Текст книги "Голем"

Автор книги: Исаак Башевис Зингер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Annotation

Исаак Башевис Зингер (1904–1991) – знаменитый еврейский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе. «Голем» – захватывающая и мудрая история. В её основе лежит старинная еврейская легенда о глиняном человеке, созданном для защиты евреев в трудных ситуациях. И однажды он вышел из-под контроля своего создателя…

Книга издана при поддержке Фонда Ави Хай.

Исаак Башевис Зингер

notes

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

Librs.net

Благодарим Вас за использование нашей библиотеки

Librs.net

.

Исаак Башевис Зингер

Голем

Посвящаю эту книгу всем преследуемым и угнетённым на земле, молодым и старым, евреям и неевреям, так как до сих пор не потерял надежду, что время облыжных обвинений и неправедных судов рано или поздно пройдёт. И. Б. 3.

В те времена, когда раввином в старой Праге был знаменитый кабалист^[1] рабби^[2] Лейб, евреи подвергались гонениям. Император Рудольф Второй, человек учёный, был нетерпим ко всем, кто не принадлежал к католической вере. Он преследовал протестантов и ещё более того – евреев. Их нередко обвиняли в том, что будто бы они используют христианскую кровь для приготовления пасхальной мацы^[3]. Почти все люди знали, что обвинение это лживо, что еврейская религия запрещает употреблять в пищу кровь животных, не то что людей. Но каждые несколько лет речь об этом заходила снова. Если у кого-нибудь из христиан пропадал ребёнок, враги евреев сразу же заявляли, что его убили, чтобы добыть кровь для мацы. И не было недостатка в лжесвидетелях. Невинных людей казнили, и нередко случалось, что пропавшее дитя потом отыскивалось, живое и невредимое.

Рабби Лейб был великий талмудист^[4], мистик^[5] и чудотворец. Он умел исцелять больных с помощью сверхъестественных сил, пользуясь разными талисманами^[6] и камеями^[7]. Если власти хватали ни в чём не повинного человека из его общины, он спешил предоставить доказательства его невиновности. Многие верили, что в трудные для его людей времена рабби Лейб мог призывать на подмогу ангелов, а также демонов и гоблинов^[8].

В Праге жил один богач по имени граф Ян Братиславский. Вернее, он когда-то был очень богат, владел большими поместьями и сотнями крепостных крестьян, но всё это он пропил, проиграл в карты и растратил на свары и раздоры с соседями. Жена его так страдала от позора, что в конце концов заболела и умерла, оставив маленькую дочку Ганку.

В это же время жил в Праге еврей, которого звали Элиэзер Полнер. Он был проницательный и предприимчивый делец и, хотя жил в гетто^[9], сделался в конце концов банкиром и был хорошо известен не только в Праге, но и по всей Европе. Реб Элиэзер славился также своей благотворительностью, он щедро помогал в нужде как евреям, так и христианам. Был он уже в годах, лет шестидесяти, и имел длинную серебристо-белую бороду. Даже по будням он ходил в собольей шапке и в долгополом шёлковом лапсердаке^[10], перепоясанном широким кушаком. У реб Элиэзера был большой дом, женатые сыновья и замужние дочери и целый выводок внуков. Он был на свой лад человек учёный, имел обыкновение вставать каждый день на рассвете и до полудня молиться и читать Тору^[11] и Талмуд. И лишь после этого отправлялся в банк заниматься делами. Жена его Шейндл происходила из почтенной семьи и была такой же богобоязненной и добросердечной, как и муж. Она ежедневно посещала богадельню, приносила бедным и больным хлеб и горячую похлёбку.

Граф Братиславский, постоянно испытывая нужду в деньгах, распродавал свои земельные владения и лесные угодья, а также своих крепостных крестьян, которых тогда, в конце XIV столетия, покупали и продавали, как скотину. В банке у реб Элиэзера он задолжал большие суммы, и кончилось тем, что реб Элиэзер вынужден был отказать ему в дальнейших ссудах.

