Текст книги "Похищение палача"

Автор книги: Исер Харэль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

31. Самый долгий день

Наступило 20 мая 1960 года – последний, самый долгий и драматический день операции. Ранним утром я уложил свои вещи, расплатился за отель и покинул его, наняв такси до вокзала. Я оставил вещи в камере хранения и отправился в условленное место, где меня ждали первые визитеры того дня.

Сначала пришли Беньямин Эфрат и Меир Лави. Я понимал, что шансы застигнуть Менгеле на вилле мадам Йорман весьма слабы, и все же... Если бы врач-изувер оказался там, мы взяли бы дом под круглосуточное наблюдение, ворвались туда в темноте и захватили Менгеле. Затем мы немедленно увезли бы его на машине, а на месте остались бы двое наших людей, чтобы не позволить семье Менгеле или кому-либо из жильцов виллы вызвать полицию. Если палач попадет к нам в руки, мы доставим его к самолету в последнюю минуту, когда первый «клиент» уже будет в салоне. Если даже нас накроют с Менгеле, то полиция вряд ли отправится на поиски похитителей именно в аэропорт, тем более, что нашим людям приказано не выдавать тайну Эйхмана, во всяком случае, пока самолет не поднимется в воздух.

Но прежде надо было отыскать Менгеле. Меир отправился на виллу Йорман под предлогом, что ему поручено передать пакет одному из жильцов, а Беньямин – под видом мастера, приглашенного несколькими неделями раньше для проверки тепловой сети в доме. Меир пошел первым, до обеда, а Беньямин – вечером.

Не успел я расстаться с Меиром и Беньямином, как появились Йоав Мегед и Ашер Кедем. Они попросили разрешения ввести в курс дела старших членов экипажа, чтобы те могли сознательно выполнять приказы. Я согласился, что стоит сообщить о наших планах второму пилоту, обоим штурманам и бортинженерам, двум стюардам и одной стюардессе. Тут же мы расписали график действий каждого из членов экипажа. Командир и механики, запускающие двигатели, покинут отель в 20:30 и прибудут к стоянке самолета в 21:30. Остальные члены экипажа приедут в аэропорт на час позже.

Автомобиль с Эйхманом приедет на летное поле в 23:00 и после последней проверки двинется к стоянке самолета, вслед за микроавтобусом, в котором поедут все члены экипажа. Они должны быть у самолета в 23:10. После того, как Эйхмана поднимут на борт, пилоты запустят двигатели, и лайнер вырулит на площадку перед главным зданием. На это потребуется пять минут.

Перед обедом Мегед собрал тех членов экипажа, которых мы решили посвятить в тайну Эйхмана. Он сообщил им, что самолет примет на борт пассажира – якобы заболевшего члена экипажа. Пассажир будет выглядеть больным, но только из-за уколов. Мегед не сказал, о ком идет речь, но подчеркнул, что экипаж выполняет важнейшую для всего еврейского народа миссию. Информация удивила слушателей. Они, конечно, заметили много странного во время полета, но не знали, в чем дело. Мегед распределил между ними роли и сказал, какие обязанности они должны возложить на своих подчиненных.

Затем Мегед, капитан самолета и штурманы разработали маршрут прямого перелета Буэнос-Айрес – Дакар. Такой перелет для машины типа «Британия» был тяжелым испытанием, главным образом потому, что могло не хватить горючего. Но погода благоприятствовала, и пилоты решили рискнуть.

* * *

Тем временем, «самочувствие» Рафаэля Арнона улучшалось, Менаше навещал его каждый день и передавал указания нашего врача. Рафаэль строго соблюдал все, что касалось его выздоровления. Одним словом, был он образцовым пациентом и, несмотря на слабые познания в испанском языке, приобрел друзей среди персонала больницы. Врачи же радовались, что он больше не страдал рвотами, и объясняли это эффективным лечением. Доктора начали поговаривать о выписке, Рафаэль же твердил без устали, что специально приехал в Буэнос-Айрес, дабы воспользоваться прямым рейсом в Израиль. Да и экономия какая! На этот рейс не продают билеты, но земляки не могут не принять во внимание состояние его здоровья. Приятель Менаше уже говорил об этом с представителями израильской авиакомпании и заверяет, что дело почти сделано, лишь бы врачи разрешили.

