Текст книги "19 египетских рассказов"
Автор книги: Иса Убейд
Соавторы: Мухаммед Саид аль-Арьян,Юсуф Идрис,Абдуррахман аль-Хамиси,Бинт аш-Шати,Махмуд Бадави,Абдуррахман аш-Шаркави,Абдуррахман Фахми,Махмуд ас-Саадани,Мухаммед Сидки
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
19 Египетских рассказов
ПРЕДИСЛОВИЕ
Возможно, многим читателям запомнилась небольшая желтая книжечка – «Египетские новеллы», вышедшая в Москве в 1956 году. В ней впервые за последние десятилетия были собраны некоторые наиболее характерные и колоритные произведения египетских мастеров короткого рассказа.
Настоящий сборник ставит своей целью продолжить популяризацию творчества египетских авторов.
В 20-е и 30-е годы в Египте происходил бурный рост и развитие литературы реалистического направления. Это явилось следствием национально-освободительного движения, возникшего в странах Ближнего Востока под влиянием Великой Октябрьской революции в России. Вторая мировая война, борьба миролюбивых народов против немецко-итальянской фашистской агрессии на фронтах войны и против расизма в области идеологии способствовали росту египетской реалистической литературы. В Египте появляется группа молодых писателей, вышедших большей частью из гущи народа, тесно связанных с ним в борьбе против всех внешних и внутренних реакционных сил. Эти писатели рисуют жизнь обездоленного народа, его сопротивление колонизаторам и даже пытаются наметить пути к свободе и независимости своего народа. В последние годы возникла так называемая «боевая литература», затрагивающая и вопросы борьбы за мир.
Некоторые египетские писатели утверждали, что жизнь египетского народа спокойна и безмятежна, как воды Нила, что это народ кроткий и не ответит злом на зло. Но эти писатели не видели или не хотели видеть, что египетский народ постоянно вел борьбу с завоевателями – крестоносцами, Наполеоном, английскими колониальными войсками и что египетский народ не столь кроток, как эти писатели себе представляли, понимая, видимо, под «кротостью» способность покорно и терпеливо сносить любое унижение. Доведенный до крайности жестоким обращением своих властелинов или иноземных завоевателей, он вооружался всем, чем мог, и выступал против своих врагов. После первой мировой войны началась великая битва египетского народа за свободу и независимость родины. Эта битва привела к успеху – после второй мировой войны она закончилась изгнанием английских оккупантов.
Новая литература Египта неотделима от жизни народа. Лучшие прогрессивные писатели с возмущением описывают тяжелые условия труда египетских крестьян-феллахов, они сочувствуют стремлению отдельных смельчаков из народа окончательно сбросить ненавистное иго иноземных поработителей, они поднимают на щит погибших героев народных восстаний и гневными словами клеймят предателей-феодалов, продавшихся иноземным захватчикам.
«Плети свистели в воздухе и хлестали по спинам людей сильнее, чем мотыги врезались в землю…» – так Абдуррахман аш-Шаркави в рассказе «Мотыги» описывает обращение с феллахами, работающими на помещичьей земле. Из этого небольшого рассказа мы узнаем, что египетский помещик содержит за свой счет английских солдат для устрашения феллахов, что феллахам запрещено даже петь, потому что в песнях они говорят о своих лишениях, голоде и нищете, о поруганной иноземцами родине. Но пули английских солдат не в силах защитить предателей народа от гнева феллахов. Безоружные крестьяне расправляются со своими мучителями-надсмотрщиками. Рассказ этот пронизан верой в неизбежную победу над поработителями. Мухаммед продолжает верить, что «мотыги поднимутся вновь…»
Абдуррахман аш-Шаркави хорошо знает жизнь египетских феллахов. В молодости он сам был феллахом и поэтому, естественно, в своем сборнике «Земля борьбы» он с большой силой художественного воздействия на читателя изображает простых людей с их горестями и чаяниями. Чутко отзываясь на малейшие изменения социальной жизни в своей стране, Абдуррахман аш-Шаркави подчеркивает рост самосознания крестьян. В рассказе «Слуга» он выводит феллаха, который больше не желает бесплатно работать на старосту и не позволяет своей невесте идти «очищать зерно» в хранилище старосты. Вернувшийся из города слуга Хандави учит крестьян бороться за свои права так же, как это делают рабочие в городе.