В тот год весь месяц март, который пришёлся примерно на еврейский месяц Нисан^[12], граф играл в карты. Он проиграл своим богатым партнёрам все золотые дукаты^[13], что лежали у него в кошельке. И, желая отыграться, пустился играть в долг, для чего подписал обязательство заплатить в трёхдневный срок всё, сколько останется должен. А нарушить подобный зарок почиталось в кругу игроков страшным позором. Не однажды случалось, что игрок, не сумевший заплатить долг, пускал себе пулю в лоб.

Подписал граф Братиславский эту бумагу и продолжил игру с ещё большим азартом, то и дело прихлёбывая вино и куря табак. И когда игра закончилась, он оказался должен семьдесят пять тысяч дукатов. Однако граф был слишком пьян, чтобы осознать, что он натворил. Он возвратился к себе в замок и проспал много часов подряд. И, только проснувшись утром, уразумел, что произошло. У него больше не было и семидесяти пяти дукатов, не то что тысяч. И все его владения были проданы или заложены.

Жена графа Хелена, умирая, оставила своей маленькой дочери Ганке очень много драгоценностей общей ценой более чем в миллион дукатов. Наследство находилось под опекой суда, так как графу Братиславскому доверить эти сокровища было нельзя. Согласно завещанию матери, их должны были передать Ганке, когда той исполнится восемнадцать лет.

Протрезвев, граф Братиславский впал в глубокое отчаяние. Он слишком любил жизнь, чтобы покончить с собой. И хотя он знал, что у реб Элиэзера он больше кредита не имеет, он тем не менее велел кучеру закладывать карету и везти его в банк реб Элиэзера в гетто. Когда же он назвал сумму, которую желает получить взаймы, реб Элиэзер ему сказал:

– Ваша светлость, вы же отлично знаете, что вернуть такой долг не сможете никогда.

– Но мне нужны эти деньги! – закричал на него Братиславский.

– Очень сожалею, но в моём банке вы их получить не сможете, – спокойно ответил реб Элиэзер.

– Проклятый еврей! Я их всё равно раздобуду, не так, так эдак! – завизжал разъярённый граф. – И ты дорого заплатишь за свою наглость: отказать в ссуде мне, великому графу Братиславскому!

С этими словами граф плюнул реб Элиэзеру в лицо.

Реб Элиэзер кротко утёрся платком и сказал:

– Прошу прощения, граф, но вам не следовало играть по таким высоким ставкам и подписывать долговое обязательство, которого вы не в состоянии исполнить.

– Будь спокоен, деньги я достану, а ты тем временем будешь гнить в темнице и кончишь жизнь на виселице. Попомни мои слова.

– Жизнь и смерть в руке Господа, – ответил реб Элиэзер. – Если мне будет суждено умереть, я смиренно приму Божий приговор.

Граф Братиславский вышел вон и, возвратившись к себе в замок, принялся обдумывать, как ему решить две задачи: достать денег для уплаты долгов и отомстить еврею. Вскоре он измыслил дьявольский план.

До Пейсаха^[14] оставалось всего две недели, и евреи Праги пекли мацу. Минувшая зима была необычайно суровой, но с наступлением месяца Нисана задули тёплые ветры весны. У реб Элиэзера было заведено на ночь перед сном изучать Мишну – свод еврейских законов. В этот раз он выбрал раздел, где излагается, как печь мацу, готовиться к Сейдеру^[15], читать Агоду^[16] и выпивать четыре кубка освящённого вина. Несмотря на то что после исхода из Египта прошло больше трёх тысяч лет, евреи во всём мире сохранили память о том, как они были рабами у правителя египтян, как Бог даровал им свободу.

Вдруг послышались тяжёлые шаги на крыльце и грубый стук в дверь. Слуги и служанки уже все легли спать. Реб Элиэзер сам отпер дверь и увидел солдат с обнажёнными мечами в руках. Капрал, их предводитель, спросил:

– Это ты – еврей Элиэзер Полнер?

– Да, я.

– Наденьте на него цепи, и поведём его, – распорядился он.

– Но в чём дело? Какое преступление я совершил? – в недоумении спросил реб Элиэзер.

– Это тебе скажут позднее. А пока идём.

Ту ночь реб Элиэзер провёл в темнице.

