Текст книги "Тристан, или О любви"

Автор книги: Иржи Марек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

– Удивительно симпатичный старик… А завтра?

– Завтра у меня будет совещание по рабочим планам. Она погладила его по лицу:

– Тебе плохо оттого, что ты должен лгать? Он не ответил, соглашаться не хотелось.

– Я понимаю, это нелегко. Мне самой не хочется лицемерить. Но в нашем мире без этого не проживешь. Когда приедешь ко мне, нам тоже придется лгать. Скажем, что ты мой сводный брат.

Они смеялись, как будто все это не было так грустно. А потом говорили о чем угодно, избегая одной темы. Их будущее стояло перед ними как темная преграда, которую нелегко преодолеть.

Мария поняла это раньше, собственно, уже тогда, когда впервые оказалась лицом к лицу с Геленой, а потом еще отчетливее, когда увидела их дочку. Жена превратит его отцовские чувства в самое сильное оружие. И атаковать будет только им.

Ян обо всем этом пока еще не думал. В конце концов ведь существует столько семей, где есть дети, а люди все-таки разводятся… Это нехорошо, неприятно, но случается и такое. Однако, чем больше он узнавал Марию, тем сложнее и сложнее все казалось.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – тихо сказала она. – Не надо говорить, я все понимаю. Страшна не измена, любовь – вот настоящее испытание.

И они снова прильнули друг к другу, чтобы преодолеть внезапное ощущение одиночества.

Есть еще, правда, маленькая надежда, но Мария боялась сказать о ней. Она такая слабая и непрочная, что надеяться на нее трудно. Но тем не менее она есть… Ведь я приехала в Прагу, чтобы Данеш помог мне с работой. Не такая уж я дурочка, чтобы поверить его бредням: стоит тебе попасть на сцену, и перед тобой откроется целый мир… Да я еще в доме отдыха поняла, насколько это непросто. Но какие-то шансы все же есть. Пожалуй, место в хоре найдется и для меня. Или попробовать устроиться аккомпаниатором? Вообще, что угодно, лишь бы только остаться в Праге, поближе к нему. Можно продолжать тайно встречаться, многие так живут. Конечно, это не совсем хорошо и как-то неловко, но что же делать? Даже маленькая радость – большая надежда!

«А может ли быть маленькая любовь? – шепчет искушающий голос. Наверное, нет. Но мы-то всегда будем любить друг друга великой любовью!»

– О чем ты думаешь? – вдруг спрашивает Ян.

– О нашем будущем.

– А разве оно есть?

– Думаю, да. В наших сердцах.

Прекрасные слова. Прекрасные настолько, что даже в голову не придет спросить, могут ли они вообще быть правдой.

* * *

Как же, собственно, произошло, что именно в сердце поместили люди то недолговечное чувство, каковым, вне всякого сомнения, является любовь? Ведь именно сердце – самый работоспособный орган: и днем и ночью батрачит оно на человека. Если бы нам пришлось перекачать столько воды, сколько крови перекачивает сердце, мы вряд ли дожили бы до старости.

А может, в сердце скорее обитают доброта и мудрость?

На Востоке убеждены, что мудрость обитает в животе, вероятно, из этих самых соображений статуэтки китайских божков всегда с брюшком. В средние века считали, что характер человека заключен в его печени. Выбор довольно обширный.

При этом любовь – чувство отнюдь не идиллическое. Греки не зря молились: о Эрос, непобедимый воин!

Значит, любовь – это борьба? Или всего лишь способ сохранить род человеческий? Впрочем, спросите у влюбленных, и многие охотно признаются, что им и в голову не приходит думать о воспроизведении себе подобных.

А что, если любовь всего лишь хищная жадность страсти, ловко маскирующаяся благородным чувством? Вовсе нет, отвечают влюбленные, ибо жадность толкает человека на подлости, тогда как любовь облагораживает. Ну хорошо, поверим им на слово, они ведь в этом деле специалисты.

А как насчет того, что сие нежное чувство, именуемое любовью, может и убивать? Иногда сразу, иногда постепенно, в чем, пожалуй, не такая уж большая разница.

