Текст книги "Он любил вас. Девушка из Пантикапея (сборник)."

Автор книги: Исай Давыдов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

2

– Ведь мы знакомы всего десять дней… – задумчиво говорит Ася.

– Можно не разобраться в человеке за год, – возражает ей Федор. – И можно до конца узнать его за один день…

– Ну, для этого нужны исключительные обстоятельства! А у нас их не было.

– Совсем необязательно, Ася, мягко возражает Федор. – Для этого просто нужно понимать людей…

– Вот, знаете, Федя… – Ася слегка прикусывает губу. – У многих это часто происходит просто от одиночества… И еще оттого, что просто в этот момент кто-то оказался рядом. Не от потребности именно в этом, в таком вот человеке. А просто оттого, что никого другого в этот момент рядом не было… А потом выясняется, что нужен-то совсем другой человек. И начинаются всякие мучения…

– Я не мальчик, Ася… Я хорошо знаю, что мне нужно…

– Я верю в вашу искренность, Федя. Но ведь вы и сами можете ошибиться. Вы сейчас в отпуске, вам скучновато… А со мной вы не скучаете. Вот на это и накручивается. Но ведь умение поговорить – не главное… Потом вы вернетесь к своей работе, в свой круг, и поймете, что это был лишь эпизод. А я не хочу эпизодов.

– И я не хочу.

– Вот в это почему-то не верится…

– Но почему?

– Ну… – Ася лукаво усмехается. – Одна моя подруга в таких случаях говорит: «Вы случайно не летчик?.. Или, может, моряк?»

– Асенька! Я не ожидал от вас таких банальностей!

– Вот видите: уже первое разочарование! А сколько их еще будет!..

– Ну и что? А вы думаете, я ангел?

– Нет, не думаю. Да и скучно мне было бы с ангелом!..

– И мне ведь тоже, Ася!..

Они смеются, взявшись за руки. И идут по набережной дальше. И смотрят на воду, в которой отражаются вечерние огни.

– Я уже скоро уеду… – тихо говорит Федор.

– Знаю.

– И мне очень трудно будет снова вырваться в Пензу… Может быть, просто невозможно. Целый год. Если не больше…

– Понимаю: служба.

– Вы не собираетесь летом в Москву, Ася?

– А вы настойчивы…

– Мне ничего больше не остается… И вы мне очень нужны… Я готов сделать все, чтобы вы приехали летом в Москву!

– Ничего не нужно делать. Я все равно собиралась после экзаменов к тетке. Она живет на Маяковской…

– Я боюсь верить, Ася! Это так здорово!

– И я почему-то боюсь вам верить! Смешно, наверно? Почему это люди всегда осторожничают друг с другом?

– Голос предков! Когда-то это было необходимо.

– А сейчас, может, уже совсем не нужно…

– Наверняка не нужно, Ася! Я ведь об этом вам и говорю…

– Но я не могу иначе! Понимаете? Не могу! Я, может, сама из-за этого мучаюсь! И все равно не могу! Я, наверно, просто так глупо устроена…

– А вы не мучайтесь, Ася! Я подожду. Я терпеливый…

На середине Суры встречаются два ярко освещенных речных трамвая. Они приветствуют друг друга старинными вальсами и расходятся в разные стороны, расцвечивая огнями темную густую воду.

3

– …Почему я пошла на этот факультет? – задумчиво повторяет Ася, – Да просто не могла пойти на другой! Знаете, я свою первую электронную машину собрала еще в школе… В радиокружке. Эта машина решала простейшие интегральные уравнения. И еще я в ней смонтировала магнитофон. Сбоку. Мы там записывали всякие песенки. В собственном исполнении. Однажды директор привел к нам какого-то инспектора… Чтобы похвалиться моей машиной… Подошел к ней и нечаянно включил магнитофон. Ой, что было! Меня чуть из школы не выгнали! Все выговоры навешали, какие только можно. А мама хотела выкинуть весь мой рабочий уголок… Папа не дал. У меня ведь в комнате всегда провода были, радиолампы, триоды всякие… Как у мальчишки… Ламповые приемники я еще в пятом классе собирала… А в седьмом – транзисторы. Не знаю, может, мне вот поэтому с девчонками было скучно… Они все больше о тряпках… С мальчишками интереснее. Я в школе все с мальчишками дружила…

– А в институте?

– В институте хоть есть такие же сумасшедшие девчонки, как я… Вы же видели, что у Кости Ибрагимова творится!.. Радиомастерская! А Валька говорит, что, пока они не поженились, у него было чисто, как в девичьей горнице…

– Да! – Федор широко улыбается. – У него раньше все было прилизано… Аккуратист!