Утром его привели к дознавателю, куда доставляли только самых опасных преступников. Здесь реб Элиэзер увидел графа Братиславского и ещё нескольких людей, среди них один был по виду пьяница и с ним женщина, косая на один глаз и с лицом в бородавках. Дознаватель объявил:

– Еврей, ты обвиняешься в том, что забрался ночью в дом нашего досточтимого графа Братиславского и выкрал его малолетнюю дочь Ганку с целью убить её и использовать её кровь для печения мацы.

Реб Элиэзер побелел лицом.

– Я не имел чести бывать у графа в замке, – произнёс он сдавленным голосом. – Все ночи я провожу дома. Это могут засвидетельствовать моя жена, дети, зятья, невестки и все мои слуги.

– Эти люди – евреи, – сказал дознаватель. – А здесь у нас находятся двое свидетелей-христиан, которые своими глазами видели, как ты пробрался в графский замок и уволок его дочь в мешке.

– Кто эти свидетели?

– Вот они. – Дознаватель указал на пьяницу и на женщину с бородавками. – Расскажите, что вы видели? Начни ты, Стефан.

Было видно, что Стефан плохо соображает спьяну, хотя было раннее утро. Он переступал с ноги на ногу и говорил запинаясь:

– Вчера ночью, то есть позавчера, то есть нет, это было третьего дня, я услышал шум в комнате Ганки. Зажёг свечу, заглянул. Вижу, там стоит вот этот еврей, в одной руке у него нож, в другой – мешок. Он запихал Ганку в мешок и пошёл вон. И я слышал, как он бормотал себе под нос: «Её горячая красная кровь как раз подойдёт для нашей мацы».

– Как же ты допустил, чтобы я унёс дочь графа, и не заступился за неё, и не поднял на ноги весь замок? – дрогнувшим голосом спросил реб Элиэзер. – Ты же моложе и крепче меня.

Стефан стоял, забыв закрыть рот и спрятать язык. Вытаращенные глаза его бегали, ноги подкашивались, он еле устоял, держась за стену.

– Ты, еврей, угрожал мне ножом.

– Ваша честь, разве не видно, что всё это – бесстыдная ложь? – сказал реб Элиэзер. – Начать с того, что евреи вообще не употребляют в пищу кровь. Кроме того, по закону Моисея, мацу пекут только из муки и воды – и ничего больше добавлять нельзя. И потом, почему бы я, человек шестидесяти лет, банкир, один из старейшин своей общины, стал совершать столь вопиющее злодейство? И в безумии должна быть какая-то логика.

– Барбара вот тоже там была и тебя видела, – пробормотал Стефан.

– Что ты видела, Барбара? – задал вопрос дознаватель.

Женщина сощурила глаз.

– Видела этого еврея. Открываю дверь, смотрю – он запихивает Ганку в мешок.

– И ты не позвала на помощь? – развёл руками реб Элиэзер.

– Я тоже побоялась твоего ножа.

– А потом почему не подняла тревогу?

– Не обязана я отвечать тебе, подлый убийца! – завизжала Барбара и замахнулась кулаком.

– Ваша честь, граф Братиславский обращался ко мне недавно с просьбой об очень большой ссуде, и я вынужден был ему отказать, так как он и без того уже задолжал мне и моим компаньонам изрядную сумму, которую не в состоянии возвратить. В ответ он пригрозил, что я сгнию в темнице. Это попытка мне отомстить.

– Ложь, ложь, всё ложь! – закричал граф. – Никогда я не просил у него денег. Еврей Элиэзер – просто-напросто хладнокровный убийца, и больше никто. Его надо пытать и повесить, а заодно и всех, кто соучаствовал в его гнусном преступлении.

– Ваша честь… – попробовал было возразить реб Элиэзер.

– Молчи, еврей! Имеются два свидетеля, которые показывают, что ты совершил преступление, и этого достаточно. Лучше признайся, с кем ты замышлял своё чёрное злодеяние. А если вздумаешь отпираться, у нас есть много способов вырвать правду из твоих уст, безжалостный убийца! – прорычал дознаватель.