Пытливо изучая жизнь народа, лучшие представители современной литературы не стоят в стороне от общенародной борьбы за полную независимость страны. Например, важное место в творчестве Абдуррахмана аль-Хамиси, одного из прогрессивных писателей Египта, занимает тема борьбы народа за национальную независимость, против вовлечения страны в военные блоки. В рассказе «Пагубный договор» писатель во весь голос заявляет решительное «Нет!» соглашательству и предательской политике бывших реакционных правителей Египта. Абдуррахман аль-Хамиси говорит о том, что, если его страну вовлекут в военные блоки империалистических стран, это неизбежно приведет к народным бедствиям и гибели национальной культуры Египта.
Тонким наблюдателем Абдуррахман аль-Хамиси показывает себя в рассказе «Окровавленные рубашки». В нем он описывает горе отца, потерявшего своего старшего сына-революционера. Переживания отца, удрученного гибелью сына, показаны в сложном психологическом рисунке. Скупые мужские слезы текут по изможденному лицу старика, но он одновременно и гордится славными делами своего сына. Это убеждает, что в народе созрела решимость добиться свободы и счастья, несмотря на тяжелые жертвы, понесенные в неравной и жестокой борьбе. Смерть старшего сына не вызывает у отца отчаяния. Он сознает, что без жертв достичь победы невозможно. «Мое горе из-за смерти сына полно надежды, – пишет отец, – надежды изгнать империалистов… слезы мои текут из глубины сердца, но они смешаны с гордостью, они зовут на борьбу…»
Представления о жизни восточной женщины, несомненно, часто неполны и порою неверны. Это становится ясным после прочтения рассказа «Дневник Хикмат Ханум» одного из старейших египетских писателей Иса Убейда, посвятившего все свое творчество женской проблеме на Востоке. Можно сказать, что египетские женщины лишь после первой мировой войны стали участвовать в общеполитической жизни страны. «Дневник Хикмат Ханум» явился первым художественным произведением египетской литературы, в котором показано формирование новой женщины, женщины, вступившей в общественно-политическое движение.
Несмотря на то, что многие рассказы сборника посвящены изображению жизни египетского народа прошлых лет, они все же тесно связаны с современными событиями на Ближнем Востоке и в Египте.
Прогрессивные писатели Египта воспитывают в народе чувство любви к родине, заботу о сохранении ее независимости, недоверие ко всякого рода попыткам вовлечь египетский народ в агрессивные военные блоки, чувство дружбы между арабскими народами и народами всего мира. Идеи интернациональной дружбы, идеи борьбы за национальную независимость – это основное содержание произведений египетских писателей, вносящих свой вклад в развитие культуры народов всех стран.
В сборнике представлены образцы той «боевой литературы», которая развивается теперь не только в Египте, но и в других арабских странах. Египет добился своей независимости, но происки агрессоров продолжаются, и прогрессивные писатели Египта напоминают народу о пережитых страданиях, о его борьбе, о том, что он не должен ослаблять своей бдительности.
К. Оде-Васильева.
АБДУРРАХМАН АШ-ШАРКАВИ
Слуга
Перевод Ю. Султанова
Есть предел человеческому терпению! Не всегда безнаказанно можно мучить человека, терзать его душу. Не у всех феллахов натура агнца, которого ничего не стоит зарезать, зажарить на огне и съесть.
Эта истина была неизвестна беззаботному старосте деревни, обладавшему землей и властью.
Хандави был не похож на остальных деревенских жителей. Он приехал из Каира, где люди познают все тайны жизни!
Десять лет назад, двенадцатилетним мальчиком, Хандави покинул деревню, чтобы стать слугой у проживавшей в Каире тетушки деревенского старосты. Потом Хандави вернулся в деревню. Он носил уже короткие усики, кожа на его висках стала нежной, а в обращении появились приятныеманеры… Он обладал всем, что могло пленить деревенских девушек: длинные блестящие волосы и феска, наконец, шелковая галябия[1]1
Длинная до пят рубашка – арабская национальная одежда. – Здесь и далее примечания переводчиков.