– Вот и я удивляюсь – как он Вальку терпит?

– Любит. Когда любишь – не замечаешь…

– А когда любовь проходит?

– Тогда, наверно, уже все равно… Тогда никакая аккуратность не спасет…

По широкой, красивой набережной Суры медленно идут пары. Очень много пар бродит по набережной в этот теплый вечер последний майский вечер…

4

– Я бы тебя проводила, Федя… Мне хочется тебя проводить… Но ведь там будет кто-то еще…

– Мама будет.

– Ну вот…

– Что – «вот»? Познакомлю тебя с мамой.

– На вокзале?

– Боже, какой я идиот! Как я не сообразил сразу? Мы сейчас едем ко мне! Прямо сейчас!

– Что ты! Поздно!

– Какая чепуха! Мы едем ко мне – и все!.. Вот, кстати, и такси подвернулось…

– Федя! Неудобно!

– Ну, вот поехали – посмотришь, удобно или неудобно… На Кировскую, пожалуйста… Вверх…

– Это Ася, мама… Я тебе говорил о ней…

– Вот и свиделись… Здравствуйте, Асенька… Проходите, садитесь…

– Вы уж извините, Анна Григорьевна… Так поздно… Федя меня просто силой затащил…

– Да какое поздно! Что вы! Самое время чай пить… У меня и чайник как раз вскипел… Вы минуточку посидите – я сейчас чай соберу…

– Давайте я вам помогу.

– Что вы, Асенька! Зачем тут помощь? Сидите, беседуйте… Я сейчас…

– Вот такая у меня и мама…

– Хорошая. С ней сразу легко…

– Еще бы!.. А вот в этой комнате я вырос.

– Маме не обещают отдельную квартиру?

– Предлагали – она отказалась. «С тоски, – говорит, – там помру… А тут рядом люди». В этой квартире уже одни старушки живут. Да вот я еще среди них.

– Ну вот все и принесла… И чай заварила. Теперь только на стол накрыть… Это мигом.

– Да ты не спеши, мам. Не опаздываем ведь…

– А я и не спешу. Я ведь всегда так.

– Ну, теперь ты придешь меня проводить? Ведь ты уже знакома с мамой…

– Приду.

– Ася…

– Не надо, Федя… Не надо…

– Что ты все «не надо» да «не надо»!

– Потому что ты торопишься.

– Ты когда родилась? Случайно не в девятнадцатом веке?

– Во всяком случае – не в двадцать первом… В этом самом смысле… Я знаю, что старомодна. Но что же поделаешь?

– И все-таки…

– Не…

…Через минуту сверху слышатся шаги. Кто-то спускается по лестнице.

– Ух! Задохнулась… Нельзя же так, Федя…

– Хорошо… Вот сейчас пройдут…

– Нет, нет! Что ты! Пока!

– Ася! Не спеши!

– Пока, Федя! Больше не надо… До завтра…

– Ася!

– Я приду завтра! Обязательно! Пока…

Федор стоит в подъезде до тех пор, пока вверху не затихает стук ее каблучков.

– Где сегодняшние газеты, мам?

– На окне, Феденька.

– Посмотрю хоть перед сном. Все некогда… И не думал, что в отпуске будет так некогда.

– Ну, понятное дело. Последние дни… Хочется вместе… Она славная девушка, Федя. Очень славная…

– Понравилась тебе?

– Да.

– Я рад.

– А ты что – жениться надумал? Раньше-то не знакомил меня…

– Не знаю, мам. Как получится…

– Пора бы уж. Через полтора года тридцать стукнет… Хоть внуков на старости понянчить. Старикам ведь это радость…

– Будут еще у тебя внуки, мам… Никуда не денутся. Что хоть тут сегодня?

Взгляд Федора скользит по газетным заголовкам: «Успехи бумажников Западной Сибири», «Большая химия шагает в тундру», «Кинолетопись Луны – на всесоюзном стереоэкране», «Новости из космоса»… Федор быстро пробегает глазами заметку о гигантском болиде, потом задумывается и перечитывает ее снова:

«12 июня астрономы Пулковской и Памирской обсерваторий обнаружили гигантский болид, который приближается к орбите Плутона и движется к Солнцу. В тот же день, несколькими часами позже, гигантский болид был зафиксирован астрономами Гринвичской обсерватории в Англии и Филадельфийской обсерватории в США. Болиды столь гигантских размеров до сих пор были неизвестны науке».

