счастливое личико Мари, сжимавшей в своей руке руку дочери и мне от чего-то было очень грустно. На следующий день, мы до обеда наводили порядок, сжигали мусор и собирали свои вещи. Пообедав, заперли двери и двинулись в обратный путь по извилистой, узкой горной тропинке. Спуск дался Имамуре и Эндо-сан гораздо легче, чем подъём. Возможно потому, что спускаться проще чем карабкаться наверх, а может быть из-за того, что обе девушки немного окрепли за эту неделю. Все мы еле-еле поместились в большой внедорожник отца. Рина несколько раз оглядывалась на гору, с которой мы только, что спустились, пока она не скрылась из виду. Уже скоро мимо нас побежали дома и через каких-нибудь два часа мы были уже в Токио. «Так странно, ещё утром мы жгли мусор во дворе нашего лесного домика, а теперь я уже снова в городе!» – думал я. Глядя на Рину и переполненную счастьем Мари, я снова, как тогда в сарае ощутил себя третьим лишним.
Мой старик развёз Имамуру и Эндо-сан по домам, это было вполне в его стиле. Думаю, ему просто хотелось покрасоваться перед сенсеем. Когда Эндо выходила из машины, лицо её было настолько бледным, что казалось почти серым.
– Увидимся в школе! – сказала ей Имамура, Эндо не ответила, мы уже отъехали, а она всё ещё стояла у обочины дороги, небольшой синий рюкзак сиротливо прижимался к её ногам. Я взглянул на Акиру, она хмурилась, щёки у неё были красными. Кажется, никто кроме меня не замечал того, что происходит между Имамурой и Эндо-сан. Отец оживлённо болтал с Мари, а Рина отвернувшись смотрела в окно. Можно было сказать, что моя сводная сестра ведёт себя странно, но я уже привык к тому, что подобные приступы меланхолии время от времени с ней случались. К нашему дому мы подъехали, когда был уже вечер.
– Давайте пиццу закажем? – предложил отец.
– Отличная идея! – восхитилась Миура-сенсей, у неё уже несколько раз бурчало в животе от голода, и она очаровательно смущалась. Я подумал, что сейчас ей приходится кормить двоих, а не только себя. То, что мы стали теперь большой семьей, я особенно остро почувствовал, когда таскал наши вещи в дом. Мари устала, она улеглась на диване закинув длинные ноги на подлокотник и не желала сдвигаться с места пока не привезут еду. Рина сразу ушла наверх в свою спальню и нам с отцом пришлось самим таскать рюкзаки и сумки. Пока отец звонил в пиццерию, я поднялся наверх и в своей комнате наткнулся на Рину сидевшую на моей кровати.
Я уселся с ней рядом. Некоторое время мы сидели молча.
– Ты как? – спросил я.
– А как ты думаешь? – отвечала Рина с горечью
– Как бы ты себя чувствовал если бы узнал, что твой отец издевался над твоей мамой? Прости, я не хотела! – спохватилась она.
– Ничего, всё нормально, – я не знал, что ей сказать, просто ничего не приходило в голову.
– Я хочу завтра кое-куда съездить! – сказала мне Рина, – прикроешь меня?
Завтра начинался второй семестр.
– Я поеду с тобой! – сказал я ей.
Рина посмотрела на меня.
– Дурак ты, Такаши-кун! – сейчас в её устах это прозвучало как похвала.
Утром я немного проспал. Спускаясь вниз, я боялся, что Рина ушла без меня, но она сидела внизу, чашка с остывшим кофе стояла перед ней на столе. Она подняла на меня покрасневшие глаза.
– Почему ты меня не разбудила? – спросил я.
– Давай никуда не поедем! – умоляюще прошептала Рина.
Я сед рядом с ней, вид у меня был всё ещё взлохмаченный и нелепый.
– Отец уехал? – спросил я.
– Ага. Мать тоже уже ушла, – отвечала сестра.
Сенсей, несмотря на все уговоры отца, решила поработать ещё один семестр. «Я буду работать пока смогу!» – твёрдо заявила она.
– Дай мне десять минут! – попросил я. Я умылся и наскоро перекусил.
– Ну что пойдём? – предложила Рина, кажется, она успокоилась и приняла решение. Мы сели на синкансэн. Ехали мы долго, трижды пересаживались на другие поезда. Я совершенно потерялся в каком направлении мы едем и только, когда увидел на станции надпись «Кавагоэ», понял, где мы находимся.
