Текст книги "Сатана в Горае. Повесть о былых временах"

Автор книги: Исаак Башевис-Зингер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Глава 2
ПОСЛЕ СВАДЬБЫ

Уже три ночи миновало после свадьбы, а Рейхеле так и не стала женщиной. С утра пораньше, как только реб Иче-Матес уходит в синагогу, соседки заявляются к молодой жене разузнать, соединилась ли она со своим мужем. Рейхеле смущается, прячется под одеялом, но она ведь сирота, у нее нет матери, которая бы за всем приглядела. И женщины стаскивают одеяло, сосредоточенно осматривают рубашку и простыню, будто выполняют великую заповедь. И каждый раз спрашивают:

– Так и не ложился с тобой?

– Опять ничего не было?

Каждая собака в местечке знает об этом. Пол-Горая уже посмеивается над реб Иче-Матесом. От стыда он молится в синагоге за печкой, закрывает лицо талесом, чтобы не слышать насмешек черни. Сторонники пытаются ему помочь. Благочестивый реб Гудл приводит реб Иче-Матеса к себе домой, кормит его жареным чесноком и горохом без соли, чтобы придать сил. Нейхеле поучает девушку, как пробудить в муже желание. По обычаю, положено провожать молодых в постель до тех пор, пока они не станут мужем и женой. На вечернюю трапезу собирается вся компания. Женщины тоже приходят. Рейхеле, от смущения красная, будто ей надавали пощечин, сидит в белом подвенечном платье и украшениях, ведь она все еще невеста. Сапожник-шут пытается развеселить гостей. Чтобы расшевелить их, он даже позволяет себе несколько сальных шуток. Реб Иче-Матес, в атласном кафтане, то и дело утирает платком пот с горящего лба. Он едва пробует яства, которые ему подносят, глотает с отвращением, через силу. Видно, что куски застревают у него в горле. Когда с ним заговаривают о супружеском долге, он кивает головой, моргает своими рыбьими глазами и мямлит:

– Ну да… Конечно…

Днем к нему посылают ешиботников, чтобы они его приободрили. Гости загадывают друг другу загадки, играют в волка и козу, в шахматы и даже в кости. Одни показывают свое мастерство в каллиграфии, другие лепят из хлебного мякиша зверей и птиц. У кого есть голос, поют, прочие упражняются в остроумии. Есть и те, кто силен в светских науках. Они рассказывают о былых войнах, о которых прочитали в «Йосипоне» [26]26
  Анонимное историческое произведение на древнееврейском языке, созданное в Италии в X в.


[Закрыть], о чудных обычаях герцогов и рыцарей, о польском князе Вишневецком, защитнике евреев, который сажал на кол казаков. С удовольствием рассуждают о люблинских ярмарках, где можно купить редчайшие книги и рукописи, золото и драгоценности, куда съезжаются богатейшие люди Польши и Литвы, Германии и Чехии, чтобы найти женихов своим дочерям. Кто-то даже принес скрипку, немного поиграл. Реб Иче-Матес сидит среди парней, усталый, безучастный, смотрит куда-то в сторону поверх голов. Время от времени выдергивает из бороды волосок, подносит к глазам, задумчиво изучает его и кладет между страницами «Зогара». В конце концов роняет голову на грудь и сидя засыпает. Его руки бессильно висят вдоль тела, бледный нос будто не дышит. Гости расходятся, посмеиваясь в кулак. Вечером реб Иче-Матеса вызывают на суд, твердят ему:

– Как же так, реб Иче-Матес?! «Плодитесь и размножайтесь!» Это ж основа основ!..

Кровати поставили в пустой комнате, печки там нет. Прежде чем раздеться, реб Иче-Матес дольше часа читает молитву по обычаю, установленному Ари, кается, сухим кулачком с силой бьет себя в грудь, рыдает горькими слезами. Потом долго выписывает круги по комнате. Рейхеле уже лежит в постели, ждет, пытается приободрить его ласковыми словами, как ее научили женщины. На улице завывают собаки, смолкают, начинают снова, будто великая тоска терзает их собачьи души, и Рейхеле знает, что по городу ходит ангел смерти. Ветер стучится в ставни, тянет холодом. Свечка коптит, еле светит и наконец догорает, становится темно. Реб Иче-Матес все бормочет и неслышными шагами ходит из угла в угол, будто что-то ищет. Рейхеле кажется, что, кроме него, в комнате есть кто-то еще, невидимый, осторожный. Волосы девушки начинают шевелиться от страха, она с головой накрывается одеялом. Но вот реб Иче-Матес тихо подходит к кровати. Его тело холодно как лед, оно пахнет водой миквы и мертвечиной. Он греет у нее на груди закоченевшие руки, колется бородой, стучит зубами, дрожит так, что поскрипывает кровать. Колени у него острые, ребра выступают, как обручи на бочке. Вдруг он хрипло, по-детски испуганно шепчет:

– Рейхеле, ты ничего не видишь?