– Видит Бог в небесах, я ни с кем ничего не замышлял. Я не выхожу из дома по вечерам, так как уже немолод и плохо вижу в темноте. И выкрасть ребёнка из кроватки я способен не более, чем способен ходить вверх ногами. Заклинаю вас, ваша честь, подумайте, как абсурден такой приговор, как он дик, нелеп, жесток…

– Не о чем тут думать. Кто ждал тебя с выкраденной девочкой на улице? Куда ты её унес? Как лишил жизни?

– Всё, что я могу сказать, – это что я, как обычно, находился в тот вечер дома. И не делал ничего худого.

– Ох уж это вечное еврейское упорство! – воскликнул граф Братиславский. – Их ловят на месте преступления, а они всё равно норовят отрицать свою вину. Быть тебе повешенным, еврей! И даже твой Бог не в силах тебя спасти.

– Вы можете говорить про меня, что вам вздумается, граф, но не богохульствуйте. Бог в силах нас спасти, если мы того заслуживаем.

– Да? Что же он не порвёт твои цепи? – стал издеваться граф Братиславский. – Почему не поразит меня молнией и не убьёт?

– Не вам, граф, советовать Господу, как Ему поступить, – ответил реб Элиэзер Полнер.

– Я присуждаю содержать еврея Элиэзера Полнера в темнице на хлебе и воде и подвергать его пыткам, покуда он не признается, что сделал с беззащитной крошкой и кто ему помогал в этом мерзком преступлении, – провозгласил дознаватель.

Солдаты увели реб Элиэзера и бросили в темницу. Свидетелей Стефана и Барбару тоже вывели из судебного помещения. Граф Братиславский подмигнул и ухмыльнулся им на прощание.

Оставшись наедине с дознавателем, Братиславский сказал:

– Теперь, когда смерть Ганки подтверждена в суде, я, её единственный наследник, должен безотлагательно вступить во владение всем её богатством.

– Повремените немного, – возразил дознаватель. – Пусть сначала утихнет шум. Как раз у этого еврея много друзей, в том числе и среди христиан. Едва ли кто из них поверит, что старый банкир пробрался среди ночи в ваш дом и вынес в мешке вашу малолетнюю дочь. Приговор могут обжаловать в высшем суде. Я не исключаю даже, что у этого еврея могут быть доброжелатели в императорском дворце. Еврей ещё жив, и, пока он не признается, его нельзя будет повесить. Так что наследства Ганки вам придётся подождать.

– Не могу я ждать, – возразил граф. – На карту поставлена моя честь. Если я немедленно не заплачу долг, имя моё навеки покроет позор.

Дознаватель язвительно усмехнулся.

– Ваше имя покрыл позор в тот день, когда вы родились на свет.

– Моё имя останется незапятнанным в числе первых имён Богемии^[17], – хвастливо возразил граф Братиславский.

– Время покажет.

Братиславский с инквизитором ещё долго переговаривались и шептались. Хотя они назывались христианами, ни тот ни другой в Бога не верили и не почитали Его заповеди. Деньги, карты, вино, азартные игры и разные досужие удовольствия – вот что составляло смысл их жизни.

Среди пражских евреев всех более был огорчён известием об аресте реб Элиэзера почтенный рабби Лейб. Он всю жизнь ждал пришествия Мессии^[18], который спасёт мир от страданий и пороков. Тогда свет Господень наполнит всякую душу, всякое сердце. Даже хищные животные перестанут пожирать других животных, волк будет мирно жить бок о бок с ягнёнком. Бог возвратит Свой народ в Святую землю^[19], в Иерусалиме будет снова возведён священный Храм^[20], и воскреснут мёртвые.

Но вместо всего этого – такое ужасное, подлое обвинение против одного из самых уважаемых членов общины! Рабби знал, что теперь последуют аресты и скоро пражский палач начнёт строить виселицу и готовить верёвку для предстоящей казни.

Ровно в двенадцать часов ночи рабби Лейб поднялся для вознесения полуночной молитвы. Как всегда, он посыпал голову пеплом и принялся оплакивать разрушение Храма в стародавние времена. Пролил он также слёзы и по поводу нынешнего несчастья, постигшего реб Элиэзера Полнера и всю еврейскую общину.

Тут вдруг отворилась дверь, и вошёл низкорослый человечек в латаном лапсердаке, перепоясанном верёвкой, и с котомкой за плечом, как носят нищие.