[Закрыть] и даже обувь – все у него было особенное.
Староста совершенно потерял покой с тех пор, как увидел теткиного слугу, превратившегося в «господина Хандави». И староста нарочно окликнул его: «Эй ты, мальчишка Абдо», – как это, бывало, делала его тетушка в Каире. Однажды староста спросил Хандави, почему тот возвратился в деревню. Хандави ответил: «Спроси у госпожи!» Насмешка сквозила в его взгляде, а в тоне чувствовалось презрение.
С тех пор как умер супруг госпожи, она жила со своей единственной дочерью в Каире, на верхнем этаже старого дома в районе Хильмийя Гедида. Безупречная репутация была как бы прочной стеной, за которой она укрылась. Несмотря на молодость, красоту и богатство, госпожа не помышляла о браке и ни одному мужчине не позволяла переступать порог своего дома. Хандави, которому она с первого же дня дала имя Абдо, был первым и единственным мужчиной, имевшим доступ в ее дом. Тогда он был еще ребенком, спал на кухне на каменном полу, далеко от спальных комнат. Однако через несколько лет госпожа дала Абдо кровать и стала заботиться о нем с чрезмерной нежностью!
Однажды летней ночью госпожа в одной ночной рубашке по своему обыкновению осторожно пробиралась в темноте в кухню, чтобы удостовериться, хорошо ли устроился слуга. Ее полное тело мерно покачивалось, она громко дышала. В ночной тишине было слышно биение ее сердца. Вдруг совершенно неожиданно она столкнулась в коридоре с другой женщиной… Та, другая, была ее дочь. Она быстро выскользнула через кухонную дверь. Грудь ее тоже едва не разрывалась от ударов сердца!
Впервые госпожа поняла, что ее дочери уже шестнадцать лет и что она обладает теперь чарами, которыми госпожа в своем возрасте обладать уже не может!..
Она поспешно возвратилась в покои, но спать не легла, а зажгла свет и, вызвав к себе Хандави, приказала ему готовиться к отъезду с первым же поездом. Она сказала ему: «Мы всю свою жизнь прожили честно, Абдо. У меня теперь взрослая дочь, а ты уже мужчина».
* * *
И когда по дороге в деревню ветер обжигал ему лицо, в сознании Хандави всплывал нежный образ девушки, ее стройное тело и красивое лицо… Хандави с сожалением покачал головой, удивляясь госпоже, которая выгнала его за то, что он стал мужчиной, хотя сама она пять лет назад купила ему кровать и поставила ее в кухне только потому, что он стал мужчиной!
Но Хандави недолго оставался в деревне… Что ему было здесь делать? Он не мог работать в поле, как его друзья, не мог месить босыми ногами глину. Их жилистые руки устало взмахивали мотыгами! О, если бы он выучился какому-нибудь ремеслу в Каире… Правда, он умел готовить пищу и гладить белье, но этим в деревне не проживешь.
* * *
В одно прекрасное утро Хандави в поисках работы вновь вернулся в Каир. В Каире он прожил целых три года… работал гладильщиком, обучился ткацкому ремеслу. И вдруг… уехал обратно в деревню.
На этот раз на нем были желтые брюки и старые потрепанные туфли. Что касается волос, то они были такими же длинными, как и три года назад, но теперь уже не блестели. Кожа на висках потеряла былую нежность, лицо осунулось и стало серьезным. Хандави много курил, кашлял, разговаривая, жестикулировал и волновался. Эти три года очень изменили Хандави. Он стал совсем другим человеком, непохожим на юношу, который приехал в деревню несколько лет назад. Тогда он был холеным, как избалованный котенок, с которыми возятся некоторые богатые старухи в Каире! Теперь он возвратился усталый, его одолевали тревожные думы. Он был несчастен, как может быть несчастен феллах, и мечтал о настоящем деле.
Деревня показалась Хандави мрачной и печальной, несмотря на солнце, ослепительно сиявшее в вышине! В смехе феллахов ему слышался плач. Его глаза видели одни лишь ужасающие картины: больные и изуродованные люди, темные лица и горе, застывшее в глазах!