«Вот она, планета икс! – думает Федор. – Явилась, наконец, пред светлые очи наших телескопов! Так и не успели, значит, с локатором Шувалова… Эх!.. Ну, ничего. Теперь хоть есть третья точка… Не сказалось бы только все это на моем полете. Не нравятся мне всякие гигантские болиды…»

5

Через неделю об этом гигантском болиде шумели все газеты мира. Сообщения о нем печатались на первых полосах. Интервью с крупнейшими учеными всех стран давали все больше и больше поводов для беспокойства.

Орбита болида была, наконец, высчитана. Оказалось, что он движется вокруг Солнца по невероятно вытянутому эллипсу, удаляясь на многие миллиарды километров. Раз в пятнадцать тысяч лет он возвращается к Солнцу и пересекает орбиты планет.

По существу, и сам этот болид был планетой. Той десятой планетой, о которой говорили вначале шутливо. Только по какой-то странной иронии судьбы у десятой планеты была необычная орбита, которая полностью исключала возможность существования атмосферы, а следовательно, и жизни на этом небесном теле.

Орбита его проходила так, что болид не приближался к планетам-гигантам, которые могли бы притянуть его и сделать своим спутником или вообще разорвать на куски.

Зато к Земле этот болид должен был подойти совсем близко – на шестьсот тысяч километров.

Наложили орбиту Луны. Луне повезло – ее не должно было разорвать на части. Во время максимального приближения болида к Земле Луна должна была находиться по другую сторону нашей планеты.

Но, даже несмотря на это, приближение болида к Земле было катастрофой. Причем катастрофой страшной разрушительной силы.

Возмущение радиационных зон Земли (или, как их раньше называли, радиационных поясов) было первым и самым очевидным следствием прохождения болида. Взбесившиеся потоки заряженных частиц могли прорваться сквозь атмосферу на Землю в самых неожиданных местах. А это было бы равносильно радиации от десятков мощнейших ядерных взрывов. Миллионам людей одно только возмущение радиационных зон грозило мучительной смертью от лучевой болезни.

Притяжение гигантского болида с неизбежностью должно было вызвать на Земле смещение мирового океана. И это смещение должно было причинить человечеству неисчислимый ущерб, потому что все главные центры цивилизации расположены на берегах океанов, морей и рек.

И уж никто не брался предсказывать, сколько будет на нашей тесной, густо населенной планете землетрясений и неожиданных извержений давным-давно потухших вулканов. Никто только не сомневался в том, что их будет много и они будут почти одновременными.

Надолго, на много-много лет закрывался для людей выход в космос. Потому что не один год после катастрофы радиационные зоны будут находиться в движении, отстаиваться, принимать какие-то определенные формы. А пока они не примут новых определенных форм, их бесполезно исследовать. А пока они не исследованы, нельзя посылать космонавтов с Земли. Космонавты погибнут от лучевой болезни.

Впрочем, об этом уже думали немногие. Потому что понимали; после такой всемирной катастрофы, какая ожидала Землю, человечеству наверняка долго будет не до космоса.

В нашей прессе сообщения о болиде были скуповатыми, лаконичными и сопровождались информацией о непрерывной работе Чрезвычайного правительственного комитета, в который вошли крупнейшие ученые, политические и хозяйственные деятели страны.

Разрабатывался детальный план эвакуации населения де районов, подверженных землетрясениям и извержениям вулканов. Первой в мире наша страна приостановила все строительство и бросила многомиллионную армию строителей и всю строительную технику к берегам океанов, морей и рек.

6

Федор Веселов хорошо знал английский. Еще в Пензе, будучи гражданским летчиком, он блестяще закончил курсы английского языка и даже одно время печатал в местных газетах переводы статей из английской и американской прессы.

Кое-кто из товарищей тогда советовал ему стать профессиональным переводчиком. Но Федор только посмеивался над такими советами. Переводы были для него отдыхом, забавой. Как для других – разгадывание кроссвордов. А без авиации он жить не мог.

На книжных полках в московской квартире Федора было немало новинок английской и американской литературы. Особенно фантастики. Он уже несколько лет выписывал «Морнинг стар». Но выписывать много зарубежных газет было невозможно. Да и не нужно. В Москве хватало хороших читален, где водилась иностранная периодика. Федор любил сидеть в таких читальнях по вечерам. И особенно в субботние и воскресные вечера, когда там мало народу и потому уютно и тихо, а дома одиноко и тоскливо.

И в это тревожное время Федор не изменил своей привычке. Только пошел в читальню днем. Воскресный вечер был занят пригласили друзья. В газетах Запада был совсем другой тон сообщений о гигантском болиде и последствиях встречи с ним.