Рабби Лейб удивился. Ему казалось, что он запер дверь на засов перед тем, как приступить к молитве, но оказывается, дверь была не заперта. Рабби Лейб прервал молитву и протянул незнакомцу руку, так как гостеприимство в глазах Бога драгоценнее молитв. Он приветствовал вошедшего словами: «Шолом алейхем», что значит «Мир вам», и спросил:

– Чем могу быть вам полезен?

– Спасибо, мне ничего не надо, – ответил тот. – Я скоро уйду.

– Среди ночи?

– Да. Я скоро должен буду проститься.

Рабби Лейб пристальнее вгляделся в гостя и понял, что это не обыкновенный бродяга, каких много. Рабби Лейб прочёл в его глазах такое выражение, которое можно увидеть только в глазах у великих людей, и только великие люди могут его распознать: сочетание любви, достоинства и страха Божьего. Рабби Лейб догадался, что перед ним один из тридцати шести тайных праведников – благодаря их заслугам, как гласит предание, стоит мир. Никогда ещё рабби Лейб не удостаивался встречи с таким важным человеком. Он склонил голову и сказал:

– Достопочтенный гость, у нас в Праге случилась большая беда. Наши недруги готовятся погубить нас. Мы все охвачены горем.

– Я знаю, – ответил пришелец.

– Как нам быть?

– Сделайте голема^[21], и он вас спасёт.

– Голема? Как это? Из чего?

– Из глины. Изобразите у него на лбу одно из имён Бога, и силой этого священного имени голем какое-то время проживёт и исполнит своё дело. Имя ему будет Йосеф. Только позаботьтесь, чтобы он не впал в грехи плоти и крови.

– Какое священное имя должен я изобразить? – спросил рабби Лейб.

Незнакомец достал из нагрудного кармана кусок мела и на обложке молитвенника начертал еврейские буквы.

– Теперь я должен уйти. Смотрите только, чтобы всё это осталось тайной. И пользуйтесь големом лишь для помощи евреям.

Рабби Лейб не успел вымолвить ни слова благодарности, а уж маленький человечек исчез. И только теперь рабби заметил, что входная дверь-то как была, так и оставалась всё это время заперта на засов. И, стоя перед запертой дверью, рабби затрепетал и произнёс благодарственную молитву за то, что Бог послал к нему небесного вестника.

Святой человек велел рабби хранить в тайне его посещение и изготовление голема, однако рабби Лейб понимал, что и в этом деле ему никак не обойтись без помощи Тодруса, синагогального служки. Тодрус служил рабби Лейбу уже сорок лет и был посвящён во множество тайн. Крепкий, сильный, он был беспредельно предан рабби. Ни жены, ни детей у него не было, вся его жизнь состояла в услужении рабби. Он жил в доме рабби, спал под дверью в его кабинет и был всегда готов явиться по его зову даже среди ночи. Рабби Лейб тихонько стукнул в дверь и шёпотом позвал:

– Тодрус…

– Что вам угодно, рабби? – сразу же проснувшись, отозвался Тодрус.

– Мне нужна глина.

Другой бы на его месте спросил: «Глина? В такой поздний час?» Но Тодрус был обучен не подвергать сомнению распоряжения рабби. Он только спросил:

– Сколько глины?

– Много.

– Мешок?

– Самое малое десять мешков.

– И куда принести столько глины?

– В синагогу на чердак.

Взгляд Тодруса выразил недоумение, но ответ его был краток:

– Хорошо, рабби.

– И всё это должно оставаться тайной, даже от моей семьи, – прибавил рабби Лейб.

– Да будет так, – сказал Тодрус и вышел.

А рабби Лейб вернулся к молитвам. Он не сомневался, что Тодрус исполнит его поручение.

Прочитав все ночные молитвы, рабби снова лёг спать и проснулся на рассвете.

Рабби Лейбу было знакомо слово «голем». Среди евреев ходили легенды про големов, которых создавали святые люди древности для спасения в грозные времена. Согласно этим легендам, силой для такого деяния обладали лишь самые святые раввины, да и то после многодневного поста, молитв и углубления в тайны Кабалы. Скромному рабби Лейбу и в голову не приходило, что это может выпасть и на его долю.