Слышу возражения влюбленных: ну и что? Разве из-за этого стоит избегать любви? Ведь жизнь не может кончиться ничем иным, кроме смерти. Тогда уж пусть любовь несет нам смерть, это приятнее, чем банальная кончина от старости.

Вот видите, рассуждения о природе любви отнюдь не просты, прийти к единому заключению весьма сложно, и проблема эта с незапамятных времен предмет философских споров.

В поисках местоположения любви в человеческом организме перебрав все важные органы – печень, легкие, сердце, почки, поджелудочную железу и зоб, мы придем наконец к заключению, что любовь вездесуща, ибо влюбленному нравятся волосы любимой так же, как ее палец, линия шеи, очертания груди, складка кожи, аромат дыхания.

Это в равной мере относится и к влюбленной. Известно, что в солнечном Провансе XII века некая дама попросила у своего кавалера довольно странное доказательство привязанности: она велела ему содрать с большого пальца ноготь и прислать ей этот страшный дар в сопровождении пятидесяти влюбленных пар. Кровавое доказательство любви и в самом деле доставили к ее ложу. В результате кавалер добился любви вечной, а ногтей у него осталось еще предостаточно.

Вот мы и пришли к тому выводу, что любовь не только вездесуща, она основа всей человеческой жизни. И нам искренне жаль каждого, кто по тем или иным причинам не познал любви, ибо нет ничего прекраснее ее.

И если суждено человеку переселиться в мир иной, пусть лучше любовь оборвет его путь, чем сотни других невеселых причин – злоба, наветы, ненависть, зависть, жадность, глупость… А любовь бывает только одна. Да, да, всего лишь одна, причем для нее обязательно нужны двое, иначе она просто не сможет возникнуть.

Вот эти двое перед вами, так будьте же к ним милосердны!

Именно сейчас они возвращаются в реальность из своего царства грез и молчания. Одеваются и идут ужинать. Любовь позволяет забыть про голод, но без пищи можно умереть и любя.

Ян и Мария находят маленький ресторанчик, где их никто не знает, это чудесно, потому что не надо прятаться. Исчез страх перед будущим, осталась благодарность за то, что есть, и, поднимая бокалы, они нежно улыбаются. Ужин был не слишком роскошен, на гурманство нет денег, но для них это все равно праздник.

После ужина Ян провожает Марию к гостинице по пустым, не располагающим к прогулкам улицам, и долго прощается перед входом. Завтра можно пообедать вместе в самообслуживании возле института, правда, потом придется снова вернуться на работу, но зато вечером можно опять встретиться. Мария радостно соглашается, они смогут увидеться целых два раза, а это уже немалое счастье.

Ян спешит домой, от мостовой поднимается резкий холод, автобусы рассекают тяжелый городской воздух, а в окнах домов зажигается свет. Каким же неприятным бывает вечер, если приходится шагать в одиночестве.

* * *

Положив трубку, Данеш нажимает кнопку «Не входить», не хочется никого видеть, даже собственную секретаршу. Он злится на себя, что не сумел сдержаться и, похоже, показал, как потрясло его известие, только что сообщенное пани Геленой. Большим начальникам нравится бравировать собственной невозмутимостью. И надо же было ему сорваться именно сейчас!

Конечно, не стоило кричать: «Что?!» – когда та рассказала об отъезде Марии. Гелене пришлось дважды повторить, что она ему звонила вчера, но не застала. Наконец Данеш нашелся и невнятно объяснил, что Марию, по-видимому, так расстроил визит в театр, что она даже с ним не захотела поделиться. Впрочем, ни он, ни Мария никоим образом не рассчитывали долго пользоваться их гостеприимством. Так что, собственно говоря, все в порядке, и он как-нибудь заедет, чтобы лично поблагодарить их за добрую услугу. Данеш был настолько выбит из седла, что весьма невнятно ответил на вопрос, удалось ли им попрощаться. Мария обещала позвонить, сказал он в заключение, и был безмерно счастлив, когда Гелена наконец повесила трубку.