– Для чего мы сюда приехали? – спросил я.
Рина не ответила, она шла вперёд уверенно, как будто хорошо знала дорогу. В тоже время мне показалось, что она бледна и пальцы её дрожат. Мы остановились у небольшого, видавшего лучшие дни дома, на табличке я прочитал блеклую надпись: Ханада.
– Здесь живёт моя бабушка! – тихо сказала мне Рина, нажимая на звонок. Вызов продолжался некоторое время, потом строгий женский голос произнёс:
– Входите!
Мы прошли по тропинке выложенной тёмно красным камнем, сквозь щели в которых пустила свои тонкие руки какая-то трава.
– Ханада-сама, это я Рина! – громко произнесла моя сестра, открывая дверь.
Нам навстречу вышла женщина, худая, невысокая, на ней было традиционное японское кимоно с аккуратно повязанным широким поясом оби. Но даже это кимоно не могло скрыть большой тяжелой груди своей хозяйки. Меня поразило схожесть многих черт её лица с моей Мари. Женщина выглядела моложаво, я даже затруднился определить сколько ей лет. Её можно было бы даже назвать привлекательной, если бы не тяжёлый взгляд, которым вас как будто просвечивали насквозь и тяжёлая подавляющая аура, как будто лишавшая кислорода ваши лёгкие. Мне понадобилось несколько минут, чтобы преодолеть чувство дискомфорта, возникшее у меня при виде этой женщины. «Это мать Ханады-сенсей!»– подумал я.
– Кто этот молодой человек? – спросила Ханада-сан.
– Это мой сводный брат Миура Такаши! – представила меня Рина.
Я поклонился.
– Торговцы! – пробормотала хозяйка дома.
– Я слышала, что твоя мать вышла замуж! – равнодушно произнесла Ханада-сан, – надеюсь, теперь она, наконец, успокоиться!
Она криво усмехнулась, и моя кровь мгновенно вскипела, мой страх перед этой женщиной испарился без следа. Кажется, щёки мои покраснели, Ханада-сан заметила это, на секунду её тонкие брови удивлённо приподнялись.
– Мне нужно поговорить с Вами, Ханада-сама! – с поклоном проговорила Рина.
– Что ж, идите за мной! – величественная и гордая, словно жена сёгуна, хозяйка дома повела нас за собой. Мы оказались в большой комнате, здесь на стене висели вполне модерного вида электрические часы, которые громко назойливо тикали. Я обратил внимание, что в доме семьи Ханады не было ничего японского, кроме строго кимоно хозяйки. Ханада-сан уселась за стол, как бы предлагая нам сесть напротив. Спина её была прямой, руки хозяйка дома сложила на коленях. Она молчала, поджав тонкие сухие губы.
– Бабушка я бы хотела задать тебе несколько вопросов! – с трудом справляясь с волнением, выговорила Рина. Узкие брови хозяйки чуть приподнялись.
– Спрашивай! – последовал ответ.
– Мари… моя мама рассказала мне… – с трудом переводя дыхание начала Рина, на её щеках выступили красные пятна.
– Ты веришь тому, что говорит эта шлюха? – резко прервала её хозяйка дома. В голосе её звучало раздражение, глаза сузились, сделав Ханаду-сан ещё больше похожую на готовую к броску кобру. Сам не заметив, как, я оказался на ногах, кулаки мои произвольно сжались, пока я мучительно подбирал слова, хозяйка дома наблюдала за мной презрительно искривив губы.
– Пусть этот человек покинет мой дом! – холодно произнесла Ханада-сан, отворачиваясь от меня.
– Такаши-кун член моей семьи! – возразила ей Рина.
– Как смеешь ты, возражать мне! – неожиданно взорвалась хозяйка дома, – твоя мать шлюха, опозорившая семью Ханада! А ты просто дочь шлюхи! И больше ничего!
Лицо Рины вначале покраснело, потом сильно побледнело.
– У Вас нет права оскорблять мою мать! – громко произнесла она. Хозяйка вскочила, рот её кривился, лицо стало почти безумным.
– Заткнись! Убирайся из этого дома! У тебя нет права быть здесь! Ты отродье шлюхи! У меня была только одна дочь! Ты никто для меня! – трясущимся пальцем Ханада указала нам на дверь.
– Я поняла, – отвечала ей Рина, она совершенно успокоилась, – прошу меня простить. Это был последний раз, когда я решилась побеспокоить Вас, Ханада-сама!