– Не приснилось ли мне всё это? – спрашивал себя рабби Лейб.

Но когда он поутру открыл дверь синагоги, на полу были отчётливо видны следы глины. Пока рабби Лейб спал, Тодрус сходил на городскую окраину и натаскал глины на чердак. Чтобы управиться с таким делом между полуночью и рассветом, понадобилась вся его преданность и недюжинная сила.

Подняться на чердак и провести там несколько часов без ведома родных рабби Лейб, конечно, не смог бы. Но по счастью, в тот день его жена Генендл была звана на свадьбу, и она взяла с собой детей и служанку. Невеста была сирота и приходилась Генендл дальней роднёй. Свадьбу играли в соседней деревне, так что рабби Лейбу не надо было совершать у них обряд бракосочетания.

На чердаке рабби Лейб нашёл мешки с глиной и принялся лепить человеческую фигуру. Он не пользовался лопаточкой, а мял и формовал глину пальцами, как тесто. Работал рабби Лейб с большой поспешностью и при этом ещё молился об успехе. Целый день провёл он за работой на чердаке, и ко времени вечерней молитвы на полу лежал глиняный великан: голова с котёл, плечи – косая сажень, ступни и ладони как лопаты. Рабби подивился своему созданию: конечно, он не справился бы с такой задачей без помощи и промысла Божьих. Рабби захватил с собой на чердак молитвенник, на котором таинственный гость оставил начертанным имя Бога. Рабби Лейб выдавил эту надпись на глиняном лбу голема, но такими мелкими еврейскими буквами, что никто, кроме него самого, не смог бы их разобрать. В тот же миг голем начал подавать признаки жизни.

Зашевелились его огромные руки и ноги, приподнялась голова. Однако раввин из осторожности написал священное имя не целиком. Последнюю букву «алеф» он оставил недописанной, чтобы голем не приступил к действиям, пока его не облачили в одежды.

Зная, что его отсутствие в синагоге вызовет недоумение у евреев его общины, рабби Лейб оставил голема и стал спускаться по лестнице. Тут с улицы вошёл служка Тодрус, и рабби ему сказал:

– Тодрус, с помощью святых сил я вылепил голема, чтобы защитить евреев Праги. Подымись на чердак и увидишь сам. Но его ещё надо одеть, так что сними с него мерку и добудь ему одежду. Я буду на вечерней молитве, и ты, когда принесёшь одежду, приди и сообщи мне.

– Хорошо, рабби.

Рабби Лейб пошёл молиться, а Тодрус взобрался по винтовой лестнице на чердак. Солнце на небе уже склонилось к закату, лучи его сквозили в щели, и при их свете Тодрус увидел распростёртого на полу и пытающегося подняться голема. Ужас охватил Тодруса. Как многие евреи Праги, он слышал рассказы о големах, но даже и вообразить не мог, что создание одного из них может совершиться в его время и прямо, можно сказать, у него на глазах.

Он долго стоял, оцепенев от страха. «Где мне добыть одежду для такого великана?» – думал он. Даже если бы нашёлся портной, который бы снял мерку с голема и пошил ему штаны и лапсердак, и какой-нибудь сапожник взялся бы смастерить ему сапоги, всё равно на работу уйдут недели, а то и месяцы, а великая беда угрожает пражским евреям прямо сейчас.

За сорок лет, проведённых в услужении у рабби Лейба, Тодрус твёрдо усвоил, что, получив распоряжение рабби, он должен безотлагательно приступать к его исполнению. Солнце село, на чердаке стало совсем темно. На подкашивающихся ногах, с сильно бьющимся сердцем Тодрус спустился по лестнице, выскочил на улицу, набрал полную грудь воздуха. И зашагал в сторону старой рыночной площади, надеясь сам не зная на что: а вдруг всё-таки отыщется какой-нибудь выход. Наступала ночь, уже запирались лавки. Вдруг над входом в одну лавку он увидел большущую шапку, которая оказалась бы велика на любую человеческую голову. Это была вывеска шапочника.