Персонал больницы отнесся к истории Рафаэля с большим сочувствием. Врачи говорили ему, что все зависит не от них, а от состояния его здоровья. Никто не возьмет на себя ответственность за преждевременную выписку пациента из больницы, тем более, что ему предстоит столь непростое путешествие. Но, поскольку Рафаэль быстро и заметно идет на поправку, его шансы полететь на родину велики.

19 мая Менаше навестил больного – принес ему большую коробку сладостей и передал указания нашего врача, как вести себя в тот вечер и на следующий день. Принес Менаше и приятную весть: авиакомпания готова доставить больного на родину бесплатно, но врачей просят письменно подтвердить, что Рафаэлю такой перелет не повредит.

Врачи не отказывались подготовить справку, но только в том случае, если анализы не покажут ухудшения.

* * *

В то утро пришел ко мне Йорам Голан. Я сказал ему, что если все пойдет по плану, то воспользуемся для Эйхмана его – Йорама документами и вывезем немца под видом члена экипажа. Но мы еще не уверены в исходе дела, поэтому я советую Йораму погулять по городу и встретиться со мною после обеда.

Из тайного убежища поступали ободряющие доклады: вблизи «Тиры» ничего тревожного не замечено; настроение узников виллы заметно поднялось; Эйхмана кормят только тем, что не помешает усыпляющему уколу. Врач считает, что здоровье Эйхмана позволяет выдержать долгий путь в состоянии дремы.

На летном поле тоже все было в порядке. Самолет – так передали мне – в полной исправности, в течение вечера и ночи ни власти, ни кто-либо иной не интересовались нашей «Британией».

Газеты были переполнены сообщениями о юбилейных торжествах, о мерах, принимаемых властями на случай беспорядков. Но о Клементе по-прежнему ни слова.

После обеда я перенес мой передвижной «штаб» в аэропорт.

В этот час здесь было много самолетов, гомонила толпа, везде сновали полицейские и солдаты. Суета была связана с прибытием высокопоставленных гостей, которых встречали руководители страны. Войска и полиция обеспечивали безопасность и тех и других.

Сначала я намеревался обосноваться в одном из транзитных залов, но там наверняка засели и офицеры безопасности. Конечно, ничего странного в том, что кто-то провел несколько часов в зале ожидания, нет, но лучше не рисковать. Поэтому я отправился на поиски другого места, где можно переждать день и встречаться с помощниками. Но все было забито до отказа. Наконец я нашел большой зал – это была столовая для работников аэропорта, и притом достаточно дешевая.

Здесь тоже было полно народу. Большинство забегали сюда перекусить или отдохнуть между сменами, согреться: на дворе лил дождь. Я поискал свободный столик – но куда там! Все было занято, многие стояли в ожидании, когда освободится стул. В обе двери втекала толпа, сталкиваясь и переругиваясь.

Идеальное место для оперативного штаба! В этом столпотворении никто не обратит внимание на нескольких людей, сменяющих один другого у столика. Но как найти этот столик? Я присоединился к тем, кто ждал свободных мест. В конце концов я очутился за одним столом с группой солдат, которые ели с большим аппетитом. Они были в прекрасном расположении духа и очень вежливы.

Первый из наших парней, появившийся в моем новом «штабе», вынужден был подойти ко мне вплотную, иначе бы мы не слышали друг друга. Но это никого не удивляло – сесть-то некуда.

Постепенно я очутился в кругу моих сотрудников. Как только освобождалось место, кто-то из наших занимал его. В итоге мы «оккупировали» стол и позаботились, чтобы он оставался в нашем распоряжении. Мы охотно отдали несколько лишних стульев соседям, и теперь к нам подсаживались только свои. За этим столом я и отдавал все распоряжения до конца операции.

Одним из первых ко мне в столовую пришел Ашер Кедем. Меня интересовала реакция членов экипажа на полученное задание. Кедем сказал, что кое-кто догадывается о связи этого полета с поимкой нацистских военных преступников. Нет сомнений, что экипаж досконально выполнит свои обязанности.