Она встала и низко поклонилась хозяйке дома.
– Вон! – вопила Ханада.
Мы направились к выходу, перед тем как покинуть комнату я сказал:
– Уверен, Вы умрёте в одиночестве, Ханада-сан!
И ещё раз поклонился. Хозяйка задохнулась от гнева. Без Рины я вряд ли бы быстро нашёл выход. Этот дом, казавшийся небольшим снаружи, изнутри показался мне похожим на лабиринт. Когда мы оказались на улице я вдруг ощутил необыкновенную лёгкость и понял, как тяжело мне было дышать в доме семьи Ханада. По-моему, Рина ощущала что-то подобное. Контраст с нашим жилищем был разительный. Наш с отцом дом был старым и не слишком презентабельным, но в нём мне ни разу не было настолько тяжело находится. Молча мы зашагали к станции, Рина молчала. Набравшись смелости, я взял её руку в свою. Рука её была холодна как у мертвеца.
– Я знала, что мать говорит правду, но всё же мне надо было убедиться! – проговорила Рина, – где-то в глубине души я всё же не хотела в это верить!
Она остановилась и повернувшись ко мне бросилась мне на грудь. Я был уверен, что она разрыдается, но Рина просто обняла меня и стояла прижавшись. Я чувствовал, как дрожит её тело.
– Если бы эта женщина забрала меня к себе, я так и продолжала бы жить опутанная сотканной ими ложью! – произнесла она тихо. Резко отстранившись от меня, сестра спросила, глядя мне в глаза:
– Твой мир когда-нибудь разрушался у тебя на глазах, Такаши-кун?
– Рина, – сказал я, – чтобы не случилось я и мой отец всегда будем на твоей стороне!
Глупо прозвучало, конечно, но мне очень хотелось сказать ей что-нибудь ободряющее.
– Я знаю, – отвечала Рина. Она несколько раз глубоко вздохнула.
– Всё! – объявила она мне, – проехали! Не хочу иметь ничего общего с семьёй Ханада! Эта женщина умерла для меня! Идём!
Она протянула мне руку, и мы пошли к станции. Весь обратный путь Рина была необыкновенно тихой, но какой-то умиротворённой. Мне показалось, что она избавилась от тяжести, давившей на неё долгое время. Едва мы сели в поезд позвонила Мари.
– Да. Я прогуляла сегодня. Я попросила Такаши-куна сопровождать меня, так что не ругай его, ладно? Хорошо. Я люблю тебя мама!
Последние слова дались Рине с трудом, но она заставила себя произнести их.
– Мы скоро будем дома.
Рина сунула телефон в свою школьную сумку и стала смотреть в окно. Она не отпускала мою руку, пассажиры косились на нас, со стороны мы, по всей видимости, выглядели как парочка влюблённых сбежавших из дома. Около нашего дома я ещё издали заметил Такэду. Засунув руки в карманы, он стоял около нашей калитки. Вид у него был почему-то угрожающий и у меня неприятно засосало под ложечкой. Заметив меня, он, кажется, скрипнул зубами.
– Привет Така! – сказал я подходя. Он уставился на меня так словно первый раз видел.
– Тебя не было сегодня в школе! – мрачно проговорил Такэда, проигнорировав приветствие Рины.
– Ну да, – согласился я, – завтра приду. Что у тебя за дело ко мне? До завтра подождать не может?
– Я попросила Такаши-куна, проводить меня! – сказала Рина.
Она что всем собирается об этом докладывать?!
– Мне нужно с тобой поговорить! – процедил Такэда сквозь зубы.
Тон его мне не понравился.
– Заходи в дом! – предложил я.
– Нет. Мы можем поговорить на улице? – спросил он.
– Ладно.
– Я пойду, – сказала мне Рина, она сделала такое движение, как будто собирается поцеловать меня, но только выпустила мою руку и пошла в дом. Такэда смотрел ей вслед, на его скулах играли желваки.
– Что случилось, Така? – спросил я как можно более миролюбиво. И тут он ударил меня резко, сильно и точно в челюсть!
Вообще-то я знал, что он парень сильный, но, по правде сказать, не ожидал, что настолько! На секунду у меня потемнело в глазах, пришёл я в себя сидя на земле. На губах у меня был вкус крови, голова гудела, в ушах шумело, сидя в пыли я нелепо тряс головой.