«Вспомним Библию! – кричал жирный заголовок над целой газетной полосой. – И мы увидим будущее!»

«И лился на Землю дождь, – читал Федор, – сорок дней и сорок ночей… И продолжалось на земле наводнение сорок дней и сорок ночей… и умножилась вода, и подняла ковчег, и он возвысился над землею, и плавал по поверхности вод… И усилилась вода на земле чрезвычайно, так что покрылись все высокие горы, какие есть под всем небом, на пятнадцать локтей поднялась над ними вода…»

После этих цитат из Библии была помещена громадная реклама пароходного общества «Атлантик экспресс»: «Лучшие в мире каюты! Лайнеры, которым не страшны никакие штормы! Плавучие города, где можно жить годами в условиях современного комфорта!» И тут же фотографии: лайнеры в целом, их холлы, их бассейны, их отдельные каюты. Другая газета цитировала древневавилонское сказание о Гильгамеше:

 
Шесть дней, шесть ночей бродят ветер и воды,
Ураган владеет землею.
При начале седьмого дня ураган спадает…
Море утишилось, ветер улегся, потоп прекратился.
Я на море взглянул: голос не слышен,
Все человечество стало грязью,
Выше кровель легло болото!
 

«Все это снова повторится на нашей несчастной планете! уверенно обещала газета. – И выживут лишь современные Нои, которые заблаговременно обеспечат себе места на кораблях, способных противостоять любым бурям и любым случайностям».

После этого, конечно же, шла реклама. Рыболовецкая компания «Пацифик фиш корпорейшн» сообщала, что на десятках принадлежащих ей плавучих рыбоконсервных фабрик срочно снимается излишнее оборудование и создаются комфортабельные каюты с надежной противорадиационной защитой.

«Вы не умрете с голоду на этих лайнерах, – обещала компания, – даже если вам придется плавать до конца жизни. У вас всегда будет к столу свежая рыба и многочисленные, разнообразные блюда из водорослей».

Встречались в заокеанских газетах и попытки обстоятельно, опираясь на исторический материал, исследовать возможный характер приближающейся катастрофы. Наиболее серьезные из этих работ перепечатывались прессой социалистических стран.

Было отмечено, что все сведения о всемирном потопе, сохранившиеся в священных книгах и преданиях самых различных народов, определяют время потопа примерно одинаково; 14–15 тысяч лет до наших дней. Совершенно очевидным было совпадение времени этого потопа со временем предыдущего прохождения болида возле Земли. Аналогичные рассказы о потопе были обнаружены и в древних халдейских легендах, и в священных книгах американского народа майя, и в преданиях индейских племен всей Латинской Америки. Существовал миф о потопе и у древних греков:

«Все нечестивей становились люди, и решил великий тучегонитель Зевс уничтожить весь людской род. Он решил послать на землю такой сильный ливень, чтобы все было затоплено. Зевс запретил дуть всем ветрам, лишь влажный южный ветер Нот гнал по небу темные дождевые тучи. Ливень хлынул на землю. Вода в морях и реках поднималась все выше и выше, заливая все вокруг. Скрылись под водой города со своими стенами, домами и храмами, не видно было уже и башен, которые высоко поднимались на городских стенах. Постепенно вода покрывала все: и поросшие лесом холмы, и высокие горы. Одиноко поднималась средь волн вершина двуглавого Парнаса. Там, где раньше крестьянин возделывал свою ниву и где зеленели богатые спелыми гроздьями виноградники, теперь плавали рыбы, а в лесах, покрытых водой, резвились стада дельфинов.

Так погиб род людской медного века».

В китайских преданиях тоже сохранились сведения о всемирной катастрофе. Только там не было никаких упоминаний о потопе. Даже наоборот – там говорилось о том, как море неожиданно далеко ушло от берега.

Причин всемирного потопа до сих пор никто не знал. И не искали их. И даже больше того – в последнее столетие люди вообще не верили в то, что этот потоп когда-либо был. Десятки тысяч книг и статей утверждали, что сведения о всемирном потопе – это вымыслы древних, напуганных обычными для Земли стихийными бедствиями.

Теперь становилось ясно, что сведения о потопе – не вымысел. Теперь по-новому выглядели предания о гибели так и не найденной до сих пор Атлантиды. Все исторические данные говорили о том, что сильнее всего пострадал от катастрофы американский континент. И это было новым поводом для усиления паники, которую все раздували и раздували заокеанские газеты.