– Нет!.. Что такое, Иче-Матес?

– Лилит! – отвечает реб Иче-Матес, и Рейхеле кажется, что он смеется над ней. – Вон там, смотри… С длинными волосами, как у тебя… Голая… Совсем голая…

Он произносит несколько отрывистых, непонятных слов, будто в насмешку… и вдруг начинает громко, с тонким присвистом храпеть. У Рейхеле мурашки бегут по спине.

– Иче-Матес! – вскрикивает она сдавленным голосом.

– А?

– Ты спишь?

– Я? Нет…

– А кто ж тогда храпит? – спрашивает Рейхеле, навострив уши.

Иче-Матес затихает и прислушивается. Его нос посапывает, будто продолжает спать, хотя хозяин бодрствует. У Рейхеле замирает сердце.

– Иче-Матес! – зовет она и отодвигается от него. – Что ты меня пугаешь? Мне и так плохо… Иче-Матес!

Всю ночь он не может успокоиться. Встает и ложится на другую кровать, опять поднимается, шарит в темноте, омывает руки, проливая воду на пол, и все время что-то шепчет. Утром он подходит к окну и смотрит в щель между ставнями, не начался ли рассвет. Едва на улице чуть светлеет, он одевается и уходит из дому. Наконец-то Рейхеле засыпает. Ее мучают дурные сны. Она видит отца. Он лежит на земле, глаза выколоты, вокруг летают стаи ворон. К ней подходит дядя Зайдл-Бер. На нем окровавленный саван, он размахивает длинным ножом и кричит со злостью:

– Кончилась твоя жизнь, Рейхеле! Полезай в могилу!..

По утрам она встает разбитая, измученная, словно непонятная болезнь съедает ее изнутри. Каждая ночь кажется ей длиннее предыдущей. Она не может понять, что было во сне, а что наяву. Голова болит, будто Рейхеле оттаскали за волосы, под глазами черные круги, все тело в синяках и ссадинах. Колени дрожат, она идет в свою комнату, долго стучит по кремню, наконец высекает огонь и зажигает фитиль. Рейхеле приступает к готовке, но забывается, и еда пригорает. После полудня из синагоги возвращается Иче-Матес, сгорбленный, подпоясанный широким кушаком, под мышкой – огромный мешок с талесом. Кладет на стол сухую корку хлеба, моет руки, тщательно вытирается полой кафтана. Сует хлеб в солонку, вынимает, снова макает – и так три раза. Достает из кармана головку чеснока. После благословения дремлет с четверть часа, упершись головой в край стола. Время от времени плечи Иче-Матеса вздрагивают, как от укусов. Вдруг он резко выпрямляется. На лбу красная полоса, сонные глаза удивленно таращатся. Рейхеле обращается к нему, но он не отвечает, кажется, он вообще ее не видит. И тут же Иче-Матес встает, три раза целует мезузу и уходит – до вечера…

Уже неделя прошла со дня свадьбы, а Рейхеле все еще девственница. Женщины говорят в синагоге, что бедняжку погубили. Все уже знают: на молодых навели порчу, чтобы они не смогли соединиться. Тщательно осмотрена вся одежда Рейхеле: не завязана ли узелком кисть на шали, не спрятано ли что-нибудь в складках платья. Из дома молодых забрали все веники и сожгли. Окурили постельное белье, по углам развесили амулеты, изгоняющие бесов. Реб Иче-Матеса отвели в баню и обследовали, есть ли у него все мужские признаки…

А подмастерья, которые сидят в заезжем доме и занимаются тем, что высмеивают всех подряд, придумали реб Иче-Матесу кличку. Они называют его пророк Безмудей.

Глава 3
РЕБ ГЕДАЛЬЯ

Незадолго до Пурима в Горай прибыл новый странник. Известия, которые он принес, всполошили все местечко.