Крестьяне дивились – почему он не смеется, как прежде, и больше не рассказывает о том, что видел в городе? Теперь он говорил с феллахами об их жизни, и они почувствовали, что могут полюбить Хандави. Прежде он был далек от них, а теперь… Теперь они стали таскать кукурузные початки из амбаров паши, чтобы обменять их у бакалейщика на сигареты для Хандави. Хандави строго-настрого запретил крестьянам заниматься этим, но спустя некоторое время бакалейщик сам стал отпускать в кредит сигареты для Хандави, хотя Хандави и бакалейщик прекрасно понимали, что оплаты этого кредита ждать придется, быть может, очень долго.
* * *
Все это стало известно старосте, человеку хитрому и имевшему в деревне много своих людей. Крестьяне хорошо знали, что староста может узнать даже то, о чем говорят дома супруги под покровом ночи! Староста заметил, что крестьяне стали приносить мало пирожков, сметаны, яиц и кур, которые он собирал для отправки своей тетушке в Каир! Прежде деревня посылала туда больше продуктов!
Однажды вечером староста послал деревенских стражников предупредить крестьян, чтобы рано утром их дети отправились на его поля уничтожать сельскохозяйственных вредителей. Один из крестьян – Мухаммед Абу Хасан – наотрез отказался:
– А сколько нам заплатят за труд нашей дочери, которая будет работать целый день? – спросил он.
Узнав об этом, староста всплеснул руками от изумления и, вызвав к себе Мухаммеда Абу Хасана, дал ему пощечину. Однако Мухаммед не послал свою дочь. Число детей, работавших на полях старосты, постепенно уменьшалось, так как отцы требовали плату за работу.
Дочь учителя, шейха Абд ат-Тауаба, Суайлима расцвела, как красивый цветок, и через несколько дней должна была выйти замуж. Староста послал к ней деревенского стражника, назначенного на эту должность месяц назад, после того как он уплатил старосте десять фунтов. Когда стражник потребовал, чтобы Суайлима пошла на очистку зерна в амбаре, жених вцепился руками в его глотку, а затем, сняв с ног туфли, стал бить стражника по голове. Наконец жених девушки выпроводил его со словами: «Скажи старосте, что здесь бьют подлецов!»
Это было полной неожиданностью для крестьян. Вместе со своей должностью староста унаследовал от предков полную власть над ними.
Староста был взбешен. Он даже ударил стражника и пригрозил уволить его! Правда, вся деревня знала, что означает послать женщину или девушку в амбар очищать пшеницу, но никто ранее не осмеливался противиться подобным требованиям старосты… даже старейшина деревни. Его жена сама неоднократно ходила очищать пшеницу. Деревенские девушки шли в амбар всякий раз, когда их требовал староста. Короче говоря, в деревне не осталось почти ни одной хоть чуть-чуть интересной женщины, которая не понимала бы, что значит очищать пшеницу в амбаре.
Начальник стражи немедленно отправился к шейху Абд ат-Тауабу, чтобы арестовать его самого и жениха его дочери… Начальник был солидным мужчиной с пышными усами, его все боялись. Но шейх Абд ат-Тауаб не испугался. Он шепнул на ухо грозному начальнику, чтобы тот не относился к старосте с такой преданностью. Пусть начальник стражи узнает, что его брат числится в списках рекрутов. Начальник стражи сперва не поверил – его брат уже давно выплатил откупную сумму. Но шейх Абд ат-Тауаб подтвердил, что по приказу старосты сам лично записал это имя в список вместе с именами некоторых деревенских богачей для того, чтобы староста мог получить деньги еще и за то, что он вычеркнет их из списка.
Разгневанный начальник стражи бросился к старосте и потребовал ответа. Староста рассвирепел. Он стал проклинать деревню, поражаясь тому, что в ней творилось! В негодовании он вскочил со своего стула… и увидел перед собой проклятого Хандави.
До последнего приезда Хандави деревня была спокойной и послушной. Но с тех пор, как приехал этот Хандави, крестьяне начали перечить старосте, а один из них даже осмелился сказать однажды «нет». Его примеру последовали остальные, как будто зараза какая!