– Ты чего?! С ума сошёл? – только и смог выговорить я, глядя на него снизу вверх. Он и так-то был выше меня, а сейчас и вообще казался мне великаном. Честно говоря, если бы я сильно разозлился, то мог бы попробовать подраться с Такэдой. Беда была в том, что даже после того, как он меня ударил, я не мог на него злиться. Он стоял надо мной, ноздри его раздувались, кулаки были крепко сжаты, на костяшках правой руки выступила кровь. «Если у него рука кровит, то что тогда с моим лицом?» – подумал я без особого энтузиазма.
– Ты совсем рехнулся? – повторил я этот глупый вопрос.
– Вставай ублюдок! – прошипел Такэда. Кажется, он испытывал ко мне такую сильную неприязнь, что ему прямо не терпелось врезать мне ещё раз. И тут до меня постепенно стало доходить.
– Тебе Сакура отказала? – спросил я, – но я-то тут причём?!
– Заткнись! Вставай! – продолжал настаивать на своём мой друг детства.
– Не буду! – отрезал я, устраиваясь на земле поудобнее.
– Почему ты не захотел с ней встречаться? – спросил Така, с тоской в голосе, – как ты мог?! Ты же знал, что она влюблена в тебя ещё со средней школы!
Ни черта я не знал! Не подозревал даже!
– Дурак ты, Така! – сказал я ему.
– Вставай! – повторил он. Заело у него там что ли?! Из двери выглянула встревоженная моим долгим отсутствием Рина. Увидев меня сидящим на земле с разбитой рожей, она как была босиком бросилась к нам и встала между нами загораживая меня от Такэды.
– Я не знаю, что происходит, но Такаши-кун ни в чём не виноват! – твёрдо заявила она. Такэда с минуту смотрел на мою сестру. Я подумал, что, если он её хоть пальцем тронет, я его убью на хрен! Такэда сплюнул, сунул руки в карманы и зашагал прочь.
– Така мы друзья? – закричал я ему вслед.
– Пошёл ты! – отвечал он, не поворачивая головы. Когда он удалился, Рина повернулась ко мне.
– Можешь встать? – спросила она, протягивая мне руку.
– Он ушёл? – осведомился я.
– Ушёл! – подтвердила она. С помощью Рины я с трудом поднялся. Кажется, это называется побывать в нокауте! Я всегда считал, что бейсбол довольно опасный вид спорта! Голова у меня кружилась. Опираясь на Рину, я доковылял до нашего дома и взгромоздился на диван. На шум прибежала Мари и увидев меня едва не лишилась чувств. Короче говоря, остаток дня я был окружён трогательной заботой двух красоток. Иногда болеть не так уж и плохо! Засыпая, я слышал, как Рина сказала матери:
– Пройдёшься со мной по магазинам в выходные, мама?
Прошло месяца два и Мари пришлось уйти из школы, живот у неё сильно вырос, отец настаивал, да и она сама видимо стала быстро уставать. После нашего возвращения, мы с ней ни разу не занимались сексом. Даже не целовались. Со стороны мы выглядели теперь образцовой семьёй, но я думал о Мари, мечтал о ней каждую минуту своей жизни. За эти два месяца произошло одно страшное событие, коснувшееся всех нас и возможно подтолкнувшее сенсея уйти с работы. На третьей неделе обучения, Эндо-сан после занятий поднялась на крышу школы и спрыгнула вниз с четвёртого этажа. Когда тренировавшиеся на ближайшем поле бейсболисты, видевшие, как она упала, подбежали к ней, Эндо-сан была ещё жива. Она хрипела и на губах её пузырилась тёмная кровь. Эндо-сан умерла до приезда скорой. На её похоронах было очень много ребят и девчонок из нашей школы, не было только Имамуры Акиры. После самоубийства Эндо-сан я больше не видел нашего председателя. Девчонки из её класса сказали Рине, что она перевелась. Наш литературный кружок развалился и тот спектакль, что мы репетировали во время летнего лагеря, так никто и не увидел. Весной Мари родила дочь. Она и отец назвали её Айей, как и планировали. Когда я впервые взял на руки это крошечное существо, я вдруг ощутил совершенно ясно, что это моя дочь.
– Поздоровайся с сестрёнкой, Такаши-кун! – улыбаясь, сказал мне отец.