Мессия Саббатай-Цви, рассказывал он, уже, с Божьей помощью, раскрылся и отправился в Стамбул, чтобы снять корону с головы султана, который властвует над Землей Израиля. Не с войском он идет, его сопровождают князья и пророки из-за реки Самбатион, они едут на слонах, леопардах и буйволах. Сам Саббатай-Цви, да возвеличится имя его, едет впереди верхом на льве, одетый в пурпурные одежды, украшенные червонным золотом и драгоценными каменьями, которые светятся в темноте. На его чреслах пояс из жемчуга. В его деснице царский скипетр, одежда благоухает ароматами райского сада. Море расступилось перед ним, как некогда перед пророком Моисеем, и он идет со своими провожатыми посуху. Огненный столп указывает им дорогу, следом летят с песнями ангелы. Цари и наместники послали полчища великанов со сверкающими мечами, чтобы взять его в плен, но на них упали с неба огромные камни, и великаны погибли. Весь мир уже знает об этом. Теперь иудеи в большом почете. Самые могущественные правители приходят воздать им почести, поклониться им в ноги. Как только Саббатай-Цви прибудет в Стамбул, великие перемены свершатся на земле и на небе. На Швуэс все евреи уже соберутся в Святой Земле. Храм будет восстановлен, скрижали вернутся в ковчег, первосвященник снова будет приносить жертвы, а Саббатай-Цви, наш избавитель, станет царем над всем миром…

Это известие принес не простолюдин, не какой-нибудь бродяга, а сам реб Гедалья, резник из Замостья, видный, уважаемый человек, высокий, полный, с выступающим животом и жирными складками на затылке. Его шуба из бобровых хвостов оторочена шелком, на голове соболья шапка, окладистая черная борода до пупа, волнистые волосы до плеч, всё как у приличных людей. В Горае его имя было хорошо известно, он славился знанием каббалы, и только из-за веры в Саббатая-Цви ему пришлось покинуть Замостье. Он прибыл в Горай, чтобы пробудить в людях веру, а заодно занять место резника, которое было свободно со времени убийств и погромов, учиненных казаками. Скот и птица в окрестных деревнях стоили гроши, и весь город стосковался по мясной пище. Лейви, нынешний раввин Горая, с почтением принял у себя реб Гедалью, усадил его в роскошное кресло и созвал своих людей на трапезу в честь гостя. Шинкарь-саббатианец принес бочонок кислого вина, простоявшего в подвале больше пятидесяти лет. Нейхеле поставила на стол пироги, грецкие орехи и варенье. Собравшиеся напевали новые мелодии, которые святой Саббатай-Цви услышал в райском саду и передал народу. Реб Гедалья привычно налил себе вина в высокий серебряный бокал, сложил на широком бархатном поясе толстые волосатые руки и принялся рассказывать новости.

Он рассказал, что в Германии евреи и христиане видели, как к берегу пристал корабль. Все его снасти были из белого шелка, матросы говорили на святом языке, а на реющем флаге было написано: «Двенадцать колен Израиля». В Измире три дня кряду слышали голос с неба: «Дорогу Моему помазаннику Саббатаю-Цви!» Пост десятого тевета стал праздником, днем веселья. Так повелел Мессия, и всюду, где знали о его приказе, в этот день ели мясо, пили вино и трубили в рог. В общинах Гамбурга, Амстердама, Праги мужчины и женщины танцевали на улицах со свитками Торы в руках, на свитках были серебряные короны. Музыканты играли, били в барабаны и бубны, по улицам носили белый свадебный балдахин. Отныне в субботу потомки священников благословляют народ, как в былые времена, и три раза в день кантор поет со всей общиной: «Господи! Силой Твоей радуется царь» [27]27
  Псалмы, 21, 2.


[Закрыть]. Во всех странах появляются новые пророки. Чернь и вместе с нею даже христиане падают ниц и молят Бога, благословен Он, чтобы Саббатай-Цви, Его помазанник, освободил избранный народ. Те, кто гневил Всевышнего безверием, теперь раскаиваются, плачут горькими слезами, одеваются в рубище и странствуют по городам, чтобы искупить свои грехи и призвать к покаянию весь народ. Разбогатевшие выкресты бросают все, что они нажили, и падают в ноги раввинам, чтобы те позволили им вернуться к народу Израиля. Уже отстраивается Иерусалим, возрождается его красота. А во многих городах и вовсе перестали умирать…