После того как были розданы рекрутские списки, феллахи стали разговаривать со старостой неслыханным тоном. Некоторые прямо заявили в лицо старосте, что не пойдут на военную службу. Один юноша спросил старосту, за чьи интересы он должен воевать. Другой юноша рассказал о какой-то ужасной вещи, называемой атомной бомбой, которая расплавляет человеческие кости и превращает в прах людей. В одно мгновение она уносит бесчисленное множество человеческих жизней, превращает обетованный мир в сущий ад! А женщина, которую староста ударил в грудь, сказала ему, что она перегрызет горло тому, кто попытается вернуть прошлые времена. Один престарелый отец семейства задал старосте вопрос: «А что, снова соберут людей, продовольствие и все необходимое и пошлют на войну, в то время как женщины, старики и дети будут умирать с голоду?!»
Страх охватил старосту! Как посмела деревня оспаривать его приказы, да еще в такой форме? И откуда только они узнали все эти слова? Старосте отвечали: «От Хандави… Господин Хандави приехал из Каира и рассказал нам об этом».
Хандави! Все этот Хандави, развративший деревню и посеявший в ней смуту! Возможно, деревенские юноши, разговаривающие со старостой высокомерно, с поднятой головой, и в этом подражают Хандави?
Даже среди женщин появились такие, которые отказывались идти в амбар для очистки пшеницы и с отвращением и стыдом начинали рыдать всякий раз, когда упоминалось слово «амбар»! А деревенские ребятишки, которые раньше, завидев старосту, еще издали всячески старались показать свое уважение к нему, теперь, когда староста проходил мимо, спокойно продолжали играть в рваный тряпичный мяч, пролетавший над головой старосты. Все переменилось и перепуталось! Не хватает только, чтобы люди лишь прогуливались перед амбаром, во время разговора нагло смотрели в глаза и в присутствии старосты снимали фески с головы![2]2
По мусульманскому обычаю снимать головной убор в присутствии старшего неприлично.
[Закрыть] Хандави действует, как чума, быстро распространяющаяся по деревне. Необходимо покончить с ним, чтобы спасти хотя бы то, что осталось у старосты, и тогда все в деревне станет на прежнее место.
Староста послал одного из стражников за Хандави.
Люди, окружавшие старосту, носили высокие сапоги, на их головах были плотные шерстяные фески или чалмы. Все они были отцами или мужьями женщин, которые в свое время ходили в амбар на «очистку пшеницы». Поправляя свое платье, один из них глуповато и покорно спросил:
– А разве оскорбительно очищать пшеницу в амбаре?
Несколько голосов ответило ему:
– Наоборот, это приятное сотрудничество между старостой и деревней.
– Так почему же этот несчастный Хандави посеял в деревне смуту и беспорядки?
Староста вспыхнул.
– Мать Хандави сама очищала в амбаре пшеницу, – крикнул он. Затем, самодовольно улыбаясь, добавил: – Только неважно она работала!..
И все сочувственно и недоуменно качали головой. Староста торжествовал в своем сердце победу!
Пришел Хандави. Но для него не оказалось свободного места, чтобы присесть. На этот раз во взгляде Хандави не было насмешки, как прежде. Им владели другие чувства. Перед мысленным взором Хандави встали образы многочисленных босых людей, работавших на полях под лучами палящего солнца! И Хандави начал пристально рассматривать полную фигуру старосты, одетого в дорогое платье, его блестящие волосы и холеные усики!
Староста положил свою феску на свободный стул для того, чтобы заставить постоять человека. Он стал самодовольно приглаживать рукой свои блестящие волосы. Хандави стоял с непокрытой головой и дрожащей рукой проводил по всклокоченным волосам. Наконец староста заговорил:
– Так вот, слушай-ка, ты, мальчишка Абдо…
Но Хандави перебил его.
– Меня зовут Хандави Бен Али Абу-Гурейиб.
Несколько деревенских парней, которые постоянно бывали с Хандави, пришли вместе с ним. Тут же толпились деревенские ребятишки, бросившие работу, на которую были посланы. Услышав ответ Хандави, один из его приятелей воскликнул:
– Дай бог тебе здоровья! Браво, Хандави!
А из толпы ребятишек раздалось:
– Вот здорово, ребята!