– Привет! – сказал я и Айя сжала маленькой пухлой ручкой мой указательный палец. Эта девочка была одновременно моей дочерью и моей сестрой, это было странно, но я полюбил Айю с того момента, как впервые увидел. На последнем году обучения, я неожиданно успешно сдал выпускные экзамены и подал документы в университет в Осаке. Ответ пришёл ближе к зиме. Мне сообщили, что я зачислен на курс экономики и менеджмента. Айи не исполнилось ещё и года, когда я собрал свои вещи, которые легко поместились в туристический рюкзак и уехал из родного дома.
– Братик, когда ты приедешь?
В три года Айя уже отлично разговаривала и вообще была деловым и активным ребёнком.
– На каникулах я обязательно приеду! – пообещал я.
Айя задумалась.
– А это скоро будет? – спросила она недоверчиво.
На экране моего смартфона она выглядела почти такой же милой какой я привык её видеть, когда приезжал домой на каникулах.
– Айя, не будь такой навязчивой! – донёсся до моих ушей голос Мари, от которого у меня мурашки побежали по спине. Айя надулась.
– Я не навязчивая! – заявила она твёрдо, – правда, братик?
– Конечно, нет! Ты очень милая! – честно признался я.
Рина заглянула мне через плечо.
– Привет! – сказала она, помахав Айи.
– Сестрёнка Рина! – обрадовалась малышка, – ты приедешь вместе с братиком?
– Конечно! Мы придем на зимних каникулах! – подтвердила Рина, обнимая меня за плечи.
– Ну, всё хватит! – за спиной Айи появилась Мари, – тебе пора ложиться спать!
Сказала она строго.
– Пока братик! Пока сестрёнка! – Айя послала нам воздушные поцелуи, мать забрала у неё телефон. Я увидел лицо Мари так близко, я подумал, что она совершенно не изменилась после рождения дочери, разве что немного похудела.
– Как вы? – спросила она, обращаясь к нам обоим.
– Мама, мы уже взрослые! – отвечала Рина за нас обоих.
– Я знаю! – Мари тяжело вздохнула. Моё сердце билось быстрее, каждый раз как я видел её, очень тяжело было сдерживать себя, чтобы Рина ничего не заметила.
– Как отец? – спросил я.
– Работает! – Мари грустно улыбнулась, – всё как обычно.
Последнее время, когда она говорила о моём старике, она как-то странно искусственно улыбалась и от этого мне становилось тревожно.
– Вы хорошо питаетесь? – спросила Мари.
– Да! Такаши отлично готовит! – засмеялась Рина.
После того, как она поступила в тот же университет, что и я, и приехала в Осаку, моя жизнь стала гораздо менее тоскливой. Целый год, пока я был здесь один, я едва не сошёл с ума. Мне всегда казалось, что я очень общительный, но на самом деле с младшей школы, рядом со мной всё время были Сакура и Такэда. Я настолько привык к ним, что, похоже, совершенно разучился заводить новые знакомства. В университете я оказался оторван от семьи и друзей и впервые ощутил на себе, что такое одиночество. Но когда приехала Рина, мир снова засиял для меня яркими красками. Помню, как я принёсся встречать её в аэропорт и когда увидел сестренку, выходившую из зала прилётов, чуть с ума не сошёл от радости! Рина заселилась в мою крошечную квартиру и приятных забот у меня прибавилось. Оказалось, что у меня есть настоятельная потребность заботиться о ком-то. Вначале мы хотели снять квартиру побольше, но потом решили оставить всё как есть. Как ни удивительно, но нам обоим было комфортно в этой крошечной комнате размером в восемь с половиной татами. В нашей квартире повсюду валялись вещи, книги и конспекты, а за окном сушились на веревках трусики и лифчики Рины. При нашем общем пофигизме, если бы не я, то мы питались бы готовыми бенто и едой из ресторана. Однако я взял наше питание под контроль и хотя бы в этом аспекте, мы жили почти как дома. Я был очень благодарен своему старику, за то, что он научил меня готовить, хотя бы самые простые блюда. Что же до наших отношений, то они были несколько странными. Постепенно у меня появились знакомые на моём факультете, мы нормально, даже весело общались. Насколько я мог судить, Рина тоже обзавелась подругами с факультета журналистики, на котором училась. Бывало, что мы даже обедали по отдельности, но едва заканчивались пары, как я и Рина вместе шли домой, отгораживаясь от всех посторонних. Мои одногруппники сперва шутили, что у меня ярко выраженный сестринский комплекс, но потом шутки прекратились, так как им, похоже, стало неудобно говорить на эту тему. Наверное, наши с Риной отношения со стороны и, правда, выглядели странно. Да это и, правда какое-то извращение, когда брат и сестра ведут себя словно женатая пара. Надо признаться, что я иногда на самом деле ощущал себя женатым на Рине. Однажды я спросил её:
– Может быть нам лучше всё же жить отдельно? Ты всё время проводишь со мной! Так ты никогда не заведёшь себе парня!