Еще много чего рассказал реб Гедалья. Чем дольше он проповедовал, тем радостнее становились лица гостей, тем больше людей набивалось в комнату. Нейхеле и другие женщины, подававшие угощение, плакали от счастья, целовались, обнимались. Мужчины кивали головами, прислушивались, боясь пропустить хоть слово. Всех охватил трепет перед грядущими великими временами. Благочестивый реб Гудл попытался протиснуться поближе, взглянуть в лицо реб Гедальи, но застрял в толпе. Кто-то упал в обморок, его вытащили на улицу. Глаза ешиботников сверкали от воодушевления, пейсы развевались, как живые, лбы блестели от пота. Лейви хотел устроить трапезу только для своих, без лишнего шума, но в городе узнали о необычном госте. Парни и девушки осадили дом, заглядывали в окна, любопытная чернь ломилась в двери, толкалась у входа, чтобы скорей узнать новости, которые принес реб Гедалья. Вот он оперся на плечи двух ешиботников, взобрался на стол и повернулся к двери, туда, где толпился народ. Его прекрасный облик тут же приковал к себе внимание, и полилась простая ласковая речь.

– Не толкайтесь же, братья мои! – заговорил он мягким отеческим голосом. – Я остаюсь с вами… Даст Бог, мы еще долго будем радоваться…

Его появление успокоило Горай. День стоял морозный, солнечный. Сверкающий снег слепил глаза, земля и небо слились в едином блеске. Пахло Пейсахом и добрыми вестями. Узнав, что в местечке теперь есть резник, перекупщики, не мешкая, пустились по деревням покупать скот и птицу. Уже на другой день отовсюду слышалось блеяние, кудахтанье и петушиный крик. На кухнях снова запахло мясным бульоном. Из кладовок доставали заплесневевшую мясную посуду, горшки, шумовки, ножи. У полуразвалившихся, не один год пустовавших мясных лавок снова собирались хозяйки, и мясники разрубали топором кости, вырезали из туш легкие и печень. На заборе висели окровавленные шкуры, сохли на ветру. Даже христиане повеселели, ведь теперь они могли покупать по дешевке жир и те части, которые евреям не дозволены в пищу. На третий день, когда реб Гедалья явился в синагогу, все увидели, что он молится по-особому: молитвы он не читал, а пел. На его турецком талесе в трех местах были искусные вышивки: наверху, внизу и посредине. Ермолка была расшита золотом, как на праздник. Нюхательный табак реб Гедалья носил в табакерке из кости, а курительный в серебряной коробочке, и трубка у него была из янтаря. Он ласково щипал детей за щечку и нахваливал их отцов. Ученых людей он поражал своими знаниями, неученых веселил шуткой. После молитвы он послал за квартой водки и медовым коржом, сам нарезал угощение ножиком с перламутровой рукояткой, наделил каждого по его возрасту и положению, никого не забыл. Ко всем реб Гедалья обращался по имени. Разлив водку, он поднял пухлую теплую ладонь и пожелал:

– Чтоб нам встретиться в Иерусалиме… У ворот Храма…

Приезд реб Гедальи вдохнул в Горай новую жизнь. Город воспрянул духом. Вся компания во главе с Лейви тотчас позабыла мрачного Иче-Матеса, полностью доверившись реб Гедалье. Жена раввина Нейхеле восторгалась им в женской части синагоги и посылала ему пироги на субботу. Даже упрямые старики не выступали против него в открытую, они тоже нуждались в чашке мясного супа и делали вид, что ничего не видят и не слышат. Реб Мордхе-Йосеф стучал в синагоге костылем о пол, размахивал кулаком и кричал:

– Реб Гедалья – святой!

– На таких мир держится!..

Глава 4
ВЕСЕЛЬЕ В ГОРАЕ

Реб Гедалья творил чудеса. Во всех домах только и говорили о его мудрости, о его лекарствах и амулетах. Он носил с собой платок, на котором было выткано имя Саббатая-Цви. Стоило приложить этот платок к животу роженицы, и она легко разрешалась от бремени. У реб Гедальи были жемчужины и монеты, благословленные святым реб Михеле Немировером [28]28
  Раввин Ехиел-Михл бен Лейзер из Немирова еще при жизни славился как мудрец и праведник. Погиб мученической смертью 20 июня 1648 г., когда город был взят казаками Хмельницкого.


[Закрыть], мази от парши и пилюли, останавливающие кровотечение. С тех пор как реб Гедалья приехал в Горай, он спас уже не одного человека. Своими амулетами он изгнал из дома поселившуюся и расплодившуюся там нечисть, вернул речь ребенку, который онемел, испуганный черной собакой. На всю округу прославился реб Гедалья праведностью и ученостью.