Выяснилась постепенно и еще одна особенность катастрофы, постигшей Землю в то время. По-видимому, эта катастрофа сопровождалась изменением наклона земной оси и, возможно, даже скорости вращения Земли вокруг своей оси. Если до сих пор добывают на Севере каменный уголь – значит, когда-то здесь были тропические леса. Если до сих пор лежат в центре Европы зализанные льдом валуны – значит, когда-то Европа была намного ближе к Северному полюсу, чем сейчас. Подобные изменения не происходят просто так. Они, видимо, связаны с периодическими катастрофами, которым подвергалась за свою историю Земля.

И если память человечества зафиксировала лишь одну из таких катастроф, то планета, очевидно, испытала их немало. И неизвестно еще, сколько раз цивилизация отбрасывалась этими катастрофами назад. И неизвестно еще, сколько страшных бедствий может принести человечеству гигантский болид, если сейчас он снова безнаказанно умчится в бездну космоса, чтобы через пятнадцать тысяч лет опять вернуться к Земле и либо развеять ее на куски, превратив в новый пояс астероидов, либо вызвать на ней новые бедствия, отбрасывающие человечество назад на тысячелетия. Чем больше читал Федор Веселое сообщений о возможных последствиях предстоящей катастрофы, тем яснее становилось ему, что бороться с ней нужно не плотинами и не сооружением тысяч кораблей, которые решено было срочно построить во всех странах, а чем-то более решительным и сильным. Все ближе и ближе подходил он к мысли о том, что бороться нужно не с последствиями катастрофы, а с ее причиной.

7

Федор выходит из читальни рано. Верхние этажи громадного дома на другой стороне улицы сверкают десятками ослепительных заходящих солнц. И от этого и на улице, и в скверике возле читальни необычно светло.

Федор идет по аллее скверика, смотрит на женщин с колясками и думает о том, что вот все они уже давно знают о болиде – невозможно о нем не знать! – и о той страшной опасности, которую несет болид им и их детям, но внешне в их поведении ничто не изменилось. Они так же вывозят своих малышей в сквер и так же кормят и купают их, как будто ничего не случилось, как будто никакого болида нет.

И происходит это не потому, что они не понимают опасности, а просто потому, что они, ничего не могут изменить. Им, может, и хотелось бы кричать, даже выть от страха. Но они понимают, что это бессмысленно. Всем страшно. И никто не кричит, не воет. Им, может, и хотелось бы, схватив своих детей в охапку, бежать с ними куда-то далеко, туда, где не достанет их никакая опасность. Но они не знают, куда бежать. Ведь опасность будет везде – радиация вездесуща. Им, может, хотелось бы забраться в удобную каюту громадного лайнера и переждать там трудное время. Но у нас не продаются эти каюты. Кто займет их – решают у нас не деньги. Уже известно, что лайнеры будут предоставлены прежде всего тем детям прибрежных районов, которых не успеют вывезти внутрь материка. Уже известно, что немало кают на лайнерах займут те, кто по долгу службы будет находиться в прибрежных городах до последнего дня, до последних часов. Те, кто уже не успеет эвакуироваться в глубь материка.

Поэтому никто и не мечется. Поэтому и живут люди внешне почти так же, как жили раньше. Нет смыела метаться. Нет смысла кричать. Ничто от этого не изменится. Нужно просто выполнять свой долг…

На одной из скамеек сквера Федор видит старика – седого, сгорбленного, в белой полотняной куртке и в старомодных, с темной оправой, очках. Вокруг старика суетятся и шумят мальчишки. Федор подходит ближе и замечает на коленях у старика альбомы с марками. Методично, медленно, аккуратно старик снимает пинцетом одну марку за другой и кладет их в протянутые мальчишечьи руки.

Кто-то, дернувшись, нечаянно сбивает у него очки. Старик ловит их на лету, спокойно надевает и как ни в чем не бывало продолжает свое дело.

Федор останавливается и глядит в альбомы через мальчишечьи головы. Марки всегда были ему интересны. Когда-то, в пионерские годы, он собирал их. Трудно собирал, потому что у матери не было денег, чтобы покупать марки в магазинах. Он так и не набрал в детстве хорошей коллекции – не удалось. Может, потому и тянет к маркам до сих пор? Старик замечает Федора, поднимает к нему глаза, жалко улыбнувшись, говорит:

– Вот… Собирал всю жизнь… А теперь раздаю. Теперь все теряет свою ценность. А для них еще это пока радость… Эх! – Он слабо машет рукой с пинцетом. – Им нужно сейчас много радости. За десятки лет вперед…

Он снова наклоняется к альбому и поддевает пинцетом еще одну марку – большую, красивую марку далекого острова Гаити.