Ну и идиот же я, посетовал Данеш. Во-первых, выдал себя с головой: Мария делает что ей заблагорассудится, а не то, чего хочу я. И это, конечно, непростительно.

Скорее всего, Мария просто обиделась. Но почему? Ведь так естественно предпочесть любовь подремыванию на этом занудном «Поцелуе». Да и что эта девица о себе воображает?

Сначала мчится как угорелая в Прагу, потом начинает выкобениваться и в результате дает деру, даже не соизволив позвонить… Ну ладно, девонька, я давно уже не мальчик и сумею поставить тебя на место, будешь знать, что со мной такие фокусы не проходят. В любовнице что главное? Послушание. А станет капризнее жены – сразу теряет привлекательность.

Впрочем, когда-то ее выходки мне импонировали, даже льстило, что Мария ведет себя как настоящая актриса, а если женщина согласна сразу угождать, то быстро надоедает. Но это уж слишком. Правда, говоря откровенно, мне так и не удалось помочь ей с театром, я ведь знал, что в нынешнем сезоне шансов практически нет, просто не решился об этом сказать. Ну и что, не бог весть какой грех. А она сразу на дыбы!

Честно говоря, с ее отъездом хлопот значительно поубавилось. Их и на работе полно. Да еще это место в министерстве, но там, похоже, дело на мази. Бывают моменты, когда руки у мужчины должны быть развязаны. Не хватало еще сажать на голову какую-то своенравную девицу.

Когда наконец Данеш почти утешил себя перспективой спокойной жизни, нет, в самом деле, что ни делается, все к лучшему, он вдруг вспомнил о Томане. Вроде и нечего перед ним скрывать, однако неплохо бы растолковать ему подоходчивее, чем супруге, что все это мне только на пользу. Человек, занимающий такой пост, как я, не должен ставить себя в неловкое положение перед подчиненными.

Что касается Марии, то либо она снова начнет послушно клевать с моей руки, либо вернется к разбитому корыту: будет сидеть в своем городишке, давать уроки музыки и пения и ждать, когда случится чудо и кто-то вытащит ее из этой глуши. Один раз чудо произошло, она познакомилась со мной. И вот вам пожалуйста, не сумела оценить…

Данеш выключил табло «Не входить», поправил галстук и позвонил секретарше, чтобы та принесла почту. Потом попросил вызвать к нему Томана.

Самое время поговорить с ним по-дружески. Объяснить все про Марию, ну а тот, ясное дело, перескажет жене. Намекнуть, что какое-то время мы с Марией не будем видеться, дескать, я сам так решил, а когда захочу ее снова увидеть, то позову. Прибежит как миленькая.

Кстати, эта Гелена Томанова довольно интересная особа. Пожалуй, простак Томан не очень-то ее ценит. А вот мне кажется, что мы прекрасно понимаем друг друга. Во всяком случае, совершенно ясно, почему она так охотно предложила Марии остановиться у них: если бы все развивалось нормально, то очень скоро Гелена начала бы просить за своего муженька. Что-что, а уж в женщинах я всегда разбирался! – удовлетворенно улыбнулся Данеш. Мы и виделись всего дважды, но всякий раз между нами проскакивала какая-то искорка: во взгляде, в прикосновении, улыбке. Вот такие женщины мне по душе! Как высоковольтная линия!

В тот первый вечер, когда Мария приехала так поздно, все было особенно пикантно. Они сидели вдвоем на маленьком старинном диванчике, разговаривали, и он будто невзначай положил руку на плечо Гелены, та на какой-то миг умолкла, но не отодвинулась. Все было так близко, так возможно… Однако в любую секунду могла приехать Мария. Поэтому они продолжали беседовать о пустяках, но какая-то недосказанность, которая придает особую остроту отношениям, между ними осталась.

Вот типичная ошибка: гнаться за призрачным счастьем, от которого одни хлопоты, и при этом упускать совершенно явную возможность.

Когда приеду в следующий раз, я ведь только что обещал ей это, непременно положу руку на плечо Гелены и буду держать долго-долго, пока она не прильнет ко мне. Он ни минуты не сомневался, что именно так и поступит.

– К директору? – недоуменно переспросил Томан, когда секретарша передала ему просьбу шефа. – А что он хочет? Пожалуй, захвачу последние отчеты.

Сомневаясь, стоит ли показывать их Данешу, Ян взял папки с отчетами о работе за прошедшие две недели. Откровенно говоря, последние дни он вообще ничего не делал. Но тут до него дошло, что Данеш вряд ли вызывает его по работе, наверное, тому не терпится расспросить про Марию.

Ян и сам целый день представлял, как она ходит по Праге в ожидании назначенного времени. Жалко, час свидания еще так далеко. Он постоянно ловил себя на мысли, что думает только о встрече с ней, мир вокруг перестал существовать, и он живет в преддверии чуда – скоро я снова увижу ее… Не зря говорится, что влюбленный мужчина скачет на испуганном коне.

Ян вышел в коридор и с достоинством, как и положено референту, прошествовал к директорскому кабинету. Секретарша, которая уже успела вернуться в приемную, бросила на него сочувственный взгляд. В институте Томана любили, скорее всего, за ту беззащитность, с какой он на все реагировал. И хотя Лидушка, естественно, слышала, что они с директором бывшие одноклассники, все равно ободряюще улыбнулась Яну:

– С утра у него было вполне приличное настроение.

– У меня тоже неплохое, – ответил Ян немного невпопад. – Представьте себе, уже несколько дней!

И постучал в обитую дерматином дверь.

Данеш сидел не за письменным столом, а в углу, в кресле у журнального столика.

– Привет! – поздоровался он с Яном, и это была хорошая примета. – Что там у тебя?

– Отчет о работе. Я не знал, что может понадобиться.

– Да ничего не нужно. – Данеш великодушно махнул рукой. – Садись.

И поскольку он все еще думал о Гелене, взгляд его оставался рассеянным и немного тревожным. В конце концов Томан ее муж, хотя само по себе это еще ничего не значит.

– Мне только что позвонила твоя жена. Насчет Марии. Странно, что ты сам не рассказал об этом! Ян по обыкновению пожал плечами:

– Мне и в голову не пришло, что ты не знал.

– Представь себе, не знал. Так тоже иногда случается. Этих женщин не всегда поймешь.

– А я их вообще никогда не понимаю, – простодушно заметил Ян.

Данеш хохотнул. Ну и оригинал этот Томан, даже не думает скрывать, что ни черта не смыслит в женщинах. Его жену можно пожалеть.

– Что касается Марии, то с ней, по-моему, все ясно, она как-никак актриса…

– Ага, ты тоже это заметил, – возрадовался Данеш. – Кстати, она всегда была такая, и поначалу мне это нравилось. Никогда и ни в чем нельзя было быть уверенным. Поверь, дружище, для женщины это довольно редкое свойство.

Томан промолчал.

– Так, значит, ты проводил ее на вокзал. Гелена, то есть твоя жена мне об этом сказала.

– Она сама меня попросила, когда уходила на работу. Я просто помог Марии донести вещи.

– Ну и что она говорила по дороге? Не жаловалась на меня? Обиделась, конечно, думает, я не сдержал слова. Но пока ничего не выходит, к несчастью, ей этого не понять. Она ведь из провинции, а там народ наивный.

– Нет, ничего не говорила.

– Знаешь, она меня малость выбила из колеи. Я тут из кожи вон лезу, стараюсь устроить все как лучше. Даже жилье подыскал. Кстати, за мной не пропадет!

– Меня это меньше всех касается, у нас дома хозяйка Гелена.

– Не хотелось все же тебя стеснять.

– Господи, да что ты говоришь, она могла жить у нас сколько угодно, воскликнул Ян горячее, чем ожидал. Данеш встал и открыл дверь в приемную:

– Лидушка, принесите кофе! Потом снова сел и продолжал:

– Твоя жена да и я тоже думаем, что она себе кого-то нашла. В Праге Марию словно подменили. А в этом доме отдыха ты ничего не заметил?

– Да ведь я был там совсем недолго, – сказал Ян, на всякий случай глядя куда-то в сторону окна.

– Если у женщины появился другой, она обязательно себя выдаст, поверь мне! Ладно, не это главное. Уехала, и слава богу. У меня и без нее забот хватает. В конце концов в моем положении лучше, чтобы руки были развязаны. А вообще, каждая женщина всегда считает, что ты замечаешь только ее. Но время идет, и до тебя вдруг доходит, что глупо не обращать внимания на других. Разве я не прав?

Он, видимо, и не ждал согласия Томана, к тому же секретарша принесла кофе. Сохраняя безучастное выражение, она украдкой покосилась на Яна. Раз беседа с кофе, значит, ничего страшного.

«Вот уж кретинский разговор, – подумал Ян. – Говорим о том, что касается нас двоих значительно больше, чем он себе представляет. Если бы Данеш только предположил, как обстоят дела в действительности, он просто убил бы меня». От этой мысли Ян даже как-то успокоился. Влюбленные сплошь и рядом рвутся умирать за любовь. Они настолько одухотворены силой жизни, что смерть кажется им легкой, словно пушинка.

Данеш сосредоточенно помешивал кофе. «Замужняя женщина, вот кому ничего не надо или, по крайней мере, не сразу. А пани Гелена – разумная замужняя женщина и знает, чего хочет. И не менее хорошо знает, что нужно мне. Такое взаимопонимание открывает широкие горизонты. Мы говорим с Яном о том, что касается нас двоих значительно больше, чем этот несчастный вообще может вообразить. Интересно, что бы он сделал, догадайся? Впрочем, я человек осмотрительный, да к тому же его одноклассник. Он никогда ничего не узнает. А вот в глазах Гелены есть нечто такое, чего мужчина моего склада не может не заметить!»

– Если я правильно понял, – медленно начал Томан, – то тебя не особенно беспокоит отъезд Марии.

– Совершенно верно. По-моему, это самое разумное решение.

Ян мысленно перевел дух. Но на всякий случай решил уточнить:

– А это в свою очередь может означать, что ты никогда ее не любил.

Данеш презрительно ухмыльнулся:

– Я редко влюбляюсь в женщин, которые мне нравятся. Если б я каждый раз влюблялся, то очень быстро сошел бы с ума.

Его так и подмывало добавить:

«Флирт с твоей женой, дружище, весьма заманчив, но о любви не может быть и речи. Я человек порядочный и знаю, как надо себя вести».

– А мне думается, любовь – это самое прекрасное чувство на свете, – не без пафоса выдохнул Ян.

– Романтик ты наш! Или, может, ты о своей жене говоришь?

– Хотелось бы, но за эти годы мы как-то отдалились друг от друга.

– Слушай, я у тебя вообще была когда-нибудь женщина? Ну, я имею в виду тайный роман?

– В жизни всякое случается, – допустил Томан, собрал свои бумаги и встал. В тоне собственного голоса ему послышался какой-то робкий призыв: скажи правду! Расскажи все! Сейчас самый подходящий момент. Ведь нельзя же вечно умалчивать о том, что произошло! Ему вдруг померещилась фреска на их доме: нежное движение двух тел, которые тянутся друг к другу, и чаша в их руках, символ беды. Свет и тень, кьяроскуро.

– Ты был очень внимателен к Марии, – признал Данеш, – ты и твоя жена. Надо бы как-нибудь заехать к вам, поблагодарить ее.

– Гелена будет очень рада, – сказал Ян уже в дверях и вышел.

«Данеш, в сущности, несчастный человек, – думал он, возвращаясь к своему рабочему месту. – Ведь он потерял такое сокровище. А может, просто никогда не понимал, какое счастье встретилось на его пути. Потому и не сумел удержать. Боже, если б он только знал, что потерял! И что нашел я! И как только мне удалось прикинуться безразличным! Не пройдет и двух часов, как я увижу ее – веселую, счастливую, красивую. И нам не надо говорить о любви, наша нежность скажет все».

Данеш продолжал сидеть в задумчивости, преисполненный чувства глубокого умиротворения, которое посещало его не очень часто. Почему-то вдруг пани Гелена стала ему намного ближе. Заеду к ней, я ведь обещал. Надо только узнать, когда в отделе у Томана оперативка. Обычно они там долго заседают. За это время можно многое успеть.

Он ощущал себя необыкновенно сильным: да, только сильным принадлежит мир. Это закон природы. Ему даже в голову не приходило пожалеть Томана. Сильные не знают жалости.

Зазвонил телефон. Он ответил по обыкновению сдержанно, но в трубке прозвучал голос замминистра. Данеш тут же сменил тон, его голос зазвенел от неожиданного счастья: еще бы, такая честь. Что и говорить, он был мастер подобных перевоплощений.

Да, Данеш был сильный человек и целенаправленно строил собственную карьеру.

Когда влюбленные Тристан и Изольда жили в чаще леса Моруа, их совсем не смущало, что приходилось есть полусырое, жаренное на костре мясо и пить воду из родника, хотя они больше привыкли к вину. Более всего они мучились от безысходности. Будущее было тревожным, и сегодня не давало ответа, что ждет их завтра.

Ибо знайте, что главный недруг любви – время.

Это медленное, вездесущее и безбрежное время, которое незаметно, но исподволь пропитывает все, что ему подвластно. Вода времени способна постепенно залить даже вулканические взрывы любовной страсти.

Возможно, еще и потому, что влюбленные измеряют бегущее время не часами, а своими встречами и расставаниями. В самых прекрасных стихах древности говорится о раннем пробуждении, когда снова восходит солнце, а влюбленным приходится расставаться, прежде чем покрывало ночи приподнимет свою завесу и раскроет их грех.

Но когда они вместе, единственное их желание – заставить время остановиться. Когда они порознь, вокруг расстилается пустыня, и, глядя на стрелки часов, они мысленно погоняют этих ленивцев, которые почти не шевелятся и вынуждают их мучиться от одиночества. Они мечтают заставить время лететь стрелой, чтобы дать им возможность снова быть вместе.

Единственное, что помогает влюбленным пережить разлуку, это думы о другом.

Ян видит лицо Марии везде, куда ни бросит взгляд. Дома – она повсюду, особенно в комнате маленькой Геленки, ведь там она жила, туда он пришел к ней ночью, потеряв последние остатки здравого смысла. Ян вспоминает об этом теперь, и его бьет озноб.

Впрочем, на работе она тоже постоянно с ним, даже в столбиках бессмысленных сводок, которые ему приходится регистрировать. Когда его коллега Шимачек говорит по телефону – неважно с кем, с женой или свояченицей, Ян мечтает, чтобы Мария тоже позвонила. Иногда она и впрямь звонит, если удается найти исправный автомат. Они никогда не разговаривают подолгу, не хочется, чтобы те, кто их слышит, слишком много поняли об их отношениях, но после такого разговора у них прибавляются силы для извечной борьбы влюбленных с окружающим враждебным миром.

Все это очень просто, очень красиво и очень жестоко.

Мария живет ожиданием встречи, и ее единственная забота – не опоздать на свидание. Здесь, в Праге у нее нет других дел. Обычно она приходит раньше Яна, ей нравится видеть его приближение; она с улыбкой наблюдает, как он идет, как ускоряет шаги, как светлеет лицом, заметив ее. Он кажется таким безоружным, что ей хочется защитить его.

Она влюблена и иногда думает: наверное, я сошла с ума, ведь уже не девочка, взрослая женщина, за плечами порядочный отрезок жизни. И чувство привязанности испытывала не раз. Порой даже бывала уверена: ну, наконец-то, вот оно, настоящее. Но это всегда быстро кончалось. То, что происходит со мной теперь, совсем иное. Это огонь, который греет даже на расстоянии, а если приблизишься – обжигает.

Иногда она сидит одна в неуютном гостиничном номере, не повеселевшем даже от букетика цветов в вазе, и не знает, как убить время. Одиночество вынуждает к раздумью, в котором пробиваются ростки здравых мыслей. Она ощущает безнадежность всего происходящего с ней и Яном.

Конечно, женщина всегда смотрит на жизнь более трезво, помогает опыт уходящих во тьму веков, ведь так повелось, что именно женщина всегда несла на своих плечах тяжкое бремя существования. Погаснет огонь в очаге, ну что ж, она его разведет. А муж вернется домой, сядет к горящему очагу и даже не удивится, что он разожжен.

В подобные минуты надвигалась на нее, неотвязно напоминая о себе, прошлая жизнь, от которой Мария бежала и которая казалась теперь такой далекой. Дом, закрытый уже столько недель. Почтовый ящик, полный газет и писем. А счетов! Шкафы, которые нужно открыть. Комнаты, которые необходимо срочно проветрить. И сад, заросший сорняками… И вот когда все это – и еще многое другое – так нуждается в моих руках, я беспомощно сижу тут, и все вокруг тускло и безрадостно. Да я просто рехнулась, забыв о своих обязанностях! Правда, она тут же отгоняет эти мысли и снова пытается убедить себя, что ее единственная обязанность – встретиться с Яном, но тысячи мелочей, окружавших ее в прошлой жизни, без устали напоминают о себе.

Она может убежать от самой себя, но не от мира, который ее окружает.

Мария пересчитывает оставшиеся деньги и видит, что они подозрительно быстро тают. Хватит на день, может, на два. А что потом?

Наверное, ей стоило бы расстроиться, что Яну не приходят в голову подобные мысли, можно было даже обидеться на него. Но плохо же вы знаете влюбленных! Он кажется ей необыкновенным как раз потому, что далек от всех этих забот: ведь Ян не думает ни о чем, лишь бы только увидеть меня. А разве не это самое главное?

Они так влюблены, что порой забывают о вожделении, им хочется просто бродить по улицам и касаться друг друга в ритме ходьбы, заходить в кафе и кино, встречаться со знакомыми, не скрывая своего счастья. Но приходится таиться, и это мучительно.

Мысль о том, что однажды ей все-таки придется расстаться с Яном и вернуться домой, ужасает Марию, хотя разумом она понимает, что другого выхода нет. И тогда в ней наконец созревает решение найти место в Праге, пусть даже ценой любых унижений. Конечно, это практически невозможно, но разве она имеет право не попробовать?

При первой же попытке, как и следовало ожидать, она терпит фиаско. На нее смотрят даже с некоторым любопытством, не часто случается, чтобы певица приходила предлагать свой голос. Но все отменно вежливы: принять ее без конкурса нет возможности, а в ближайшее время его не предвидится. Впрочем, есть ведь и другие театры.

И она снова принимается за поиски, это довольно унизительно, но ничего не поделаешь. Ей все больше кажется, что она имеет право остаться в Праге, и Мария злится на судьбу, которая столь жестоко отвергает ее.

Наконец она решает попытать счастья в народном университете искусств, именно на такое место она и может рассчитывать – есть и опыт, и практика. Вообще-то нам нужны педагоги, отвечают ей, но сейчас нет вакансий. Зайдите попозже.

На каком-то углу Мария замечает объявление: вновь организуемой джазовой группе требуется солистка. Не колеблясь ни минуты, она идет по указанному адресу. К ее ужасу, дверь открыл лохматый парень с гитарой в руках и вежливо осведомился о цели визита. Но, услышав, что она пришла по объявлению, был просто обескуражен. Вообще-то они ищут певицу, но не старше двадцати, у них очень молодой состав. Произносится все это совершенно простодушно, без тени предположения, что посетительница может обидеться. Тогда Мария спрашивает, не нужен ли им репетитор позаниматься с их солисткой. Парень соглашается, что это было бы просто здорово и, наверное, даже необходимо, поскольку, по правде говоря, рассчитывать они могут только на любителей, но у них нет денег. Когда-нибудь средства определенно появятся, они весьма серьезно относятся к искусству, но пока денег нет. Из квартиры доносится раздраженный женский голос, орущий, что никто не намерен убирать тут за ним груды нот. Парень делает виноватое лицо, Мария понимающе улыбается и уходит.

Встретившись с Яном, она ничего не рассказала о своих безуспешных поисках. Они обнялись и пошли по улицам словно сомнамбулы. В безрассудстве влюбленных есть что-то священное.

Однажды, когда Мария шла по улице одна, к ней с радостными восклицаниями кинулась какая-то женщина:

– Пани учительница, вы меня, наверное, не узнаете!

Конечно, Мария узнала ее, но куда деться! У пани Понагловой была девочка, с которой Мария второй год занималась музыкой.

_ Вот это случай! – радовалась мамаша. – А у нас, представляете, ходили слухи, будто вы вроде устроились получше, я одна говорила, что наша пани учительница никогда своих учеников не бросит! Сплетничают, сами знаете, городишко-то маленький. Еще болтали, будто тот пан, который у вас пару раз объявился, какой-то ужасно большой начальник… Знаете какие люди!

– Знаю, – подавленно согласилась Мария. – А я целый месяц проработала в доме отдыха, а теперь в Праге.

– Вот видите, значит, я была права. Мы тут на машине, приехали покупать холодильник, да, жизнь здесь совсем другая, я бы не удивилась, если бы вы перебрались в Прагу.

– А что мне тут делать? – сказала Мария тихо и грустно.

– Вот и я говорю! А муж взял и оставил машину на окраине, мол, в центр не доберешься, движение ужас какое. Мы вечером домой собираемся, хотите, вас захватим?

На какую-то секунду Мария заколебалась. Вот он, выход! Просто-напросто сбежать. И в первую очередь от этих мучительных размышлений, что будет завтра и послезавтра. Администратор в гостинице снова спрашивал, сколько она еще намерена прожить.

Потом, опомнившись, покачала головой:

– Нет, не могу!

– Ну, ничего, ничего, главное, возвращайтесь! В саду у вас уже фрукты созревают, урожай в этом году будь здоров, забот хватает. Да, мы тут недавно встретили в кино пана бухгалтера, ну и спросили, значит, что с вами, а он ответил, что не знает. Наверное, не хотел вас выдавать, но при этом был какой-то грустный. Можно я расскажу ему, что видела вас?

Мария только кивнула, бесполезно было разрешать что-то этой женщине или запрещать, все равно она будет говорить что захочет.

Прощаясь, Мария выдавила из себя улыбку, потом быстро перешла улицу и села в первый попавшийся автобус, скорее бы убежать от этой словоохотливой дамочки и своих собственных мыслей.

Нечего на нее злиться, она просто напомнила мне о том, что я и сама прекрасно знаю. И снова ей представился закрытый дом, а за ним заброшенный сад. Правда, самое время вернуться. Хотя бы для того, чтобы приготовиться к приезду Яна! Не исключено, конечно, что явится пан бухгалтер и будет разыгрывать оскорбленную добродетель. Но ведь он тоже часть моей прошлой жизни, от которой я убежала, потому что мне показалось, будто меня зовет мир.

Это была ошибка, не мир звал меня, а Данеш, и голос этот был фальшивый, хорошо еще, что я вовремя поняла. Мир никогда не зовет человека. Случается, правда, что зазвучит вдруг совсем тоненький голосок любви, едва слышный и все же настолько сильный, что человек идет за ним, словно лунатик.

– Знаешь, мне надо ехать домой, – сказала она Яну, когда тот вошел в комнату.

– Что-то случилось? – испугался он.

– Да нет, ничего. Просто у меня ведь дом, куча дел. Рано или поздно надо возвращаться.

– Но мы же не можем врозь! – удивился он. Тронутая тоном его голоса, она поцеловала Яна в губы.

– Я поеду и снова вернусь. Или ты приедешь ко мне!

– Ладно. Но не сегодня. Завтра. Или лучше послезавтра. Нужно свыкнуться с мыслью, что мы не скоро увидимся. Она примирительно улыбнулась:

– Конечно, ты прав. Ну, давай привыкать.

Впереди было целых два часа, и они принадлежали только им. Близость разлуки словно наполнила их объятья обреченным неистовством.