Лейви молод и неопытен, и реб Гедалья быстро становится истинным главой Горая. Он разрешает сложнейшие вопросы, разбирается с общинными делами. Вместе с Лейви он съездил на мельницу, чтобы очистить ее к Пейсаху, внимательно осмотрел зерно, загодя приготовил купчую [29]29
  Так как еврею запрещено во время Пейсаха иметь квасное, его символически продают христианину, а после праздника выкупают.


[Закрыть], обошел дома и собрал деньги на мацу для бедняков. Сколько стоит Горай, такой суммы с богачей еще ни разу не набирали, но красноречивый и обаятельный реб Гедалья сумел их уговорить. Мацу начали печь за две недели до праздника. Реб Гедалья сам наливал воду, показывал, как месить и раскатывать тесто, наблюдал, чтобы все было как должно. Бывало, закатав рукава, с ног до головы в муке, он работал у стола вместе с женщинами или брал лопату и становился к печи. И делал все это не мрачно и сосредоточенно, как реб Бинуш, но с удовольствием, с радостью, с шутками. Ни на минуту не выпускал из мясистых губ длинного чубука, за всем успевал присмотреть. Женщины, что постарше, беспрестанно его благословляли, твердили, что с ним пребывает Дух Божий. Молодые краснели, когда он смотрел на них, и старались вовсю. Реб Гедалья улыбался, показывая крепкие, желтоватые зубы, и покрикивал:

– Шевелитесь, милые… Через год мацу будут печь в Стране Израиля!.. Ангелы будут печь ее для нас!

В последнюю субботу перед Пейсахом Лейви произнес в синагоге речь, а потом слово взял реб Гедалья. Его проповедь была полна предостережений и утешения. Он напомнил, что дни изгнания сочтены, что уже последние души ждут у небесного трона, когда их отпустят в этот мир. Этим душам нужны тела. Так почему же столько парней и девушек не вступает в брак? Ведь это приблизит освобождение! Каббала учит, доказывал он, что все законы Торы – это намеки на заповедь плодиться и размножаться. Когда придет избавление, будет отменен не только запрет рабби Гершома [30]30
  Рабби Гершом бен Иегуда (ок. 960—1028) – поэт, ученый и комментатор Талмуда, духовный руководитель европейского еврейства. Запретил многоженство и развод без согласия жены.


[Закрыть], но и многие другие запреты, как сказано: «Тора от Меня выйдет» [31]31
  Исаия, 51, 4.


[Закрыть]. Каждая праведная женщина станет прекрасной, как Авигея, а месячных больше не будет, ведь нечистая кровь происходит из злого начала. Разрешено будет даже совокупляться с чужими женами. Более того, это станет заповедью, потому что каждый раз, когда мужчина соединяется с женщиной, Святой, благословен Он, воссоединяется с Его Духом. Реб Гедалья рассказывал притчи, цитировал по памяти «Зогар» и другие книги, уснащал речь примерами и доказательствами. Несколько раз он даже взглянул наверх, на балкон, где стояли женщины, а их там в эту субботу было больше, чем когда-либо. Все понимали: реб Гедалья сумел им понравиться…

За несколько дней до Пейсаха перекупщики пригнали из деревень целое стадо скота, привезли птицу. Мясо упало в цене, и реб Гедалья приказал, чтобы ели вволю, ведь это последний Пейсах перед избавлением. С раннего утра и до позднего вечера он стоял над ямой, наполненной кровью, и его длинный нож, не переставая, взрезал теплые шеи животных. Реб Гедалья резал телят и овец, кур, гусей и уток без числа. Весна была тихая, солнечная. В горах таяли остатки снега, глубокие водосточные канавы, которые тянулись через весь городок до самой реки, переполнялись, и талая вода заливала низины, через пороги затекала в дома. Голубое небо отражалось в лужах, от малейшего ветерка они тускнели, покрывались золотистой рябью. Мальчишки бегали босиком. Крестьянки, приехавшие из деревень продавать яйца и зелень, подбирали подолы и шлепали ногами по мокрой рыночной площади. Тут и там пробивалась первая трава. Во дворе, где работал реб Гедалья, было тесно и шумно. Хозяйки с дочерьми, закатав рукава, вычищали к празднику столы и скамейки, посыпали их золой и скоблили ножами, так что ушам становилось больно. В кипящем котле ошпаривали посуду. В обожженных ладонях приносили угли, кидали их в котел, и они шипели в горячей воде. Женщины и девушки толпились вокруг реб Гедальи. Перья, как снег, летали у него над головой, носились в клубах пара. Хозяйки толкались, шумели, со всех сторон к реб Гедалье тянулись руки со связанными птицами. Куры и утки хлопали крыльями, на лица и одежду брызгала кровь. Реб Гедалья, прислонившись к стволу старого каштана, ловко принимал монеты и при этом не переставал отпускать шутки. Грустить – не в его характере, он служит Господу в радости.

На Пейсах реб Гедалья проводил в синагоге праздничную трапезу. Он сидел на почетном месте, одетый в белый халат, на голове высокая шапка, влажные после миквы борода и пейсы тщательно причесаны. Огоньки свечей играли на золоченых стаканчиках с вином, на женских украшениях, на ермолках и бархатных рукавах. Женщины сидели вместе с мужчинами, так повелел реб Гедалья.

На столе – маца, мясо, клецки. Все едят, пьют, как одна семья. Реб Гедалья, вдовец, похоронивший четырех жен, откинулся назад, облокотился на стол. Он не против, если дети будут хором задавать вопросы, если тот, кто хочет, выпьет больше четырех бокалов вина – не беда, что он захмелеет. Пришел в синагогу и реб Иче-Матес со своей женой Рейхеле. Реб Гедалья усадил Рейхеле рядом с собой, по правую руку. Он рассказал ей о Суре, жене Мессии, которая красотой сводила с ума царей, сообщил по секрету, что ей довелось побывать среди блудниц. Реб Гедалья разговаривал с Рейхеле, как с человеком своего круга.

– Рейхеле, – говорил он, – твоя душа прекрасна… Ангелы завидуют тебе… Ты как праматерь Рахиль…

С тех пор веселье в Горае не прекращалось. Каждый, кого в праздничные дни вызывали к чтению Торы, должен был произнести молитву за здравие Саббатая-Цви, а потом кантор говорил: «Пусть Бог наш благословит, и сохранит, и укрепит, и возвысит, и возвеличит, и превознесет нашего господина, святого и праведного Саббатая-Цви, Избавителя Израиля!» После утренней молитвы реб Гедалья держал речь перед народом. Он приказал евреям выкинуть из домов собак, кошек и прочих нечистых тварей. После трапезы жители Горая танцевали в синагоге и во дворе. Мужчины и женщины встали в круг. Тут же носились мальчишки, кувыркались, прыгали, как козлята, и напевали: «Птицы в небесах поют, Избавитель будет тут!» Несколько парней подняли на руках реб Мордхе-Йосефа. Даже гои пришли посмотреть, как евреи веселятся. В каждом доме, где была девочка старше шести лет, устраивали помолвку, разбивали тарелку. Сразу после праздника в Горае узнали о чудесном событии: Саббатай-Цви перебил в Стамбуле всех турок, которые пытались ему сопротивляться, и поселился в крепости, которая ждала его с сотворения мира. Там он принес пасхальную жертву. Сура, жена Мессии, сидит на троне султана, ей прислуживают паши и калифы. Мудрецы и праведники целуют ей ноги и ловят каждое ее слово, а она раскрывает им тайны Торы. Саббатай-Цви носит корону царя Давида, его окружают праотцы, восставшие из мертвых. Каждый день он выходит на берег моря встречать посланцев, которые прибывают на кораблях из страны, лежащей за рекой Самбатион, и привозят в подарок от царя десяти колен полные бочки золота и драгоценных камней. Впереди едут пятьдесят колесниц, а следом бегут рабы и поют хвалебную песнь Всемогущему. Земля дрожит от их пения…

Противники саббатианцев притихли. Одни уже начали верить, другие боялись преследований. Ешиботники повторяли законы, по которым будет отстраиваться Храм, потомки священников изучали, как приносить жертвы, как брызгать кровью на жертвенник. Как только наступала ночь, в небе появлялись огненные светила. Однажды Рейхеле, заглянув в горшок на плите, увидела в воде семь дев с золотыми коронами на головах и услышала сладостное пение. Она никому не открыла своей тайны, но тотчас пошла к реб Гедалье, чтобы все ему рассказать. Реб Гедалья был один. В серебряном подсвечнике горела восковая свеча, на столе стоял кувшин вина, на серебряном блюде лежала жареная курица. Прежде чем Рейхеле успела что-нибудь сказать, реб Гедалья выпрямился во весь рост, бросился к ней с распростертыми объятиями и воскликнул:

– Добро пожаловать, праведница! Воистину, мне все известно!..

И запер дверь.