Рина обиделась.
– Дурак ты Такаши-кун! – сказала она, – с чего ты решил, что мне нужен какой-то парень?!
Она сказала это таким тоном, что у меня пропало всякое желание развивать эту тему. Если говорить обо мне, то я даже и не думал о том, чтобы завести себе девушку. Мои одногруппники стали косо смотреть на меня. Похоже, меня считали извращенцем. Сперва, я хотел рассказать им, что я и Рина не встречаемся, а если бы мы даже и встречались, то в этом не было бы ничего странного, так как мы, не родня по крови. Но подумал и не стал ничего им говорить. Пусть думают что хотят, меня это не волнует! В остальном наша жизнь протекала тихо и мирно. Мы аккуратно посещали занятия, делали домашние задания и вообще вели себя как парочка примерных студентов. Можете верить, можете нет, но никаких сексуальных отношений между нами не было. Вконец обнаглевшая Рина, любила спать закинув свою ногу мне на бедро и прижавшись лбом к моему плечу. Часто от прикосновения её горячей груди у меня происходил не контролируемый стояк и мне приходилось передёргивать затвор в нашей маленькой ванной. Но дальше этого никогда не заходило. За три года прошедших со времени нашего знакомства, Рина необыкновенно похорошела. Она вытянулась, ноги её стали длинными и очень красивыми, грудь выросла. Мари говорила, что Рина могла бы работать моделью, но моя сестра сказала, что ей это не интересно. Собрав волосы в пучок на затылке, в моей футболке и застиранных шортах, она все выходные просиживала, печатая на ноутбуке свой новый роман и не замечая ничего вокруг. Очень редко когда мне удавалось вытащить её в кино или просто на прогулку. В такие моменты она всегда сперва хмурилась, но потом обычно бывала довольна. Возвращаясь поздним вечером из кино, мы оживлённо обсуждали только что просмотренный фильм. После того, как рассказ Рины "Некрасивая девчонка" опубликовали в журнале, у неё даже появился свой агент. Когда я прочитал этот рассказ, я сразу понял, что он об Эндо-сан. Главную героиню, влюблённую в своего семпая, звали по-другому, но мне сразу же стало понятно, что речь идёт именно об Эндо-сан. Мне кажется, что для Рины это было своеобразной данью памяти нашей трагически погибшей подруге. А может быть она стремилась таким образом выплеснуть на бумагу собственные мысли о суициде. Не знаю. Когда я только познакомился с Риной мне часто приходило в голову, что, такие как она способны свести счёты с жизнью. Эндо-сан была той на которую я мог бы подумать в наименьшей степени и в тоже время той, кто убила себя стала именно Эндо-сан. Читая этот рассказ, я испытывал чувство неловкости, смешанное со стыдом, впрочем, как и всегда, когда читал то, что писала Рина. У неё была способность затрагивать в душе какие-то особые струны, заставлявшие тебя острее переживать написанное. Я где-то слышал, что это качество присущее всем хорошим писателям. Впрочем, мои чувства, вероятно, были связаны с тем, что все герои её историй были мне знакомы. Возможно, именно так и было. Мне приходило на ум что чувствовала Имамура-сан, когда читала рассказ Рины. Не думаю, что ей легко было это читать, иногда Рина бывала довольно жестокой. На самом деле для меня довольно трудно было оценить Рину как писателя, она мне нравилась, я так сказать не мог быть объективным в этом вопросе. Вскоре был издан её первый роман и пусть он продавался плохо, отзывы критиков были благожелательными. Писали, что хотя история несколько искусственная, атмосфера конца девятнадцатого века передана неплохо. Один из критиков усмотрел в её романе явное влияние Акутагавы Рюноске и Достоевского. В общем Рина была полна энтузиазма. Мне нравилось смотреть на неё, когда она была погружена в свою писанину. Она всё больше напоминала мне мою Мари и возможно в этом была основная причина того, что я никак не мог позабыть сенсея. Иногда мне и самому казалось это странным. Хотя может быть я просто сильно тосковал по матери, которой совсем не помнил и Мари стала для меня живым воплощением этого чувства.