Тодрус зашёл в лавку, и там оказались штаны, лапсердак и башмаки – всё такого же невероятного размера. Поражённый Тодрус спросил, откуда у хозяина эти удивительные вещи. Хозяин рассказал, что сорок лет назад в Прагу приезжал бродячий цирк, он показывал представление «Давид и Голиаф». Но случилось так, что актёры перессорились между собой, спектакль не привлёк публику и всё цирковое имущество, декорации и костюмы, было распродано по дешёвке. Лавочник сказал Тодрусу:

– Мне достались эти вещи за гроши, я купил их просто как диковинку, для приманки покупателей. Но они выставлены здесь так давно, что никто уже на них не смотрит. К тому же они покрылись пылью, у меня нет ни времени, ни охоты проветривать их и чистить. А почему ты спрашиваешь? Я уже запираю лавку.

– Я куплю эти вещи, – ответил Тодрус, – если ты отдашь их за умеренную цену.

– Да на что они тебе?

– Там видно будет, – ответил Тодрус. – Ты только назови умеренную цену.

– Чудеса! – удивился лавочник. – За всю жизнь со мной ничего удивительнее не случалось. Ни одна живая душа не заглядывалась на эту рухлядь.

Он назвал Тодрусу очень низкую цену, и сделка состоялась. Тодрус был известен своей честностью, он всегда носил при себе кошелёк с деньгами общины, рабби Лейб доверял их ему.

Тодрус опасался, что встречные могут его остановить, заинтересовавшись его ношей. Но час был поздний, и никто ему не встретился. Мужчины все находились в синагоге, а женщины стряпали ужин для мужей и детишек. Никем не замеченный, Тодрус поднялся на чердак над синагогой и разложил на полу одежду, шапку и башмаки для голема. К его изумлению, голем уже сидел! На небе сиял полумесяц, и в его лучах Тодрус увидел, что голем сидит, привалясь спиной к бочонку с заплесневелыми старыми книгами, и смотрит на него, недоумённо моргая. Тодруса обуял такой ужас, что он затянул в голос: «Слушай, Израиль^[22], Бог – наш Господь, Бог один!»

Вскоре он услышал шаги рабби Лейба – рабби поднимался по лестнице, держа в руке фонарь, внутри которого горела восковая свеча. Увидев лапсердак, шапку и башмаки, он сказал Тодрусу:

– Всё свершается по начертанию Провидения. Хотя человек имеет свободную волю, Провидению ведомо наперёд, какое решение человек примет.

Они одели голема в те причудливые одеяния, и рабби сказал:

– Спасибо, Тодрус. А теперь оставь меня.

– Хорошо, рабби, – отозвался Тодрус и пустился со всех ног вниз по лестнице.

Рабби Лейб долго смотрел на голема, дивясь своему созданию. В свете фонаря внутренность чердака имела странный вид. В углах со стропил свисали огромные клочья паутины. На полу валялись старые изорванные молитвенные облачения – талесы, треснувшие шофары – бараньи рога, разбитые светильники, обломки подсвечников и ханукальные^[23] лампы, выцветшие листы пергамента, исписанные рукой неизвестных или забытых писцов. Из щелей и прорех в крыше сочился лунный свет, и в нём радужно переливались столбцы пыли. Здесь ощущалось дыхание минувших поколений, которые жили, служили Господу, противостояли преследованиям и соблазнам, а потом погружались в вечное безмолвие. Странная мысль мелькнула в голове у рабби Лейба: «Если бы те, кто отрицает сотворение мира Богом, увидели сейчас то, что содеял я, человек, рождённый из чрева женщины, они бы устыдились своего безверия. Но так велика сила Сатаны, что он способен затмить людям глаза и замутить их ум. Сатану тоже создал Бог, чтобы человек имел свободу выбора между добром и злом».

Так размышляя, рабби Лейб глядел на голема, а голем словно бы глядел на рабби своими глиняными глазами. Потом рабби произнёс:

– Голем, ты ещё пока не закончен, но сейчас я довершу свою работу. Знай, что ты создан на короткий срок и с определённой целью. Смотри, не пытайся сойти с назначенной тебе дороги. Ты будешь исполнять то, что я тебе велю.