Я попросил Кедема проверить еще раз, какие правила действуют здесь для членов экипажа, которые готовят машину к запуску двигателей и выводят ее на площадку перед главным зданием, когда именно они проходят таможенный досмотр и пограничную проверку.

Тогда же мы решили окончательно, что обе машины, в которых члены экипажа прибудут в аэропорт, подождут на площади третью – с Эйхманом, чтобы вместе пройти через контрольно-пропускной пункт к стоянке самолета. Первой, разумеется, въедет на территорию аэропорта одна из машин с членами экипажа, проверяя бдительность охраны. Наши люди должны весело и громко разговаривать, как будто чувствуют себя все еще на отдыхе. Мы обязаны позаботиться о том, чтобы самолет был заправлен горючим и проверка его готовности произведена до прибытия летчиков. Багаж должен дожидаться погрузки на площадке перед главным зданием, дабы не терять ни минуты.

Осталось выяснить только одно обстоятельство, в сущности, второстепенное. В местный филиал авиакомпании обратились несколько израильских граждан, по каким-либо причинам застрявших в Аргентине или заболевших здесь: они просили взять их на борт самолета бесплатно. Как поступить? К сожалению, пришлось отказать им. Я опасался, что новые пассажиры задержат взлет, не говоря уже о том, что мы не знали, кто они такие. Не хотелось навлекать на авиакомпанию обвинения в жестокости, и я попросил Кедема объявить, будто мы получили из Тель-Авива указание не брать пассажиров, поскольку самолет пойдет не в Лод, а в другое место.

* * *

Весь этот день Цви Гутман и Негби готовили самолет к рейсу: по нескольку раз проверили вce узлы и механизмы, но не нашли никаких неисправностей. В полдень к ним присоединился Зеев Керен. Его представили механикам как своего человека, которому надо помогать во всем.

У Зеева было много дельных вопросов к механикам. Однако Гутман никак не мог понять, что же на самом деле интересует этого незнакомца, так хорошо разбирающегося в технике. Когда Зееву потребовался инструмент, отсутствующий на борту, Цви беспрекословно отправился в мастерские аэропорта одолжить инструмент. Один из руководителей мастерских с откровенностью и сердечностью, характерной для аргентинцев, заверил Гутмана, что поможет ему во всем. Вскоре он с гурьбой своих коллег явился к нашему самолету: им хотелось вблизи посмотреть на машину типа «Британия» – до сих пор они таких не видели.

К вечеру Цви получил задание походить по летному полю, выйти за его пределы и вернуться назад, чтобы на контрольно-пропускном пункте привыкли к нему. И действительно, после того, как Цви несколько раз прошел туда и обратно, у него вообще перестали спрашивать пропуск.

Гутман все более и более убеждался, что с этим рейсом связаны какие-то особые события. По поведению Зеева нельзя было догадаться, в чем же, собственно, дело: он продолжал задавать вопросы, интересуясь конструкцией самолета, но зачем? Цви решил не ломать себе голову и занялся прогревом двигателей.

А Рафаэль Арнон с возрастающим нетерпением ждал результатов последних анализов. Он не знал, зачем надо его выписать из больницы именно сегодня, но понимал, что из-за отсрочки может сорваться какое-то важное мероприятие. Наконец, Рафаэля вызвали. Лечащий врач похлопал пациента по плечу и не без радости сообщил, что анализы хорошие и больница готова выписать его немедленно, разрешив полет в Израиль. С этими словами врач протянул уже готовую справку:

«Анамнез состояния больного Рафаэля Арнона:

17 мая 1960 года названный пациент пострадал во время езды в автомашине, при резком торможении его выбросило с заднего сиденья вперед. На голове пациента нет видимых повреждений, но он потерял сознание на несколько минут. В последующие сутки страдал от головокружения. Неврологическое обследование днем позже (18 мая) дало нормальную картину. Снимок черепа не выявил переломов или трещин. Выписан из больницы 20 мая. По нашему мнению, пациент может перенести полет. Желательно, чтобы во избежание осложнений врачебное наблюдение продолжалось».

Рафаэль тут же позвонил Менаше и сообщил, что выписывается. Менаше ждал звонка поблизости в одном из кафе и тут же пришел в больницу. Дальше Менаше действовал по схеме: привез Рафаэля в «Рамим», взял у «больного» документы, запретив ему строго-настрого покидать дом, с документами Рафаэля поехал к Шалому Дани. У Дани на столе уже лежали заготовленные фотографии Эйхмана, и он наклеил их на документы Рафаэля.

Менаше поторопился ко мне доложить о выписке Арнона и показать справку. Я попросил оставить Рафаэля в «Рамиме». Если мы используем его бумаги, то Менаше привезет ему новые, но даже если нам не понадобятся его документы, Рафаэль должен как можно скорее покинуть Аргентину, чтобы не столкнуться с кем-либо из больничного персонала.

* * *

Группа, занимавшаяся Менгеле, опаздывала. Прошло уже два часа после условленного срока, а Меира Лави не было. Я начал беспокоиться.

Наконец появился расстроенный Меир. Он признался, что не сумел организовать посылку, которую якобы должен был доставить на виллу Йорман. Поняв, что теряет драгоценное время, Меир решился на риск. Он нашел в телефонной книге адрес нужного дома, номер телефона его владельца и позвонил по этому телефону. Трубку подняла женщина, по-испански она говорила плохо, поэтому объяснялись на английском. Выяснилось, что женщина – американка, недавно приехала сюда. Она не побоялась назвать себя и заверила Меира, что незнакома с прежними жильцами виллы.

Я рассердился на Меира за самоуправство, но все же попытался ободрить его: в конце концов, он принес нужные сведения. Я велел ему ждать новых указаний.

Час спустя пришел уставший Беньямин. Утром он отправился на виллу, позвонил у дверей. Открыла женщина. Беньямин по-испански объяснил ей, что пришел чинить электрический бойлер. Женщина отвечала на скверном испанском, причем не то с английским, не то с американским акцентом. Она не понимала, чего хочет Беньямин, он терпеливо объяснял ей, зачем пришел. Наконец, она сказала, что не вызывала монтера.

Беньямин спросил, как ее зовут. Она сказала свое имя. Оно совпадало с тем, которое называл почтальон. Женщина определенно не была немкой и не пыталась скрыть что-либо. Судя по всему, Менгеле тут больше не жил.

Я поблагодарил Меира и Беньямина за помощь и попросил завтра же выехать из Аргентины, а пока, до полуночи, оставаться о нашем распоряжении. Они согласились, хотя понятия не имели, что должно произойти ночью.

Жаль было, что Менгеле скрылся, но это не зависело от нас.

После обеда я получил отчеты из «Дорона»: завтра утром можно вернуть дом владельцам. На «Тире» тоже все шло по плану. Эли загримировал Эйхмана, да так великолепно, что даже близкие друзья Эйхмана не узнали бы его.

Мне доложили, что на дорогах пока еще не сняты заставы, но все же есть шансы провезти пленника без проверка. Если не произойдет что-то непредвиденное, легковые машины не будут задержаны и при въезде в аэропорт. В аэропорту и на подъездах к нему полно солдат и полиции, но они никого не обыскивают и не задерживают. В залах ожидания обычная суета; все внимание обращено на важных гостей из-за рубежа.

На стоянке нашего самолета нет лишних людей, и никто им особенно не интересуется.

А что пресса? В газетах по-прежнему не было ни слова об Эйхмане-Клементе.

32. Пять минут после полуночи

В 19:30 я ждал последнего отчета Ицхака, который весь день курсировал между аэропортом и виллой «Тира» и докладывал мне о каждой поездке. В 20:00 я уже должен был отправить к «Тире» машину, в которой доставят Эйхмана, но Ицхак куда-то запропастился.

Кенет сидел рядом со мной и ждал указаний: ему предстояло вести машину с пленником. В 19:55 мы начали беспокоиться, как бы не сорвался график: Ицхака все еще не было. Если бы я знал, что машина испортилась, то не волновался бы. Можно было послать Кенета навстречу Ицхаку. Во всяком случае, Кенет мог сам проверить положение на дорогах. Но вдруг Ицхака задержали? Конечно, он не выдаст нас, ибо кто же, как не он, умел прикидываться дурачком, но на душе было тревожно.

В 20:00 я сказал Кенету и его помощнику, что ждать больше нельзя. Если на дорогах спокойно, пусть доставляют Эйхмана и его охрану в аэропорт к 23:00, не дожидаясь вестей от Ицхака. Если положение станет угрожающим, я вышлю им навстречу связного.

* * *

Йоав Мегед назначил ужин для пилотов на 19:00 и сказал им, что сразу после ужина они покидают отель и едут в аэропорт. В 20:30 он и его помощники выехали из Буэнос-Айреса. По дороге и на въезде в аэропорт их никто не остановил и не попросил предъявить документы. Только у КПП национальной авиакомпании Аргентины у них посмотрели пропуска, но проверка была самой обычной. В 21:30 они уже сидели в самолете и ждали остальных товарищей. Вокруг все было спокойно.

Вечером в аэропорт приехал Шалом Дани, закончив свои дела в лаборатории. Выглядел Дани как обычный пассажир, в руках у него был портфель. Я поручил ему несколько срочных дел. Он уселся в дальнем углу зала и делал вид, что пишет письмо, на его столике лежало много конвертов. Сам он в тот вечер написал немало: заполнил различные бланки, продлил срок годности одного паспорта, заменил фотографию в другом. Официанты, то и дело подходившие к его столику с кофе и печеньем, не заметили ничего особенного.

Дан Авнер пришел ко мне и доложил, что все члены экипажа уже в аэропорту, никто не опоздал и не был задержан. Сейчас они присоединились к товарищам, которые размещались в отеле аэропорта. Некоторые уже прошли необходимые процедуры, чиновники отнеслись к ним, по обыкновению, вежливо.

Часы показывали 22:30. Если все идет нормально, то вот-вот появится машина с нашими людьми и Эйхманом. Пришел Эуд и доложил, что в аэропорту и вокруг него ничего особенного не происходит, поэтому нет необходимости высылать связного навстречу Кенету. Я послал Эуда к самолету и попросил доложить мне, как там дела. Потом он должен отправиться навстречу машинам с нашими сотрудниками, доложить мне об их прибытии, а затем ждать моего сигнала.

Тем временем Дан Авнер собрал всех членов экипажа в гостинице аэропорта:

– Господа, вы участвуете в чрезвычайно важном деле. Мы везем с собой кое-кого в Израиль. Кого именно, я сообщу вам позже. А пока точно выполняйте мои указания.

Непосвященные члены экипажа не очень удивились. Они уже поняли, что рейс необычный. Так что, получив приказ Дана расположиться в двух машинах, ожидавших на стоянке возле гостиницы, они заняли места, не задавая лишних вопросов.

Тем временем Эуд провел несколько минут возле самолета, затем поехал к главному входу в аэропорт и послал ко мне человека с известием, что путь свободен.

Эуд подошел к двум машинам с членами экипажа. Он распорядился, чтобы никто не выходил из машин, а шоферы завели моторы. Еще попросил во время осмотра на КПП говорить громко и смеяться, чтобы отвлечь внимание солдат от третьей машины, которая присоединится к ним. Около самолета они должны столпиться – это очень важно!

Отдав указания, Эуд вернулся к главному входу в аэропорт.

Все это время я не покидал столовую. Прошло уже около трех часов, как Кенет выехал за Эйхманом. Я не просил доставлять мне рапорты из «Тиры», потому что, случись срыв, все равно не смог бы помочь. Оставалось полагаться на инициативу и таланты моих подчиненных. Ицхак так и не появился: либо случилась авария, либо он встретил коллег и приедет с ними.

После томительного ожидания, когда, казалось, время остановилось, я увидел одного из наших парней, прокладывающего себе локтями дорогу к моему столику. Часы показывали 23:00. Эйхман прибыл и с ним четверо сопровождающих, в том числе врач. Вслед за ними шла машина, которую вел Габи. Все прошло спокойно, в аэропорт въехали беспрепятственно. Сейчас машины стоят на парковке и ждут указаний. Гора свалилась с моих плеч.

Я вышел из зала и направился к машинам. Эйхман, одетый в форму, вроде бы спал. Однако доктор сказал, что наш «больной» способен передвигаться, если его поведут под руки, но предпринять что-либо самостоятельно или отвечать на вопросы не сможет. Возможно, он слышит и видит, но вряд ли понимает, что происходит с ним и где он, во всяком случае не способен вмешаться. Доктор был уверен, что можно начинать следующий этап операции.

* * *

Итак, три машины тронулись с площади. Первую вeл Дан. Во второй ехали Эйхман и его «свита», в последней – остальные члены экипажа. Машины покинули территорию аэропорта, проехали по шоссе несколько сот метров и свернули вправо – к территории национальной аргентинской авиакомпании.

Когда колонна остановилась у ворот, к ней подошел вахтер. Дан, как обычно в эти дни, окликнул его:

– Эй, Исраэл!

Все вахтеры знали Дана и симпатизировали ему. Исраэл не колеблясь поднял шлагбаум. Да и какие могли быть сомнения, если в машинах ехали члены экипажа в форменной одежде. Некоторые громко разговаривали и смеялись, другие выглядели усталыми, будто не успели как следует отдохнуть. Трое во второй машине спали крепким сном. Автомобили не сразу направились к самолету, а сделали большой круг, чтобы объехать мастерские, где горел яркий свет.

Габи не знал, что совсем незадолго до того к самолету подошли работники аргентинской авиакомпании поглазеть на «Британию». Цви Гутман сердечно принял гостей, отвечая на их вопросы. Но увидев, что к самолету приближается колонна автомашин, Цви поспешил увести гостей на другую сторону. Он видел, как из машин вышла большая группа членов экипажа и среди них кого-то вели под руки.

Гости Гутмана не заметили ничего особенного, он же поспешил распрощаться с ними.

Согласно указаниям, наши устроили у трапа давку, чтобы Эйхман оказался в самой гуще. Его вели под руки Эзра Эшет и Йоэль Горен. Гад Нешри, стоявший возле самолета, увидел троих незнакомцев в форменной одежде и сразу понял, кого ведут. В тот момент, как эти трое стали подниматься по трапу, прожектора залили светом бетонку. Чтобы поскорее закончить посадку, Нешри подтолкнул Эйхмана в спину.

В дверях самолета ждал Фриц Шефер, чтобы помочь товарищам: трап не был рассчитан на «Британию». Он приподнял Эйхмана и внес в самолет. Немца тут же отвели в передний салон и усадили возле окна. Здесь было всего восемь кресел, и предназначались они для членов экипажа. По инструкции им всем полагалось «заснуть», чтобы в случае проверки можно было представить их как подменную команду, которая вступит в обязанности во второй половине полета. Чтобы не мешать «спящим», в салоне не зажигали свет.

Когда Эйхмана усадили, оба пилота вошли в свою кабину и тут же запустили моторы. Самолет развернулся и покатил к главному зданию аэропорта.

Он прибыл туда в 23:15. Все шло четко по плану.

* * *

Значительно позднее я узнал о том, что происходило накануне посадки Эйхмана. Кенет и его напарник прибыли в «Тиру» в 21:00. Дорога была свободной. По пути они не встретили машину Ицхака, никаких следов аварии тоже не заметили. Они думали, что встретят Ицхака на вилле, но и там ничего о нем не знали.

На «Тире» усердно готовились к отправке: Эйхмана мыли, брили, гримировали, затем на него надели форму летчика. Он уже знал, что ему предстоит дорога, и помогал нам в приготовлениях. Увидев врача со шприцем, Эйхман сказал, что в этом нет необходимости – он обещает не сопротивляться. Но поняв, что укол – дело решенное, с готовностью подчинился.

Врач воспользовался иглой, которую можно оставлять в вене, чтобы время от времени добавлять наркотик. Когда Эйхмана выводили из дома, он уже задремывал и пришлось вести его под руки. Однако он все же заметил, что на него не одели форменный пиджак и сказал, что это может вызвать подозрения.

В последние часы пребывания на «Тире» он особенно старался помочь нам, даже давал советы, как лучше законспирироваться, и беспокоился, удастся ли нам операция. Было ли это отражением его душевного склада? Или он просто боялся, что мы прикончим его, и старался спасти свою жизнь? У нас не хватало времени разбираться в тонкостях его психологии.

Усаженный в машину, Эйхман попросил Кенета принести очки, так как они понадобятся ему в Тель-Авиве.

Врач сел рядом с ним, чтобы в случае необходимости добавлять наркотик. Поэтому пленнику и не надели пиджак.

* * *

Убедившись, что машины проехали шлагбаум, я вернулся в столовую. Меня уже ждал Ашер Кедем. Пока мы гадали, как там дела у самолета, за окном послышался гул моторов «Британии» – пора было перебираться в другое помещение, и я перекочевал в зал для пассажиров, ожидающих посадки, сел в тихом углу, чтобы наблюдать за событиями.

В этом полупустом зале я не хотел открыто встречаться с Кедемом и попросил его узнать у Лазара и Авнера, как дела, и подать мне условный сигнал. Вскоре он вернулся и показал знаками, что все в порядке.

Издали я увидел Дана Авнера и тех членов экипажа, которые поднялись с Эйхманом на борт самолета: они сошли на бетонку, чтобы пройти установленный для летчиков контроль. Оперативников, сопровождавших Эйхмана, среди них не было.

Я понял, что их решили оставить в самолете. Значит все шло по плану, и можно было надеяться, что все формальности пройдут за них их товарищи.

Я вышел из зала и направился к Габи и Эуду. Мы вместе решили, кого из оперативников включить в состав экипажа самолета. Все наши люди имели при себе нужные документы и свои вещи. Я сказал Габи, чтобы те, кто полетят, ждали моего сигнала, а оставшиеся отправятся на поиски Ицхака. Если же найти его не удастся, то пусть кто-нибудь один остается в городе, чтобы продолжить розыски и на другой день, а остальные обязаны немедленно покинуть Аргентину.

Как только взлетит самолет с Эйхманом, Менаше должен сообщить Рафаэлю, что его задача выполнена и он свободен.

Я никому не говорил, что буду делать сам. Вещи и бумаги были при мне, и я мог принять любое решение в последнюю минуту.

* * *

Я вернулся в зал ожидания. Там ничего не изменилось. Члены экипажа еще толпились у стола таможенников. Знаками я подозвал Кедема и попросил его ускорить процедуру, чтобы самолет взлетел как можно раньше. Кедем ответил, что повлиять на таможенников невозможно: они еще вообще не появились, так что проверка и не начиналась.

Часы показывали 23:40. Я попросил Лазара разыскать таможенников. Через пять минут он привел их. Они извинились за опоздание и проверили всех наших быстро и корректно. Носильщики отнесли багаж к самолету.

Настал черед тех, кто ждал на улице. По моему сигналу они подошли к столу таможенников, еще не совсем понимая, зачем. Я сказал им, что они летят этим самолетом.

И тут появился Ицхак, мокрый от пота, усталый и взволнованный. Я тут же подошел к нему и приказал подняться в самолет.

В последний момент в самолет вошел и я. Двери захлопнулись, моторы взревели – большой полет начался.

* * *

Теперь можно было вздохнуть свободно и признать, что счастье улыбалось нам до последней минуты. Хотя именно последние минуты заставили меня сильно поволноваться. В то время, когда наши проходили таможенную проверку, в зале появился некто в штатском, в котором легко угадывался свой для здешних мест человек, причем человек с высоким положением. Он быстрыми шагами прошел мимо чиновников, и не подумавших остановить его, и почти уже бегом направился на площадку, где стоял наш самолет. Вслед за этим штатским спешил другой. Тут меня покинуло спокойствие. Оба они стояли на поле, пока самолет катил к концу дорожки и разворачивался. Моторы увеличили обороты. «Взлетай же!» – молился я мысленно. Но самолет, конечно, не слушался, потому что ему положено перед взлетом выждать сигнал с контрольной башни.

Минуты тянулись бесконечно долго. Неужели нам изменило счастье? Но в пять минут первого самолет взревел еще раз и покатил по взлетной полосе. Это было уже 21 мая 1960 года.