Подозвав к себе одного из стражников, староста приказал ему:
– А ну-ка проучи этих сорванцов!
Лениво переваливаясь, стражник подошел к ребятам и, отогнав их немного, остановился. Ему нравился поступок Хандави и не хотелось ничего предпринимать. Староста вновь закричал:
– Эй, ты, мальчишка, ты против кого идешь, ты же всего-навсего слуга, да и то неполноценный!
Возмущенный Хандави ответил:
– Я честный ремесленник и зарабатываю хлеб в поте лица своего!
Но староста продолжал:
– А теперь ты безработный бездельник, и, клянусь аллахом, я отведу тебя в город, где тебе выдадут паспорт бродяги! С тех пор как тебя выгнала тетя, ты все время ходишь безработным. Видно, такие, как ты, годятся только в слуги!
Однако Хандави хладнокровно сказал:
– У твоей тетушки я был…
– Называй ее госпожой хозяйкой! – перебил Хандави один из сидевших.
– Нет, хозяином в доме был я.
Стоявшие рядом парни рассмеялись, они многое знали из жизни Хандави в доме каирской тетушки.
Взбешенный староста вскочил с места и приказал начальнику стражи отвести Хандави в тюрьму. Но начальник медлил. Все вокруг пришли в ужас. Уже много лет в деревне не было арестов, так как никто не осмеливался вызвать гнев старосты, но люди представляли себе, что такое тюрьма. В наступившей тишине кто-то из ребятишек с трепетом и страхом спросил: «А что это такое, тюрьма?» Но ему никто не ответил.
Когда начальник стражи осторожно протянул руку, чтобы схватить непокорного за шиворот, худощавое тело Хандави вывернулось, как выпрямившаяся стальная пружина; с силой оттолкнув начальника стражи, он крикнул:
– За что в тюрьму? Что, я украл что-нибудь, ограбил кого-нибудь или совершил преступление? Это ты заслуживаешь тюрьмы!
Восхищенные юноши и дети подбежали к Хандави с возгласами: «Вот это молодец, вот это молодчина, так его!» Начальник стражи тоже устремился к нему.
Ослепленный гневом староста вскочил и сильно ударил Хандави по затылку. Его жирное тело тряслось от злобы. Приспешники старосты обрадовались, все остальные были удручены.
Перед глазами Хандави поплыли круги. То ему чудились крестьяне, которые гнут спину под палящими лучами солнца, то тетушка старосты во мраке кухни, то стройная фигура ее очаровательной дочери, нежное тело которой он когда-то держал в своих объятиях. Вот она на фотографии – полунагая, изящная Назек, которую теперь называют Хурия, так же как его стали называть Абдо. А под фотографией подпись: «Восхитительная танцовщица».
Хандави получил второй удар, третий… Видения потеряли свои очертания и окрасились в кровавый цвет. Он почувствовал, как запылала его шея и сердце наполнилось ненавистью, охватившей все его существо. Хандави ощутил вокруг себя страшную пустоту.
И вдруг, сам того не сознавая, подавшись вперед, он со всей силы ударил старосту в грудь и воскликнул:
– Иди, смотри на свою тетушку и ее дочь! – С молниеносной быстротой Хандави повалил старосту на землю. Окружающие разразились громким смехом, они начали передавать рассказы Хандави о дочери своей госпожи. Один из юношей даже спросил: «А что с ней случилось?» Ему ответили: «Она стала танцовщицей в Александрии и воспитывает сейчас сына, который приходится также сыном Хандави». Стражник, стоявший тут же, удивился: «Так, значит, она танцовщица?» А кто-то под общий смех добавил: «Что же это? Выходит, что наш староста был дядюшкой танцовщицы?»
Между тем староста лежал на земле. В его ноздри набилась дорожная пыль, голова разламывалась от боли, он весь пылал от обрушившегося на него позора. Всякий раз, когда староста пытался приподнять голову, выкрикивая какие-то неразборчивые слова, хохот и громкие возгласы покрывали его голос.
Хандави ушел вместе с крестьянами, а приспешники старосты кинулись к лежавшему на земле «главе» деревни, отряхивая с него пыль и песок.