С этими словами рабби Лейб дописал букву «алеф» у голема на лбу. В ту же минуту голем стал подыматься. Рабби сказал ему:

– Спустись вниз и жди меня во дворе синагоги. Я дам тебе новые указания.

– Хорошо, – ответил голем голосом, гулким, как из подземелья. И вышел на синагогальный двор, где в это время уже никого не было. В гетто люди ложились спать рано и вставали с восходом солнца. Так что после вечерних молитв все уже разошлись по домам.

Мысли рабби Лейба были так заняты големом, что он не прислушался к разговорам жены и детей, возвратившихся со свадьбы и теперь обсуждавших невесту, жениха и гостей. Рабби обычно отходил ко сну рано, чтобы проснуться среди ночи и читать полуночные молитвы. Но на этот раз он подождал, пока жена и дети заснут, а тогда тихонько вышел на синагогальный двор. Там стоял голем и ждал его. Рабби приблизился к нему и сказал:

– Голем, отныне имя тебе будет Йосеф.

– Да.

– Йосеф, скоро ты должен будешь отыскать дочь графа Братиславского – маленькую девочку по имени Ганка. Её отец утверждает, будто её убили евреи, но я уверен, что он её где-то прячет. Где её найти, у меня не спрашивай. Те силы, которые дали тебе жизнь, дадут тебе знание, где она находится. Ты – из земли, а земле известно многое: как растить траву, цветы, пшеницу, рожь, плоды. Дождись того дня, когда реб Элиэзер будет доставлен на суд, а тогда предъяви им девочку и тем покажи, как лживы обвинения, выдвинутые нашими недругами.

– Да.

– Может быть, ты хочешь задать какой-нибудь вопрос?

– Какой вопрос?

– Ты создан для одной определённой цели, поэтому ум тебе дан иной, чем у человека. Но кто знает, как работает мозг. Пока не настанет время идти за Ганкой, спи спокойно. Быть может, тебе будут сниться сны, слышаться голоса. Возможно, что демоны попробуют к тебе прилепиться. Но ты не обращай на них внимания. Ничто дурное с тобой не случится. Но жители Праги не должны тебя видеть, покуда тебе не придёт срок им показаться. А до той поры возвращайся на чердак, где я тебя вылепил, и спи там крепким глиняным сном.

И рабби Лейб ушёл домой. Он знал, что голем будет всё делать в точности так, как ему сказано. Дома рабби прочитал ночную молитву и лёг спать. Но впервые за все годы сон не шёл к нему. Небо даровало ему великую силу, и он опасался, что не достоин этого дара. И ещё ему было немного жаль голема. В глазах глиняного великана он заметил растерянность, словно бы вопрос: «Кто я? Почему я здесь? В чём тайна моего существа?» Такое же недоумённое выражение рабби Лейб часто видел в глазах новорождённых младенцев. И даже в глазах животных.

Тем, кто желал евреям несчастья на Пейсах, удалось устроить так, чтобы суд назначили на предпасхальный день. В помещение суда был доставлен реб Элиэзер и с ним ещё несколько старейшин общины, якобы бывших его сообщниками.

За столом сидели трое судей в париках и чёрных мантиях. Сбоку от них стояли евреи в цепях и охранники-солдаты с мечами и пиками в руках. Главный судья запретил евреям Праги присутствовать на суде, а вот недруги Израиля с жёнами и дочерьми собрались там, чтобы любоваться позором евреев. Обвинитель указал пальцем на реб Элиэзера и остальных обвиняемых и произнёс:

– Они считают себя богоизбранным народом, но посмотрите, как они себя ведут. Вместо благодарности императору и всем нам за то, что позволили им тут жить, они убивают наших детей и на их крови замешивают тесто для своей мацы. Нет, они не Божий народ, а приспешники дьявола. Кровь зарезанной ими Ганки вопиёт о мести. Виновны не только еврей Элиэзер Полнер и остальные убийцы, но и вся еврейская община.

При этих словах некоторые старые женщины зарыдали, а некоторые молодые стали ухмыляться и перемигиваться. Все понимали, что обвинение подстроено. Граф Братиславский сделал вид, будто утирает слёзы.

Еврейская сторона в качестве свидетеля защиты вызвала рабби Лейба. Обвинитель задал ему вопрос: